Оргон: Ну, а Тартюф?
Дорина: Тартюф? И спрашивать излишне:
Дороден, свеж лицом и губы словно вишни.
Оргон: Ах, бедный!..
(Жан-Батист Мольер, «Тартюф»)
Послушать людей, так они самые несчастные существа на земле. Добро бы человеческая цивилизация подвергалась постоянным угрозам со стороны космического зла или стыкнулась хоть раз с внеземным разумом, пропуская мимо ушей нефильтрованный базар, но ведь не было такого. А между тем люди имеют неискоренимую привычку истреблять друг друга, да ещё непрестанно жалуются, будто самое страшное наказание — быть человеком. А каково же нам, муравьям, добывать кусок хлеба, когда тебя на каждом шагу подстерегает опасность?
Бог с ним, с Медведем, на короткий срок получившим статус хозяина обширной русской тайги. Медведь неповоротлив и глуп, но одним движением когтистой лапы этот варвар способен разорить наше жилище. И на дороге, когда мы отправляемся на поиски пищи или строительного материала, неприятности поджидают наших собратьев. Вот ползёт на брюхе муравьишко, волокёт соломинку и даже не подозревает, что навстречу ему движется ёж, лягушка или жаба, и всех троих хлебом не корми — дай муравьём полакомиться.
А отсиживаться взаперти тоже не выход. Дома, в громадном сооружении, представляющем собой многокамерное устройство, возведённое на старом пне из иголочек, сухих листьев и камешков, в котором проживает до полутора миллионов муравьёв, мы не чувствуем себя в безопасности. И не в Медведе тут дело. Мало ли на свете кротов и землероек, которые, прокладывая очередной туннель, нарываются на нашу обитель? В таком случае нам, муравьям, не сносить головы: глазом моргнуть не успеешь, как осядешь переваренным обедом в желудках конкретных пацанов — никакие жвала не помогут.
Впрочем, жизнь наша и без того коротка: кто-то по три года живёт, иные — не больше года. И всё это время денно и нощно трудись, добывай пищу и стройматериалы, ухаживай за расплодом и маткой. Они-то, к слову, эти самые матки, живут и по двадцать лет, что в десять-пятнадцать раз больше жизни рабочих муравьёв. Как мы узнали из наших муравьиных новостей, матка муравья-древоточца, вероятно, наследница какого-нибудь древнего рода или просто задравшая нос капиталистка, прожила аж двадцать восемь лет без учёта личиночной стадии.
Наша жизнь во многом схожа с жизнью человека. Весной мы забегаем погреться в солярий, насквозь пронизанный лучами солнца, на время зимней спячки отправляемся в зимовальную камеру. У нас имеется муравьиное кладбище, куда мы относим умерших собратьев и вываливаем мусор, а также хлебный амбар, где хранятся зёрна и мясная кладовочка — для гусениц и другой поживы.
Если на нас нападают, мы выделяем кислоту или парализующий яд. Как и люди, некоторые из нас слепы, а другие, напротив, распознают предметы, удалённые на сотни метров. Нам не страшна никакая вертикаль власти, ибо все муравьи умеют ходить по гладким и наклонным поверхностям благодаря клейкой жидкости, выделяемой подушечкой, расположенной на каждой лапке между коготками. В отличие от людей, мы более разборчивы в быту — специальные антенны, которые мы чистим шпорами, передают информацию о запахе, вкусе, химическом составе и текстуре попавшихся на пути предметов.
Теперь я старый муравей, отживший свой век и переведённый в ряды фуражёров — занимаюсь поиском и добычей корма. Когда я возымею наглость предложить свои услуги по обустройству муравейника, молодёжь, как всегда самолюбивая, усмехается, спрашивая: «Не ты ли, дед, таскал на горбу соломинку, когда подписывали Беловежские соглашения?». И ведь они правы — кого прельщает мысль возиться со стариком?
Давным-давно, на заре карьеры, я занимался уходом за личинками и яйцами — вот же были счастливые времена! Говорят, что у муравьёв, обитающих за Полярным кругом, из-за короткого тёплого периода года личинки развиваются несколько лет, и ещё несколько лет живут взрослые муравьи. Эх, жаль, что я родился не в Заполярье! Или, скажем, в тропиках, где муравьи живут и по пять лет. Слава муравьиному богу, что мне посчастливилось иметь крышу над головой и я не веду бродячий образ жизни, кочуя в поисках кормовых угодий. А ведь среди муравьёв очень много бездомных бродяг.
Но меньше всего я завидую муравьям, которые становятся местом хранилища еды. У доброго хозяина всякое семечко в своей скорлупе. Этим несчастным скармливают медвяную падь — собранные выделения тлей, — растягивая брюшко до размеров крупной виноградины и размещают в хорошо проветриваемых камерах. Накрепко вцепившись в потолок челюстями, висят живые бочонки мёда, и все наши собратья время от времени наведываются в хранилище, чтобы отдать в общак свою капельку сиропа.
С муравьями-хранителями вечно случаются неудачи. Бывает, они так растолстеют, что не выдерживают тяжести мёда, срываются и, ударившись о твёрдый пол, лопаются, погибают, а разлившийся нектар слизывают рабочие муравьи и аккуратно загружают его в другие бочонки. Бывает и так: трудишься от зари до зари, собираешь в хранилищах лакомства, а потом приходит коренной житель Австралии, большой любитель кисло-сладкого муравьиного мёда, и зарится на чужое добро. Верно записано в муравьиной библии: «приготовляйте влагалища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается, и где моль не съедает».
Как и человеческие особи, мы населяем весь земной шар, и только в Гренландии, Антарктиде и некоторых океанических островах не ступали наши лапки. Мы, муравьи, вовсе не рабы коллективных инстинктов, как думают о нас некоторые дураки, мы достаточно разумны, обладаем интеллектом и умеем оперировать абстрактными понятиями. Правда, мы не способны запоминать в лицо миллионы других муравьёв и родной брат для нас тот, кто вовлечён в непрерывный обмен едой, кто умеет правильно попросить и сам правильно реагирует на просьбы. Муравьи из соседних деревень, встречаясь на границе территорий, делятся с нами едой и это взаимное кормление не просто механизм равномерного распределения еды между отдельными особями, но и средство поддержания единства муравьиной семьи. Нет никакой нужды вступать в политические партии, чтобы почувствовать себя неделимым целым. Добросовестный труд каждого муравья — вот на чём зиждется наше братство.
Но однажды в наш дом постучалась беда.
В здоровое гнездо рыжих лесных муравьёв, отстроивших из иголочек, сухих листьев и камешков купольный муравейник, насчитывающий около десяти тысяч особей, с ободковыми камерами, в которых хранились яйца, личинки и куколки муравьёв, и сообщающимися между собой камерами, уходящими вглубь на полтора метра, где обитала царица, проник коварный жук из группы мирмекофилов. Нахлебник, который ищет взаимовыгодных отношений или наносит гнезду урон. Крохотный жучок, втрое меньше муравья. В народе про таких говорят — мал клоп, да вонюч.
Чаще всего он попадает в муравейник с воздуха, но на этот раз прихлебатель проник через одно из входных отверстий, не заметив сомкнутых плотным кольцом охранников. Дело в том, что жук этот распространяет вокруг себя наркотическое вещество, и муравьи, пребывая в непомерно возбуждённом настроении, не чинили врагу препятствий. Мы даже взяли приживалу на полный пансион, ибо тот умел по-муравьиному просить еду, постукивая усиками по определённым участкам головы. Поговаривали, будто он попал в наш муравейник из соседнего гнезда, с которым у нас были налажены хорошие отношения, и заражение произошло на обменных дорогах.
Процесс развития потомства жука-паразита ничем не отличается от нашего: яйцо — личинка — куколка — насекомое. Единственное, что бросается в глаза, — брюшко личинки жука-паразита вогнуто, но для наших близоруких собратьев это не повод отказывать ему в пище. Приспособленец просит еду и выделяет разрушающий фермент, поэтому одурманенная братва хоть и распознаёт чужака, заботится о нём, как о родном брате.
Жизнеспособный муравейник привлекает паразита, он потребляет всё больше ресурсов. Мы догадываемся, что происходит нечто нехорошее, что пришлец лепит лажу, но ни один из нас не в силах противостоять разрушающим силам ядовитого дурмана.
В солнечную пору, когда обитатели гнезда выползают на поверхность купола, вы можете заметить, что наша община поражена тяжёлым недугом. Наивные муравьи, полагая, что власть по-прежнему принадлежит им, затаскивают жука-паразита обратно под купол.
Мясо хорошо в пирогах, река — в берегах, а хозяин — в доме. Нет смысла напоминать, что в нашем муравейнике господствует строгая иерархия и каждый неукоснительно исполняет отведённую ему роль. Управляет племенем царица-самка, откладывающая яйца, при ней имеется свита из дюжины трудоголиков, проявляющих заботу о своей хозяйке: молодые муравьи проходят месячную стадию ухаживания за маткой, облизывают её и кормят, а потом перебираются на дальний участок, где занимаются фуражированием. Помимо найденной пищи наш муравейник окормляется особым веществом, которое выделяет царица — так все особи муравьиного социума по цепочке узнают о здоровье хозяйки гнезда и его состоянии.
Миллионы работников и ни одного тунеядца! Некоторые муравьи охраняют нас, другие — отправляются на поиски пищи, третьих называют муравьиной братвой: они гнут лапки и крышуют мелких насекомых — оберегают тлей, которые пасутся на близрастущих растениях, а затем выдаивают из них излишки нектара, щекоча усиками брюшко. Один только жук-паразит занимается ничегонеделанием — он разглагольствует об общемуравьиных ценностях и склоняет остальных членов общества к праздности.
Наша активность резко снизилась, а зона патрулирования гнезда — сузилась. Территория раздроблена, некоторые регионы получили статус независимого государства. Отправившиеся на поиски добычи муравьи пытаются что-то тащить на плечах, но скоро бросают бесполезную работу, предаваясь лености и пьянству.
Самое печальное — наши дети совсем не похожи на нас. У заквашенных в хмельном безумии муравьёв заметно увеличена грудная часть, эти особи — нечто среднее между рабочими муравьями и самками, но ни откладывать яйца, ни спариваться с самцами они не умеют. Вкалывать молодёжь не желает, а если и берётся за какую-нибудь работу, делает её из рук вон плохо, при этом едят асоциальные элементы наравне со всеми.
Фуража не достаёт, наш муравейник уже не в состоянии прокормить всех — царицу, паразитов, здоровых муравьёв и молодое деградирующее поколение. Нахлебников становится всё больше, ресурсов — меньше. Если никто не осмелится взять на себя ответственность и принять меры, наш древнейший народ вымрет, а на том месте, где мы возвели жилище, будет мерзость запустения.
Позавидуешь муравьям, которых похищают инопланетяне. Да, и к нам спускаются небесные пришельцы и проводят эксперимент, поголовно изымая из гнезда всех нянек, так что фуражёры вынуждены вернуться к первоначальной профессии. А ещё лучше уехать отсюда к чёрту на кулички, куда-нибудь в Перу. Говорят, в Перу требуются рабочие-листорезы. Может, и мне придётся эмигрировать на старости лет.
Но иногда небесные посланцы заявляются к нам с доброй миссией. Они отрезают наиболее здоровый кусок муравейника, делят на небольшие порции и перебирают, как крупу, отделяя доброе зерно от гиблого, здоровых муравьёв от нахлебников. Тогда будут двое на поле: один берётся, а другой оставляется. Вторых выдаёт поведение: здоровые особи собирают разбросанный строительный материал, проявляют беспокойство о личинках и яйцах, охраняют территорию и только псевдоэргаты слоняются без дела.
Слава муравьиному богу! Наш муравейник, прошедший принудительную чистку, выработал иммунитет и ему не страшны никакие паразиты. Впереди — счастливая жизнь. Уже в августе наступит брачный период, в нашем гнезде появятся крылатые самки и самцы, они будут активно спариваться в воздухе и созидать новую жизнь.
Никите Контукову
Из затёртого сравнения сотворена оригинальная притча.
С интересом,
Светлана Лось