Антисоветские стихи 1987-1991 годов

В строгом смысле это нельзя назвать циклом, ибо здесь
присутствуют слишком разнородные произведения — от больших
и серьезных стихов и песен до пародий и злободневных эпиграм.
Тем не менее, я считаю целесообразным свести все эти вещи
в одну подборку в хронологическом порядке, в том виде, в
каком они писались тогда. Это — хроника эпохи и хроника
становления мировоззрения.
Автор                   

                         Эх, прогнали мы Николку,              

                         Эх, да что-то мало толку.              

                         А не подняться ли народу,              

                         Чтоб Сашку за ноги да в воду?                       

                                                 частушка 1917 г.   

А когда — во времена в эти,
Ну а где — вы сами знаете,
Все твердят о демократии…
Да одумайтесь же, братия!
Так ведется испокон веков,
Что от всех посконных мужиков
И до лакированных господ
Жил без демократии народ.
И приказы исполнялися,
А если где и бунтовалися,
Пусть и правители менялися,
А бунты быстро устронялися!
Повелось уж это твердо встарь,
Что народу нужен бог и царь.
А если царь к тому ж и бог ишшо —
Так ведь это вовсе хорошо.
Люд простой гнул спины испокон,
О политике не думал он.
А чиновники устроились:
Чтоб цари не беспокоились,
Шли доклады, шли послания
О всеобщем процветании,
И курьеры мчались ночь и день,
Загоняя лучших лошадей.
И от станции до станции,
И в высокие инстанции
Шли дела, ложились книгами,
А дело с места и не двигали.
И без кУпчих, и без дарственных
Из карманов государственных
Золотишко, как старатели,
Добывала бюрократия.
Но века на смену шли векам,
И иным царям, иным богам
Люди в пояс поклонилися,
А порядки не сменилися.
Просто царь сменил название,
А генерал-фельдмаршал — звание,
Да культуру уничтожили,
Да науку искорежили,
А тех, кто против этих был утех —
Расстреляли и сгноили тех,
Да прямиком толкнули нацию
К алкогольной деградации.
И хозяйство развалили все,
И крестьянство разорили все,
И Россия спит в объятиях
Всевеликой бюрократии.
Принимают власть держащие
Только меры надлежащие,
Чтоб им по-прежнему смотрели в рот,
Чтоб до правды не дошел народ.
Изощряясь, идеологи
Забивают людям головы,
А если с ними несогласен кто,
Защищает их закон на то.
Если что предложишь дельное,
Да не с основою идейною,
Что с их мнением расходится —
Плохо кончишь, так уж водится.
Так что нету демократии,
Да откуда же и взять ее?
И куда там всем МакКарти
До идейнейшей из партий.
Так и шляются политики,
Недоступные для критики,
И вещают все народу…
А их бы за ноги, да в воду!

кон. 1987

To Optimists in Russia

Everything is bad.
But you believe to changes.
Don’t be so glad —
It’s only change of chains!

кон. 1987 (нач. 1988?)

Рок-н-рол

Включаю телевизор, и который раз подряд
Мне опять про перестройку говорят.
Хватит, надоело же, в конце-то концов!
Этот ваш «Прожектор»(*) — лишь утеха глупцов.
Вспышка краткой молнии сквозь вечную хмарь,
Прожектор — не прожектор, а разбитый фонарь.
Видно, потеряли либо ум, либо стыд
Те, кто говорят, что перестройка победит.
Вы первопричину отыщите во зле —
Стричь нет смысла, если корни в земле.
Листья обрывайте вы хоть этак, хоть так —
Снова вырастает ядовитый сорняк.
Для того, чтоб рост его навечно пресечь,
Надо вырвать корни и старательно сжечь.
Это надо сделать не когда-то — сейчас!
Но на это смелости не хватит у вас.
Вера в идеалы, весь торжественный хлам
Помешают этим совершиться делам.
Но важней другое: даже все погубя,
Побоитесь вырвать вы с корнями себя.
Тем, кто не боится или просто честней,
Просто не хватает силы вырвать корней.
Ну, а если так, скажу увереннор я —
Скоро возвратится все на круги своя.
Скоро ты, Россия, к прежней жизни придешь —
То, что молния зажгла, погасит вновь дождь.
Выцветшие лозунги со стен уберут
И прожектор сломанный в утиль сволокут.
Снова погрузимся в прежний пасмурный мрак,
Завтра будет хуже все, чем было вчера.
А теперь пойду и телевизор я включу —
Пропустить последний я «Прожектор» не хочу!

кон. 1987 (нач. 1988?)
——————————————————-
(*) «Прожектор» — телепередача «Прожектор перестройки».

Пр-р-ротив чистого искусства!

Тучки небесные, вечные странники,
Что в стороне от борьбы проплываете?
За убеждения вы не изгнанники,
И в революции вы не встреваете!
Что же вас гонит? Правительств гонения?
Оппортунистов ли злоба открытая?
Нет? Ну так это и есть преступление,
Враг лишь вам может быть в этом защитою!
Аполитично по ветру летите вы,
Вам не слышны угнетенных стенания!
Что же — писать о вас? Много хотите вы!
Нет у вас партии!! Нет вам признания!!!

кон. 1987 (нач. 1988?)

Не то беда, что прост народ,
А то беда, что темен.
Не то беда — не найден брод,
А то беда, что тонем.
Не выступаю супротив —
Мне лишнего не надо…
Любое стадо — коллектив,
А коллектив есть стадо.
Не то беда, что подлецы
Страною управляют,
А то несчастье, что глупцы
Им в этом потакают.
Не то беда, что нет пути,
А то, что все мы рады…
Любое стадо — коллектив,
А коллектив есть стадо.
Не то беда, что остаем
От Штатов и Европы,
А то беда, что на своем
Стоим до катастрофы.
Когда же в пропасть полетим,
Уже не крикнуть «ладно!»
Любое стадо — коллектив,
А коллектив есть стадо.
Не то беда, что молодежь
Балдеет от металла,
А то беда, что всюду ложь
И правды не осталось.
В разврате с пьянкой не найти
Последней как отрады?
Любое стадо — коллектив,
А коллектив есть стадо.
Беда не худшая еще,
Что все живем мы плохо,
А то беда, что хорошо
Подонкам и пройдохам.
У нас открыты все пути
Ворам и бюрократам!
Любое стадо — коллектив,
А коллектив есть стадо…

нач. 1988

Господин Ульянов, здесь вас все считают гением,
Здесь на вас все молятся, как будто на мессию,
Здесь в вас верит даже нигилистов поколение,
Но ведь это вы толкнули к гибели Россию!
Это вы делили мир на красное и белое,
Но цвета теряются во мраке катастрофы,
Господин Ульянов, что же вы наделали?!
Разве вы не знали, что Россия — не Европа?
Люди с вашим именем шли с красными знаменами,
И теперь красны они — красны от нашей крови,
Собственный народ уничтожали миллионами,
И на знамени убийц — по-прежнему ваш профиль!
Были вы политиком хорошим, без сомнения —
Вы не лезли напролом, вы выбирали средства,
Только если вы на самом деле были гением,
Как могли вы не предугадать таких последствий!
Для народа русского, немытого да пьяного,
Был бы царь и бог, а там уж им все предоставлено!
Глядя, как при жизни он молился на Ульянова,
Ясно было, как молиться будет он на Сталина!
Обращенье к съезду — слишком позднее прозрение!
Хамам отдавая власть, чего ж вы ожидали?
Был сперва погром, а после кровь и разорение,
И террор, какого испокон мы не видали!
Виновата здесь не только сталинская братия —
Ведь о диктатуре ВЫ твердили изначально.
Там, где диктатура, там нет места демократии,
Нет свободы — есть террор, ведь это тривиально!
Вы хотели блага, но творили преступления,
И перед Россиею и вы за все в ответе!
Может, вы за что-то и достойны уважения,
Только лучше бы вас вовсе не было на свете!

нач. 1988

Басня

                   XIX партконференции

В одном Лесу был избран править Волк.
Давно в Лесу том волки власть забрали
И меж собой правителя лишь избирали,
Но, хоть и знали в этом деле толк,
Однако ж дали явную промашку:
Избранный Волк был гуманист,
И есть велел волкам одну траву да кашку.
И до того правитель новый был речист,
Что заслужил у всех животных одобренье.
Но, так как от травы у Волка несваренье,
Себе велел немного дичи поставлять,
А остальным велел строжайше — завязать!
Как быть волкам при этакой напасти?
Хотели отстранить правителя от власти,
Но все за Волка: от оленей до крольчих.
Хоть каждый слаб из них, да слишком много их.
Поэтому для вида волки согласились,
И к похвалам правителю все присоединились,
Однако же повадки их не изменились:
Набеги их не прекратились.
Сперва, чуть лишь где стоит Волку появиться,
Как собираются и звери все, и птицы,
Благодарят, не могут нахвалиться
(Хоть Волку дичь не прекращает приноситься).
«Что, — рассуждают, — в том, что дичи просят власти?
Зато от остальных не будет нам напасти!»
Однако замечают зайцы и олени,
Что волки их по-прежнему дерут,
И к Волку правящему жалобы идут:
«С политикой твоей-де волки не согласны,
Лесные тропы до сих пор небезопасны!»
Тут Волку стали докучать сомненья,
И он сзывает на Поляне волчий съезд
(А так как на Поляне все б не уместились,
Лишь самые матерые явились).
«А правда ль, кое-кто из вас мясное ест?» —
Волк спрашивает осторожно.
И слышит он в ответ: «Как можно?!»
Такой поднялся рык и вой:
«Мы все за линию твою горой!
В потемках прежде мы блуждали,
И ежели ошибки совершали,
То прежних в том правителей вина!
Теперь же нам вся истина видна!»
И радостно все волки тут завыли:
Правителя они хвалили.
Один лишь из волков
Был не таков,
И вещи он назвал своими именами,
Однако же правитель тут вспылил,
И с разрешения его смельчак тот был
Затравлен остальными вмиг волками.
И Волк зверей оповещает в тот же час:
«Нет оппозиции в Лесу у нас!
А ежели кого из вас едят,
То это происходит оттого,
Что сразу не бывает изменений,
И быть причин не может для сомнений —
Увидите лет через двадцать результат
И нашей линии вернейшей торжество!»
Но, осмелев, лесное населенье
Все ж просит от волков дать послабленье,
Уменьшить волчью власть хоть чуть просили.
И, поразмыслив, молвит Волк волкам:
«Когда по справедливости — я вам
Скажу: мы властью злоупотребили.
Но все мы знаем, — говорит, —
Что лишь волками Лес стоит,
И, чтобы власть отдать иль с кем-то разделить,
И речи тут не может быть!»
(Тут волки принялись правителя хвалить.)
«Но, думая о судьбах Леса,
И о его народа интересах,
Для блага, мира и прогресса
Чуть-чуть я предлагаю уступить.
Часть власти мы могли б отдать,
И органам таким могли бы передать,
Чтоб представители иных зверей туда входили,
Такие органы у нас издавна были.»
(Народ от сей программы в восхищенье.)
«Но, чтоб в народе не было смущенья,
Чтоб власти не случилось раздвоенья,
И чтоб нам не утратить положенья —
Пусть в каждом органе таком
Волк председательствовать будет!»
И порешили вмиг на том.
И по Лесу прошел восторга гром:
Известно нам — Правителей не судят!

Однако не пора ли
Нам вспомнить о морали?
Извольте: Волк, будь гуманист он 10 раз,
И перемен и впрямь желая — все же
Питаться лишь травой не может,
И дело его дальше громких фраз
Не двинется; к тому же Волк,
Сколь он не говори о судьбах Леса,
Волков блюдет всех прежде интересы,
А волки в мясе знают толк,
И отказаться от него не пожелают,
Пусть Лес хоть вовсе пропадает.
К тому же гуманисты в наши дни —
Явленье уникальное средь них.
А ежели часть власти волки согласились
Отдать вдруг органам других зверей,
Так то не потому, что волки устыдились
И сделались добрей;
Нет, сделались хитрей!
Коль эти органы возглавят волки,
Как прежде, в них не будет толку,
И Лес уж точно к гибели придет.
Вот если б было все наоборот,
Вот если бы зверям и птицам
Совместно всем объединиться
И из Лесу прогнать ВОЛКОВ —
То был финал бы не таков.

1988

За семь десятилетий вечной мерзлоты
Мы просто-напросто отвыкли от тепла,
Под снегом сгинули деревья и цветы,
Мы обморозили и души, и тела.
Мы затоптали в снег остатки красоты,
Мы разменяли свою славу на слова,
Нам не хватает гениальной простоты,
У нас есть только та, что хуже воровства.
Мы мнили полюсом себя, пупом земли,
И оттого полярный климат нам пристал!
И мы отпор дать идиотам не смогли,
И мы подонков возвели на пьедестал.
Во всю российскую невиданную ширь
Трещит российский политический мороз,
А нашим символом является Сибирь,
Как доказательство реальности угроз.
Но снова оттепель российская идет,
А я не верю в их обманное тепло!
Сегодня кажется, что трогается лед,
А завтра — снова все дороги замело.
Сегодня все перемешалось — слякоть, грязь
И даже первые весенние цветы!
А завтра — высокопоставленная мразь
Объявит снова эру вечной мерзлоты.
Погоду делают, как прежде, наверху,
Ну а народ ее у моря ждет опять,
И вновь, в тулупах на искусственном меху,
Пойдет туда, куда изволят приказать.
Он покорен, приговорен и заключен,
Как все же скучно жить в России, господа!
Хотя здесь тоже выполняется закон,
Что сохраняется энергия всегда.
Там, наверху, как в Индонезии, тепло,
Вот почему у нас арктический мороз!
Пока страною правят хамство, ложь и зло,
Нельзя давать оптимистический прогноз.
Все заморозить, все сковать — их интерес,
Чтоб не спалил их всех пришедший снизу зной!
Пока в стране вся власть в руках КПСС,
В России оттепель не сменится весной.

лето 1988

280 миллионов солдат —
Это самая крупная армия в мире.
Маршируем вперед мы, не глядя назад,
Год от года ряды наши шире и шире.
Мы идем, серп и молот сжав наперевес,
Наше знамя в крови, мы шагаем по трупам,
Аргументы любые утратили вес —
Мы «ура» верещим и ругаемся грубо.
От рожденья звездою мы заклеймены,
Мы возносим хвалу приносящим нам беды,
Мы воюем во имя великой войны,
Мы живем ожиданьем великой победы!

Семь десятилетий идет война,
Вся в грязи и мраке лежит страна.
Ясно, кто не с нами — тот против нас!
Бьется наше знамя! Раз, раз, раз!

Мы идем, нам неважно, что там, впереди —
Может, пропасть, а может, гнилая трясина,
Пусть командуют нами тупые вожди,
И пусть плети секут наши плечи и спины!
Сколько жертв полегло на безумном пути!
Но напрасно ножи на нас недруги точат —
Мы идем, потому что велели идти,
А кто вспять повернет, тех собьют и затопчут.
Мы со всем человечеством ринулись в бой,
Но чем дольше идем мы, тем дальше от цели.
Мы идем на убой, мы воюем с собой,
И уж в этой войне мы весьма преуспели!

Семь десятилетий идет война,
Вся в крови под нами лежит страна.
Ясно, кто не с нами — тот против нас!
Вейся, наше знамя! Раз, раз, раз!

кон. 1988

Мы думали, что всякий, посягнувший на нас, будет всегда побежден,
Но — сами мы побеждены.
Нам нечего терять, кроме своих запятнанных кровью знамен,
И мы должны это сделать ради спасенья страны.
Красное на красном незаметно почти — так долго думали вы,
Но кровь разъедает материю, и образуется гниль.
Я верю, что подымется бешеный вал от Колымы до Москвы
И сбросит вас в море, и перемелет вас в пыль.

Придет час расплаты за все! Придет час расплаты.
Еще можно что-то спасти, однако вы слишком глупы.
Придет час расплаты — и рухнут ваши палаты,
И рухнут тюремные своды под натиском бурной толпы —
Придет час расплаты!

Нет, мы не хотим лишней крови, мы здесь не хотим уподобиться вам,
Однако народ не удержишь, раз власть ваша — смерть для страны.
Уйдите же сами — уж мало кто верит покаянным вашим словам,
Иначе разверзнется пропасть новой гражданской войны.
Довольно Россия натерпелась от вас, теперь настает ваш черед,
Уж если вы что-то меняете, значит, почуяли крах.
Теперь не то время, не те идеалы, не так легковерен народ —
Еще вы не чуете страх, что вам завтра гореть на кострах?

Придет час расплаты за все! Придет час расплаты.
Еще можно что-то спасти, однако вы слишком глупы.
Придет час расплаты — и рухнут ваши палаты,
И рухнет прогнившая крепость под натиском бурной толпы —
Придет час расплаты!
1988 (нач. 1989?)

Последний день Империи

Солнце кровавым пятном над Москвою встает,
Отблеск пожаров бросая на стены Кремля.
Из бастионов и рвов виден этот восход,
Черные пасти могил отверзает земля.
Окна бетонных коробок для роли бойниц
Здесь подойдут, когда знамя стихия взовьет.
Эй, в казематах и там, за стеной психбольниц —
Слышите, он уже близится, он настает —

Последний день Империи!
Крови слепой торжество.
Последний день Империи
Не пощадит никого.

Время подходит к концу, и часы сочтены.
Выгнули шеи и ждут своих жертв фонари.
Мера исполнилась многострадальной страны,
Горе свидетелям этой последней зари!
Пусть еще мечутся те, кто во всем виноват —
Им не спасти ни себя, ни советский престол.
Пусть транспаранты используют для баррикад,
Поздно искать компромиссы, поскольку пришел

Последний день Империи —
Крови слепой торжество.
Последний день Империи
Не пощадит никого.

Красные флаги, как грязные тряпки, висят,
Скоро по ним опьяневшие толпы пройдут.
Мера исполнилась тем, кто во всем виноват,
Но вместе с ними безвинные в кровь упадут.
Ни аргументы, ни армия здесь не спасут —
Прежней системе не выдержать новый напор.
Мера исполнилась, и начинается суд —
Суд, где известен заранее уж приговор.

Последний день Империи
Не пощадит никого.
Последний день Империи —
Крови слепой торжество!

Освободившись от гнета бредовых идей,
Здесь растерзают страну, и себя, и других.
Это расплата за зло и безумство вождей,
Веру, покорность и глупость всех подданных их.
Все революции — палки о многих концах,
Эта же, самая страшная, кончит их ряд.
Время подходит, и кровь закипает в сердцах.
Солнце восходит, и близится Красный Закат!

Последний день Империи
Не пощадит никого.
Последний день Империи —
Крови слепой торжество.
Последний день Империи —
Что же настанет за ним?
Последний день Империи
Неотвратим!

1988 (нач. 1989?)

Акростих

Когда ж народ в несчастной сей стране
Поймет, что за советской власти годы
Сидел в местах лишения свободы,
Спивался, воевал и жрал отходы,

Крушил свою культуру — по вине

Системы — тиранической, кровавой,
Успешно задурившей сей народ,
Дорвавшейся до власти — что без славы
Ускоренно нас к гибели ведет?!

1989

Правый марш
(Почти по Маякоскому)

[В те годы была общепринята ошибочная терминология,
по которой коммунистов именовали правыми,
а демократов-антикоммунистов — левыми.]

Вперед! Мы на все готовы!
Исполним свое призвание!
Мы помним, что «правофланговый» —
В Союзе почетное звание.
Репрессии узаконим!
На левых найдем управу!
В гроб демократов загоним!
Правой!
Правой!
Правой!
Мы все сохранили позиции,
И скоро пойдем в наступление.
Чтоб глотку заткнуть оппозиции,
У нас еще есть учреждения!
Мы все — люди старой гвардии,
Управимся с вольной оравой!
Вся власть в руках нашей партии!
Правой!
Правой!
Правой!
Заткнитесь там с демократией!
Народу это не нужно.
Свобода — это понятие
Социализму чуждое.
Мы не позволим, чтоб Родину
Травили ненужной правдой!
Чернить не дадим то, что пройдено!
Правой!
Правой!
Правой!
Довольно враждебных митингов
И антисоветских дебатов!
Скорее за горло возьмите
Всех этих демократов!
Когда победим — кто решится
Вякнуть, что мы неправы?
Эй, кто там налево косится?
Правой!
Правой!!
Правой!!!

нач. 1989

Ненависть

Не машите вашим окровавленным кумачом,
Не уйти от мести вам за ужас красных ночей.
Да, я знаю, скверно, мерзко, гадко быть палачом,
Но ведь кто-то должен быть и палачом палачей!
Вашим злодеяниям всем искупления нет,
Муки самые страшные прощенья не принесут.
Если б был деистом я и если б верил в тот свет,
Я б спокоен был, а так — что может земной наш суд?
Будет символическим и смертный здесь приговор,
Грянет залп, и кончено? Вот все, что могут суды!
Но в тот день, когда вас вытащат на смерть и позор,
Я приду на площадь, чтобы в первые встать ряды.
И уже стоите вы. Нож острый или топор,
Иль петля пеньковая, иль пуля вас уже ждет.
«Есть ли здесь желающие выполнить приговор?»
Я беру оружие и делаю шаг вперед.

1989

Вот страна, в которой царит Горбачев.

А это народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

Вот КПСС, истребитель свобод,
Которая грабит и губит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

А это ЦК,
Который страной управляет пока
И КПСС, что не любит свобод,
Которая грабит и губит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

А вот спецвойска,
Которые преданно служат ЦК,
Который страной управляет пока
И партией, той, что не любит свобод,
Которая грабит и губит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

А вот демократы,
Которым бывают ужасно не рады
Народом откормленные спецвойска,
Которые преданно служат ЦК,
Который страной управляет пока
И партией, той, что не любит свобод,
Которая губит и грабит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

А вот депутаты,
Которых народными звали когда-то,
Которые злобно бранят демократов,
Которым бывают ужасно не рады
Народом откормленные спецвойска,
Которые преданно служат ЦК,
Который страной управляет пока
И партией, той, что тиранит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

А это — продажные наши газеты,
Которыми неоднократно воспеты
Все те верноподданные депутаты,
Которых народными звали когда-то,
Которые злобно клеймят демократов,
Которым все время ужасно не рады
Народом откормленные спецвойска,
Которые преданно служат ЦК,
Который страной управляет пока
И партией, той, что не любит свобод,
Которая губит и грабит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

А это — бессильные наши Советы,
В которых спасение видят газеты,
Которыми неоднократно воспеты
Все те верноподданные депутаты,
Которых народными звали когда-то,
Которые злобно хулят демократов,
Которым все время ужасно не рады
Народом откормленные спецвойска,
Которые служат родному ЦК,
Который страной управляет пока
И партией, той, что не любит свобод,
Которая губит и грабит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев.

Доколе же это?!
Доколе мы веровать будем в Советы,
В которых спасение видят газеты,
Которыми неоднократно воспеты
Все те верноподданные депутаты,
Которых народными звали когда-то,
Которые злобно клеймят демократов,
Которым все время ужасно не рады
Народом откормленные спецвойска,
Которые преданно служат ЦК,
Который страной управляет пока
И партией, той, что не любит свобод,
Которая губит и грабит народ,
Который все хуже и хуже живет
В стране, в которой царит Горбачев?!

кон. 1989 (нач. 1990?)

«Алло, алло! Какие вести?
Как положение в стране?
Покуда нет от вас известий,
Тревожно отчего-то мне!»
«Все хорошо, товарищ Генеральный,
Все хорошо у нас в ЦК.
Дела идут спокойно и нормально,
За исключеньем пустяка:
Так, ерунда. Ну просто малость:
Машина ваша поломалась,
А в остальном, товарищ Генеральный,
Все хорошо, все хорошо!»
«Алло, алло! Какая жалость!
Ну и работнички у вас!
Моя машина поломалась,
Так почините сей же час!»
«Все хорошо, товарищ Генеральный,
Все хорошо как никогда,
А если что у нас и ненормально,
Так это, право, ерунда:
Не можем починить машину —
Нет запчастей и нет бензина!
А в остальном, товариц Генеральный,
Все хорошо, все хорошо!»
«Ах, боже, что за вести на ночь!
Ну до чего мне тяжело!
Скажите, Николай Иваныч, (*)
Что там у вас произошло?»
«Все хорошо, товарищ Генеральный,
У власти мы еще пока,
И все у нас практически нормально,
За исключеньем пустяка:
Не можем мы достать детали,
Поскольку все заводы встали!
А в остальном, товарищ Генеральный,
Все хорошо, все хорошо!»
«Какой кошмар! Все беды сразу!
О, как же нам не повезло!
Ответьте мне, товарищ Язов, (**)
Как это все произошло?!»
«Весь мы же вас давно предупреждали,
Что распустили вы народ,
Когда бы вы приказ пораньше дали,
Мы прекратили бы разброд!
А нынче власть и там, и тут
Антисоветчики берут,
И почему-то до нуля
Упала стоимость рубля,
И все сильней день ото дня
Национальная грызня,
Исчезли пища и металл,
Заводы встали, транспорт встал,
В стране один большой развал,
И весь народ забастовал,
В столице митинги идут,
И нас хотят отдать под суд!
А в остальном, товарищ Генеральный,
Все хорошо, все хорошо!»
1990
——————————-
(*) Н.И. Рыжков, премьер-министр советского правительства
(**) Министр обороны сов. правительства, впоследствии путчист

Drang nach Westen
(монолог последнего коммуниста)

Довольно пpед Западом голову гнуть,
Довольно их сытость теpпеть!
Мы кpасное знамя должны pазвеpнуть
И кpасную песню запеть.
Тpуби, баpабанщик, тpубач, баpабань,
Веди, коммисаp, за собой,
Весь миp, заклейменный пpоклятьем, восстань
В последний pешительный бой!

Drang nach Westen!

Растопчем листки буpжуазных свобод
И собственность их отбеpем —
Наш несокpушимый звездовый поход
Покончит с буpжуйским добpом!
Мы выпьем их pеки, спалим их леса,
Съедим их стада без стыда,
Вонзится в лазуpные их небеса
Кpовавая наша звезда!

Drang nach Westen!

Даешь всепланетный pазмах Октябpя,
Руби беспощадно вpага!
Кpовавой pосой коммунизма заpя
Покpоет поля и луга.
Мы им коммунизм пpинесем на штыках,
Устpоим семнадцатый год!
Равненье в шеpенгах, поpядок в полках,
И мы выступаем в поход!

Drang nach Westen!

Но кто это в белом? Пpоклятый буpжуй!
Он хочет мне сделать укол!
У, белая контpа, хозяйский холуй,
Тебя мы посадим на кол!
Ну сpазу — чуть что, так вязать pукава!
Я больше не буду, пусти!
А все-таки вступим мы в наши пpава,
И Запад уже не спасти!

Drang nach Westen!
1990

Серпом косили головы народу,
А молотом казнили без суда,
А вместо солнца 73 года
Сверкала нам кровавая звезда.
Понадобилось 7 десятилетий,
Чтоб осознать, что мы не все рабы.
Мы все теперь — родители и дети
Великой политической борьбы.
А вместо неба — лозунги и флаги,
На митингах ревут громады толп,
И перестрелки, вспышки, передряги
Отчаянно трясут имперский столп.
И понял режиссер, что дело скверно,
Но уж не в силах объявить антракт,
И наша драма — медленно, но верно —
Уже перетекла в последний акт.
А зритель наш напуган и встревожен
Колоннами на древней мостовой,
И режиссеры из гербовой ложи
Рискуют полететь вниз головой.
И кровью вновь умоется Россия,
Ей это не впервой, да нам впервой!
И палача провозгласят мессией,
И вновь насилье породит насилье,
Грабитель посулит нам изобилье,
И пенье в храмах сменит волчий вой…

1990

Убийцы на все имеют права,
У них и сила, и деньги, и власть,
Умен или глуп будет их глава,
Они для России всегда напасть.
Они устанавливают закон,
Они замыкают порочный круг,
Для них прослушивают телефон,
Для них донос на тебя пишет друг.
Они формируют антимораль,
У них есть на все вопросы ответ,
Их идол рукой указует вдаль,
Туда, откуда возврата нет!
А там — пустыня, и мор, и глад,
Но нам туда надлежит идти,
Гнилые болота, болезни, смрад
И черная пропасть в конце пути!
Но — кто под конвоем, кто сам — идет
Голодная, злая толпа рабов,
Назад не смотреть! Вперед и вперед!
Не ставить крестов, не видеть гробов!
Идем средь заводов, что гонят брак,
Рублей и слов, потерявших вес,
Среди наук, погруженных во мрак,
И лозунгов «Слава КП-СС!»
Повальное пьянство, культурный крах,
Тотальная бедность и бандитизм,
Коррупция — но, несмотря на страх,
Мы все идем и идем в коммунизм!
Средь брошеных сел и погибших полей…
Тебя сомнут и ряды сомкнут,
И тянется очередь в Мавзолей,
Словно упавший на землю кнут.
А мертвый идол в стеклянном гробу
Глядит в пустоту, глядит в никуда!
Но многие верят в его борьбу
И все идут и идут туда!
По крови предков, по трупам друзей,
Остатки русской культуры топча,
Пускай их скелеты поместят в музей —
Музей Великого Палача!
Но с каждым шагом сгущается мрак,
В зловонной жиже вязнет нога,
Здесь даже благом кажется враг,
Поскольку все можно свалить на врага!
Но лень, скудоумье, покорность — вот
Враги наши страшные с давних пор,
Поэтому гонят убийцы народ
Кнутом и пряником — под топор!
Но больно уж гиблые эти места,
И многие догадаться смогли,
Что весь этот ужас кругом неспроста,
Что мы на погибель свою пришли!
И вроде все ясно — но нам тогда
Иные растерянно говорят,
Что раз столько лет мы шли не туда,
То сколько ж придется идти назад?!
Другие кричат: «Как назад идти?
Ведь если отречься от Октября,
То все, что легли на этом пути,
Все те миллионы — погибли зря!»
Как лозунг, слепы, как пуля, глупы,
Ума не набравшие до седин,
Бездумно-покорная часть толпы —
Убийцам опора номер один!
Убийцы кричат позади толпы:
«Осталось немного — увидите все
Всю мощь преимуществ звериной тропы
Над ихними западными шоссе!»
Во славу ничтожеств и подлецов!
Осталось немного — они правы!
И нам автоматы смеются в лицо,
И нам впереди улыбаются рвы…

1990

Новое время, или Оптимистическая песня

Реют в воздухе призраки всех революций
И проигранной нами гражданской войны.
Лихорадка указов, бардак конституций,
И, наверное, этому дни сочтены.
Разлетятся обломки Империи к черту,
И издохнет режим, истекая свинцом.
Половина окажется сразу за бортом,
Половина на реях, и дело с концом!

Новое время — новые песни,
Новые песни — тяжкое бремя,
Смерть все обычней, жизнь все чудесней,
Славное время — смутное время…

Крови тесно в сосудах, кровь рвется наружу,
Кровь забрызгает площадь, стечет по клинку.
Наше бренное тело и бедную душу
Время бросит навстречу штыку и стрелку.
Но при этом еще остается открытым
Неизбежный вопрос о значенье борьбы:
То ли свиньи голодные делят корыто,
То ли впрямь на хозяев восстали рабы?

Новое время — новые песни,
Новые песни — тяжкое бремя,
Смерть все обычней, жизнь все чудесней,
Славное время — смутное время…

Баррикады и пули — дорога к свободе?
Или, может, заслон у нее на пути?
Но предчувствие бойни все крепнет в народе,
И ее уже, видимо, не обойти.
И прорвется гнойник всенародной расправой!
И, пьянея от крови, запляшет земля,
Где найдут свой конец виноватый и правый,
А потом все, возможно, начнется с нуля.

Новое время — новые песни,
Новые песни — тяжкое бремя,
Смерть все обычней, жизнь все чудесней,
Славное время — смутное время…

весна 1991

Эта ночь будет долгой, поскольку издали декрет,
Запретивший восход до особого распоряженья.
И на всей территории действует этот запрет —
Дорогою ценою заплачено за пораженье.
Белый рыцарь повержен, и красный дракон победил,
И лакает он кровь, и несчетны его злодеянья.
И неправы все те, кто твердит, будто рок так судил —
Виноваты мы все, что отдали страну на закланье.
Солнце скрылось на западе. Все потонуло во тьме.
Мы не видим пути, и дракону хребет не сломаем.
И свободы хотим мы, да слишком привыкли к тюрьме,
И далекий пожар за желанный восход принимаем.
Этот ужас и бред продолжается здесь много лет,
И в могилу сошло поколенье, не знавшее света.
И глядим мы на небо, но в небе ни знака в ответ,
И, наверное, нам никогда не увидеть рассвета.
Лишь кремлевские звезды горят в бесконечной ночи,
Золотые орлы снесены — так дракону спокойней.
Нам бы к бою трубить, только в землю легли трубачи,
Нам бы в колокол бить, да сровняли с землей колокольни.
Мы во власти подонков, лжецов, подлецов и глупцов
Вырождаемся сами, не видя, что делают с нами.
Нам бы рать собирать, да почти не осталось бойцов,
Нам бы знамя поднять, да пропили российское знамя.
Кто с мечом к нам придет, от того же погибнет меча,
Отчего же тогда, этот принцип считая законом,
Мы топтали друг друга, лизали сапог палача,
Предавали себя? Где теперь нам бороться с драконом?
Вот такие дела, невеселые наши дела,
Только копоть и кровь, только злоба, тоска и усталость.
И на холмах России лежит беспросветная мгла,
Правит бал сатана, и надежды уже не осталось.

лето 1991

Эпиграммы 1990-1991

Партия и мафия — близнецы-братья!
Кому из них скорее прочтем эпитафию?
Мы говорим «мафия», подразумеваем — партия,
Мы говорим «партия», подразумеваем — мафия!

Михаилу II Реформатору

Указы людей не пугают:
Его, как и прежде, ругают.
Кричат, что во всем виноватый
Пятнистый, плешивый, горбатый.
Политик, и верно, паршивый
Горбатый, пятнистый, плешивый.
Но все же сей воин с застоем
Сочувствия тоже достоин:
Подумайте — в нашу эпоху
Быть так непрестижно и плохо
Плешивым, горбатым, пятнистым
И — хуже всего! — коммунистом!

Пессимистическое

Вянет лист. Проходит лето.
Осень серебрится.
Лигачев из пистолета
Хочет застрелиться.
Сдали нервы у Егора…
Но держись же стойко!
Верь, Егор, объявят скоро
Переперестройку!

До и после съезда XXVII КПСС

До съезда

Дух раскола… И многие лица
Прогнозируют этот процесс:
То ль СС от КП отделится,
То ль КП исключат из СС?

После съезда

Предсказания раскола КПСС не
подтвердились…
из газет

Раскол в КПСС? Вот клевета,
Что преподносят нам враги режима!
А истина понятна и проста:
SS с КП вовек нерасторжимы!

В. Ульянову

Когда кончал свой век злодей и душегуб,
То обезглавленный закапывали труп,
А голову же выставляли в поруганье;
Деянья ж Ленина, однако, таковы,
Что показалось мало только головы,
И даже выстроено специально зданье,
Где весь он выставлен — потомкам в назиданье.

На «Память» (*)

Кремлевский врач осматривал Крючкова, (**)
Распрашивал об аппетите, сне,
Спросил: «На память жалуетесь?» «Что вы!
Она вполне исправно служит мне!»
——————————————
(*) Первая открыто действовавшая черносотенная организация
(**) Председатель КГБ, впоследствии путчист

Либерал

Хоть я пока что член КПСС,
Стою я за общественный прогресс.
Как честный гражданин, я чту закон:
Иду туда, где митинг разрешен,
И где мне предоставят микрофон,
И не в претензии ко мне ОМОН —
Свободу свято чту, и потому
Я не намерен попадать в тюрьму!

На назначение В.Распутина в Президентский Совет

Мы на примере российских несчастий
Верную можем примету назвать:
Если приходят Распутины к власти,
Значит, Империи несдобровать.

Ироническое

Блажен, кто смолоду был молод,
Кто с роду не был слишком смел,
Кто, воспевая серп и молот,
В душе сомнений не имел,
Кто в двадцать лет был демократ,
А в тридцать заимел уж блат,
И наконец под пятьдесят
Стал делегат и депутат.
Кто, не читая самиздата,
Жил тихо, мирно, без затей,
Карьеру делал и детей,
Кто членом стал из кандидата,
Кто сам гордился целый век,
Что он — советский человек!

Коммунистам
(написано за несколько дней до путча 1991 г.
и, таким образом, завершает цикл)

Во всем они виновны. Но
Вновь обещают, лгут искусно…
Все это было бы смешно,
Когда бы не было так гнусно.

http://yun.complife.info/