В музее «Альбертина» еще много не охваченного мной хорошего: работы австрийских экспрессионистов, Хуан Миро, Фрэнсис Бэкон… Но всего-то не охватишь, ждут сотни репродукций произведений из других венских музеев, поразивших нас. Но мимо Джакометти я пройти не смогу. И не только потому, что он менее на русском слуху, чем остальные, и не потому, что живопись его останавливает взгляд. А прежде всего — из-за этой скульптуры, которую он сделал, преобразив египетский оригинал бюста Аменофиса:
Джакометти в 1954 году совместил две основных египетских формы: скульптуру и профильные фрески.
А я, совершенно этого не зная, четверть века спустя написал стих, в котором тоже пытался совместить изображение и историю и тоже заострял лицо:
ВОИН XVI ВЕКА
Мое лицо заточено, как меч, —
ветра и кровь, клинка чужого блики.
И
обоюдоострой стала речь,
как плеть-двухвостка —
зла и двуязыка.Гудел огонь под медным казаном,
гудела медь по взятии Казани…
На острие меча я строил дом,
за острием лица
скрывал желанья.Глухая удаль — княжий мой удел.
Как я тогда в Твери —
пусть и меня потом распнут
в соборе,
я стольким горло перервать успел,
что общим государем стало горе!Я волк, я пес, опричник и певец,
рожденный столкновением народов,
я не начало,
но и не конец,
златой цепи российских сумасбродов…
Прочитал бывшему доценту Литинститута поэту Шамилю Анаку. Он поднял на меня хитрый взгляд тюркского националиста и сказал: откуда ты узнал, что в Иване Грозном текла тюркская кровь? Ничего не знал, двусторонний образ меча/лица заставил написать.