1
Шаровая, кровоточащая, душевная боль — рождающая песни сильные, высокие, мощные…
Долго шли — зноем и морозами.
Все снесли — и остались вольными.
Жрали снег с кашею березовой.
И росли вровень с колокольнями.
Рост вровень с колокольнями — запредельность: вечная русская мечта, без которой и жизнь не жизнь.
(Русь никогда не была святой — словосочетание сие «Святая Русь» есть стремление к идеалу, жажда видеть Китеж — духовный град, не говоря: быть в нём).
Русь росла колокольнями, берёзовой кашей, вольницей…
Мало росла мудростью, часто не слыша пророков своих, игнорируя, сжигая, когда не сожгли себя сами.
Пророк ли Башлачёв?
Едва ли — просто сильный поэт, чего некогда было достаточно, а потом стало… пылью: кому сегодня есть дело: сильный поэт, успешный графоман…
Жизнь Башлачёва — взрыв, усиление реальности сквозь призму боли, истовый поиск гармонии, пускай там, где и найти её невозможно.
Если плач — не жалели соли мы.
Если пир — сахарного пряника.
Звонари черными мозолями
Рвали нерв медного динамика.
Мощь несочетаемых сочетаний! Игра смыслов — ради проявления нового, и отсюда «нерв медного пряника».
Медь звенит, медь остаётся.
Жизнь вибрирует натяжением решётки гитарных струн.
Босиком гуляли по алмазной жиле.
Многих постреляли. Прочих сторожили.
Жил алмазных — что душ прекрасных: не так уж в избытке; а душа Башлачёва избыточна, рвётся через любые напоры временные в просторы, не доступные глазу…
Прорвалась, поди.
Душа…
2
Гвоздями данности исколота
Сеть смысла из неё
Словесное добудет золото.
Поэт святую водку пьёт —
О! страшная она, святая…
Но если Китеж не узреть,
Действительность окрест плохая.
И остаётся кануть в смерть.
Алмазных жил на свете мало,
И копей душ прекрасных нет.
Но явь — единственное мясо
Стихов, что осознал поэт,
Из яви рвущийся всё время —
Стихами, водкою, и проч.
Лишь творчество акт воскресенья,
А потребительство — как ночь.
А.Балтин
Березовая каша — это розги