* * *
С. Рябчуку
На сцену упала кулиса
в луче пропылилась она
приказ настигает Улисса и курит щавель чайхана
съезжаются гости фуршета стесненные длинным столом
мы пели однажды про это про твой юбилей напролом
в отшибленном семьдесят пятом
слайд-шоу меняют коней
порядок бывает разъятым обратным с крестей и с бубей
размазанный по асимптотам блатною цистерной в Афган
шесть соток родня «шестисотым» потрем же обман об обман
Улыбок базар с монитора глаголет очнитесь деды
я вру про себя словно город хлебнувший мешок DVD
прицелен рассказчик физтеха затянутый в щукинский класс
живот мой непрочное эхо смертям хоть одна б задалась
зато сплошняком усыпляла стреляла навскидку звала
сорвав тормоза сериала сирень и сукно со стола
и нет окружений властнее для воблы на телеверху
Медея и все ее змеи бикфордом плетут who is who
Бесчувственной пяткой надкусан паркет или так ламинат
пинг-понг антрекота с арбузом бойца не заметил отряд
отлетную в дырочках шляпу Ла Скала дыхалкой отжег
ты все юбилеи отплакал кромсая то лук то восток
а надо ведь надо же старче лицом к утомленной стене
восстать травянее и жарче жары безветрильной вовне
в луче мы про это бренчали крошили училищный мел
но песням не кланялся щавель откуда он здесь уцелел
«…и что нельзя беречься».
Д. Самойлов
ЧУТЬ ПО-ДРУГОМУ
Давай давай помедлим
подобные рисковым
не то чтобы кометам
а ноготкам левкоям
шуметь и расставаться
особенно второе
у стойки регистраций
над Истрой над рекою
отпущенные дети
детей понарожали
руль облаками вертит
без видимой педали
заглушена машина
май сразу вновь за маем
погода беспричинна
растратим все что знаем
особенно сенсорных
тик-таков стрелки нервы
у лопухов подсолнух
ориентир неверный
к земле до посиненья
прижаться нет подушек
традиция семейна
перебивать но слушать
давай ведь всё настало
сквозь никогда возможней
не то чтобы сначала
а вот же вот же
ИЗ ТРИПТИХА ПАРЩИКОВУ
III.
Слова сомнутся скоро им хана
пока идем пока идти дана
дугой дорога трасса подвесная
вершину клятвы Герцен-Огарев
закрыл трамплин
ампирных потолков
лепнину веселя и осредняя
Она засыплет поле Лужников
трамвайчики бухтят голы удвоив
вынь пестик георгина из левкоев
в нас бьется лепестковый рыхлый кров
зародыш бомбы как он жить готов
но грузится во благо летних сбоев
Пух перепрел курсором зной завис
болотный дух не знает сослаганий
а надо б надо б флэшечку на бис
викторией с разжатыми ногами
рогаток пугал как стрела поманит
раскованней выныривая из
Дом где полюбим скрыт за той дугой
и кодовый замок во мне затикал
на страже встал кузнечик заводной
дзы-дзы язык один сплошной артикль
с разлив-травой пожара под балкон
маши маши да не отсохнет он
А клятва клятв дающая дрозда
давала даст другому континенту
ей реки гнуть текущие сюда
удваивая грудь — удар — и нету
но есть есть из туннеля свет строки
отточенной как Боже помоги
* * *
портрету из фильма К.Шахназарова «Сны»
Кукует к вечности готовясь
лес от обочины раздет
в нем на коряге гладиолус
чуть сфокусируешь — кларнет
ну а наощупь— веткой ветка
потри ее кора вельветна
всплеснут их пять как расплести
дельфиньи жабры-лепестки
Ведь кто-то положил сама ли
на место видное едва
Нас прочно чудеса достали
но вот овал там пыль вдова
портрет похожий невозможно
у стенки противоположной
шагнешь к нему как от него
нет меж вами ничего
коряга пень доска в белилах
ствол оборотень-инструмент
пять лепестков из тех ленивых
дельфиньих лет
***
Бесконечные шпалы долбежка стыков
черепашнее разве метеозонды
сутки трясся бы в тамбуре грязный сонный
да к себе проводник зазывает вникнув
Под горилку палёную хрустнет цукерка
а за наших паненок наутро повторим
вихрь снежинок мелькнул задыхается кролем
быстро небо уже за Полтавой померкло
Зуб внесла золотой любопытством виляя
(не расписаны явно и все по простому)
ржаньем прыснет щекоткою выдаст истому
искорежь меня к этому зависть стальная
я ль пропью мастерство скоростного надрыва
мне бы ваших на тему белья одеяла
оперетт с выясненьем куда что девала
парой где нам и как нам а эта красива
Обращайся он поручень вытрет во Львове
через двое назад и обнял как от печки
но когда разможжится тупик бесконечный
я забуду в чем трясся к нему наготове
***
А поутру был Суздаль из Вермеера
скребла стекло рождественская стужа
туда-сюда страдающе вневременна
катком ледовым легкие утюжа
Чуть лишнего задержимся на ярмарке
бегом в музей где блюдца и перила
с глазурью отмокающие маркие
— средь схожего росла не долюбила
Но вновь сверкнув сережкой в недрах номера
лучишься светотенью как жар-спица
за все недосягаемо намолена
— теперь вот и снегами не прикрыться
ЗАЛ ДЛЯ КУРЯЩИХ
Если она не против сядем тесней к окну
вырванные из кротких простынь – плечом прильну
и ангелы «Кофе Хауса» сиянием смущены
чашечками касаются нашей бесстыдной весны
Омутен капуччино а траффик с утра застыл
вот и рассвет причина отчаянью всех светил
чудо в судьбе крошится или наоборот
всхолмленная корица оба исхода вьет
«Господи!» промолчала вслух же: «Ты стал родной»
Из зажигалки жало брызнуло – и домой
Так вот с упрямством вечным сердце толкнется вспять
а защищаться нечем ты – не умеешь врать
***
Потрескивает хворост за платформой выныривай из пены разговорной
весенней тьмою все равно куда плотней чем сам себе Сковорода
зажмурясь он сгорает между струек в засаде с притушенным фитилем
кто любит риск а счастьем не рискует не пойман значит вор и мир при нем
Ушедшее пружинит раскладушкой электропоезд сомьей головой
таранит матерки на сон грядущий цепляясь к ним же строго по прямой
Искря судьбу контактна сеть сомнений смешной отказ в крови каких начал
и прячась ты сбываешься мгновенней из случая который нас узнал
…Отстрелянные угли сбиты в стаю земля наощупь юных и тупых
попритушила всем шипя «прощаю!» но к небу жар взмывает за двоих
Гори гори ворованнейший выход нырок засчитан покружил завис
и где теперь проснемся тесно тихо на счастье как зола под свой же свист?
***
Посягаю при входе на туфелек лес шум дождя из смесителя ванной в час ночи
от капризов отбился от них и воскрес шансов нет умереть если кто вдруг захочет
благо столько рутины всегда роковой
ты мой дом если правильно все с головой
…Стеблям косо подрезанным ваза тесна но зато встрепенуло бутонов семейку
и они огляделись а где же весна? все вопросы мои дорогие римейку
вымываемых встреч им подарен разгул
первым взглядом забыл как на все посягнул
Вроде мы незаметны друг другу но так и срастались бы в доступе неудаленном
запоздалое «да» слишком авторский знак после обуви снятой волос над балконом окруженная ими прямеет спина
ты мой дом если правильно мыслит она
* * *
Долороза манит Долороза виа
коврик гладкий камень с небом злая слива
К сердцу льнут ли плиты к скользкому тупому
пил – а не напитый было – а не помню
Ехали евреи овцы аты-баты
в отнятом ребре ли отзвук интифады
Суетясь ли млея раннею весною
что мое мне племя если не с тобою
слез жестоковыйных если б не колючки
на сороковинах стерпится тягуче
…Имбирем сандалом шапочна безгрозна
притаилась в малом виа Долороза
Вечные обновы небеса сливовы
устаешь от прорвы первозванной «кто вы?»
и в калейдоскопно беличье-котячьих
саундах под кнопкой скомканных в стаканчик
здесь мы разделялись на хвосте подъема
царствовал диализ яростно знакомо
но и он размешен вертелом золою
безотказно здешен как и мы с тобою
***
Ярко белеющий пластик стола
краска на двери чешуйками вздута
в хлопотах нежишься – мед и юла —
сыплются иглы в жужжаньях уюта
Запах постели колечки волос
что он там белый меж сосен таится?
Пепел за краешек блюдца нарос
мало ли кто заигрался в провидца?
Лазерный послан укус и укол
У одуванчика встрепаны пики
Миг не взрывается жаркий как стол
Боже не дай! только-только привыкли
***
Лишь детскую любовь оставь
ударившую много позже
мы рядом просыпались вплавь
срастаясь солнечною кожей
Сплошные года полтора
пусть забуксуют из обоймы
разоблаченные с утра
и навсегда теперь конвойны
Оставь калекой полным сил
чтоб жизнью я тебя забыл
в ее отсутствии зеркальном
и обнуляемой за кадром
***
Не умею спорить с Эволой
кисну от Мамардашвили
все что Марк зовет гиперболой
просто иней на вершине
Близоруко избалованный
перспективой солнценосной
грею голубя воронами
но забыл как пахнут сосны
как воткнулась в насте лыжная
та дюралевая рейка
тронь ведь ты меня услышала
и отдача торкнет клейко
«Русь – ты вся…!» — не доцитирую
проступив из талых ссадин
до крови ошибку пиррову
отпущу на выход жаден
а его рыхлоты натиски
сплюснутые днем кратчайшим
тьма румяная предательски
вглубь раздваивает счастьем
* * *
Грязна газета — в дружное банзай
сияет протираемая створка
а горлом гарь звонков с подначкой спорта
учебник подожженный рви пинай
Он верный враг он труп врага вразнос
Прихватит кеду лужицей гудрона
родство сплошное – тень из-под колес
здесь паровозик жаждет маневрово
Апрель с мячами ветер не разлей
как рыбы не нарадуются хордам
родным свободам отвечая хором
кто не забыл кто сразу кто ловчей
Но с хором в горле где ж я это взял
отрезанный ломоть надежда класса
История химичит жизнь прекрасна
над рельсом ржавым распылен спортзал
Дерн вслед ему по-птичьи ковырну
удары и ловя и отжимая
свободной темой об излете мая
размажусь по апрельскому окну
Всё миновало молодость – пришла!
и кровь и плоть на трезвый свет полощет
лучистой тягой только и грешна
в родства пучине средней и всеобщей
* * *
А. Парщикову
Вдунь зима-перевертыш второе дыхание роз:
лепестки на билборде модельную ню спеленали
что-то родина гул твой от рельсов отмерз
я конечно вернусь но с тоской по тому биеннале
Ароматную нишу из опции «все включено»
еле-еле укрыл от моргания камер слеженья
упрекнешь путеводней: вот все мол тебе кочево
все как с гуся будвайзер толстенною пеной свежея
Чуден голос кругами свербит а неведомо чей
Дата вылета смыта обратного кёльшем
что с билетом истерзанным? Сжечь ну а пепел развей
не мечтая на велике брошенном в тряске о горшем
Протекая сквозь жалюзи алое встало ребром
скоро-скоро зима заневестится и передразнит
свой стерильный плакат свой рекламный немецкий роддом
где на жительство вид мне вручат с подозреньем на праздник
Он расцвел он застиг вопреки мятежу вдребадан
угол штрассе к вокзалу и роз прикрывающих маху
Из машины Алеша нырнет: славь Руцкого братан!
скрыв обсценную рифму его я объятьем бабахну
Цвет накожного неба стрельбу заглотнул с полотна
лепестки сизарями повисли на вечных возвратах
мне бы и одного — но бескровная даль голодна
этот голод заразным становится у без вины виноватых
СКИНИЯ
Репейник прошивают водопады
откуда что так жертвенно взялось?
Шатры в заплатах доброволке рады
баюканной набегами волос
Пусть кожей стертой боль всему открыта
смычком по вене проползет акрида
но в зоне мертвой и она сладка
неуязвимость белого глотка
Да я отстал от жажды застарелой
которая разжалась вдруг теплей
губами губ студить ножи и стрелы
лицом с лица воды твоих степей
ВДОГОН ИЗ САМОЛЕТА
Кнопки на подлокотнике жму оставляя страну
вдруг донеслось из наушников пенье разгадки
то Суламифь или клон ее финик несладкий
(пальмы авоськами машут — и я трясану
мерзлую улицу им же в ответ по-самарски:
угол Вилоновской саночный спуск на кону)
Образ подобию вдует ли в уши сирен
с цепью на сходнях как пень корневищами сросся
пену шатаний подденет шумовка юродства
из бакалеи фундаментной валенок послевоен
Плещется млеко в кости да и просто
рыбкой по кафелю шлёпать разгадывать плен
Справа налево неплодную мякоть пожрёт
на подлокотнике вызовом в жестком иврите
Верность корням — утоляемый смертью исход
В городе старом кричат от шахидских соитий
взрыв мастерской или маслом из роз оберните
вербин глазок над талмудом фильтрованных вод
Мерзлую кручу полозьями как прободать
ямки наушников душные спазмы твердыни
мох волнорезов упруго волнуется ныне
разве железом свободе вкусна благодать
мучить отлетный Завет перепевами вспять?
А пониманьем рассейся оно и нахлыни
***
Колея зарядила на сутки плюс-минус
там за пазухой годы спросонья проверок
я мужик или месиво сцен погорелых
секс-маньяком звала — извини отодвинусь
Разбираясь с собой исподлобья глядела
всех помолвкой простишь – и опять аннулируй
почему же без нашей она пустотела
Жизнь мою кто б в России признал Украиной?
Будешь утром жалеть что вчера приглашала
рок пускай отдохнет (им заведует мова)
от креста отломилась бегущая шпала
если все при своих отчего так сурово?
Продуваема хата окном к Средиземью
вроде прибрана — в зеркале бусинка блещет
от бикфордовых дней от потерь этих вещих
три зажму а четвертому нет измеренью
Белым-белым зенитом над метеовышкой
или шумом от волн у ступенек обрыва
скоро ль сказка дождаться как всё это было
как в чабрец соскользнем из постели отплывшей
ПЕРЕВАЛЯСЬ ЧЕРЕЗ КАРНИЗ
Л.Р.
Двор мой на Трофимова я ли распродам
с отголоском фирменным пестрый Амстердам
клинышек от аленькой лампы без теней
на пододеяльнике метка отрывней
буреломом к прачечной путь забил «Плейбой»
счетчик зря накачивал цифры под дугой
ваза подоконника бита на куски
осторожно тоненько сердцу вопреки
там теперь меж прутьями ногу не просунь
выкликом предутренним втянется июнь
в мимикрию хвойную сядет на иглу
мыслимо ли воину ползать пред «люблю»
музыку минируя лужами бух-бух
двор мой на Трофимова кайфу не пастух
Занесло предвыборной листопад-пургой
айсберги с Карибами вазы голубой
вырулив из хаоса дрогнул самолет
от крушений радостно время увильнет
раззудилось времечко йогуртов-колбас
и легко и мельнично с мушкой под заказ
капнула календула намекнув — челночь
хоть куда хоть некуда но Москва не прочь
все оттенки серого запродать в цемент
Я ошибся веруя искрам от комет
где Версаче-Гуччами двор наш отсмолён
рядовой обученный жрать одеколон
ведь на шею первая плакала-лгала
за пушинки вербные мал-малым мала
Без году миллениум обнулил бои
зябко поколению в пакибытии
все равно запаришься рябью за поток
прятаться как варежка
кто бы ни извлёк
в дом все в дом всклокоченный дай-то и тебе
ускоряя с горочки танец о судьбе
заросли жирафьевы островок-беду
Ёжкова с книжграфикой птицу-Дерриду
острова наращены пухом на окне
с музыкой из ящика теплой при луне
при обвале всплытия связок из груди
вспомнишь расточительно света посреди
наконец-то белого русского в миру
зону зону вербную мертвую мою
* * *
— Зачем нужна? Зачем? Я нам отвечу
нам — к горлу и никак
«Зачем когда сшибаются навстречу
со свежаком свежак?»
Поёжься «Заласкал… не жалко клея?..»
но цепче кисти на живот сведешь
мной защищаясь требуя «стань злее!»
из двух дождей кто здесь маляр кто дождь?
…Другие отскоблят сорвут обои
Сейчас убей но я не инвалид
Издалека нас только-только двое
«Не спорь!» — душа единая велит