Кто её так назвал — навсегда останется для меня загадкой. Может, было принято в то время, в наших краях, давать белым собакам такую кличку. Так сказать, мода, пришедшая на смену «жучкам». Тогда и стоит предположить, что этот «кто-то» знал её достаточно давно, если мог помнить, что грязная, серо-бурая шерсть изначально была цвета чистого снега. Да, только так понимаю я это имя. Ведь, на маленького огненного зверька с пушистым хвостом — она походила еще меньше. Длинные стройные лапы, несущие сильное тело. Умная, похожая на овчарку, морда, со стоящими ушками. Поникший, опущенный хвост-палка. Хотя, много-много дней назад, девочка не задумывалась о каких-либо значениях имён и не анализировала происхождение названий. Всё было предельно просто. Жизнь учила ясности, без компромиссов.
— Белка! Белка, ко мне! — ступеньки, поворот, дорожка вниз. — Посмотри, что я тебе принесла!
Издалека вижу, как тень отделяется от каменной потрескавшейся стены и несётся мне навстречу. Торопливо разворачиваю бумагу с хлебом и остатками котлет. Смотрю, как аккуратно принимает подруга моё угощение. Собирает всё, до последней крошки. Я знаю, что не надо тревожить собаку во время еды. Мне не трудно подождать. Да и дворничиха соседнего двора — тётка не злая. Она не прогонит меня и не станет бить Белку. Вот впалые бока замирают, а мокрый нос тычется в руку. Смешно. Я устраиваюсь на камне и глажу жёсткую бесцветную шерсть. А потом, мы пойдем через проходные дворы, далеко-далеко от дома, но я буду чувствовать себя уверенно под охраной этого чуда, шагающего рядом.
— Вы видели, Ваша девочка играла с большой собакой — с помойки!? — старухи-завсегдатаи лавочек набрасываются на маму, вернувшуюся с работы. Пройти мимо них сложно. Конечно, мама знает. Я рассказывала ей не раз, что играю с Белкой.
— А Вы в курсе, что у этого животного лишай? — такие колкие глаза и перешептывающиеся за моей спиной неприветливые лица, словно злобный осиный рой. Кажется, что из-за них и домой-то не попадёшь.
Но мама берёт меня за руку и уверенно пробирается к парадному. Дома меня осматривают „на предмет кожных высыпаний “.
— Мамуля, откуда эти бабки знают, чем болеет Белка? Они же к ней близко не подходят! Да и она — умница, знает, что ей сюда нельзя. Она всегда меня за аркой ждёт.
— Да, всё чисто! Всё равно, я прошу тебя быть осторожной. Я переживаю.
— Враки — это всё, ты же знаешь! На прошлой неделе они тебе сказали, что она бешеная. Теперь вот — заразная. А она, на самом деле, лечить может, как бабушка говорила. Вон, мне коленки облизала, что я разбила. Смотри — всё зажило!
Мама грустно качает головой. Я не буду ей говорить, что у меня нет других друзей в этом новом районе. Кому нужна такая странная подружка, страдающая припадками? И не смогла бы рассказать, как мы похожи с этим зверем-изгоем, который радуется мне и умеет дружить. Мне жаль, что она не смогла бы стать по-настоящему моей собакой, поселившись у нас дома. Мы бы отмыли её и накормили досыта. Купили ошейник и этим, как мне казалось, навсегда бы защитились от соседок-«злопыхательниц». Но наши комнатки в коммунальной квартире не позволяют нам сделать такой шаг. И Белка останется жить там, где живёт сейчас — на улице.
В тот день, я задержалась в школе. Устало приплелась домой, села за уроки. Домашние задания не кончались, голова плохо соображала.
— Ба, я во двор! — натягивая кофту, я заглянула на кухню.
Это длинное помещение, заставлено столами и плитами. Треснувшие квадраты на полу и полные чужой посуды шкафы. Одно окно, в дальнем конце комнаты, не даёт много света, поэтому над дверью почти всегда горит тусклая лампа. Я вижу, как вокруг неё марширует таракан и неуютно ёжусь. Хорошо, что бабушка выходит сюда только готовить, а кушаем мы, в отличие от остальных жильцов, у себя в комнате.
— Что с уроками, уже закончила?
— Почитаю вечером. У нас остался хлеб с обеда?
— Вон возьми на столе, я собрала всё в кулечек.
— Ладно бы, голубей кормила, — прокомментировала тетя Люся, грузная пожилая женщина с нашей квартиры.
Она жарила что-то ароматное, помешивая одной рукой, а другой тяжело опираясь на трость. Сказала беззлобно. Она почти не выходит из дома и с теми, кто на лавочке, не общается. Но я всё равно втянула голову в плечи. Здесь всем есть дело до всего. К своим тараканам они давно привыкли и брезгливость на них не распространяется.
Я вышла из подъезда. Осенью темнеет рано. Но день еще не закончился. Ещё не зажегся свет в длинных рядах окон, ещё тихо и безразлично взирает бетонная громадина на сжавшиеся по краям старые дома. С детской площадки доносятся смех и визг. Малыши не гуляют в это время. Скорее всего, там собралась компания постарше. Знаю, что я там не желанный гость. Жестокие насмешки и глупые шутки — через всё это уже пришлось пройти. Я повернула к лестнице, спустилась в соседний проходной двор. Прошла до арки, громко позвала несколько раз. В последний раз мне ответило эхо. Нет, конечно и раньше бывали дни, когда я не заставала собаку на месте. Но на мой голос, она скоро возвращалась. И даже те два раза, когда она отсутствовала до следующего дня, не пугали меня так, как сегодня. Словно, что-то холодное поселилось внутри, такое же пустое и безмолвное, как этот каменный тупик, где спала Белка.
Как потерянная, добрела обратно до дома. Попыталась придумать, что делать дальше. Надо обойти все окрестности и звать, звать. Но я хорошо понимала, что это — напрасная трата времени. Мой друг — самостоятельная собака, а не глупый потерявшийся малыш. Она обязательно вернётся. Надо быть на месте и ждать. Но ноги, словно сами, понесли меня вперёд. Сначала по пути, которому гуляли вчера. Потом, вдоль свалки и мимо разрушенного дома. Через заросший кустарник, я выбралась на асфальтированную дорогу, кончавшуюся на задворках такой же новостройки, как и наша. На первом этаже находился гастроном. Поэтому, подъездные пути были облагорожены.
Я услышала отдалённый тянущийся плач. Кинулась в его сторону, пробежала метров двадцать, замерла, прислушиваясь. Всхлипывания возобновились. Они доносились из-за огромной железной клети, заставленной пустой тарой. Я завернула за угол и увидела скулящую Белку. Она тоже заметила меня и громко залаяла.
— Угомонись, бестия! — прошамкал старик в ватнике. И добавил, глядя уже на меня — Не боись! Посидит тут, а завтра увезут её.
— Куда увезут? — дрожащим голосом поинтересовалась я. Хоть меньше всего желала знать ответ от этого деда, напоминающего мне бабу-ягу.
— Ясно дело, куда. На мыло! — ухмыльнулся дворник и захромал прочь.
Я отступила в тень и замерла, пытаясь унять дрожь. Собака снова начала скулить, привставая на задние лапы и раскачивая закрытую дверь. Большой тяжёлый замок не оставлял надежды выбраться этим путем.
— Они заманили тебя туда. Да, Белочка? — сдерживая слезы шептала я.
Собака услышала свое имя и перестала метаться по клетке. Затем бросилась в заднюю часть заграждения и скрылась с глаз. Я поспешила за ней. Колоны ящиков стояли прямо на земле. Узкие проходы между ними и неровная линия просвета в конце. Куда ты решила спрятаться? И, что это за странный перестук? Комья вылетали из-под работающих мощных лап. Белка рыла выход! Я огляделась и подобрала кусок доски. Достаточно острый, чтобы ускорить побег. Пристроившись со своей стороны — начала делать встречный подкоп. Растирая предательские слёзы рукавом, держалась одной рукой за качающуюся сетку и гребла другой плохо поддающуюся глину. Деревянный край быстро затупился, а моя траншея почти не увеличивалась. Твёрдая почва не хотела поддаваться. Я поняла, что лучше её просто дробить и выгребать. Дело пошло быстрее. Несколько ударов об край и — быстренько собрать раскрошенные кусочки. Я почти стёрла непослушные пальцы, когда сзади раздался вскрик.
— Ах, ты негодная! — это вернулся старик.
Он попытался огреть меня метлой по спине, но я увернулась и откатилась в сторону. Глянула на незаконченную работу, судорожно придумывая, как выиграть еще несколько минут, отвлекая деда. Но он больше не смотрел в мою сторону. Грязно ругаясь, он шарил в кармане. Достал связку ключей и ринулся к двери. Собака беззвучно нырнула в проем. И… застряла. Её предательски зажатое тело конвульсивно дергалось в недоделанной норе. Дворник уже распахнул дверь. Я вцепилась практически бесчувственными пальцами в край шаткой сетки и потащила вверх из всех своих сил. И она поддалась на это, немыслимое для детских рук, напряжение. Белка почувствовала освободившиеся сантиметры и сделала решающий рывок. Она вырвалась из западни за мгновение до того, как тяжелый сапог опустился возле дыры.
Я не слышала, что кричал старый. Я неслась, словно на крыльях, за мелькающей впереди светлой спиной. По дороге, направо, через овраг в соседний двор, и наконец-то, мы обе опустились на камни под старой аркой. В окнах зажигался свет. Шум уличного транспорта и вечернего города заполнял сужающееся в сумерках пространство. А мы, всё так же сидели, прижавшись друг к другу.
После этого неприятного события прошло несколько дней. Старик не появлялся возле нашего дома, по крайней мере, в те послеобеденные часы, которые я проводила на улице. Соседки надменно поджимали губы, завидев меня в дверном проеме. Казалось, что всё снова по-прежнему. Я относила остатки еды, а Белка всегда встречала, радостно виляя хвостом. Только страх поселившийся внутри, больше не отпускал. Зловещий призрак «будки» — машины для отлова бродячих животных, преследовал меня теперь постоянно. Я жалела, что на совместные прогулки оставалось все меньше времени. Много задавали на дом, да и дни становились короче, темнело раньше. Я старалась уговорить саму себя, что с собакой не случится ничего плохого. Не надо бояться. Вон ведь, как она сама продолжает верить людям и не помнит ничего злого. Или, быть может, именно это меня так мучило?
В один из погожих ясных дней, мы вдвоем отправились по тропе уходящей вниз, мимо оставшегося пока нетронутым, частного сектора. Дорожка петляла между старых домов, огибала пустырь и уносилась куда-то ещё, где нам не довелось побывать. За пустырём находилась большая свалка. Это её, сплетницы брезгливо называли помойкой. Если обозревать с вершины холма, то она выглядит мрачной грудой строительного мусора. Но при ближайшем рассмотрении, можно было обнаружить массу интересного. Это и полуистлевшие коробки с тёмно-зелёной мерцающей плиткой внутри, неизвестно как оказавшиеся бесхозными. И ящики с чьим-то добром, брошенные на произвол судьбы. И даже картины, избитые дождём и выжженные солнцем, но всё ещё завораживающие таких посетителей как я.
Сегодня здесь тихо. Хорошо. Я вышла из-под свисающих веток корявого дерева на вытоптанную траву и замерла на краю. Здесь тропа резко уходила влево. Обрыв нависал над, как мне казалось, фантастическим пейзажем. Осеннее солнце заливало мягким светом безлюдный ландшафт. Бетонные глыбы, в дали, были похожи на остов древнего чудовища. Я осмотрела сверху «пауков» — серые блоки с торчащими железными штырями-лапами, ржавые пятна рассыпанного битого кирпича, слепые равнодушные рамы с разбитыми стёклами. Сзади послышались шаги. За мной вынырнул мальчишка лет десяти и застыл от неожиданности.
— Ты, что здесь делаешь?
— Гуляю, — неловко ответила я.
За ним показался второй, ростом пониже, но со злыми глазами и изогнутой палкой в руке.
— Знаю я её. Ненормальная она!
Я совсем опешила и не знала, что отвечать.
— Мы здесь в сыщиков-разбойников играем, а ты нас выдашь.
— Я уйду сейчас, — постаралась загладить я свою непонятную вину.
Оглянулась в поиске своей спутницы, но она, видно, убежала дальше вперёд. В этот момент, низкорослый выпрыгнул вперёд и ударил меня в плечо. Застигнутая врасплох, я потеряла равновесие и упала на землю, начавшую осыпаться под моим телом.
— Зачем ты? — удивился первый.
— Так ей и надо! — неуверенно протянул нападавший.
— Она сейчас свалится вниз…
— Подумаешь. Смотри — волк! — он показал палкой на приближающеюся по тропинке собаку. — Бежим — и бросился обратно, под сень деревьев.
Его напарник тоже попятился, не спуская глаз с Белки.
— Это не волк и она не укусит, — прошептала я, словно боясь, что громкие слова завершат начатое и произойдет обвал. — Помоги, пожалуйста.
Но мальчик, то ли не расслышал, то ли испугался того, что только могло произойти и исчез, вслед за товарищем. Я не смела пошевелиться. Острые пики находились как раз подо мной. Там внизу, страшный паук давно поджидал редких гостей и расстраивался, что я умело обхожу его сетку-паутину. Влажный язык коснулся щеки. Собака замерла надо мной.
— Теперь вот я в ловушке, да? — растерянно бормотала я, не ожидая ответа.
Пальцы резались о осколки и мелкие камешки. Цепляясь за жалкие пучки травы, почувствовала, что соскальзываю. Но в тот же момент, когда ноги поехали вниз, твердая опора подмышкой позволила мне ощутить, что верхняя часть тела всё ещё крепко держится наверху. Это была собачья морда, которая носом, как будто я — непослушный щенок, подталкивала меня. Конечно, это было чудо, что именно в этом месте под утрамбованной почвой выступал камень и он не позволил нам обеим рухнуть в пропасть. Но мысль, что моя Белка не бросила меня, не отступила, даже перед угрозой сорваться вместе со мной, наполняла радостью и давала новые силы. Опираясь на её голову, я медленно выползала на тропу.
Я плохо помню, как добралась домой. Оглушённая, грязная, в синяках, с исцарапанными в кровь руками — до слёз напугала родных. Но больнее всего, в последующие дни, было от того, что я не помнила, где и в какой момент отстала моя спасительница. В тот же вечер, у меня поднялась температура. Почти неделю я не ходила в школу и не выходила во двор. Потом болезнь отступила, и врач разрешила выходить на улицу. Я набила полные карманы печеньем и стремглав слетела по лестнице, не дожидаясь скрипучего лифта. Прохладный воздух бил в лицо и грудь, а я бежала, перепрыгивая бордюры и кучи листвы. Замерла на краю соседнего двора, переводя дыхание. И громко позвала. Мне никто не ответил, только ветер шевелил опавшие шуршащие листья. Я снова и снова выкрикивала её имя в разные стороны, медленно двигаясь по тротуару. Распахнулась дверь подъезда и, кутаясь в тёплую шаль, выглянула дворничиха.
— Нету больше твоей Белки, девонька. Увезли её.
Я закусила губы, перестала дышать, чтобы не разреветься и, не говоря не слова в ответ, побрела назад. Но первый же вдох сорвал все усилия и горячие капли хлынули наружу.
Вот так и закончилась эта давняя история дружбы. Но, как бы не было больно, — жизнь всегда продолжается дальше. Это знает каждый, кто когда-нибудь терял друзей. А для тех, кто скажет, что это неправильно и конец не должен быть таким — добавлю еще немного. Время шло, я закончила третий класс. Родители подарили мне крохотный рыжий комочек — мою малышку Нюську. Она выросла в очаровательную, похожую на лисёнка дворняжку и радовала меня потом долгие-долгие годы. Что интересно: белую, с желтыми пятнами собаку от которой тогда взяли щенка, тоже звали Белкой. Совпадение ли, навязчивая мода… Какая разница? Моя же Белка — осталась в сердце навсегда.