«ЧТО ЖЕ ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?»

«Что же такое счастье?»
(По Э. Асадову)
Так «что же такое счастье?»
Всю жизнь находиться у власти?
Быть мелким, самовлюблённым
Сегодняшним Наполеоном?

А может быть счастье, ребята,
Быть просто «крутым» и богатым?
Несметно. Ну скажем, к примеру,
Российским миллиардером?

В ГосДуме заметят резонно,
Что счастье — творить законы.
Жить по которым просто
И жуликам, и прохвостам.

А кто-то признается честно
И скажет, что счастье — известность.
Когда у вас личный биограф,
И просят всё время автограф.

Ну что ж, и такое бывает,
И счастье, и люди мельчают.
Ни поиска, ни горения,
Одно лишь служебное рвение.
И каждый, пускай и отчасти,
Но всё же по-своему счастлив.

Модель современного счастья
Банально проста и, добавьте
К тому же ещё и наивна
До глупости и примитивна.

Модель двадцать первого века
Значительно ниже Казбека,
И вряд ли сопоставима,
Хотя бы с высотами Крыма.

хххххх

Герой сегодняшний — не воин.
Внимает чутко новостям
И недоверчиво настроен
По отношению к властям.

Так научился строить фразы,
Что сложно что-нибудь понять.
Не верит в здравый смысл и разум.
Не любит ничего менять.

Он подозрителен, он скрытен,
Необычайно деловит.
В нём столько резвости и прыти,
Что это иногда страшит.

Не проявляет состраданья,
Усердствует то там, то тут,
Но пользы все его деянья
И счастья миру не несут.

Но мир уже его глазами
На всё взирает. Вот такой
У нас, друзья, примерно с вами
Типичный, нынешний герой.

хххххх

Оставив на время сомнения, страх,
Борясь по дороге с зевотой,
Легко водрузив рюкзаки на плечах,
Спешит молодёжь на работу.

И слившись почти со своим рюкзаком,
Обычные парни, девчата,
К метро направляются, кто-то пешком,
А кто на своих самокатах.

А после подолгу в вагонах метро
Стоят, рюкзаки не снимая,
Уткнувшись в свой гаджет, почти никого
Поблизости не замечая.

Кто в офис, кто в банк, кто на службу спешат,
Не радуясь солнцу и свету.
Любая работа теперь хороша,
А скоро не будет и этой.

Пусть множество знаний у них за душой
И масса отличных оценок,
Грядёт экономики век цифровой,
И робот спешит к ним на смену.

Вот также когда-то и мы по утрам
Спешили на фабрику, чтобы
Все силы оставить, и делали план
И низкого качества обувь.

На трезвый и в общем-то правильный взгляд,
Коль честно расставить акценты.
(На фабрике этой теперь, говорят,
Уже развлекательный центр).

У каждой эпохи — особый вердикт.
Но всё-таки в жизни попробуй
Не врать, не навязывать людям кредит,
Не делать негодную обувь.

Попробуй обманом не мстить за обман,
Злодейство не множить злодейством.
И первым однажды не выполнить план
По ханжеству и фарисейству.

Попробуй, очнувшись, ударить в набат,
Да так, чтобы рушились стены.
Пока ещё роботы всем не вершат
И нам не явились на смену.

хххххх

Знаем родину, любим отечество,
Помним свой многочисленный род.
А понятие «человечество»
Кто придумал и ввёл в оборот?

От безделия или от праздности?
И что толку годами толочь
Воду в ступе? Кричать об опасности,
Призывая сплотиться, помочь?

Ведь в обычной своей повседневности
Человечество — это, друзья,
Все мы вместе и каждый в отдельности,
Это он, это ты, это я.

Все, кто плохо учили историю,
Чей и так невелик кругозор.
И поэтому вдумайтесь, стоит ли
Удивляться, что мы до сих пор

Пребываем в глубоком младенчестве.
Он, ты, я. И боюсь, господа,
Человечество по-человечески
Не научится жить никогда.

хххххх

Как вам? А мне теперь, не скрою,
Порою кажется, друзья,
Что мир сегодня так устроен,
Что разрушает сам себя.

И потому, какой угодно
В конечном счёте может быть
Модель развития, как модно
Сейчас писать и говорить.

Увы, любая полным ходом
По грустной логике вещей
Ведёт, как к гибели природы,
Так и планеты вообще.

хххххх

Великовозрастный мечтатель,
Сражённый с детства наповал
Его красой, как созерцатель,
На мир с восторгом я взирал.

Но созерцатель — не помеха
Для тех, кто, захватив эфир,
Вновь без особого успеха
Преобразовывал наш мир.

Как водится везде и сразу,
Суля нам всяческих блаженств,
По зову сердца, по приказу,
От всех его несовершенств.

И невозможно поручиться
Сегодня или отрицать,
Что склонным восторгаться лицам
Вновь доведётся созерцать

Былых красот очарованье,
А не вставать с утра под душ
Из нечистот — плодов деяний
Всех прожектёров и чинуш.

хххххх

Мы все, друзья мои, подстать
Эпохе. Времени печать
С лица стереть нам не удастся.
Нас будут снова узнавать,
Сочувствовать, и руку жать,
И говорить: «Ну что ж вы, братцы!

Ну что ж вы, братцы, не смогли
Собрать долги, вернуть долги,
И кое-как концы с концами
Свести. Зачем приволокли
Себя сюда? И, чёрт возьми,
Здесь путаетесь под ногами?»

Не поворачивали вспять,
Пытались что-то рифмовать,
Подумаешь, скажи на милость.
Не предсказать, не подсказать,
Да что там, просто рассказать,
Как следует, не получилось.

Не получились в этот раз
Ни повесть ваша, ни рассказ,
И ни одно стихотворенье.
И каждый звёздный миг и час
Последующий — не для вас,
А для другого поколенья.

хххххх

Вкус потерян, не то восприятие.
Зябко, даже в полуденный зной.
Старость — это тоска и аппатия,
Это горе, что всюду с тобой.

Позади все пустяшные хлопоты.
Обветшал и былой реквизит.
Старость изредка делится опытом,
Большей частью о чём-то грустит.

Всё слабее и всё неуверенней.
Ни стремлений, ни сил за душой.
Доживает свой век, что отмерен ей,
Как всем кажется, очень большой.

ИВАН СУСАНИН

Так кто ж он был, Иван Сусанин?
Что спас по логике вещей
Династию. Мужик, крестьянин?
И был ли таковой вообще?

А может подвиг домочадцы,
Дочь Антонида или зять
Придумали, чтоб подвязаться
И позже льготы получать?

А вскоре и вельможи строем
Подняли несусветный вой.
Раз Родине нужны герои,
Чем вам Сусанин не герой?

В истории российской нашей
Сей спор идёт немало лет.
И в опере известной даже
Меняли пару раз сюжет.

Не каждый знает россиянин
Про монумент, и что на нём
Изображён Иван Сусаниин
Был со спасённым им царём.

Однако, время подступило
И, как у нас заведено,
С него убрали Михаила
И с ним Ивана заодно.

Пусть сочиняют анекдоты
Сегодня кто-то, не беда.
Пускай их наши патриоты
Ругают с пеною у рта.

Тех и других я успокою:
Любая правда не страшна.
Не Родине нужны герои,
Героям Родина нужна.

хххххх

У Родины женская память,
Поэтому каждый урод
Сегодня какой-нибудь камень
Бросает в её огород.

Взойдёт, растолкав всех, на сцену,
Поднимет, красуясь, вопрос,
И счастлив, мол знайте мне цену,
Что лепту в историю внёс.

И кто-то затопал ногами,
И кто-то уж начал роптать:
«Не смейте народную память,
Священную нашу, топтать!»

Здесь пень уберём, там колоду,
Разрежем, скроим по частям,
И сделаем память угодной
И выгодной нам и властям.

хххххх

«Твой папа — поэт,
а мать — истеричка!»

(Осип Мандельштам маленькому Льву Гумилёву.
Из воспоминаний современников.)

В любой среде бывают стычки
И столкновения, друзья.
Отец поэт, мать истеричка:
Обыкновенная семья
Санкт-Петербургских домочадцев,
Интеллигентных, что бы там
Не говорил, (не удивляться),
Их друг-приятель Мандельштам.
К чему сухая картотека,
Лишь вызывающая шок,
Того серебряного века,
Когда сойдёт один штришок.
Порой достаточно примера,
Который привести сумел,
Как люди с томиком Гомера
Шагали молча на расстрел
По лабиринтам Петрограда,
А дети этих пап и мам
Потом сквозь всё исчадье ада
Шли по проторенным стопам.
Не отрекались от сословья
В горнилах классовой борьбы,
Бросая взгляд в средневековье
На связь России и Орды.

хххххх

Теряя зачастую веру,
Листая книги с буквой «ять»,
Искать в истории примеры,
Придирчиво сопоставлять.

В периоды всеобщей встряски
И смуты, не в один присест,
Кто с чистым сердцем, кто с опаской,
Целуя самозванцам крест.

И стоя за Тверской Заставой,
Почти у стен монастыря,
Ждать снова чуда от Варшавы,
Устав от русского царя.

хххххх

Это стало, похоже, традицией,
Что живущий с рожденья в Москве,
Нахожусь каждый раз в оппозиции
В подавляющем меньшенстве.

Может чем-то действительно болен я?
Может зря всюду лез на рожон?
Был практически всем недоволен и
Постоянно бывал раздражён.

Коммунистами ли, демократами,
В общем всеми, кого я застал
В этой жизни, и чуть ли не матом их
Безразборочно всех поливал.

Может зря был настроен критически,
Зря махнул, всем не веря, рукой,
Посчитав, что народу практически
Нету разницы никакой.

Что ему с его вечными ранами
И привычкой терпеть и страдать,
Всё равно, кем быть снова обманутым,
И какому царю присягать.

Обещаньями сыт он и фразами,
С коммунизмом по книжкам знаком.
А теперь вот и с майским указом
И казённым его языком.

К ДРУГУ В ДЕРЕВНЮ

Состав отходит ровно через час.
Но я спешу занять скорее место,
Хоть вроде бы есть времени запас,
А в маленьком купе довольно тесно.

Но что поделать, тесно и в Москве:
На улицах, в троллейбусе, в трамвае.
Однако мы привыкли к тесноте
Московской и её не замечаем.

А в Шиловском районе каждый год
(Рязанская губерния последней
По многим показателям идёт)
Снижается и плотность населенья.

Нет роста ВВП, что тоже жаль,
А благосостояния подавно.
(Как и везде). Лишь власти вертикаль
Работает и действует исправно.

Везде расцвет, у нас же вновь застой.
Про Индию рассказывать не буду,
Но слышал и в Монголии родной
Грядёт экономическое чудо.

Ну, а коль так, всё дело в голове.
А плотность населения местами
И в Индии, почти что, как в Москве,
В Монголии же ниже, чем в Рязани.

Поэтому и Яков Аксельрод,
(К которому я в гости и собрался),
И Шиловский район, и весь народ
В такой глубокой жопе оказался.

Но он не унывает, здесь зато
И воздух есть, и собственные фрукты,
(Антоновка), жаль только, что сельпо
Последнее закрыли. Нет продуктов.

Но есть свой дом. Его на много лет
Должно хватить. Гектар земли у дома.
И даже длинноствольный пистолет
На случай, если вдруг пойдут погромы.

хххххх

Мне девушка на вечере сказала:
«Так чувствовать способен лишь поэт!»
Хоть ничего в душе моей, пожалуй,
Особо поэтического нет.

И потому, прошу вас, перестаньте-ка,
Моя очаровательная мисс,
Всё время называть меня романтиком,
Я самый настоящий реалист.

Поэту и поэзия и лирика
Нужны для поддержания штанов.
А рифмы, как и мат для матершинника
Для связки меж собой отдельных слов.

Жизнь наша беспросветная и тусклая.
Нельзя очисть душу от грехов
Свою лишь комариными укусами,
Пускай и замечательных, стихов.

Она идёт, но люди не меняются,
Всё также врут, считают барыши.
И лишь поэты бережно копаются
В завалах человеческой души.

хххххх

Мы рождены, чтоб ошибаться.
Шинель надев там иль пальто,
За что-то, не обдумав, браться,
Вновь делать что-нибудь не то.

Нам всем нужна порою встряска.
Глотая по дороге пыль,
Мы рождены идти, чтоб сказку
Коверкать, превращая в быль.

И вновь гадать, как идиоты,
Свалившись чуть ли не с Луны,
И вопрошать: «Ведь для чего то
Мы всё же были рождены?»

хххххх

Неспешный ум тяжеловат.
Не увлечётся мыслью новой,
Мысль старую не разжевав,
Лезть не стесняется за словом
В заветный потайной карман.
Его не тянет в балаган,
А к прочным, нравственным основам.

Не восхищает нас порой,
Как ум поверхностный, но быстрый,
Свободой, блеском и игрой
Воображения и мысли.
Томится праздной мишурой
И, как стоический герой
От безысходности не киснет.

Он скромен и почти всегда
Застенчив и немного замкнут.
Не говорит поспешно: «Да!»
А просто молча тянет лямку
Уверенно и не спеша,
В затылок времени дыша,
Сдвигая рубежи и рамки.

хххххх

В те времена, когда расчёты
И планы строились с умом.
Когда любимая работа
Являлась нужным всем трудом.

Когда трудящемуся люду,
А значит, каждому из нас,
Жилось в стране своей повсюду
Намного лучше, чем сейчас.

Тогда, в ту нашу с вами бытность,
Народ мог дух перевести,
А ложь, тщеславие и скрытность,
И алчность были не в чести.

И наше с вами поколенье,
С наивной верою в груди
Лишь в поступательность движенья
На историческом пути,

Не знало, что наступит время,
Когда застигнутым врасплох,
Оно окажется в смятеньи
На переломе двух эпох.