Частица черта в нас,
В сияньи женских глаз!
И наш коварный взгляд
В душе рождает Ад!
Любви желанный час
Влечет к нам вечно всех вас,
Так что же,
недаром,
сам черт придумал нас!
Имре Кальман. Ария Сильвы из оперетты СИЛЬВА.
И чего-то не наговорено о наших замечательных женщинах – источнике и основе жизни каждого из нас и фундаменте всей человеческой цивилизации, в целом. И созданы-то они всего лишь из ребра, и ребро это искривлено, и пустое оно, это самое ребро. А известный насмешник, Губерман, Игорь, в своих «Гариках на каждый день» и вовсе, был несправедлив и безжалостен:
Ребро Адаму вырезать пришлось
А женщину Господь из кости создал
Ребро было единственная кость,
Лишенная какого-либо мозга.
Да что Губерман? А сам Имре-то этот, который Кальман? Это же надо так ляпнуть: «Сам черт придумал нас!» Потому-то поправлять его, а точнее, неумёх- либреттистов, пришлось в кинофильме СИЛЬВА. Концовка после «В душе рождает Ад», была уже вполне политкорректна и, по — опереточному, не просто оптимистична, но пританцовывающая и приплясывающая, почти до степа, с цыганско-базарным подрагиванием шеи и головы, плечевого пояса, согнутых в локтях рук, таза, да и всего тела:
Пускай пройдут года,
Но этих глаз, да-да-да,
Ты не забудешь
Нигде и никогда!
К великому счастью, защитников у наших безупречных, чудесных и замечательных женщин не счесть. И все мы, и вся наша жизнь — горой за них, да и мудрыми мыслями о них заполнены все школьные учебники, весь интернет, все театры, вся литература и пресса наша, и не только респектабельная, и порядочная, но даже желтая, и из рук вон, желтая, ну вся, буквально вся!
А между тем, героиня-то наша во всех этих защитах-ухищрениях не нуждалась. Она была хороша и в молодости, и сейчас, когда ей стукнуло шестьдесят. Миниатюрная, изящная, прекрасно упакованная в современные одежды — облачения – экипировки – амазонки — кимоно-арабески и прочее, с великолепными точеными ножками, восхитительной попочкой, слегка оттопыриваюшейся назад, и сексуально-обещающе приподнятой, с небольшими, вызывающе и волнующе торчащими грудками. На самом верхнем этаже этой соблазнительной конструкции вы видели правильное лицо и чудесные, сияющие навстречу вам, именно вам, глаза. Они переливались, блестели, искрились, излучали, наконец, они молчаливо пели вам бархатным голосом Ободзинского:
Эти глаза напротив калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив ярче и все теплей,
….
Эти глаза напротив пусть пробегут года
Эти глаза напротив, сразу и навсегда
Эти глаза напротив и больше нет разлук
Эти глаза напротив мой молчаливый друг.
…..
Вот и свела судьба, вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас.
Только не подведи, только не подведи,
Только не отведи глаз.
Ну, чистый ангел — Брижит Бардо, Софи Лорен и Мерилин Монро в придачу… И вы забывали о ее возрасте… — Вот с кем я построю свою жизнь…- Вот он душевный покой и чистая Любовь — Вот чего я был лишен всю мою жизнь… Я хочу её… Я хочу войти в неё… Вот такие гипнотические мысли внушала она всем встречным и поперечным, умным и не очень, глупым и полным идиотам… Хороша она была, без всяких скидок хороша!
Звали её Меса. Но со времен младенчества и её непрерывного и настойчивого: ма-ма-ма, ама, ама… родители и все родственники называли её Ама. Что это за имя, Меса, и откуда оно у эмигрантки с Украины? А черт его знает! Википедия говорит, что это имя, имеет английские корни. Есть, оказывается, даже город с таким названием в Америке, в Аризоне, и гора, где-то на Юго-Западе США. Но все же, вероятнее всего, имя это из Испании. Оно встречается довольно часто на юге этой страны и полагают, что происходит из латинского «таблица». Ну да ладно, с корнями этими… Важнее другое, в жизни нашей героини оба этих имени Меса и Ама оказались совсем не случайными и имели глубинный, подлинно символический, смысл, особенно, их производные, знаковыми они оказались! Знаковыми!
Женщина это была неглупая и расхождение в её оценках не превышало разбега между умная и умненькая. Проявлялось это по-разному. Например, в группе по изучению английского языка она числилась в продвинутых. С людьми она ладила неплохо. Если вы обращались к ней за помощью, она всегда щла навстречу. Начитана была, как всякий советский инженер, и в обиходе, в её словарном запасе мелькали и русские классики, и Хемингуэй. Тот самый, о котором говаривали «Не понимаю я Хемингуя’, ни Хемингуя’». Возможно, она его и понимала… Поверхностно, но была знакома и с поэзией. Могла даже и процитировать на память что-нибудь. Вот только заморочка здесь была небольшая… Её знакомство с поэзией и поэтами было, скажем так, специфическим и однобоким. Вот, кто-то в компании произнес имя Марины Цветаевой. Меса реагировала незамедлительно абзацем из ПРИМЕТЫ:
Я любовь узнаю по щели,
Нет! – по трели
Всего тела вдоль.
Если звучал Бродский, Месу было, и вовсе, трудно остановить. Она могла начать с
И кору задирает жадный, бесстыдный трепет
Пальцев. Чем больше пальцев, тем меньше платья.
и тут же продолжить:
Жизнь есть товар навынос:
Торса, пениса, лба.
Её не смущали удивленный вид собеседников и их неловкость, и он могла, запросто, цитировать и дальше:
В густой листве налившиеся груши,
Как мужеские признаки висят.
Казалось, её лишь раззадоривали прячущиеся от неё глаза, покрасневшие лица, удивленные взгляды, и она лишь педалировала ситуацию:
Рука, где я держу теперь полбанки,
Сжимала ей сквозь платье буфера.
Останавливаться она не хотела, пока не произносила весь свой, вероятно, заранее подготовленный монолог:
«Влез рукой в шахну, знакомясь»
В конце этого мини спектакля становилось ясно, что произошедшее — не случайность, не словесная опечатка, не дело или игра случая, не безнамеренная, беспричинная заковыка или загвоздка. Нет-нет, это была сознательная эскапада, произнесенная с определенной целью. Уже позднее становилась ясной и цель эта. Мужчины и женщины реагируют на подобные эпатажные строчки по-разному, и тонкий психолог Ама таким путем, не просто обращала на себя внимание мужской части слушателей (какая образованная, широкая, свободомыслящая женщина, видите-ли…), но вколачивала клин между ними и их женами…
В этот самый момент, мы коснулись основы характера Месы. Характера уникального и противоречивого. Однажды Михаил Исаевич Танич написал мудрую строчку: «Ты Женщина, ты Лето и Зима, Ничейная Земля противоречий». Так вот, относится она ко многим Женщинам, но только не к Аме. По той простой причине, что все, происходившее в Аме, не могло быть ничейным и принадлежало Ей, Аме и только ей! И совсем не случайно, Викисловарь наделяет владельцев имени Ама такими характеристиками: «вещь в себе», для которой все знания интересны лишь, как отражение собственного внутреннего мира и основа которой — самоудовлетворение. Никогда и не при каких обстоятельствах Меса – Ама никаких сомнений в собственной правоте и праведности не испытывала. Такая позиция исходила из корысти или из убеждений? Конечно же из убеждений! Обладая железным характером, она была убеждена, что быть всегда и, безусловно, правой и праведной корыстно выгодно для неё и её целей. Тем более, что цели эти, с точки зрения общественной морали, были не особенно приглядны и могли вызывать и вызывали немалые осложнения.
Все дело в том, что Меса-Ама обожала разрушать семейные узы и браки. Мало того, она видела в этом свою, своего рода, миссию и превратила это действо в высоко профессиональную акцию. Она ввинчивалась в плоть семьи, как стальной штопор в мягкую пробку, и выдергивала мужа из семейной бутылки без труда и оглядки на вопли жены. Дальше события развивались тоже по не стандартному сценарию. Она испытывала огромное, ни с чем для неё не сравнимое наслаждение, едва ли не оргазм, от самого этого разрушительного действа. Но это было только начало обожаемого ею процесса. В течение следующей недели Ама, только что не круглосуточно, сексуально нагружала освободившегося мужа, после чего он становился ей неинтересен и не нужен, а потому без промедления и лишних сантиментов, незамедлительно и необратимо рвала отношения с ним и устремлялась к следующему семейному очагу. В итоге, как говорят, в сухом остатке этой яростной и жестокой операции, в мире прибавилось разбитое семейное гнездо, и два несчастных, одиноких и обожженных человека. И надо всем этим нескрываемо торжествующая Ама. Вот такой, оказывалась, цена сияющих навстречу вам глаз – «Эти глаза напротив, сразу и навсегда»…
Одна такая эскапада запомнилась. Оскорбленная и брошенная жена не смирилась и провела активный разбор полетов со скалкой в руке. Крепко поколоченный муж вернулся в семью. Что до скалки, то она была готова прогуляться и по разлучнице. Физической экзекуции Меса-Аба поостереглась и на некоторое время затихла. Интересно, что лет через пять этот муж помер. Если жене покойного выражали соболезнование, она встречала его странной улыбкой Джоконды. Не знавшим предистории объясняли, что человеком покойный был хреновым и жена по нем не скорбит.
Вот, примерно, так Меса-Ама и прожила всю свою жизнь, вначале в СССР, а затем и в эмиграции в Америке. Всю свою супружескую жизнь она изменяла мужу со всеми, кто хотел её и кого хотела она. Каждый, кому она нравилась, немедленно становился чудесным человеком и столь же незамедлительно ему предоставлялся доступ к телу, о чем она неукоснительно сообщала мужу. Каждый, кто нравился ей становился объектом её сексуально атаки, что также не являлось секретом для мужа. И делалось все это таким образом, чтобы все это он знал. Она сознательно разрушала его психику. Если он вдруг начинал кипятиться: «Я вот начищу ему морду-то…», следовало стандартное: «Не обижай моих мальчиков!».
Единственные, кто этого не знал, были их дети. Ведь Ама была настоящей хищницей, и яростной Волчицей! Не той комедийной, театральной Ильф-Петровской «Волчица мерзкая и подлая притом. Ты похоти предаться хочешь», а настоящей, «всамделишной», происходящей из семейства собачьих, родственницей которых являются еноты, лисы, и даже шакалы. Так вот эта Волчица сознательно провоцировала мужа на яростные взрывы в присутствии детей и организовывала все так, что он, муж этот, человек совершенно невыносимый. Она — верная жена, отдавшая ему свою непорочную девственность и молодость, а он – деспот и негодяй, обвиняющий её, святую из святых, Бог знает в чем, издевающийся над нею, агнцом Божьим. И добилась, таки, своего – оболгала мужа так, что уже в самые первые месяцы эмиграции она, не просто развелась с ним, но организовала так, что дети отказались от отца. Это было плохо в Союзе, в эмиграции же это оказалось особенно тяжелым, и несчастный муж, оторванный от детей, быстро помер. Так подставить несчастного и искреннего человека, отлучить его от детей и внуков — это надо уметь. Это большое и злое мастерство, мало чем отличающееся от банального убийства. Вот и выходит, что высокопрофессиональным киллером была наша героиня! Высококлассным киллером!
Итак, на первый взгляд, Меса проходила по разряду банальных, узко специализированных шлюх, так сказать, «блядь обыкновенная». Это конечно же не хорошо, уж как не хорошо, но… Но это не криминал, да и не заслуживает того, чтобы посвящать этому рассказ или повесть. Писал же Михаил Танич:
То не беда –
Поскольку, а везде
Живут
Не только недотроги.
Чтобы понять ситуацию обратимся к фрагментам жизни Мессалины. Известно (Википедия), что Валерия Мессалина, римлянка, имя которой приобрело переносное значение из-за её распутного поведения. Это была развратная и сексуально озабоченная женщина, нимфоманка. Тацит и Светоний пишут, что под вымышленным именем она либо владела одним из римских лупанариев, либо же приходила туда в качестве проститутки, чтобы удовлетворить свою похоть. Вот какого рода строки были посвящены ей древнеримским поэтом Ювеналом в своих «Сатирах»:
Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было
С Клавдием: как он заснёт, жена его, предпочитая
Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала
Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой
Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;
Чёрные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась
В тёплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,
Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью
В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски;
Лоно твоё, благородный Британник, она открывала,
Ласки дарила входящим и плату за это просила;
Навзничь лежащую, часто её колотили мужчины;
Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила
Грустно она после всех, запирая пустую каморку:
Всё ещё зуд в ней пылал и упорное бешенство матки;
Так, утомлённая лаской мужчин, уходила несытой,
Гнусная, с тёмным лицом, закопчённая дымом светильни,
Вонь лупанара неся на подушки царского ложа.
Описывается, что Мессалина устроила соревнование с известной римской проституткой Сциллой, кто сможет обслужить больше мужчин. Начав вечером, Сцилла прекратила утром, приняв за ночь 25 человек. Мессалина же продолжила дальше, пока не обслужила 50 клиентов!
(Википедия https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B0 ),
Так по какому же разряду следует числить Месу? По разряду эмигрантской Мессалины? Не случайно же её частенько в обиходе называли Мессалиной хреновой? Но фокус в том, что она была не совсем обычной проституткой… Да, кстати, а вы знаете классификацию путан? Она ведь весьма интересна. Прежде всего, существуют корыстные и бескорыстные, так сказать, действующие из любви к искусству. Есть «высокоморальные» блудницы. Об одной такой рассказывает писательница Суад Дервиш (Фосфорическая Джеврие). Её героиня обладала всеми человеческими достоинствами, кроме добродетели. Далее, водятся «работающие» более или менее открыто, или под прикрытием: общественницы, медперсонала, учительницы. Делятся они и по производственному принципу: Вот некоторые из многих видов и подвидов шлюх: уличная, подзаборная, портовая, шоссейно-дальнобойная, железнодорожная, круизная, командировочная, кладбищенская, производственная, литературно-театральная, семейно-клановая (семейный подряд), обслуживающая всех родственников и, наконец, тривиальная «мужняя» жена — блядь – вульгарис. В эту последнюю категорию, в частности, входят шлюхи-моралистки и дотла прожженные лгуньи. Это именно они с ужимками и сжатыми бантиком губками вещают: «я вся такая неожиданная». Делятся шлюхи и по своему физическому потенциалу, так сказать по сексуальной «работоспособности». Возглавляют эту категорию, так называемые, «железные кобылы». Именно так их охарактеризовал Ремарк.
В этом богатом списке Меса занимала особую строчку шлюх-разлучниц и обладала многолетним, обширным и специфическим опытом «работы». Как-то, произвести впечатление, очаровать, приковать внимание, выглядеть желанной, прижаться всем телом во время танца, «случайно» коснуться живота или паха мужчины и, здесь же, не теряя времени, прямо на вечеринке или дне рождения, «страстно» отдаться в туалете… В её репертуаре были и такие коварные методы – переспав с мужчиной в его супружеской постели, «забыть» свою заколку, или дешевую клипсу на полу у кровати. Жена, наверняка, их обнаружит… Использовала она и духи с неповторимым и своеобразным запахом – жена «учует». Практиковала и отпечаток напомаженных губ на ягодицах мужа – он не увидит, зато жена обнаружит… Компрометирующие мужа разоблачительные звонки по телефону она не любила — надо менять голос, — но все же не брезговала и ими.
Возвращаемся к вопросу, была ли Меса – эмигрантской Мессалиной? Ну, прежде всего, похотливость Месы, количественно, оценить невозможно. Вполне вероятно, что уровень её сексуальной озабоченности был и очень велик. Однако до Мессалины, в практическом «срезе» альковных баталий, ей было явно далеко. Имеются многие свидетельские показания, как теперь говорят, современников, а попросту, её мужа и любовников — в 40 – 60 лет она нуждалась в искусственном смазывании своего генитального аппарата во избежание ссадин и повреждений. Не могло быть и речи о последовательном обслуживании многих десятков грубых и голодных мужиков за ночь. Нет, нет, и нет – «рекорды» Мессалины ей были, как бы это сказать, не по зубам, м – м – м, не по плечу, м – м — м, точнее, не по гениталиям, м – м – м, а еще точнее, не… по причинному, срамному или стыдному месту (Vagina, Pussy). Итак, сомнительной «чести» именоваться Мессалиной, несмотря на некоторую близость имен, Меса «не заслужила»…
А чего же она заслужила-то! Для того, чтобы ответить, надо вспомнить определяющую, едва ли, не главную особенность Месы – Амы. Дело в том, что Ама не просто изменяла мужу, и не в том, что она меняла любовников. Суть даже не в том, что она никогда не отказывала себе в удовольствии поиздеваться над мужчинами. И предела этому «поиздеваться» практически не было. Но если бы этим все и ограничивалось? Дело в том, что она вначале морально, а затем и физически уничтожила мужа и стремилась уничтожать, во всяком случае нравственно, и своих любовников. Ею двигала не только распущенность и страсть, но и ненависть к мужчинам, никогда не преходящее желание их, вначале, унизить и растоптать, а затем и уничтожить… В ней удивительным образом сочетались похоть и страсть к мужчинам с непреодолимым желанием втоптать в грязь и раздавить их, почти физически. Это и есть ключ к тому, почему женское обаяние, прекрасные глаза, вожделение и «неземная» страсть оборачивались, в конечном итоге, чем-то похожим на стальной кастет убийцы. Вот он корень Амы — соительница, воительница на ниве греха и порока, сексуальная, социальная, а по существу, и криминальная разбойница, бандитка, и налетчица! Одним словом, Влагалище (Vagina, Pussy) с большой дороги!
Дорогой Читатель, а не напоминает ли Тебе вся эта картина что-то очень и очень знакомое? Вижу, напоминает! Да и имя — Ама, — подсказывает… Амазонки – вот кто был рекордсменом по ненависти к мужскому роду-племени! Вот что пишет о них Википедия: «Амазонки… народ, состоявший исключительно из женщин, не терпевших при себе мужей, выходивший в походы под предводительством своей царицы и образовавший особое воинственное государство… Для воспроизведения потомства амазонки вступали в связь с мужчинами других народов. Родившихся мальчиков они отсылали отцам (по другой легенде – попросту убивали), девочек же оставляли у себя и воспитывали из них новых амазонок… Название «амазонки» происходит от иранского слова «ha-mazan» — женщина-воин. Еще один вариант – от слова «a masso» — неприкосновенные (для мужчин). Иногда толкуется как «безгрудая»… Образ Амазонок связывается, в частности, с культом Диониса. Последний является, по существу, женским культом мужского начала и его основная идея заключается в мести женщин мужчинам и «мужеубийстве». (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BC%D0%B0%D0%B7%D0%BE%D0%BD%D0%BA%D0%B8)
Геродот писал о женщинах-воительницах, которые разъезжали по степи на лошадях, свирепо сражались, стреляя из лука. Никто не выходил замуж, пока не убивал врага. Черноморские греки называли их «норпаты» (мужеубийцы). Приводит Геродот и другое название – амазонки, от греческого амазес (безгрудая). Лютые враги древних греков, племя диких женщин, они знались с мужчинами только для продолжения рода. И даже посмели однажды напасть на Афины.
(http://www.renclassic.ru/Ru/Journal2/1135/1170/).
Это то, что пишут историки и ученые. Куда дальше идут литераторы. Так венгерский писатель Лайош Мештерхази («Загадка Прометея» Иностраннвая Литература, 1976, №4) рисует еще более грустную ситуацию: «… в определенный период жизни амазонке и дочери амазонки весьма приятно с ним поразвлечься — приятно и даже необходимо. Мужчина, особенно же красивый и сильный мужчина, покоритель диких зверей, победитель в спортивных соревнованиях, временный муж женщины из хорошего круга – это как бы символическая штатная единица! Кроме того, коль скоро мужчина существует, да еще имеется в избытке, этого, наверное, желают боги, а значит, он своего рода культовый предмет. И, наконец, рассуждая здраво, хотя мужчина по больше части пожиратель пищи, но в то же время, и сам — вполне приемлемая пища. А коли так, принесем его в жертву – и съедим за милую душу. Богу богово, кесарю кесарево! Кухня, как видно, изначально женская территория. Ибо – в те-то времена! – какое великое множество разнообразнейших рецептов:
Мужчину следует торжественно – в сопровождении обрядовых церемоний – разорвать заживо на части и съесть по кусочкам.
Разодрать, привязав к лошадям, — так вкуснее.
Сбросить со скалы – так он мягче.
Растоптать лошадьми и повозкой – так еще мягче…»
Теперь становится понятно, какова природа нашей героини. Меса-Ава – это своего рода, архаизм, анахронизм, пережиток, реверсия, определяемые как «Атави́зм (от лат. atavus — отдалённый предок) — появление у данной особи признаков, свойственных отдалённым предкам, но отсутствующих у ближайших» (Википедия). Речь идет о появлении у человека, в данном случае у Авы, признаков их далеких предков, Амазонок. Вот откуда эта мужененавистничество, вот откуда это паталогическое желание нанести ущерб сообществу мужчин и каждому из них в отдельности, вот откуда этот садизм! Выходит, что наша Ава, стервь-то наша, — эдакий ископаемый ящер, динозавр, яростная женщина-воин, как-будто перенесенная из скифских времен, уцелевшая до нашего времени, и сохранившая свои боевые навыки и свою ненависть — самая что ни на есть амазонка, не музейная, а подлинная, современная амазонка, амазонка наших дней и нашего XXI века.
Между тем, время шло и Меса – Ава не молодела. В районе семидесяти она продолжала атаковать семьи, но блядские ухватки профессиональной волчицы и хищницы слабели. И то, чем она, не скрываясь, гордилась и, не стесняясь, многократно вслух воспевала строчками Стефана Малларме
А между бедрами, под приоткрытой кожей,
Где чаща черная таинственно густа,
Светлеет розовый, на перламутр похожий,
Ненасытимый зев причудливого рта. —
её генитальная сердцевина – начала давать сбои. Предмет её гордости — главный инструментарий — ёё женский половой орган — женская половая щель, или, как написано в одном справочнике, лохматый сейф, постепенно ветшал. Сухость вагины преследовала её и исключала внезапный, импровизированный, сиюмоментный, неожиданный половой акт, а тем более, длительные любовные баталии. Одним словом, иной раз, словами Антонена Арто «У вдовицы в лоне лед/Благодать царит над стервой». Но если бы только это… Началось отложение солей в обоих коленях. Её чудесные соблазнительные ноги перестали вздыматься и парить над ложем… Эротическая мобильность в постели вынужденно уменьшалась, Репертуар из Камасутры сокращался на глазах. Сексуальная изобретательность уперлась в банальный артрит!
Но и это было не всё… далеко не всё… У некогда бесстрашной и маниакально одержимой амазонки появился страх… Дело в том, что к этому времени она жила в многоэтажном доме, в котором, по воле Случая (не случая, а Случая!), жили «обломки» сразу нескольких разрушенных ею семей. И их ненависть была нескрываема. Мужчины, которые помнили её постоянную браваду поэзией, готовили фразы и цедили их при встрече: «Сука, единственное отверстие, через которые возможно общение между тобой и другими — это влагалище» (Мишель Уэльбек). А однажды пара бывших любовников пропела в пустом коридоре слегка измененную строчку Гая Валерия Катулла: «Вот мы трахнем тебя спереди и сзади». Что касается бывших жен, то они не мудрствовали лукаво и готовы были при первой возможности вцепиться ей в глаза, лицо и волосы. Словом, ситуация вокруг неё накалялась. Ей представлялось вполне реальным, что все эти озлобленные и ненавидящие её «обломки», «фрагменты», «черепки» и «обрубки» разгромленных ею семей сговорятся, сорганизуются и, так или иначе, атакуют её. И тогда скалка прошлых лет покажется шуткой. Случайно ли это было? Нет, конечно, Высшие Силы, насмотревшиеся на её хождения и посеянное ею неисправимое зло, создали определенную кризисную ситуацию, вытесняли её из «большого, злобного и аморального секса», и давали ей последнюю возможность возвратиться на нормальный человеческий путь… И она что-то почувствовала, и, казалось, бесстрашная волчица, авмазонка Меса — Ама затрепетала от страха… Было это впервые в её жизни… Никогда раньше ни чем подобным она не встречалась. Страх, буквально, сковывал её… Она даже обратилась к эскулапу. Но даже прописанное лэксапро – срелство против депрессии, — не помогало ей. И через десять лет после убийства своего мужа, она решила остепениться и создать новую семью. Как она надеялась, это вернет душевный покой и снимет напряжение в постели – с одним партнером она и «Ненасытимый зев причудливого рта» слегка утешит, и слизистую своей щели побережет… На старости лет ей и её проржавевшему рейдеру — сексуальному боевому кораблю, — понадобился уже даже не док для ремонта, кстати, к докторам она ходила довольно часто, что не удивительно, при такой-то жизни, а спокойная гавань. Сказано-сделано…
Амазонка хорошо знала всю мужскую половину дома и остановила свой выбор на немолодом человеке, лет на пятнадцать старше её. Бывший фронтовик, был он не по годам ладен и подтянут. Если к нему обращались с вопросом, чего бы вам не женится, смущенно отвечал, ну кто же в мои годы-то женится. Овдовел он с пяток лет тому и жил один. Главное в нем были его мягкость и интеллигентность. Отвоевав на передовой всю войну, был он в жизни самой тактичностью, деликатностью, и незлобивостью. Если о ком — нибудь можно сказать кроткий, то это как раз о нем. Улыбчивый, тихий, добродушный, почти голубиный человек, проживший в абсолютной честности, в мире, чистоте и покое со своей женой пятьдесят или шестьдесят лет, органически не способный сказать плохо кому-то или о ком-то, и слыхом не слыхавший о таком ужасе, как ревность – он и его жена были редкой, абсолютно совместимой, идеальной парой милых и славных людей. При всем том, Господь его берег — и на фронте он ни разу не был ранен, и в долгой жизни никогда и ничем не болел. И в свои восемьдесят пять он бы крепок, строен и подтянут, как юноша. Кстати, почти не чувствовал морозов и в любую погоду ходил в кожаном пиджаке без пальто. Я так думаю, что при нормальном ходе событий, износу ему не было бы, и сто – сто десять лет ему были гарантированы. Это при нормальном…
Для нашей Амазонки не было проблем с тем, чтобы познакомиться и очаровать мужчину. Начала она со стандартного: «Вот и встретились два одиночества», облучила его магнетическим сиянием своих лживых, но по- прежнему прекрасных глаз, и всё. Одинокому и тоскующему человеку этого хватило с головой. Одним словом, через два-три дня, насыщенных прогулками и беседами, они оказались в постели. И тут началось главное… Пять лет после смерти жены он жил одинокой жизнью и, практически, ни с кем не общался. Он оказался во временном пространстве, о котором знают лищь старики. В том самом пространстве, которому посвящены меткие слова из песни Табачника и Кикабидзе:
Ах, эти сложные года, когда не тянет никуда.
Не снятся сны давно, тревожат только звуки.
Он заснул… И ей предстояло его разбудить… И тут она сделала лучшее дело в своей жизни, она пробудила его к жизни… Она использовала весь свой не малый опыт, включая и эти самые оральные штучки-дрючки… И он проснулся и зажегся… А поскольку, он был человеком совершенно здоровым, то оказался во второй, правда недолгой, но все же молодости… Теперь он не ходил – он парил и летал… И счастливая улыбка не сходила с его лица… Да и она, амазонка наша, ощутила неизвестные ей раньше радость и успокоение семейной жизнью со славным и добрым человеком. Вернулось даже её увлечение поэзией и нередко она шутила с ним в своем духе, но в смягченном варианте Джона Донна:
Продрогнуть опасаешься? – Пустое!
Не нужно покрывал: укройся мною.
Немногим своим одиноким приятельницам (в семейные дома её давно не приглашали – техника безопасности) она (правда ли, не правда?) говорила о нем так: «Когда он кладет свои руки мне на плечи, я вся дрожу и млею».
Все, кто знал его, были рады… Все, кто знал её, застыли в ожидании беды…
Продлилась эта идиллия считанные месяцы… Кто не помнит детскую сказку о скорпионе и лягушке? Её концовка общеизвестна. Когда тонущая лягушка, перевозившая на спине скорпиона, спросила его: «зачем ты меня ужалил, ты же погибнешь вместе со мною», последовал простой ответ: «Потому что я скорпион!». Природа Амазонки была сильнее её, её привязанности, почти любви, и её стремления к покою и счастью. Ничего удивительного в этом не было – ведь амазонка — это волчица. Все видели в цирке дрессированных львов, тигров, пантер. Но никто не видел дрессированных волков! Все дело в том, что волки, дрессировке не поддаются, — рано или поздно, обычно рано, они бросаются на дрессировщика! И наша Амазонка не была исключением! И это при всем том, что дрессировать её пытались не люди, а Высшие Силы! И было это плохим предзнаменованием для неё!
Началось с простого. Около дома был небольшой скверик со скамейками и деревьями. Так вот, в одном его конце амазонка затеяла флирт с относительно молодым жильцом, а на другом конце скверика, за деревом, чистый мальчонка, прятался её друг-фронтовик… Белый, как полотно… Она прекрасно его видела и продолжала, тем не менее, еще с полчаса измываться над ним. Свидетель, все это наблюдавший, позднее, полуутвердительно, спросил её: «Вот он, твой, даст тебе чертей!?», на что получил наглый самоуверенный ответ: «А вот не даст!». Распутная стервь, однозначно, просчитала деликатность, квалифицировала её, как слабость, и возвратилась на свой подлый путь. Лживая волчица (помните? – «я вся дрожу и млею») была неисправима.
Она капитально спуталась с новым любовником, несмотря на то, какую ужасающую боль причиняла полюбившему её и совершенно не подготовленному с этой экзекуции человеку, в сущности, большому, доброму и беззащитному ребенку. Повторялась старая история, старая гнусная пластинка прокручивала дикую садистскую какофонию распущенности и безнравственности, сочиненную Амазонкой. Она, по-прежнему, разыгрывала сценарий – он должен все знать, – так ему будет больней. Единственное отличие заключалось в том, что Волчица стремилась спрятать этот водевиль подлости от других. Она тщательно маскировала свое блядство и, как правило, рядом с любовником не стояла и не ходила. Встреча согласовывалась по телефону и готовилась, примерно, так. Вот, скажем, в садике возле дома за одним столиком сидит он с приятелями, за другим -она. Наконец, она встает и уходит. Можно было проследить по часам – через 15 минут встает и уходит он… Правда, в коммунальном многоквартирном доме мало что можно скрыть…
Ну, а что с её «любимым». С ним был плохо… Из рук вон плохо… Она разбудила его на его беду… Прожив жизнь в безгрешной любви и покое он не был готов к такому водопаду подлости, неискренности и нечестности… К этому изощренному коварству… Ему нечего было противопоставить наглому и железобетонному злу. Сломался он быстро. Начался активный Альцгеймер и распад личности. Он перестал выходить на улицу и часами сидел дома в кресле. Амазонка, как ни в чем ни бывало, один раз в день, обычно вечером, заходила к нему в гости. Кроткий добряк, не поворачивая головы, но явно узнавая её, говаривал; «Кто бы это мог быть?». Через пять минут, отметившись, она уходила. Ухаживали за ним девушки хоумворкеры. В эту, последнюю свою эскападу, Ама стремилась формировать у окружающих впечатление, что она не при чем в случившемся с ним, и создавала видимость сохранения с ним добрых отношений. Тем более, что он молчал, — разрушение личности и его порядочность, его физическая неспособность назвать вещи своими именами, сделали невозможным её разоблачение. Себя он потерял быстро, но прожил еще несколько лет в полностью растительном состоянии. Все это время Амазонка разыгрывала роль заботливой подруги (пять минут в день, не более), хотя жила со своим любовником. Присутствовала она и на его похоронах и даже пустила крокодилову слезу… Ей удалось ввести в заблуждение почти всех людей…
Людей, но не Гос-да. Великая Книга Екклесиаста заканчивается так: «14. Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо» (глава 12). Прошло совсем немного времени, не более полугода и началась заключительная сцена спектакля. Когда-то могучая шлюха Мессалина была заколота лаконичным профессиональным ударом стилета, выполненным легатом, посланным римским сенатом. Самое интересное в этом то, что наказана она была не за распутство, а за подготовку заговора с целью государственного переворота. То, что вытворяла Амазонка, было несравненно хуже – она злобно топтала и уничтожала Человеческие Души, Чудесные Божеские Конструкции, которым нет и не может быть цены… Более того, она оказалась неисправимой и всегда готовой взяться за старое. А потому и кара ей была назначена другая – долгая, многолетняя, чтобы осознала свою вину, и мучительная, чтобы прочувствовала на своём теле, что такое душевная и физическая боль… Болела она тяжело и ушла при всеобщем молчании…
Certificate of Writers Guild of America, EAST, INC.
4.18.2017