Дело Бейлиса: сто лет спустя. Глава из книги «Убийство Ющинского и Дело Бейлиса»

В Санкт-Петербургском издательстве «Алетейя» вышла книга С. Резника «Убийство Ющинского и дело Бейлиса». Она посвящена столетию знаменитого процесса. Вниманию читателей предлагается одна из глав книги.

 

Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона.

Председатель Совета Народных

Комиссаров Ульянов (Ленин)

Управляющий делами Совнаркома

Вл. Бонч-Бруевич

Секретарь Совета Н. Горбунов[1]

 

Ритуальные игрища.

1.

 

Статью под названием «Сам себе веревку намыливает…», опубликованную в 4-м номере журнала «Наш современник» за 2007 год, Станислав Куняев начинает почти что академически – с обзора литературы вопроса. Он сообщает:

«В августовском и сентябрьском номерах нашего журнала за 2005 г. была опубликована сокращенная стенограмма “Дела Бейлиса”, переданного в журнал бывшим сотрудником радиостанции “Свобода” И.О. фон Глазенапом, который переписал страницы стенограммы из киевской газеты, попавшей во время Отечественной войны из киевских архивов в фашистскую Германию»(курсив мой. – С.Р.).

Примерно с таким же чувством законной гордости Куняев представлял читателям этот материал двумя годами раньше, когда получил драгоценную рукопись из славного города Мюнхена. Ни до, ни после публикации никто ему не объяснил, что он стал жертвой розыгрыша в духе барона Мюнхгаузена. Ибо фон-барону Глазенапу не было никакой надобности разыскивать в германских архивах русские газеты дореволюционных времен, вывезенные в годы войны из оккупированного Киева. А месяцами переписывать из них гигантскую стенограмму дела Бейлиса мог разве что мазохист, упражняющийся в чистописании. Дело в том, что по ходу «процесса века» его стенограмма действительно публиковалась в газете «Киевская мысль», но сразу же после окончания процесса она была издана в книжном формате, в трех томах.^[2] Они разошлись по свету в довольно большом числе экземпляров, это вполне доступное издание. В ближайшем киоске его не купить, но в крупных библиотеках Москвы, Киева, Мюнхена, Вашингтона и т.д. трехтомник имеется и выдается всем желающим. Более того, в 2004 году, то есть за год до сизифова подвига фон-барона Мюнхгаузенапа все три тома появились в интернете,^[3] с тех пор каждый может бесплатно скачать их в свой компьютер.

Сообщая всему свету о том, каким истязаниям подверг себя его мюнхенский корреспондент, Куняев только выставил себя на посмешище, обнаружив, что совершенно не ориентируется в исторических материалах, которые берется цитировать и обсуждать.

К процессу Бейлиса столетней давности Куняев обратился с четкой и вполне актуальной установкой: «защитить» Александра Солженицына от «еврейского журналиста с ритуальной фамилией Резник». Но поскольку, по собственным словам Солженицына, у него не нашлось времени «вникнуть подробно во все извивы следствия, общественной кампании и суда [над Бейлисом]»,[4] а «журналист с ритуальной фамилией» время на это нашел, то Куняев отважно ринулся защищать незащитимое. И прибегнул к обычному в таких случаях средству: нападение – лучший вид обороны. Цель свою он объяснил довольно игриво: «Итак, как сказали бы в советское время, “по просьбе трудящихся евреев” Марка Дейча, Семёна Резника, а также грузина Валерия Каджая, уличивших Солженицына и Назарова в том, что последние плохо знакомы (или даже вообще не читали) с «Делом Бейлиса», мы публикуем основные главы из стенографической записи знаменитого процесса 1913 года».[5] 

Однако из публикации выясняется, что осадить Дейча и Резника, как и «защитить» от них Солженицына, – это для Куняева программа-минимум. Дальний его прицел – возродить кровавый навет на «трудящихся евреев», подвергнув ревизии процесс Бейлиса. Я писал по поводу этих ритуальных игрищ: «Из трехтомной стенограммы процесса Бейлиса (Киев, 1913) он [Куняев] выудил обвинения евреев и иудейской религии в ритуальных убийствах. На процессе эти обвинения были изобличены как злобные бредни, что отражено в той же стенограмме, но не в куняевских извлечениях».[6]

Прошу прощения за самоцитирование, но этим все и исчерпано. Не было бы нужды возвращаться, но в новой статье Куняев «возражает» мне торжественным заклинанием:

«Я отвечаю за свои слова, поскольку опираюсь не на вымыслы “черносотенных” публицистов той эпохи, а на солидные исследования историков, в том числе и еврейских, и сам никогда не утверждал того, что мне приписывает Марк Дейч».[7] 

Не очень понятно, зато сколько пафоса! Выбраться из словесного омута, в который Куняев сам себя угодил, он не может, а тонуть, понятно, не хочет, вот и дергается в разные стороны. Он что-то пытается прокричать нехорошему Резнику, а получается бульканье в адрес Марка Дейча. Он отвечает за свои слова, которые никогда не утверждал; имеет мнение, которое не разделяет. Только и остается уповать на солидные исследования еврейских историков.

А что? Может быть, за них и вправду можно ухватиться как за подручное плавучее средство? Куняев хватается за книгу А.С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса». «Впервые она была опубликована в Советском Союзе с предисловием А.В. Луначарского в 1934 году, – делится он своими библиографическими изысканиями и многозначительно добавляет, – как раз во время процесса над “Русской национальной партией”».

Этот тонкий намек на толстые обстоятельства надобно разъяснить. «Дело российской национальной партии» (иначе «Дело славистов») – одно из многих творений ГПУ в угоду товарищу Сталину и его теории усиления классовой борьбы. Куняев трактует это дело как расправу еврейства над славянством, к чему и приурочивает издание книги А.С. Тагера, улавливая между ними какую-то сакральную связь. Курьез в том, что книга вышла годом раньше – к 20-летию процесса Бейлиса.[8] Бывший нарком Луначарский (такой же еврей, как Куняев – папуас), умер в том же 1933-м, так что, если верить куняевской датировке, написать предисловие к книге он не мог.

Но годом раньше или позже – кто считает! Что-то же он откопал в этой книге во спасение себя и Солженицына. Он сообщает:

«Вот как А.С. Тагер, описывает момент вынесения приговора М. Бейлису:

“…Наконец в оцепленном войсками зале суда появились присяжные заседатели. Вердикт присяжных включал ответы на два вопроса. Первый вопрос: доказано ли, что 12 марта 1911 г. Андрея Ющинского заманили в одно из помещений кирпичного завода, где ему были нанесены раны, сопровождавшиеся мучением и полным обескровлением? Старшина присяжных объявляет: “Да, доказано”. Первая партия за черной сотней. Ритуальный характер убийства признан судом. <… > доказана ли вина Менделя Бейлиса? <… > “Нет, не доказана”» (жирный шрифт Куняева – С.Р.).

Так как номер страницы в книге А.С. Тагера, откуда взята эта цитата, Куняевым не указан, то мне пришлось заново перепахать всю книгу от начала до конца и от конца к началу. Все без успеха. Отчаявшись, я обратился к интернету: книги Тагера в нем нет, но вдруг на каком-то вэб-сайте цитируется как раз это место… Оказалось – да, цитируется! Во всеукраинском еженедельнике «Персонал», в статье об убиенном вiд жидив Андрійке Ющинськом.[9] Автор, Ярослав Орос, шпарит на украiньской мове как заправский самостийник, но ключевая цитата дана по-русски. Та самая. Только взята она… не из работы А.С. Тагера, а из сочинения некоего Эдуарда Ходоса с мудревато-кудреватым названием: «Выбор – 2006: между Спасителем и Антихристом, или Оранжевая цель сквозь еврейский прицел» (Харьков, 2005).

Да, не соскучишься с этими ребятами! Хотели как лучше, но опять не смогли сговориться.

 

2.

 

«Многие газеты той эпохи, – продолжает Куняев свои библиографические изыскания, – обнародовали результаты голосования [присяжных заседателей]. Вот один из примеров: «Сами присяжные, не согласные с оправданием, не скрывали затем перед матерью Андрюши и её представителями, что их голоса разделились поровну: “шесть голосов были за признание вины, шесть стояло за оправдание” (“Заметки по поводу процесса об убийстве Андрюши Ющинского”, “Мирный труд”, Харьков, 1913, № 1)» (курсив Куняева – С.Р.).

Прочитал я эти вещие слова и еще больше восхитился отваге Куняева. Вот что значит жертвовать собой ради идеи! На такой подвиг ни один террорист-самоубийца не пойдет. Террорист жертвует жизнью ради всемогущего Аллаха, веря, что его ждет награда в райских кущах. А что ждет Куняева, если он Бога не боится и сам Антихрист ему побратим! Ведь газеты «Мирный труд» не существовало. Под таким названием в Харькове выходил журнал – толстенный, втрое толще «Нашего современника», а форматом поменьше: кто держал его в руках, с газетой не спутает. Да и как в первом номере за 1913 год (январском) могло что-то появиться о приговоре суда, который был вынесен в октябре того незабываемого года!

Не рылся Куняев в старых комплектах газеты или журнала «Мирный труд», а неумело попользовался изысканиями кого-то из своих побратимов по красно-коричневому цеху, «забыв» на оного сослаться. Но заметать следы набегов на огороды сотоварищей по зондеркоманде он не умеет и выдает себя с головой: «Современный харьковский исследователь иудаизма, хасидизма и секты “Хабад” Эдуард Ходос, – сообщает Куняев, – в книге “Между Спасителем и Антихристом” (Харьков, 2005) так комментирует это оправдание Менделя Бейлиса:“При вынесении вердикта голоса двенадцати присяжных заседателей разделились поровну: шестеро признавали вину Бейлиса, шестеро её отрицали. В соответствии же с законодательством того времени при равном разделении голосов присяжных решение принималось в пользу обвиняемого”» (курсив Куняева – С.Р.).

Вот где он пасется! В огороде Ходоса. Часть урожая с его грядок он подарил А.С. Тагеру, «мирно-трудовую» часть «прихватизировал», а кое-что оставил самому Ходосу, чтобы не сильно обижался. В национал-социалистическом колхозе это дело обычное: «если от многого взяли немножко, то это не кража, а просто дележка».

Но каково качество краденого, стоило ли так напрягаться?

Присяжными на процессе Бейлиса были люди темные, необразованные, пятеро из них были членами черносотенных организаций. Их с таким мошенническим расчетом и подбирали – чтобы они не могли разобраться в сложных материях, которые обсуждались в суде, но засудить жида не считали грехом. В дни процесса это установил В.Г. Короленко[10] (и за «клевету» на лучезарную действительность его тягали по судам до самой Февральской революции). Но при всем невежестве и предрассудках присяжных они были честными богобоязненными людьми. Они дали присягу не разглашать того, что обсуждали за закрытыми дверьми. Никаких данных о том, что кто-то из них нарушил присягу, не имеется, и потому было ли их решение единогласным или нет, неизвестно.

А что касается журнала «Мирный труд», то это был рупор черной сотни, от которой Куняев, отвечая за свои слова, открестился. Ведущим автором журнала был Алексей Семенович Шмаков, он же «гражданский истец» на процессе Бейлиса. Формально он представлял интересы матери Андрюши Ющинского и обязан был добиваться изобличения убийц, причем, в том, что Андрюшу убили бандиты в квартире Веры Чеберяк, он не сомневался, – это доказано его дневниковыми записями: их нашел и проанализировал А.С. Тагер.[11] Так что в дневнике, для себя, Шмаков писал о виновности Веры Чеберяк, а в суде, для города и мира, доказывал непричастность ее воровской шайки, чтобы заставить присяжных поверить в людоедство евреев. Провалившись на процессе, он стремился опорочить уже не столько Бейлиса, сколько присяжных заседателей, которые оправдали подсудимого; вот и пустил по свету дезу, будто они разболтали про то, как разложились их голоса. Такова цена тому, что сто лет спустя озвучивают три мушкитера: Ходос, Орос и Куняев-Арамис.

Не больше стоит и деза о баснословных гонорарах защитников Бейлиса. Согласно Куняеву, «”Грузенбергу 30 000 руб., а Карабчевскому 25 000 руб. и по 100 000 руб. каждому в случае полного оправдания евреев в кровавом навете“ (из письма чиновника особых поручений Любимова директору Департамента полиции Белецкому. ГАОР. Ф. 1407.Оп. 1. Д. 1059. П.19)» (жирный курсив Куняева – С.Р.).

Он снова стреляет из краденого обреза, оказавшегося кривым. П.Н. Любимов – один из двух агентов Департамента полиции (второй В.А. Дьяченко), которые были командированы на суд Бейлиса, чтобы писать подробные донесения Белецкому о каждом прошедшем дне. Гонорары защитников в судебных заседаниях не обсуждались, так что знать об этом посланец Белецкого ничего не мог.

На самом деле пятеро защитников Бейлиса (бригаду возглавлял член Государственной Думы, правый кадет В.А. Маклаков) от гонораров отказались. Такова была традиция русской адвокатуры, отряжавшей лучшие силы для участия в процессах большого общественного значения, и всегда бесплатно. Кстати, эксперты, приглашенные защитой, вознаграждения за свои труды тоже не получали. Суд только возместил им расходы на проезд и пребывание в Киеве. Иное дело – эксперты, приглашенные обвинением. Найти таковых было очень трудно, потому что даже люди, лишенные совести, но пользующиеся какой-то профессиональной репутацией, не склонны обнажать свою срамоту перед всем миром. Позор таких «экспертов» приходилось оплачивать из секретных сумм Департамента полиции, что, конечно, держалось в строжайшей тайне.

Профессор Косоротов, в котором власти были не вполне уверены, получил 4000 сребреников в два приема – две тысячи до и две после процесса. Выдал ему эти деньги лично начальник департамента полиции Белецкий по указанию министра юстиции Щегловитова, а «режиссуру» осуществлял гражданский истец Замысловский. Деньги были по тем временам серьезные, за них требовалось отчитаться. Расписки получателя и сопутствующую переписку обнаружил в архиве А.С. Тагер.[12] 

Профессор психиатрии Сикорский считался более надежным, так как еще до суда «обосновывал» миф о ритуальных убийствах в печати, чем заслужил презрение всей ученой корпорации. Терять ему было нечего. Однако незадолго до выступления в суде он сообщил, что участвовать не может по болезни. Взятка в 4500 рублей его «вылечила».

Хуже обошлись с ксендзом Пранайтисом, чья религиозная экспертиза полностью провалилась. Ему кинули 500 рубликов. Потом, правда, он выклянчил хлебную должность в Петербурге, намекая на то, что дело Бейлиса не последнее и его услуги еще понадобятся.

А самый большой куш получил гражданский истец, член Государственной Думы Г.Г. Замысловский. Сразу же после процесса ему выдали из секретных фондов 2 500 рублей, а позднее, на «написание книги» о деле Бейлиса поистине баснословную сумму: 75 000 рублей.[13] Отрабатывать взятку он не торопился. Его творение вышло только в январе 1917 года, то есть в разгар страшной войны и в канун революции, когда оно уже не было нужно даже самой черной сотне.

Зато теперь ее можно вынуть из помойки и подать к столу как изысканный деликатес. Ярослав Орос сообщает: «Многие считали, что евреи организовали революцию, потому что были испуганы тем, что информация, помещенная в книге [Замысловского], может получить широкое распространение». И дальше – тоже на полном серьезе: «После большевистской революции специально созданный суд признал жидов невиновными. Немного позже Ленин спросил раввинов, удовлетворяет ли их этот приговор».[14]

Куняев старается не отставать от своего самостийного коллеги, но в «широте мышления» явно ему уступает. Он слишком зациклен на моей «ритуальной фамилии»: «Спустя 100 лет после процесса современный историк Эдуард Ходос (хорошо хоть не Тагер с предисловием Луначарского! – С.Р.) утверждает, что “не найден” убийца. А Семён Резник с пеной у рта пытается доказать, что “на процессе Бейлиса тайное стало явным. Все убийцы были названы”. Но этого в судебном приговоре не было, и происходит это всё – обнародование имён якобы убийц Ющинского с русскими и украинскими фамилиями – лишь в воспалённом воображении Резника» (курсив С. Куняева. – С.Р.).

Это опять из репертуара фон-барона Мюнхгаузена. Куняев знает, что убийцы не могли быть названы в приговоре суда, ибо судили не их, а невинного человека. А вот в ходе суда преступление было раскрыто во всех подробностях, да так, что Петр Сингаевский, на очной ставке с участником частного расследования Сергеем Махалиным, готов был признаться в убийстве, но вклинился с воплями гражданский истец Замысловский и заткнул ему рот!

В ходе суда было установлено, что воровская шайка заподозрила «байстрюка» Ющинского в доносительстве, потому и убила – таков был мотив преступления. Что местом преступления была квартира Веры Чеберяк. И что убили мальчика трое членов чеберяковской шайки: Петр Сингаевский («Плис», ее брат), Иван Латышев («Ванька Рыжий») и «министерская голова» Борис Рудзинский, который исколол труп шилом, «чтобы под евреев». Все это наличествует не в моем воспаленном воображении, а во всех серьезных трудах о деле Бейлиса и, прежде всего, в стенограмме процесса, на которую якобы опирается Куняев. Последующими исследованиями доказано, что такую же картину преступления установила и сама охранка (подполковник Павел Иванов). Чтобы обвинить невинного Бейлиса и еврейский народ, был образован уникальный альянс между государственной властью, черной сотней и воровской шайкой.

Сто лет спустя, Куняев и его побратимы берут под защиту бандитов, следуя примеру своих предшественников: прокурора Виппера, черносотенных «истцов» Шмакова и Замысловского, судьи Болдырева и всей «вертикали власти», вплоть до государя императора.

«Резник хочет сказать, – не унимается Куняев, – что присяжные оправдали Бейлиса, но при этом утаивает гораздо более важное обстоятельство: умерщвление отрока Ющинского на еврейском заводе с синагогой было признано “изуверским, с подробно перечисленными признаками ритуального”» (жирный шрифт Куняева. – С.Р.).

Но то, что Куняев закавычил и выделил жирным шрифтом, в приговоре присяжных было не признано, а отвергнуто.

Хотя я достаточно подробно написал о приговоре присяжных в документальной повести «Убийство Ющинского и дело Бейлиса», выделю здесь основные моменты.

Когда судья Ф.А. Болдырев зачитал вопрос, который он намеривался предложить присяжным заседателям о виновности или невиновности Бейлиса в убийстве Ющинского (вопрос включал в себя предполагаемые мотивы и место преступления), то гражданский истец Г.Г. Замысловский потребовал разделить его на два: один о факте преступления, а другой – о виновности подсудимого.

В ходе процесса судья подсуживал обвинительной власти, но при слишком грубых нарушениях процессуальных формальностей все-таки одергивал прокурора и гражданских истцов, создавая видимость объективности, ведь за ходом процесса следил весь мир! Но, в последний день процесса, понимая, что дело обвинения прогорает, он пошел на явное непотребство, чтобы помочь черной сотне спасти хоть какие-то крохи из ее боевого арсенала. Он согласился переформулировать вопросы, причем, сделал это с вопиющим нарушением юридических норм, вопреки здравому смыслу и всему, что было выявлено в ходе суда. В вопрос о факте преступления (ответ на него мог быть только «да»: Андрюша был убит, в этом никто не сомневался) судья встроил указание на место преступления (кирпичный завод Зайцева, хотя в ходе суда были представлены неопровержимые доказательства, что убийство произошло в квартире Чеберяк). Защита сразу же заявила протест, но судья Болдырев его отклонил, чем еще больше унизил достоинство суда, но зато принудил присяжных признанием факта убийства автоматически признать и то, что оно произошло на кирпичном заводе.

Однако решающим был второй вопрос – о виновности Бейлиса. В него Болдырев встроил – опять же по требованию обвинения и вопреки протесту защиты – нужный обвинителям мотив преступления: «из побуждений религиозного изуверства». Ответ присяжных гласил: «Нет, не виновен». Так что суд, даже формально, признал прямо противоположное тому, что утверждает Куняев: что побуждений религиозного изуверства при убийстве Ющинского не было.

Ритуалисты и нацификаторы пытаются ревизовать дело Бейлиса и кровавый навет вообще, идя по стопам «ревизионистов» холокоста. Цивилизованный мир давно признал, что холокост (уничтожение нацистами шести миллионов евреев) – это одно из самых чудовищных преступлений против человечности в мировой истории, но «ревизионисты» с этим «не согласны», они «сомневаются». Они хотят переписать историю нацистских оргий, вытравить память о злодеяниях, чтобы сделать возможным их повторение. Такова же цель «ревизионистов» кровавого навета – самого гротескного из антисемитских мифов, которые привели к холокосту.

 

 

Удивительный психологический парадокс представляют собой российские нацификаторы: проводят свою линию несгибаемо, а когда им на это указывают, сильно обижаются. Один из примеров – интерпретация Куняевым «Дела славистов», к которому он приурочил публикацию книги А.С. Тагера. Если заглянуть в историческое исследование, на которое опирается сам Куняев,^[15] то можно узнать, что по этому делу привлекались отнюдь не только лица с русскими и украинскими фамилиями, как он уверяет: несколько фамилий либо немецких, либо еврейских, либо прибалтийских. А красной нитью через все дело проходит имя Романа Якобсона, всемирно известного филолога. Он не попался в когти ОГПУ только потому, что жил в эмиграции. Что же касается следователей, выколачивавших из арестованных оговоры и самооговоры, то еврейские имена среди них отнюдь не доминируют. Обращает на себя внимание «частное определение», вынесенное военным трибуналом при пересмотре дела и реабилитации осужденных. Трибунал предложил привлечь к ответственности тех, кто фабриковал это дело (редчайший случай!). Названы имена трех следователей ГПУ, видимо, наиболее свирепых: Бузников, Лупандин и Федоров.^[16]Так что Куняев переврал материалы дела славистов так же, как и материалы дела Бейлиса. И тут и там цель одна – возродить кровавый навет на евреев.

 

 

Партия – их рулевой

 

О том, что «ревизионизм» кровавого навета грядет, я понял в начале 1970-х годов – не потому, что был прозорливее других, а потому что мне «повезло»: пришлось близко соприкоснуться с побратимами Куняева, которые тогда только еще нащупывали свою стратегию возрождения в стране сталинизма-гитлеризма. Я погрузился в историю кровавого навета и немало написал на эту тему – в порядке, так сказать, раннего предупреждения. Но мне перекрыли кислород, ни одна строчка в печать не пробилась.

С опозданием на много лет, но мои книги – написанные в ту пору и поздние – опубликованы. Куняева очень обижает моя «книжица» (сам-то он пишет книжища!) «Красное и коричневое» (Вашингтон, 1991).^[17]Она повествует о процессе перерождения Красной идеологии в Коричневую с конца 1960-х годов до самого падения большевистской власти. А открывается книжица рассказом о деле Бейлиса, чтобы показать истоки той паранойи, в которой вываривались герои повествования. Куняев и к этому пытается придраться – с прежним успехом:

«Итак, дело Бейлиса Семен Резник сам сравнивает с делами 30-х годов, когда была расстреляна, к примеру, вся верхушка ГУЛАГа, которой не повезло, как Бейлису, быть оправданной и которая подверглась в 1990 году “кровавому навету”. Значит одно обнародование фамилий евреев-чекистов надо считать таким же “кровавым наветом”, как обвинение Бейлиса?»

И не надоедают же ему эти ритуальные игрища! Изображать репрессии ЧК-ГПУ-НКВД как расправу евреев над русскими и оправдывать Сталина, который развязал террор якобы для того, чтобы избавить аппарат от евреев, значит создавать кровавый навет по образцу дела Бейлиса, только гораздо большего масштаба.

Как я писал в той книжице, так могу повторить и сейчас. В первой стране социализма, под руководством партии Ленина-Сталина, постоянно уничтожались огромные массы людей. Чтобы мясорубка работала, требовались миллионы исполнителей разных уровней. Система была преступной; те, кто стоял во главе ее, были преступниками; те, кто выполнял преступные указания, были преступниками. Я не вижу различия между палачами с русскими, украинскими, еврейскими, латышскими, грузинскими, казахскими или какими-то еще фамилиями. Никто из них мне не друг, не товарищ, не брат. Я испытываю к ним непреодолимое отвращение – как и к тем, кто устроил судилище над Бейлисом.

Это Куняев солидаризируется со сталинскими палачами, а с некоторых пор и с царскими, что тоже стало модно. Все они – его побратимы по классу, братья по партии. Я не состоял в их партии, он в ней состоял. Да не рядовым членом, которые мало отличались от беспартийных. Он лез в руководство, пролез в номенклатурные функционеры. Когда он воспевал большевистское «добро с кулаками», я писал книгу о великом ученом Н.И. Вавилове, которого в сталинском застенке мордовали и замордовали до смерти этими большевистскими кулачищами. Когда Куняев грозил большевистским кулаком «евреям в Пентагоне», я писал исторические романы о Велижском деле (предшественнике дела Бейлиса) и о Кишиневском погроме.^[18] Он бросал грязью в тех, кто, не желая соучаствовать в преступлениях режима, покидал страну. Он строчил доносы на коллег-писателей, осмелившихся опубликовать за рубежом неподцензурный сборник «Метрополь», так как пытались говорить собственным голосом, отказываясь быть только «подручными партии». Он даже на классика мировой литературы, умершего за сто лет до его рождения, настрочил донос в ЦК, как это ни гротескно звучит. И более того, он имел наглость через 20 лет опубликовать этот – вот уж действительно идиотский – донос, чтобы не пропадало добро!^[19]Не знаю, как на счет геенны огненной, но со стыда он точно не сгорит.

В 1990 году Куняев, в числе 74-х побратимов, пытался спасти преступный коммунистический режим от развала. А когда империя зла рухнула, и в российском обществе заговорили о необходимости суда над компартией, чтобы ужасы тоталитаризма не могли повториться, он был среди тех, кто горой встал за «ум, честь и совесть советской эпохи». Не допустив суда над сталинскими палачами, он льет крокодиловы слезы над их жертвами. Из книги Куняева «Мои печальные победы» можно узнать, что в компартии он состоит до сих пор. По крайней мере, последователен: это его партия, его рулевой. Ни одного критического слова в адрес ее нынешних вождей вроде Зюганова или Макашова из-под его пера, кажется, не вышло. Единственное, что его возмущает в большевиках – это декрет совнаркома 1918 года об антисемитизме. Тот самый, который подписан ритуальными фамилиями В.И. Ульянова (Ленина), В.Д. Бонч-Бруевича и Н.П. Горбунова и завершается фразой, вписанной самим вождем: «Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона».

Вероятно, из-за этого декрета через полтора месяца после его подписания «сионистка Фанни Каплан стреляла в сердце революции», как выражались побратимы Куняева.

Хотя Каплан в сердце не попала, она, вне всякого закона, была расстреляна комендантом Кремля Павлом Мальковым и сожжена им в бочке, в чем ему помогал первый поэт революции Демьян Бедный (Придворов). А вот к погромщикам ленинский декрет на практике почти не применялся. Даже в самую лихую годину, когда «товарищ Маузер» палил без разбора во всякую «контру», на «погромщиков и ведущих погромную агитацию» боеприпасов не находилось. За годы гражданской войны в погромах было убито до 200 тысяч евреев, еще больше было покалечено, разорено, ограблено, оставлено без крова и корки хлеба. А погромщиков, поставленных к стенке, были считанные единицы. Я об этом писал в 2005 г.,^[20]основываясь на данных, имевшихся на тот период.

С тех пор эти знания существенно пополнились, главным образом, благодаря большому коллективному труду, изданному Институтом славяноведения РАН: «Книга погромов. 1918-1922».^[21]В нем опубликовано более 360 редчайших документов, разысканных специалистами. Я в них не обнаружил указаний на бессудные расправы над погромщиками. Суды над ними тоже были большой редкостью. Есть, к примеру, документ о приговоре к расстрелу двух участников погрома в местечке Словечно, где было зверски убито 72 человека и ранено около ста.^[22]Ясно, что в погроме такого масштаба участвовали сотни людей. Однако чекисты, умевшие раздувать крупные групповые дела из выеденного яйца, свели все к двум обвиняемым, вероятно, не верховодам. Что касается тех, кто «вел погромную агитацию», то их в основном «перевоспитывали» как несознательный элемент. Правда, некоего Н.И. Николайчука, который в московском трамвае «обвинял во всем евреев и призывал “вырезать жидов”», все-таки судили. Суровый ревтрибунал приговорил его… к трем месяцам тюрьмы и еще шести месяцам условно.^[23]Даже такой всемирно известный погромщик, как прокурор на процессе Бейлиса Ю.О. Виппер, опознанный в 1919 году, не был поставлен «вне закона», а предан суду ревтрибунала. Государственный обвинитель с ритуальной фамилией Крыленко требовал расстрела, но трибунал постановил заключить его в концлагерь на срок… до полного торжества коммунизма. (До полного торжества старик не дожил, а то порадовался бы вместе с Куняевым).

Ряд документов, опубликованных в книге, свидетельствуют о том, что вокруг погромов советская власть создавала много пропагандистского шума, но выявлять и судить погромщиков опасалась, дабы не получили широкой огласки погромы Первой конной армии и других красноармейских формирований.

Документы говорят также о том, что погромам кое-где противостояла еврейская самооборона, но большевики препятствовали ее созданию, так как не хотели терпеть вооруженные группы вне своего контроля. Даже комитеты для распределения помощи пострадавшим создавались с большой опаской. Специальным постановлением Политбюро разрешались такие комитеты только «при условии обеспечения в них большинства за коммунистами».^[24]

Таковы последствия декрета, ставившего погромщиков вне закона, который так возмущает нацификаторов в законе.

Напомню название статьи Куняева: «Сам себе веревку намыливает». Оно адресовано мне. Такова его заветная мечта, сладкая греза. Но это только программа-минимум. Конечная цель намного амбициознее: довершить недовершенное геноссе Гитлером и герром Сталиным, то есть покончить с евреями, либералами, демократами и всеми, кто шагает не в ногу с зондеркомандой его побратимов.