Часть первая
31декабря 2010 года Москва суетилась, как сумасшедший муравейник. До боя курантов оставалось чуть меньше часа. Впереди для многих были самые длинные праздники в году — почти две недели вынужденного безделья.
А в это время в одиночной камере 1,6 х 2,5 метра стоял высокий мужчина крепкого телосложения и постепенно замерзал. Здесь не было ни окон, ни койки, ни отопления. Пахло сероводородом, болезненной сыростью и средневековьем. Вонь проникала даже под кожу. Он старался реже дышать, чтобы не задохнуться. Натянул на голову капюшон «Аляски», сунул руки в карманы, чтобы сберечь тепло. Со стороны начальника изолятора было широким жестом позволить ему оставить зимнюю куртку. Изо рта струился пар и замерзал где-то под потолком. Было чертовски холодно, но не холоднее чем в августе уходящего года, когда наш герой упрямо перся в гору покорять вершину Европы — Эльбрус. В горах было бесконечно свободное пространство и кристально чистый воздух. А здесь — замерзшие каменные стены с черной вонючей дырой в полу для отправления естественных надобностей. Под потолком шуршала вентиляция, как старая крыса. Лопасти лениво крутились, задевая ржавые скобы. Фонарь освещал облупленные стены. Две видеокамеры непрерывно следили за каждым его движением, что для такого маленького помещения было явно многовато. Мужчина вдруг вспомнил шоковую видеохронику пятилетней давности: изнуренный заточением полуголый Саддам Хусейн был представлен всему миру в новостях в тот момент, когда стирал в камере пожелтевшее белье. Затем в памяти вспыхнули кадры казни Саддама. Арестант не испытывал ни малейшей симпатии к иракскому диктатору, но был убежден, что смакование убийства на главных телеканалах страны не делает общество гуманнее.
Усталость валила с ног. Он прислонился к стене. Хотелось лечь, упасть на холодный бетонный пол и больше не вставать. Наверное, в годы красного террора отсюда уводили на расстрел, невольно подумал наш герой. На эти стены смотрели глаза людей, приговоренных к смерти. Он взглянул наверх и снова встретился взглядом с глазком видеокамеры. Невольно представил, как сейчас за ним внимательно наблюдает неизвестный ему дежурный. А, может, их несколько. Они смотрят за ним, как за подопытным кроликом, записывают на сервер каждый шорох, каждое движение, чтобы утром доложить начальству, как прошла ночь. А начальство в это время сидит, как ни в чем не бывало за новогодним столом в кругу семьи и с чувством глубочайшего удовлетворения жрет оливье с шампанским. Да, две камеры для такого маленького помещения — явный перебор. Скорее всего, вторая — резервная. В России экономят на чем угодно, но только не на средствах слежения за оппозицией. Узник чувствовал себя мухой на стекле. Он еще никогда не был таким уязвимым. Сейчас с ним могли сделать все что угодно — заморозить или заразить каким-нибудь вирусом. Проще всего было подсунуть отраву, которая не оставит следов и проявит себя через некоторое время спустя, как это сделали с Литвиненко. Поэтому лучше ничего не есть. И ничего не пить. Хотя, зная находчивость его главного оппонента, это вряд ли поможет.
В тюрьме нет часов. Время застыло как студень. Единственное, что стремительно передвигается здесь — это память.
Сегодня утром он проснулся в объятиях любимой женщины. Всю ночь они неутомимо занимались любовью, как будто завтра он мог не вернуться. Он не стал будить Ольгу. Прошел босиком к себе в кабинет, включил ноутбук, проверил почту, пробежался по новостным сайтам. Затем собрался с мыслями и сделал запись в живом журнале:
Мой 2010 год. 31 декабря.
1. 7 августа 2010 года я взошел на Эльбрус. Высота 5623 метра — самая высокая точка России и Европы. Главным стимулом восхождения было поднять флаг оппозиции на недосягаемую доселе высоту, что я и сделал. Никогда еще оппозиция не забиралась так высоко.
2. 14 июня вместе с Миловым мы запустили самый крупномасштаб-ный антикоррупционный проект года — «Путин. Итоги. 10 лет». Тираж доклада 1 млн экземпляров. Несмотря на аресты активистов и трехсоттысячного тиража доклада, проект продвигается успешно. С докладом ознакомились миллионы пользователей интернета, он распространяется в 35 регионах страны. Доклад вызывал истерику у ближайших друзей Путина. Один из них, Г. Тимченко, подал на нас с Миловым в суд. Первое заседание уже состоялось. Следующее будет 19 января в Замоскворецком суде.
3. Очевидным успехом оппозиции в уходящем году стало создание Коалиции «За Россию без произвола и коррупции» и учреждение Партии народной свободы.
4. Особенно значимо то, что впервые за 20 лет нам удалось догово-риться о выдвижении единого кандидата в президенты от демокра-тической коалиции.
5. В уходящем году прошло 25 заседаний судов Лужкова и Батуриной против меня по докладу «Лужков. Итоги». Итог — я выиграл у Батуриной вчистую, а с Лужковым мы продолжим общение в Страсбургском суде.
6. «Солидарность» приняла активное участие в протестных акциях: многотысячный митинг в Калининграде, акция против кремниевого завода в Абакане, протесты «Стратегии-31» и другие.
Проверив знаки препинания, Борис нажал Enter, опубликовал пост. Прошел в ванну, принял контрастный душ, тщательно сбрил щетину. Смазал лицо кремом с любимым запахом хвои. Морщины подтянулись, кожа заблестела, как на обложке глянцевого журнала. Теперь из зеркала на него смотрел дерзкий кудрявый парень, каким он был в юности. В то время он почти не придавал значения внешности. Но с годами пришлось изменить отношение к ней. Лица людей отражают груз внутренних проблем, болезни, комплексы, неудачи. Особенно, когда пройден определенный возрастной рубеж. Но если любишь женщину младше своей дочери, то должен выглядеть безупречно. Впереди предстоял сумасшедший день. Нужно было приготовиться к любым неожиданностям, поэтому стоило привести в тонус каждый мускул. Борис прошел в комнату к тренажерам, не торопясь начал разогревать мышцы. И все бы ничего, но боль в левом плечевом суставе предательски напомнила о себе. Боль всегда появлялась некстати и как бы намекала ему: оставь меня в покое, не мучай нагрузками. Первый раз она возникла после падения в горах. Но он терпел. Мужчина в расцвете лет не должен культивировать болячки, он должен презирать трудности и бросать им вызов. Поэтому шесть раз в неделю Борис тренировался по полтора-два часа невзирая ни на какие отговорки и сверхважные дела. Без этого терялась работоспособность, рос живот, слабели руки, ноги и прочие части тела. Через час он взмок, вены вздулись, сердце ритмично гнало кровь, как бензонасос болида. Борис тягал железо, будто собирался участвовать в соревнованиях атлетов.
Ольга проснулась. Встала с постели, прошла в одних белых пушистых но-сочках в ванную. Долго плескалась под душем. Затем пришла голая на кухню, с независимым видом включила кофемолку. Запах молотых зерен разлетелся по квартире. Ольга поставила турку на плиту и стала аппетитно уплетать слоеную ватрушку. В ее возрасте можно было не беспокоиться о диете. Она была редкой обжорой и сладкоежкой, могла за один присест съесть банку варенья. Сахар сгорал без последствий. Но зато она была ненасытной в любви. Ольга знала, что не стоит Бориса ни о чем спрашивать, пока тот не закончит тренировку. Он даже на телефонные звонки не отвечал. Борис видел краем глаза, как Ольга ходит по кухне и вызывающе водит бедрами. Почему его жены никогда не ходили перед ним в одних пушистых белых носочках? Ведь это так просто. Для этого не нужно никаких усилий. Зато активно стимулирует к физическим упражнениям. Ничто так не заряжает энергией мужчину, как вид обнаженного женского тела. Многие мужчины чувствуют себя несчастными из-за того, что живут с нелюбимыми женщинами, от которых не могут уйти. Им просто некуда. Работа не позволяет зарабатывать столько, чтобы чувствовать себя независимым. Поэтому они вынуждены жить с нелюбимыми женщинами, ходить на нелюбимую работу, заниматься нелюбимым делом и всю жизнь мириться с этим. А Борис любил свое дело и эту женщину, с которой уже пять лет не расставался и при этом еще никогда не был таким свободным.
Он опустил спинку тренажера, начал делать жим штанги лежа.
Ольга молча наблюдала. Ей нравилась его целеустремленность. Ее возбуждал каждый мускул, каждая вздувшаяся вена, каждая капелька пота. Ей нравились сильные и ухоженные мужчины. Борис был лучшим из них. Она хотела целовать его поседевшие кудри и могучие плечи. Она хотела смеяться вместе с ним, потому что еще не встречала в жизни такого смешливого и остроумного человека. Она хотела его каждую ночь, каждое утро, каждую минуту, чтобы однажды у нее появился ребенок с превосходной наследственностью отца. Борис не переставал удивлять ее размахом своей широкой натуры. Надо же, думала Ольга, как много Бог дал одному человеку — мощную генетику, красоту, силу и до кучи незаурядные мозги.
— Боря, знаешь, на кого ты похож? — задумчиво спросила Ольга.
— На взмыленного коня? — улыбнулся Немцов.
— Нет. Ты похож на…. «Феррари».
— Это как?
— А так, — улыбнулась Ольга. — Есть автомобили «Феррари», а есть мужчины –«Феррари».
— Да? Возможно. Но у меня нет «Феррари» и никогда не будет, — засмеялся Борис. — Это было бы очень смешно, если бы я приезжал на митинги оппозиции на «Феррари» по разбитым дорогам.
— Если бы ты захотел, у тебя был бы целый парк таких автомобилей, — пошутила Ольга.
— На кой ляд он мне нужен? Мне что, заняться больше нечем?
— Вот именно поэтому они тебя когда-нибудь убьют. Как убили Литвиненко.
— Не мели чепуху, — произнес с раздражением Борис. — Он был для них предателем. А я не предатель, я — оппозиционер. Власти нужна хотя бы видимость демократии, поэтому они должны беречь оппозицию.
— Им плевать на демократию. Они могут убить не только тебя, но и меня…
— Брось! А тебя зачем?
— Чтобы сделать больно…
— Кому?
— Тебе.
Борис опустил штангу. Вытер пот полотенцем. Подошел к окну, открыл створку, свежий воздух ворвался в комнату.
— Они, конечно, подонки. Но тебя не тронут, не бойся…
— А тогда зачем они за мной следят? Прослушивают телефон…
Борис не знал, что ответить. В нем начинало копиться раздражение.
Совсем недавно спецслужбы устроили отвратительную провокацию против Лимонова и Шендеровича. Дело было в марте, в Питере. Оба попались на одну и ту же подставу — шлюху с оперативной кличкой Катя Му-му. Их засняли на подставной квартире скрытые камеры во время секса. (Точно также, как когда-то засняли с проститутками человека, похожего на генерального прокурора). Затем был монтаж, шантаж и слив компромата в сети. За всей этой историей стояли не только спецслужбы, но и тень зам главы кремлевской администрации — Кукольника. Именно его «молодежь» занималась монтажом и раскруткой скандальной истории в прессе. Шендерович мужественно держал удар, но был крайне подавлен. Он нашел в себе силы отшутиться в свойственной ему манере. Сказал, что в лице проститутки Му-му отымел все российские спецслужбы и подчеркнул, что таким тривиальным образом им не удастся запугать его и шантажировать. А Лимонов в комментарии к компромату превзошел сам себя: «После того, как я сосал у негра член в Нью-Йорке и описал это во всех подробностях, вы хотите, чтобы я впал в депрессию по поводу какой-то гэбэшной сучки? У вас ничего не получится. Идите в жопу».
Му-му проявляла незаурядную находчивость в поисках контактов с Борисом. Она буквально преследовала его, таинственным образом появляясь именно в там, где он находился. Однажды она даже подсела к нему в купе поезда. Но Борису никогда не нравились шлюхи. Его возбуждали женщины, которых стоило добиваться.
— Ну и пусть прослушивают, раз им делать больше нечего, — сказал Борис, немного подумав. — Пусть читают переписку и знают, как нужно вести себя с любимыми женщинами. Глядишь, изменятся в лучшую сторону.
Ольга подошла сзади, обняла за плечи.
— Не трогай, я потный и соленый, — предупредил Борис.
— Я обожаю твой пот, — сказала Ольга. — Не ходи на митинг, прошу тебя… Хоть раз в жизни, давай встретим Новый год вместе.
— Я не могу не пойти на митинг. Это исключено.
— Давай, уедем из России, — продолжала гнуть свою линию Ольга, — Возьмем твоих детей, улетим куда-нибудь в Европу… Или в Америку. Куда хочешь. Я ненавижу Москву с бесконечными пробками, слякотью и соплями. Я хочу жить на берегу моря или океана. Ты станешь профессором университета, будешь читать лекции, писать книги. Наукой займешься, в конце концов.
— Оля, ты дура, что ли? — не выдержал Борис. — Какая наука? Какой из меня теперь ученый? Все надо делать вовремя. — Он отстранил Ольгу. — Я делаю то, чего не сделает никто, кроме меня. Понятно? И никто меня не остановит.
— А почему из-за этого должны страдать твои близкие?
— Кто страдает? — вспылил Борис. — Нет, ты скажи, кто?
— Твоя мать, — кротко ответила Ольга.
— Неправда. Моя мать гордится мной. Я помогаю ей всем, чем могу.
— Да. Это так. Но я не хочу, чтобы ты тратил жизнь на борьбу с ветряными мельницами…
— Любые мельницы — не вечны. Завтра ветер переменится, начнет дуть в обратную сторону и от мельниц останутся одни воспоминания.
— Почему ты не хочешь пойти на компромисс?
— С кем? С Путиным? Зачем?
— Чтобы получить приличную должность, как Чубайс или Кириенко. Все как-то умеют приспосабливаться к обстоятельствам, кроме тебя.
— Потому что никто, кроме меня этого ублюдка не свалит. Через полтора года выборы. Медведев на посту президента показал себя полным ничтожеством. Мы должны добиться открытых дебатов и честных выборов. Тогда у Путина и Медведева не останется шансов на победу. Чубайс и Кириенко — конформисты. Они пошли на компромисс, потому что у Путина есть на них компромат, им деваться некуда. А на меня у него ничего нет. Иначе я бы уже давно шил тапочки вместе с Ходорковским.
— Ты идеалист и романтик, — грустно произнесла Ольга. — Как ты руководил правительством? Не понимаю! Иногда мне кажется, что я старше тебя…
— Не говори глупости, мы с тобой почти ровесники. Когда я с тобой, чувствую себя на двадцать пять, — пошутил Борис и обнял Ольгу.
— Да? Ну тогда докажи это еще раз.
Ольга повисла у Бориса на шее и поцеловала в соленые губы. Одна искра воспламенила мощный мотор. Ему нравилось ощущать себя мальчишкой, несмотря на то, что уже стукнул 51. Ленин в этом возрасте был уже давно «дедушкой». А Немцову казалось, что он только начинает взрослеть. Его прежний образ жизни высокопоставленного чиновника, когда он работал губернатором и вице-премьером, губительно сказывался на физической форме. Мышцы теряли упругость из-за бесконечных стрессов, гиподинамии, беспорядочного питания и алкоголя. Как будто его могучее тело ему уже не принадлежало. Но однажды, упав с небес на землю, Немцов понял, что так дальше продолжаться не может. Для него оставалось только два пути: один — саморазрушение. И второй — вопреки всем обстоятельствам грести против ветра.
Сознание Бориса вернулось в камеру. Он не знал, сколько времени прошло и сколько еще предстоит стоять в «холодильнике». Для деятельного человека самое страшное — вынужденное бездействие. Когда ты не можешь ни на что влиять. Нечего изменить. Когда держат в изоляторе, как самого опасного преступника и делают из тебя дерьмо на палочке. Сутки могут показаться, как огромный срок. Ноги задубели. Надо было начать двигаться. Борис напряг мышцы. Затем расслабил и снова напряг. Жизнь оппозиционера в России полна безжалостных сюрпризов, подумал он. Власть за прошедший год не гнушалась грязных методов. Спецслужбы отслеживали каждый шаг. Нашисты плескали кислоту в лицо, сбрасывали унитазы на крышу машины с третьего этажа, взламывали аккаунты, подслушивали телефонные разговоры и сливали желтой прессе. При этом Кукольник дал установку на распространение слухов всеми доступными способами, якобы Немцов не представляет никакой угрозы режиму и обладает ничтожным политическим влиянием (на грани математической погрешности). Но Кукольник, конечно же, лукавил. Ему очень хотелось выдавать желаемое за действительное и не замечать очевидных вещей. Например, того, что Немцов, не имея никаких других ресурсов, кроме мозгов и упорства, свалил своим докладом могущественного мэра Москвы. Лужкова!!! Это произошло несмотря на очевидное сопротивление премьера Путина. Тот до последнего не хотел отправлять Лужкова в отставку под давлением Немцова. И, вероятно, еще потому, что спецслужбы доложили: Доклад по итогам десятилетнего правления Путина уже тоже готов.
Сегодня вечером Немцов пришел пешком к шести вечера на Триумфальную площадь. Он не питал никаких иллюзий в отношении Лимонова, но идея «Стратегии 31» принадлежала именно Эдику. Каждого 31 числа люди собирались на митинг в поддержку 31 статьи Конституции, которая должна была гарантировать право гражданам беспрепятственно проводить митинги мирно и без оружия. По закону не требовалось никакого разрешения. Со стороны организаторов достаточно было уведомить власти о намерениях. Митинг был согласован, Немцов был уверен, что полиция не станет разгонять людей. Конечно, ведь митинг на Триумфальной площади 31 декабря разительно отличался от погрома, который произошел совсем недавно. Это было 11 декабря на Манежной площади, когда футбольные фанаты показали Москве свою силу. Поводом послужило убийство болельщика «Спартака» Егора Свиридова. Он был застрелен во время драки выходцем из Дагестана. Если бы полиция не отпустила обвиняемого, а немедленно приняла меры и завела уголовное дело, то, скорее всего, никто не стал бы перекрывать Ленинградский проспект и устраивать беспорядки на Манежке. Президент Медведев не сумел достойно отреагировать на погром. Премьер Путин гораздо быстрее своего ставленника сообразил, чем грозят стране футбольные фанаты. Он кинулся заигрывать и «брататься» с представителями организаций болельщиков. Нес в СМИ чушь о том, что выступление болельщиков — это «атака против всех». При этом не уточнял против кого именно и сознательно умалчивал факт полицейского беспредела и продажности, который и послужил основанием для жесткого выступления болельщиков. Это был не единственный случай, когда полиция покрывала кавказцев. Путину важно было перехватить у футбольных фанатов инициативу. И тут Кукольник посоветовал всесильному премьеру съездить на могилу к застреленному Свиридову и возложить венок. Такой чести до этого не удостаивался еще ни один выдающийся спортсмен в стране. Это оказался удачный маневр. Чтобы сбить волну недовольства, надо было всего лишь возглавить протест. Что Путин и сделал. Он показал электорату и футбольным болельщикам: смотрите, ребята, я с вами! И тем самым утер нос безвольному Медведеву, показав, кто реально решает проблемы в стране.
А спустя несколько дней (16 декабря) премьер Путин во время эфира телеканала «Россия» неожиданно заявил: «Чего на самом деле хотят Немцов, Рыжков и другие? Денег и власти! В свое время они поураганили, в 90-х годах, утащили вместе с Березовскими и теми, кто сейчас находится в местах лишения свободы немало миллиардов. Их оттащили от кормушки, они поиздержались. Хотят вернуться, чтобы пополнить карманы»…
Немцов вспомнил, как был искренне обескуражен неожиданным высказыванием премьер-министра. Путин явно погорячился. Он расслабился в лучах славы перед телекамерами и крепко подставился. Через неделю (25 декабря) адвокат Немцова отправил иск против действующего премьера в Савеловский суд. Это был беспрецедентный случай. До этого еще ни один человек в стране не осмеливался судиться с бывшим президентом. Немцов вел себя с Путиным крайне дерзко, без малейшего пиетета, как ведут себя с бывшими нерадивыми подчиненными. И вот 31 декабря ответ от Путина не заставил себя долго ждать. Во время санкционированного митинга на Триумфальной, Немцова окружили шестеро «космонавтов». Еще человек десять готовы были прийти на помощь в случае чего.
— Пройдите в автобус, — решительно потребовал мрачный «космонавт» и схватил Немцова за локоть. Борис уклонился, разглядел на погонах подполковничьи звезды.
— Вы совсем спятили? — возмутился Немцов. — Это незаконно!
— Если будете оказывать сопротивление, мы доставим вас силой, — настаивал «космонавт».
— Ребята, это же беспредел, — вырвалось у Бориса.
Но четверо полицейских уже повисли на руках.
— Хорошо, я сам пойду, — огрызнулся Немцов и двинулся в сторону автозака. Он не хотел, чтобы ему выкручивали руки, иначе несчастное плечо никогда не заживет. «Космонавты» слегка подталкивали в спину. В последний момент, когда Борис уже ступил на подножку автозака, он вдруг обернулся к обескураженной толпе и крикнул: «С Новым годом!»
У Бориса отобрали личные вещи, документы, телефон. С ним вели в изоляторе подчеркнуто вежливо. Однако после составления протокола его поместили в отдельную камеру, которая больше напоминала холодильную камеру в морге. В новогоднюю ночь суд, разумеется, не работал, поэтому обвинение ему предъявят в лучшем случае через два-три дня. Это напрочь губило его планы.
Борис обещал встретить новый год с детьми, а под утро приехать к Ольге. Что может быть лучше чудесной новогодней ночи, чтобы собрать вместе детей и любимых женщин? Ах, как это было бы здорово! Борис улыбнулся, вспомнил, как носился по магазинам, покупая детям подарки. Он даже взял в этот раз напрокат костюм деда Мороза, чтобы устроить грандиозный праздник, который дети запомнили бы на всю жизнь. Но вместо веселой компании теперь он замерзал в вонючей камере.
Лязгнул затвор замка. Дверь камеры отворилась.
— Немцов, на выход, руки за спину, — строго произнес дежурный.
Борис вышел в коридор и почувствовал огромное облегчение от того, что мог наконец-то двигаться. Двое неряшливых и немного поддатых ментов провели его по длинному коридору к кабинету начальника изолятора.
Немцов вошел в кабинет, обставленный мебелью, обитой черной кожей. За массивным столом сидел улыбающийся толстяк средних лет и смотрел по телевизору шоу с участием российской попсы. По косому и сытому глазу можно было догадаться, что толстяк неплохо встретил Новый год.
— Здравствуйте, Борис Ефимыч, — толстяк повернул голову от телевизора, приподнялся из-за стола и уставился на Немцова немигающим взглядом. — Я начальник изолятора подполковник Чуйков Михаил Иванович. Какие будут жалобы? Пожелания? Просьбы?
Борис посмотрел сверху вниз на довольную физиономию Чуйкова. Тот не скрывал своего превосходства, но по привычке смотрел заискивающе.
– Никаких, — спокойно ответил Борис.
— Присаживайтесь, пожалуйста, Борис Ефимыч, не стесняйтесь, — продолжал привечать Чуйков. — Сегодня же Новый год, я вот вам закусочек из дома принес. А, может, выпить немного хотите?
— Какая трогательная забота с вашей стороны, — пошутил Борис. — Послушайте, а нельзя ли меня в нормальную камеру поместить, а не в морозильник, где даже кровати нет?
— Да я бы с радостью вас в лучшей камере разместил, Борис Ефимыч, со всеми удобствами, так сказать, — стал слегка заигрывать Чуйков, — только вы меня тоже поймите, ведь нам как прикажут, так мы и делаем. Мы — люди подневольные.
– А можно мне тогда просто поссать по-человечески и умыться? — спросил Немцов, не церемонясь.
— А по-человечески это как? — удивился Чуйков.
— Это так, чтобы за мной не следили видеокамеры.
— Щас все устроим, — оживился начальник, — только вы уж меня не подведите, Борис Ефимыч. Ведь я к вам со всей душой, можно сказать.
Чуйков вызвал дежурного. Дал указание проводить Немцова в служебный туалет. Это было проявлением высшей формы уважения — позволить справить малую нужду без свидетелей.
Михаил Иванович Чуйков не любил, когда начальство дергало его по делу и без. Как будто он сам не знал, как нужно работать. Но обстановка была тревожная, и приходилось терпеть. Будь его воля, он бы собственноручно отбил почки Немцову где-нибудь в подвале и ни капли не пожалел об этом. Столько в нем накопилось злости к ненавистным либералам. Но приказ «мочить» пока не поступал, а было дано всего лишь указание «прессануть» оппозиционера. Немцов был причиной всех бед, свалившихся на Чуйкова в новогоднюю ночь. Он «раскачивал лодку» в стране, катил бочку на Лужкова и Путина, хотел устроить переворот и захватить власть. И за это Немцов должен быть наказан, как любой провинциальный выскочка. Правда, пока Чуйков еще не решил, как именно? Как прессануть так, чтобы самому не подставиться в случае чего за превышение должностных полномочий? В кабинете раздался звонок служебной связи. На проводе был полковник Бирюков.
— С Новым годом, Михал Иваныч, — произнес совсем нерадостный голос Бирюкова, — как там наш пациент себя чувствует?
— Да вроде все хорошо, Сергей Иванович, он пока еще бодренький, — стал докладывать Чуйков.
— Ты куда его определил?
— Куда договаривались, в холодильник…
— И что? Он ни на что не жаловался?
— Нет, пока…
— И ничего не просил?
— Нет…
— Это плохо, Михал Иваныч! Значит, у вас там что-то не в порядке, — с подозрением произнес Бирюков. — А как спал он?
— Никак. Простоял часов 16 на ногах и даже воды не спросил. У нас все записано на видео, мы можем предоставить для отчета.
— Да, на хуй мне твой отчет, Миша. Если он ни о чем не просил, значит ты плохо работаешь. Ты это понимаешь, мой родной?
— Понимаю, Сергей Иваныч, — стал слегка пригибаться Чуйков.
— Да не хуя ты не понимаешь, еб твою мать! — повысил голос Бирюков, — если бы ты понимал, ты бы действовал, а не хуйней занимался.
Бирюков бросил трубку. Новый год для Чуйкова был окончательно испорчен. Он достал из шкафа початую бутылку коньяка, налил четверть стакана. В этот момент в дверь снова постучали. Дежурный привел из туалета Немцова.
— Заходи, заходи, Борис Ефимыч! Не стесняйся. Давай мы с тобой немного Новый год отметим.
Чуйков достал из холодильника закуску, деловито нарезал колбаску, сыр, лимончик.
— Ну как? Умылся? А мне уже влетело за тебя, — Чуйков деловито протянул фужер Немцову, плеснул коньячку, приподнял руку в локте, как на банкете.
— Ну, будь здоров, Борис Ефимыч!
— Да, конечно, у вас тут будешь здоровым, — с иронией ответил Немцов.
— Ну так ты же сам этого хотел, — примирительно произнес Чуйков. — Кто не хочет, тот сюда не попадает. Ты в следующий раз на митинги не ходи и будешь Новый год дома отмечать. Вместе с семьей.
— Митинг был согласованным, а мой арест незаконным, — огрызнулся Немцов.
— А это пусть решает суд. Он у нас, как известно, самый гуманный в мире. А я только выполняю приказы, так что ты уж не обессудь. Ну, с Богом! — Чуйков опрокинул коньяк в рот, живо закусил лимончиком.
— Я не пью, — отрезал Борис.
— Что? Совсем? — удивился Чуйков.
— Совсем.
— А почему? Боишься, что отравим? Так ты не бойся, я же вместе с тобой выпиваю. И я за тебя отвечаю. Ни один волос с твоей головы не упадет.
— Я хотел бы узнать, когда я смогу встретиться с адвокатом и когда будет суд, — перебил Немцов.
— Это нам неведомо. Сейчас праздники, все судьи отдыхают. Новый год все же.
— Вы не имеете права задерживать меня больше 48 часов, — упрямо гнул свою линию Немцов.
— Так ведь 48 часов еще и не прошло, — улыбнулся Чуйков. — Давай, покушай, ты ж, поди, голодный.
Борис взял стакан, понюхал, коньяк был дорогой, настоящий. Пригубил немного. Тепло защекотало под языком, обожгло внутренности.
— А теперь закуси, уж не брезгуй, мы тут по-русски, по-простому, — обрадовался чему-то Чуйков.
Борис допил коньяк и процитировал фразу из знаменитого фильма: — «Русские после первой не закусывают».
— Нет проблем, — Чуйков встрепенулся, схватил бутылку, подлил еще. — Только позволь спросить, Борис Ефимыч, какой же ты русский?
— А кто у нас русский, Пушкин, что ли? Да, я еврей по матери, но зато русский по культуре. Это плохо? Что тебе лично плохого сделали евреи?
— Мне лично — ничего, — ответил Чуйков. — Но ведь они, суки, распродали Россию. Все эти Березовские, Гусинские, Ходорковские, Абрамовичи. Ненавижу всю эту кодлу, блядь! И поэтому у нас вишь, какой бардак?
— Эка, какой понос у вас в голове, Михаил Иванович, — съязвил Немцов и перешел на «вы». — Бардак потому, что нет никакой конкуренции. А вам известно, товарищ Чуйков, что я боролся с Борисом Абрамовичем Березовским, когда тот хотел по дешевке акции Газпрома скупить в 97 году? — спросил Немцов.
— Нет, откуда же мне знать? — развел руками Чуйков.
— А ваш дорогой Владимир Владимирович ходил в то время к жене Березовского на день рождения и дарил ей цветочки…
— Ну, мы — люди маленькие, таких подробностей не знаем, — виновато улыбнулся Чуйков. Было видно, он уже пожалел, что затеял разговор. — Вот еще покушайте салатик, жена моя готовила.
— Я не ем оливье, — ответил Борис. — У меня от зеленого гороха живот пучит. А с туалетами у вас тут напряженка.
— Что есть, то есть, — согласился Чуйков. — Мы сейчас вас в камеру определим на шесть человек, чтобы вам не скучно было. Там есть пара нар свободных, хоть поспите немного. А потом суд разберется и, может, мы вас совсем отпустим. Если какие жалобы будут, обращайтесь прямо ко мне, все уладим.
Борис так и не притронулся к еде. Не смог перебороть брезгливость.
Его отвели в камеру, где уже находилось трое человек.
— Здорово, мужики! — сказал Немцов с порога.
— И здоровее видели, — послышалось в ответ.
— За что сидим? — поинтересовался Борис.
— Да, кто за что, — ответил совсем молодой парень лет двадцати, — я вот по пьянке залетел в новогоднюю ночь.
— Зачем же ты за руль сел пьяным? — удивился Борис.
— Да по глупости, думал, что пронесет, — стал оправдываться парень.
— Ну, давайте знакомиться, меня зовут Борис Немцов.
— Да, мы знаем, как вас зовут. А меня Лехой, — парень протянул руку. Борис пожал в ответ.
— А меня — Николай, — представился, не вставая с нар, мужик со сморщенным как у бульдога лицом.
— А меня — Василий Павлович! — представился пожилой мужик в одной майке и семейных трусах.
В камере было тепло, душно и сыро. Воняло дешевыми сигаретами и грязным бельем.
— Где тут свободно? — спросил Борис. Ему не терпелось скорей куда-нибудь упасть и немедленно уснуть.
— Вон, выбирай любую, — указал на три свободные шконки Василий Павлович.
— Вы уж меня простите, мужики, всю ночь простоял в одиночке. Спать хочу, сил нет.
— Понимаем, понимаем, — послышалось в ответ.
Борис влез на верхние нары, лег на спину прямо в одежде и через минуту уснул мертвецким сном.
Ему редко снились сны, еще реже он запоминал их. Но в этот раз Немцову отчетливо снилась мама. Она стояла со скорбным лицом и казалось, что вот-вот заплачет.
— Мама, кто тебя так сильно огорчил? — спросил Борис, — Сегодня же Новый год, надо встретить его весело!
— Ничего, ничего, — ответила мама, — сейчас пройдет.
Затем ему снилось, как он едет в метро и раздает всем желающим свой «путинский» доклад. Люди улыбались, а некоторые просили черкнуть автограф. Он прошел по вагону дальше, вдруг видит: сидит в конце вагона мужик, чем-то напоминающий Путина. Немцов подходит к нему, а это оказывается сам Путин.
— Вы что же один и без охраны? — спрашивает Немцов. — Неужто Медведев отправил в отставку?
— Да, нет. У Медведева кишка тонка меня уволить. Я сам ушел. Из-за тебя, гад. Теперь мне охраны не положено, — обиженно ответил Путин.
— Вы не из-за меня ушли, а из-за себя, как и жулик Лужков — отпарировал Немцов, — вот возьмите, доклад по итогам своего правления, почитайте на досуге…
— Да я читал уже, спасибо…
— А чем же вы тогда недовольны? Давайте устроим открытые дебаты перед президентскими выборами, все обсудим публично.
— Нет, не устроим.
— Что так? Не хотите позориться?
— С тех пор, как погиб Махатма Ганди, мне в этой стране говорить не с кем, — ответил Путин.
Затем приснилась голая Ольга в белых пушистых носочках.
— Я так и знала, что ты не придешь! — говорила она с обидой, надув губки. — Я погладила тебе белую рубашку, испекла яблочный пирог, накрыла стол, устала ждать, но для тебя — политика важней всего на свете…
— Нет, что ты! — возразил ей Борис. — Политика вообще не имеет никакого значения. Просто у меня работа такая. А всего важнее на свете для меня ты, мама и дети…
— Ну, тогда спешу тебя обрадовать, — у нас будет ребенок, я беременна…
— Это здорово!!! — закричал Борис, — это самый лучший подарок на Новый год!
Откуда ни возьмись появилась смеющаяся Жанна в костюме снегурочки. Она повисла на шее и закричала: — Папа, я тебя люблю! Ты самый отважный на свете мужчина! Я так рада, что ты снова будешь отцом! Пусть все берут с тебя пример, иначе в стране никого не останется!
Потом во сне появилась Рая в зеленом платье. Она грустно улыбнулась, сделала вид, что нисколько не сердится на него и тут же растворилась. Прибежали в новогодних масках Антон с Диной. А Катя перед зеркалом примеряла новое розовое платье с голой спиной и все спрашивала: — «Ну, как я выгляжу? Я тебе нравлюсь»? Борис не знал, что ей ответить. Он стоял растерянно посреди комнаты в бороде деда Мороза и не мог вспомнить, куда спрятал подарки.
Часть вторая
Из окна кремлевского кабинета Кукольник в который раз смотрел на без-людную Ивановскую площадь. В новогоднюю ночь он был «дежурным» по стране. По первому каналу транслировали новогоднее обращение к народу президента Медведева.
«Совсем скоро под бой курантов уйдет в историю 2010 год и вместе с ним первое десятилетие нынешнего века, — читал Медведев по суфлеру слова, которые месяц назад сочинил для него Кукольник. Медведев стоял в студии на фоне зеленого задника. Он не мог прочитать текст с одного дубля, делал кучу ошибок, заикался, кряхтел, потел, поэтому на запись минутного обращения пришлось убить почти два часа. Медведеву явно не хватало харизмы, уверенности, обаяния и умения непринужденно улыбаться, но при монтаже зеленый фон заменили на ночной вид Кремля, добавили картинке насыщенности, сделали президента румяным, и вроде все встало на свои места.
— Провожая уходящий год, мы вспоминаем радостные и грустные моменты, — продолжал старательно читать суфлер Медведев, — и надеемся, что будущий 2011 год будет удачным для каждого из нас, и для всей страны. Мы будем вместе строить современную Россию — сильную, открытую, дружелюбную. У нас богатая и древняя история, и мы по праву ей гордимся. И в то же время Россия — молодая страна. Напомню, что в наступающем году ей исполнится только 20 лет. Для государства это не возраст. Но дети, родившиеся в новой России, уже стали взрослыми…» Дальше Кукольник слушать речь Медведева не захотел. Он и без него знал текст наизусть.
Кукольник поймал себя на мысли, что из 20 лет больше половины он уже работает в Кремле. И постарается пробыть здесь как минимум еще столько же. Сначала восемь лет подряд он писал новогодние обращения Путину, а теперь писал тексты Медведеву. Президенты менялись, а Кукольник неизменно оставался и отвечал за внутреннюю политику страны. Это благодаря его усилиям страна не разлезлась по швам. Это он создал в начале века самую мощную партию «Единая Россия» и еще пару партий-сателлитов, чтобы создать иллюзию парламентской борьбы. И теперь законодательная власть беспрекословно принимала любые решения, нужные Кремлю. Это он прижал к ноге и приручил кормиться с его щедрой руки все независимые раньше СМИ. Это он, благодаря своим корням и врожденной интуиции, договорился с Кавказом и нашел единственно верную модель сосуществования с ним. Это он был великодушен к своим врагам, предоставляя каждому из них возможность спокойно уехать из России. Но когда его сигналы не воспринимали с долж-ным вниманием, снимал с себя ответственность и становился беспощаден. Его бывший шеф по «Менатепу» Миша Ходорковский оказался слишком горд, не свалил вовремя, и вот уже семь лет шил на зоне тапочки. Три дня назад (27 декабря 2010 года) суд добавил ему второй срок и теперь одному Богу известно, когда Ходорковский выйдет на свободу.
Немцову тоже делались недвусмысленные сигналы, чтобы тот валил из страны. Но тот вздумал покуситься вместе с Навальным на его детище и дискредитировать «Единую Россию», как партию жуликов и воров. Таких жестких наездов Кукольник не прощал. Только за один доклад по итогам десятилетнего правления Путина, было мало убить Немцова. Никто по началу не придавал ему серьезного значения, относились как к лузеру. Но это было ошибкой.
На столе у Кукольника лежал злополучный доклад Немцова «Путин. 10 лет. Итоги». Кукольник все внимательно прочел от корки до корки. Нужно было срочно принимать меры, поэтому он немедленно распорядился копать под Немцова с детсадовского возраста. За Немцовым была установлена круглосуточная слежка. Мониторились все контакты, связи, переписка. Триста человек из ФСБ и МВД были брошены на поиски его экономических преступлений тех времен, когда Немцов работал губернатором и вице-премьером в правительстве. И ничего не накопали. Такого быть в принципе не могло! Стали расследовать за счет чего он живет и выяснили, что он с помощью электронных площадок торгует ценными бумагами на иностранных биржах. За это, к сожалению, было невозможно привлечь его к уголовной ответственности.
У Кукольника были все возможности раздавить Немцова. В его руках были молодежные движения, СМИ только ждали отмашки, чтобы утопить оппозиционера в дерьме, но работать с несистемной оппозицией становилось все сложнее из-за социальных сетей. Из-за них иногда возникали форс-мажорные ситуации. После событий на Манежке в интернет просочилась видео информация о провокаторах, которые работали по заданию Кукольника. Это именно они, а вовсе не футбольные фанаты, задирали ОМОН, выкрикивали националистические лозунги и разбрасывали дымовые шашки,. В сети появилась видеозапись, где начальник управления информации ГУВД Москвы полковник Бирюков стоял рядом с провокаторами и отдавал им какие-то указания. Идиот, Бирюков жил еще в ХХ веке, не понимая, как изменилась информационная картина мира. Через несколько дней Бирюкова снова засняли с «нашистом» Левоном Арзуманяном на площади Европы, где он демонстративно вскидывал руку в нацистском приветствии. Полиция была скомпрометирована. Тогда Кукольник придумал ход конем: с его подачи пустили слух, будто беспорядки на Манежке спровоцировала именно оппозиция — Немцов, Касьянов и другие. Важно было заляпать оппозицию с головы до ног, а там пусть отмываются, если смогут. Но в целом дезинформация выглядела не очень убедительно. Терпение Путина лопнуло, когда Немцов посмел 25-го декабря подать на него в Савеловский суд за клевету. Путин вызвал к себе Кукольника. Таким злым и бледным Кукольник еще не видел своего шефа. Желваки ходили ходуном. Всесильный премьер был в таком мрачном состоянии, будто собирался начать ядерную войну и разговаривал с ним крайне недовольным тоном. Нужно было срочно найти самое уязвимое место Немцова. Для этого Кукольник даже перечитал две книги Немцова — «Провинциал в Москве» и «Исповедь бунтаря». Когда читал последнюю страницу «Провинциала в Москве», Кукольник обратил внимание на финальную фразу книги: «России нужны новые люди. Более современные и ответственные. Кандидаты есть, а шансов маловато. Видимо, в 2000 году выиграет человек прошлого. К сожалению. Наше время придет в 2004 году».
Какой же наивный Немцов, подумал Кукольник, закрывая книгу. Он надеется, что Путин просидит только до 2004. А Путин пришел навсегда.
Кукольник упорно искал самое слабое место Немцова и ему показалось, что он его нашел. Все очень просто. Это были женщины. Немцов был бабником. Правда он почему-то не купился на провокацию с проституткой Му-му. Но тем хуже для него. Чтобы хорошо выглядеть, Немцов постоянно тренировался и чрезвычайно заботился о здоровье. Значит, следовало испортить ему то, чем больше всего он дорожил. Сейчас для этого был самый подходящий момент.
Часть третья
Сны на нарах быстро заканчиваются. Борис проснулся, услышал приглушенный разговор в камере, но продолжал лежать с закрытыми глазами и не шевелился.
— Лех, че ты брешешь, бля, что тебя за пьянку задержали? — сипел Василий Павлович.
— А что? Я должен перед всеми каяться что ли?
— Ты ничего не должен, еб твою мать, но врать товарищам не хорошо, блядь.
— Я не вру, а интерпретирую.
— Чего, чего?
— Того самого. Ты хоть раз видел в жизни Немцова?
— Нет, только по телевизору.
— И я нет. Зато мы теперь с ним узники совести.
— А ты с какого хрена узник совести, — вступил в разговор Николай.
— С такого, что у меня совесть есть, — ответил Леха.
— Аааа, ты теперича, значит, политический, — пробурчал Василий Павлович.
— Из тюрьмы выйду, буду всем рассказывать, что я на одних нарах с Немцовым сидел, — пошутил Леха.
— Нашел, чем гордиться, — осадил его Николай. — Он же жулик, денег спиздил до ебаной матери, пока в правительстве сидел. Слыхал, что про него Путин сказал? Они там миллиарды напиздили!
— А ты нашел, кого слушать, — возразил Леха.
— А что ты имеешь против Путина? Я не понял, бля? — полез на рожон Николай.
— Ничего не имею, — отбивался Леха.
— При Путине Россия поднялась с колен, — с дрожью в голосе произнес Николай.
— Ага, и встала раком, — пошутил Леха.
— Ты че, сука, гондон дырявый, на кого прешь? — повысил голос Николай.
— Я не пру, просто Путин вечно врет! — сказал Алексей.
— Насчет чего?
— Ну, например, насчет того, что моряков «Курска» нельзя было спасти…
— А кто не врет? Ты не врешь? Или ЦРУ не врет? Все врут! — подытожил Николай.
— Но он же был вроде президентом страны, ему врать не положено, — с недоумением произнес Леха.
— Путин не врет! Он чекист. У него любое высказывание — это спецопера-ция прикрытия, — наседал Николай на Леху.
— Ладно, мужики, не ссорьтесь, — встрял в разговор Василий Павлович.
— Так за что, Леха, тебе придется срок мотать?
— Честно?
— Конечно, честно, — не унимался Василий Павлович.
— Ни за что, — спокойно ответил Леха.
— Все так говорят, что невинны, — с иронией заметил Николай.
— А ты сам за что сюда попал, — спросил Леха.
— Я — вор, — с гордостью произнес Николай.
— А что-ж тогда на Немцова бочку катишь?
— Я — честный вор, у меня три ходки, — гордо заявил Николай и показал наколки на груди.
Немцову надоело слушать болтовню мужиков, он приподнял голову, спросил:
— Мужики, есть вода?
— Есть, — ответил Василий Павлович и протянул пластмассовую бутылку.
Вода оказалась отвратительной. Будто в ней стирали носки с хозяйственным мылом. Но другой не было. Борис с отвращением глотнул и вернул бутылку обратно.
— Что? Не понравилось? — спросил Василий Павлович виновато.
— Нет. Но я потерплю, — ответил Борис.
Он слез с нар. Подошел к параше. Извинился перед мужиками, справил малую нужду.
— Дело житейское, Борис Ефимович, вы не стесняйтесь, — постарался исправить неловкость момента Василий Павлович. — В тюрьме самое неприятное, что приходится иногда срать перед товарищами. Но главное — в душу не срать. Ведь верно, мужики? Но в России все сделано, чтобы унизить человеческое достоинство.
— О чем ты говоришь, Василий Павлович! — возмутился Николай, — Какое может быть в тюрьме человеческое достоинство, блядь? Последних господ с достоинством расстреляли в гражданскую на хуй, потом Сталин постарался, тот еще кровопийца был. Раньше даже у воров достоинство было. Настоящий вор никогда последнюю краюху хлеба у работяги не крал.
— А зачем тебе нужно достоинство? — спросил Борис.
— Конечно, я же человек, а не скотина какая-нибудь. Я живу не только для того, чтобы жрать, срать и ебаться, но и для того, чтобы уважать себя. А как можно уважать себя без достоинства? Государство отняло мое достоинство.
— При чем здесь государство? — удивился Борис. — Ты считаешь, что оно умаляет твое достоинство, а для самого тебя — достоинство других людей что-нибудь значит?
— Это каких других людей?
— Ну, например, меня. Ты тут обмолвился, будто я украл миллиарды, пока работал в правительстве. А с чего ты это взял? Со слов Путина? Или по себе судишь?
Николай замялся, потом вдруг примирительно улыбнулся и сказал:
— Прости, Борис Ефимович, ну не может быть такого, чтобы сидеть у кормушки и не нажраться…
— Может, Коля, может, — спокойно ответил Немцов. — И знаешь почему? Потому что я хочу стать президентом нашей страны. А России президент вор — не нужен. Любой моей слабостью или промахом моментально воспользуется оппозиция или другие недоброжелатели. А я не хочу давать им такой возможности. Понятно тебе? Лужков участвовал вместе со своей женой Батуриной в коррупционных схемах, я написал об этом доклад. И где теперь Лужков?
— Где, где, в бегах! — вставил свое слово Василий Павлович.
— Верно, — согласился Немцов. — А следующим в бега ударится Путин. Потому что я про него тоже доклад подготовил и в нем вся правда из открытых источников.
— Да, ладно! — опешил Василий Павлович, — неужто у вас силенок хватит и Путина свалить?
— А почему нет? Через полтора года президентские выборы. Приходите голосовать. А там посмотрим, чья возьмет.
— Борис Ефимыч, вы простите, но для меня загадка, как вы могли находиться столько лет у власти и все потерять? Вас же Ельцин преемником назначить собирался? Или я че то неправильно понял? — спросил Леха.
— Не надо никого назначать преемником. В том числе и меня — жестко ответил Немцов. — Это порочная практика. Ельцин назначил Путина. Путин назначил посидеть Медведева. И что хорошего вышло из этого? В стране должны быть честные выборы и здоровая конкуренция. Тогда власть будет меняться регулярно и не будет застоя.
— Ну это вы загнули, Борис Ефимыч! — всплеснул руками Николай. — Знаете, какая в России самая актуальная поговорка? «Не обманешь — не проживешь!»
— И много пользы принесла тебе эта поговорка, раз ты сидишь здесь? — спросил Немцов.
— Что поделать, мне не повезло, — сморщил бульдожье лицо Николай.
— Позвольте полюбопытствовать, Борис Ефимыч, — снова лукаво встрял Василий Павлович, — вот у Путина как-то спросили журналисты, мол, какие ошибки он за период своего правления допустил. Путин ответил — мол, ни одной ошибки не было. Все было правильно. И «Курск», и «Беслан», и «Норд-ост», и «НТВ». А у вас, поди, тоже ошибок не было, или как вы считаете?
— Ошибки были, конечно. Только в отличии от Путина, я никогда их не скрывал, а делал выводы, — устало ответил Борис.
— Ну, а по конкретнее, если можно, — прилип, как банный лист Василий Павлович.
— Первая ошибка была в том, что я уехал из Нижнего. Вторая — что я согласился на вице-премьера. Третья — что не сумели вовремя переформатировать спецслужбы. Продолжать? — спросил Борис.
— Уже не обязательно, — улыбнулся Василий Павлович. — А мне кажется, что вы допустили еще одну, но очень важную ошибку.
— Это какую?
— Вы слишком рано успокоились и поверили Ельцину. А Ельцин надул вас. Использовал, как мальчонку. Ввел в заблуждение, и поэтому вы Кремль-то не взяли. А его надо было брать первым делом и не церемониться.
— Как вы себе это представляете? — удивился Немцов.
— Я не знаю, я не политик и не революционер. Но мне кажется, что таким романтикам, как вы, в политике делать нечего.
— А вы, Василий Павлович, за что сидите? — резко перебил Немцов.
— За убийство, Борис Ефимович, — ответил старик. — Друга убил по неосторожности. На охоте.
Возникло тягостное молчание.
— Ну, ты даешь, Василий Павлович, — произнес Леха.
— Грех это большой, — протянул Николай.
— Да, грех. А воровать не грех? — переспросил старик.
— И воровать грех, — согласился Николай, — я бы и рад не воровать, да жить по— другому не получается.
— Ладно, мужики, не падайте духом, тогда вас никто не уронит, — пошутил Борис и стал разминать руки.
— Вы меня извините, но у меня правило — каждый день тренироваться, иначе я себя хреново чувствую.
— Давай, давай, а мы посмотрим, — обрадовался Николай.
— А нечего смотреть, вы, давайте, со мной тренируйтесь, — предложил Борис,
— В этом нет ничего сложного.
Лязгнул замок, окошко в двери открылось, дежурный принес обед. Тарелка прозрачных щей, гречка с тушенкой, кусок хлеба, разбавленный компот.
Борис есть не стал.
— А ты что не ешь, Борис Ефимыч? — спросил его Василий Павлович.
— Не могу пока есть,— ответил Немцов, — в горло ничего не лезет.
— Это пройдет, — утешил старик. — Я тоже поначалу ничего не ел.
Борис подошел к решетке окна. Подтянулся, чтобы глянуть, что там творится — на улице. За решеткой падал снег. Дома стояли, будто в сахарной вате. На стене ближнего к изолятору дома Борис увидел самопальный баннер. Кто-то вывесил: «Борис, БОРИСЬ! Ты прав!»
Часть четвертая
Бирюков был вне себя, когда ему доложили, что напротив изолятора, где содержится Немцов, первого января обнаружен баннер с надписью: «Борис, БОРИСЬ! Ты прав!» Немедленно подняли на уши всю районную полицию. Баннер содрали. Задержали каких-то двух девок, которые сразу признались, что вывесили плакат. Но кто-то уже успел выложить информацию в сеть. Скандал назревал нешуточный.
Бирюков примчался к Чуйкову и потребовал показать, в каких условиях содержат Немцова. Однако, в камеру к нему идти не захотел. Просмотрел видеозапись в ускоренном воспроизведении. Прослушав разговоры Немцова с сокамерниками, пришел в еще большую ярость.
— Ты не мог посадить его в другую камеру? — орал Бирюков в лицо при-тихшему Чуйкову. — Я же просил создать для него максимально жесткие условия, а не помещать на курорт. На хуй ты позволил им вести светские беседы, блядь? Кто у тебя здесь смотрящий? Ты не мог посадить его к пидорам в петушатник или к туберкулезникам, в конце концов? Чтобы его опустили по полной программе! Чтобы он загнулся и выполз отсюда инвалидом, бля…
— Никаких конкретных указаний насчет Немцова не было, — неловко оп-равдывался Чуйков.
— А какие, бля, тебе еще нужны конкретные указания? — недоумевал Бирюков. — Ты вообще разучился работать! Ни хуя мышей не ловишь! Только жопу протираешь на кожаной мебели.
— Товарищ полковник, не горячитесь! У него же еще даже суда не было! — растерянно моргал Чуйков.
— Ты за суд не переживай! — еще больше разозлился Бирюков. — Он решит все, как нам надо.
— Так Немцов вроде не оказывал сопротивления, у него куча свидетелей, он адвоката требует, да и митинг был с властями согласован, — скороговоркой произнес Чуйков.
— Судья не будет слушать никакую защиту и никаких свидетелей. Это я тебе гарантирую. Есть указание с самого верха мочить по полной и не церемониться. Ты знаешь, что он подал в суд на Путина за клевету?
Чуйков не знал об этом, но на всякий случай кивнул в ответ.
— Так хули ты не можешь поставить его на место? Или мне тебя учить надо, как это делается? Надо раз и навсегда отбить у него охоту ебло открывать и строчить свои гнусные доклады. Неужели не понятно? Подсади к нему в камеру двух горячих хлопцев, пусть они ему очко прочистят еще до суда.
Бирюков хлопнул дверью, умчался в министерство, сияя мигалкой. Чуйков почесал мозоль на брюхе, достал бутылку водки с перцем, хлопнул рюмку, смачно рыгнул и вызвал дежурного.
— Пригласи ко мне Дикого, — строго приказал Чуйков.
Григорий Васильевич Дикий был авторитетным уголовником с солидным стажем и в изоляторе смотрящим. Он все понимал с полуслова и обладал незаурядными организаторскими способностями. С ним решали все щекотливые вопросы. Если у несговорчивого подследственного нужно было срочно выбить какие-то показания по уголовному делу, того подсаживали к нему в камеру.
Дикий не торопясь вошел в кабинет, вежливо пожал Чуйкову руку и без приглашения расположился в ближайшем кожаном кресле.
— С Новым годом, Михал Иванович! Что вам дома-то с семьей не сидится? — спросил Дикий.
— И не говори, Гриша! Давай выпьем с тобой за Новый год и перетрем кое-что по дружбе.
Выпили. Закусили. Чуйков предложил закурить, но Дикий вежливо отказался.
— Не было у нас печали, Григорий, да вот Немцова нам давеча посадили, — начал жаловаться на судьбу Чуйков.
— Это дело полезное, — усмехнулся Дикий. — Каждый политик раз в жизни должен хоть немного посидеть. Ленин — сидел. Сталин — сидел. Жаль, что я тогда не при делах был, а то, может, вся история обернулась бы иначе.
— Это что ты имеешь в виду? — удивился Чуйков.
— А то, что не по понятиям они вели себя. Беспредельщики были оба.
— Ну, ты это оставь, Гриша! Хули сравнивать ту эпоху с нынешней. Сейчас у нас, как-никак, демократия.
— А почему бы и не сравнить ради интереса? Вы не знаете, зачем надо было прислугу и доктора Боткина расстреливать вместе с царской семьей? Разве доктор был наследником престола? Но это так — мелочь, по сравнению с мировой революцией.
— Ты покушай салатиков, Гриша, — Чуйков прервал монолог Дикого. — Еще выпей, если хочешь.
— Отчего же не покушать, — согласился Дикий и подвинул к себе тарелку.
— Как жена, дети? — лукаво поинтересовался Дикий, уплетая салат с курицей. — Дома все в порядке?
— Да, не переживай, все хорошо, только дочь учиться не хочет. Говорит, что смысла в этом никакого не видит. Хочет, дура, сразу замуж за миллионера. А мужиков авторитетных нынче мало стало. Кто в тюрьме, как ты. Кто в бегах. А кто уж на том свете. Где я ей жениха то хорошего возьму?
— Михал Иваныч, ты меня зачем пригласил? О женихах дочери рассказывать — это, конечно, интересно. Или вопрос какой порешать надо? — Дикий прожевал салат и принялся за селедку под шубой. Бледное лицо слегка порозовело, а в насмешливых глазах мелькнул умный огонек.
— Да, Гриша! Есть одна тема. Нужно опустить одного товарища. Да вот хочу с тобой посоветоваться, как это лучше сделать.
— А что тут сложного? Чай не в первой, — удивился Дикий. — Пустите его в душ подмыться, там мы его и опустим. Только сначала я должен знать за что.
Какая статья у него? Что украл? Кого обидел?
— Неповиновение сотруднику полиции, — ответил Чуйков.
— И все? — удивился Дикий. — Как звать?
— Да ты наверняка в курсе, не притворяйся. Это — Немцов.
— А че мне притворяться? — удивился Дикий и отодвинул от себя тарелку. — Мы люди простые, нам притворяться ни к чему.
— Ну? Так как? Сделаешь? — спросил Чуйков.
Дикий задумался. Почесал кадык и спросил: — А что он лично тебе плохого сделал?
— Да, ничего он мне плохого не делал…— пожал плечами Чуйков. — Просто так надо.
— Не, Михал Иваныч, так не пойдет. Немцов — политический. Его Ельцин даже прочил в наследники. Да и сам он парень неглупый. Я читал его доклад и тебе советую. Поэтому я за это дело не возьмусь. Меня братва не поймет. Не по понятиям это.
— Гриша, да ладно тебе! — повысил голос Чуйков. — Возьмусь, не возьмусь! Это надо для дела. Сверху просили. Ничего личного против него я тоже не имею…
— Михал Иваныч, ты бы поберегся, а то завтра вдруг власть сменится и весь беспредел тебе припомнят…
— Типун тебе на язык, Гриша! Не дай Бог! — запричитал Чуйков и замахал руками.
— Раз вам надо, вот вы сами и опускайте его, Михал Иваныч. А меня в ваши дела не впутывайте.
— Да почему? Объясни! — недоумевал Чуйков. — У тебя здесь все условия для жизни благодаря мне. Смотришь телевизор, баб трахаешь, книжки читаешь, комфорт — просто гребаный в рот! У тебя таких удобств даже на воле не было! Что тебе еще нужно?
— Да, у вас, Михал Иванович, тоже в кабинете мебель кожаная, домишко трехэтажный под Москвой и «Лексус» новенький, на котором жена катается — явно не на ментовскую зарплату куплены. А в изоляторе зато — порядок почти образцовый.
— Ну и сделай, как я тебя прошу, — продолжал уговаривать Чуйков.
— Я же не всегда был уголовником, товарищ начальник, — произнес Дикий. — Двадцать лет назад я работал мастером на шахте. Когда нам зарплаты не платили месяцами, я стучал каской в знак протеста на мосту возле Белого дома. Так вот Немцов тогда не испугался, вышел, поговорил с нами, а потом мы водки с ним выпили. Вот как сейчас с тобой. А ни одна сука из правительства больше не вышла. Все зассали. Немцов пообещал все уладить, зарплаты нам выплатили благодаря ему. А потом, когда его не стало, все по новой началось. Если бы нам деньги выплачивали вовремя, то я бы воровать вряд ли пошел. И сейчас здесь с тобой не разговаривал.
— Ну, хорошо, — согласился Чуйков. — Ты можешь хотя бы слух пустить, что Немцова опустили, чтобы у меня неприятностей не было.
— Да зачем мне это надо, Михал Иванович? Не по-мужски это и не солидно как-то. Я вам не пресс-служба Кремля. Такой парашей не занимаюсь и вам не советую.
— Да ты кем себя возомнил, Дикий? Ты думаешь, что я тебя уговаривать собрался? — повысил голос Чуйков. — Да на хуй ты сдался и без тебя справимся!
— Давайте, давайте, Михал Иваныч! Вам за это еще звездочку прилепят, на повышение пойдете. Только не забудьте, что ничего на свете не бывает вечным. Неровен час, вас также кто-нибудь потом решит раком поставить.
Чуйков поджал обиженно губки. Хотел ударить кулаком по столу, но раздумал и буркнул недовольно: — Ладно, Гриша, это я тебя специально на вшивость проверял. Тут ничего личного. Не обижайся.
— Да на обиженных воду возят, — улыбнулся с хитрецой Дикий. — Опус-кать нужно негодяев, которые насилуют баб и детей, а иначе, где же справедливость будет? А, Михал Иваныч?
Дикий поднялся с кресла и с подчеркнутым достоинством вышел из кабинета. Чуйков посмотрел ему в след. Хотел что-нибудь обидное крикнуть вдогонку, но не нашел ни одного подходящего слова. Да и зачем? Налил еще водочки. Выпил. Рыгнул. Глянул в окно и не поверил глазам: перед зданием изолятора опять висела рекламная растяжка, на которой крупными буквами были написаны ненавистные ему слова: «Борис, БОРИСЬ!!! Ты ПРАВ!»
P.S. Пять лет спустя, 27 февраля 2015 года, Борис Немцов был убит шестью выстрелами в спину на Москворецком мосту. Заказчика убийства до сих пор не нашли.
Продолжение следует….