Когда нет диктофона под рукой,
Чтобы запомнить все слова и мысли,
А я сижу у моря, бьет прибой,
У моря, из которого мы вышли
Полмиллиарда лет назад, в Палеозой,
Осознаю больною головой,
как мало в жизни поводов для рифмы.
Ты изменилась, враг смирился, Бог молчит,
И даже смерть, упрямую, как плесень,
Не привлекает изумленный вид
Моих гримас, стихов и грустных песен.
Мне нечего сказать: я не Эвклид,
Пространство мне тебя не заменит,
И мир материй мне не интересен.
Молотит шторм песок береговой,
Тепло уходит, больше места грому,
Растает и сменится вновь волной
Вода, уткнувшись в пляж, качнув паромы.
Я, увлеченный этою игрой,
Все же встаю и направляюсь к дому,
И мне печально, что ты не со мной,
Уже не так, как в прошлый выходной,
А в десять раз сильней и по-другому.
***
Золотая монета с оттиском — «солнце»
Сползала в карман горизонта.
Так день расплачивался за 8-9 часов отдыха
С вступающей на смену ночью.
Облака потертой джинсой рвались
И клочками валились нам на головы,
Пропадали в темноте.
Неведомый Бог опускал чайный пакет
в жидкий космос,
И с каждым разом небо становилось все темнее,
Как заваривающийся
черный и терпкий чай.
Смотреть сквозь него —
Как пытаться смотреть сквозь веки.
Хотя, может быть, только это имеет смысл,
Так как теперь каждый шорох — это
Удар торовского молота,
И бледная свеча в далеком окне
Ярче десяти сияний гелиосовской колесницы.
***
Мокрый асфальт — ржавое полотно металла,
Лужи блестят, как после наждачки.
Капель дождя на землю упало немало,
Стирают серые облака
неаккуратные небесные прачки.
Отбиваю с подошв ржавчину,
что прилипает и прилипала.
Дорога вибрирует эхом машинных сигналов.
Нелепый мир, сшитый по левым лекалам,
И я — нелепый. В него одетый,
Как после маскарадного бала,
Бреду по чужим улицам
в поисках
автовокзала.
За спиной рюкзак, там теплый свитер и книга.
Как маракас, с каждым шагом звучит «Тик-так».
Осталось полпачки.
На столбах
объявления, реклама фильма
про монголо-татарское иго.
Кот прошмыгнул в подъезд.
Мну зубами безвкусный кусок жвачки.
Дома и дороги одинаковые, как копипаста.
От этого усталый глаз
говорит: «Все, баста!»
И тело подтверждает: «Баста!
Я пас!»
Больше ни шагу.
Собираюсь упасть.
Подхожу к оврагу.
Глубоко вдыхаю осеннюю влагу
И вдруг
вспоминаю
о нас.
***
Все дороги ведут не в Рим.
Не ври! Все дороги ведут домой.
Это то, что живет внутри,
Это то, что всегда с тобой.
***
Огромный пролом в твёрдом блестящим небе
Сквозит вселенским, космическим сквозняком.
Злой дух воды бил головой об гребень,
Гребень горы, который служил плечом,
Плечом Атланта, чаши небес опорой.
И вот злой дух опору ту расколол,
Осколок мира обрушился в миг, в который
Гун-гун ударил о камень своим челом.
Трещит разбитый, лопнувший свод небесный,
Землю пробил, как рухнувший потолок.
Из-под земли хлынули воды бездны,
Могучие волны, бурный, седой поток.
А в это время корабль причалил к Криту,
Тесей взял факел и шагнул в лабиринт.
В сухом Египте бог Сет затаил обиду,
В далекой Индии чистые воды Инд
Благословляют шумно толпясь брахманы,
Скрестили лезвия Гектор и Ахиллес,
А Гильгамеш с Энкиду против Хумбабы
Идут бороться в тёмный кедровый лес.
Нюйва у реки в густой бамбуковой чаще,
Работает быстро, не покладая рук,
Она строит башню из панцирей черепашьих,
Чтобы поднявшись заделать небесный круг
Ей нужно расплавить камни пяти окрасок,
И взять их с собой туда, где горит заря,
Она драгоценности ищет с лихой гримасой
Но камни все в ювелирном, а значит зря…
Тантал сливает налево нектар амброзии
«Freehugs» написал на картонке хитрый Ми-дас,
Тесей в лабиринте один его здесь бросили,
А нить утащили на фабрики — ткать атлас.
В священные воды Инда текут помои,
И больше там не купаются мудрецы
Бог Сет негодует: да что же это такое?
Его враг Гор сам совершил суицид.
В ручье отражаясь, снимает на фотокамеру,
Сверкая зубами, себя самого Нарцисс,
Но вдруг спокойный ручей разливается,
Нарцисс пузыри выдыхает, и тонет, вниз
На дно, поток разливается по равнинам,
С корнями срывает леса, как сухую траву,
Течёт сквозь время, и ударяется с силой
Об небоскрёбы, крепость, шалаш, тюрьму.
Сметает с земли бары, ларек сигаретный,
Кремль, Бастилию, Европарламент, Биг Бен,
Дворец Ашурбанипала, комнаты Петры,
Автовокзалы, храмы, валют обмен.
Волна накрывает святые сады Вавилона
В Греции мраморный Зевс, Посейдон и Аид,
Крошатся в пыль, места Троянского боя
Уже под водой, как впрочем, и пирамид
Вершины, как крыши Тибетских храмов,
Которые так высоко в горах,
Что даже если ты до восхода рано
Выступишь в путь, в дороге узришь закат.
Выгляни, мы проплываем над Эверестом!
Слышишь потопа безумный, могучий вой?
Все под водой!
но ты не пугайся, нас эта бездна
не тронет.
Ничто не важно, да будет тебе известно,
ничто, кроме имени,
Имя мое —
НОЙ!
***
Когда голодная Земля проглотит Солнце,
Наступит ночь, наступит мне на шею.
За горизонт свернется флаг японцев,
Осветит их, Австралию, Корею.
Когда темно, холодный космос близко,
Часы стучат: Тик-так. Домой пора бы.
Текут по небу звезд, галактик брызги
По траекториям гипербол и парабол.
Пространство с временем вступают в тайный сговор:
Они хотят отнять нас друг у друга
Безжалостно, как злой усталый повар
Разъединяет крупную белугу.
Оркестр птиц затих, остались совы.
Они бубнят под мерный треск сверчковый.
Закрыты двери, замкнуты засовы.
Никто не спросит: Где вы? С кем вы? Кто вы?
Лишь только темноте до нас есть дело,
Она и география в дуэте.
И мы сидим, не проронив ни слова,
Ведь свет важнее сотни слов о свете.
Мир настоящий с отражением едины.
Нет облаков, воды, деревьев, неба.
Нет ничего. Остались только спины,
Воображение, химеры и плацебо.
Не изумрудит мягким светом бронза,
Но ты не оставляй меня, красавица.
Когда голодная земля проглотит солнце,
Пускай проглотит падла и подавится.
***
Ты спросишь меня, что такое свобода,
А я тебе не отвечу.
Потому что свобода — молчать в ответ на вопро-сы,
Кричать в тишине,
Светить среди ночи
И свет поглощать среди дня,
Потому что свобода — не быть таким, как про-чие.
И эта свобода — свобода не про тебя.
***
В одиночку можно почти что все:
Приготовить завтрак, помыть посуду,
Обойти весь город, сходить в кино,
Наизусть учить Гаутама Будду,
Написать роман, сочинить этюд,
Перечитывать старую конституцию,
Расщепить ядро, изучив всех будд,
Приняться за Гегеля и Конфуция.
Прометей был один и принес огонь,
А Замолксис, сидя в глухой пещере,
Столько понял, что кажется, будто сон
Был совсем ему не знаком. Не уверен.
Знаю только точно, что одному
Очень многое легче, быстрей дается.
Да, и если вдруг я шагну во тьму,
Только мне вину ощутить придется.
В одиночку можно открыть уран,
Застелить постель и спасти планету,
Иль напротив выдумать страшный план
конца света, сродни старых книг сюжету.
Можно просто работать, терзать ноутбук,
Любоваться готическими церквами,
Разбивать об стены жужжащих мух,
Покорить Эльбрус и зарыться в яме.
Можно бросить все и в любой момент
Улететь, уехать, уйти, забыться!
А когда не сам, то стопы в цемент,
И уже совсем не похож на птицу.
В одиночестве можно жить не любя,
Избегать неясностей, пересудов,
И сегодня я понял, что без тебя
Я конечно могу,
но решил НЕ БУДУ!
***
Вычисли радиус спасательного круга ада
под третьим глазом,
Выведи подводные камни преткновения из весенних почек.
Разбитые 11 колен Израиля мусульманским йодом намазав,
Учится языкам говяжьим на тот свет механический переводчик.
Погрузи необходимые вещи в сон лодки Харона, бомжа, дикобраза.
Слышишь грозу? Это Тесла везет калачи своих медных катушек,
Через варолиев мост гнилой пасти Адама, который наказан,
За то что кадык Нью-Йорка счел важнее, чем все наши ду-ши.
Отправляйся по Лете письмом, сыгравшим в почтовый ящик.
Новый Альбион не Тартар, хоть и не манхэтонский Plaza,
Отыщи в замке ключ Осириса, золотой, музыкальный, кипящий.
Пей, как валидол, из него густую блестящую фразу.
Раз ум тебе дан, то не пренебрегай, но и не переоцени ра-зум.
Вычисли радиус круга кровообращения на электромагнитном по-ле.
12 израненных колен Израиля будут склеены, как тосканская ва-за.
Извлеки подземные корни всех зол, выводя их на чистую во-ду.
Разомкнутое колесо сансары замени жестким крылом
херувима.
Чтобы «вечность» сложить из слез, подпевай про Младенца Герде.
На белом камне, что найдешь у реки, прочитай свое новое имя.
И огромная восьмерка свалится на бок, становясь датой твоей смерти.
***
В эпоху тотального распада,
Когда одни говорят: Смерть рядом!
Другие возражают: Неправда!
Кто там застыл во главе парада?
Это философ вдруг понял Сартра.
Во времена массового молчания,
Когда живые молчат в отчаянье,
А мертвые в тишине остыв,
Кто там бубнит, игнорируя замечания?
Это композитор придумал мотив.
В эпоху невнятного застоя,
Когда одни кричат: Построим!
А другие вопят: Разрушим!
Кто там блюет за трибуной стоя?
Это поэт изливает душу.
Во времена приближения к катастрофе,
Когда забывают массово о Голгофе,
Когда религия — культ зрелищ и хлеба,
Кто это пальцем развозит кофе?
Это художник рисует небо.
В эпоху вселенского разлада,
Когда не верят в ворота Ада
И Золотого Града,
Кто там застыл во главе парада?
Это философ забыл про Сартра.
Это Пророк, он услышал голос,
Голос сказал одно слово: «Завтра!»
***
Джо ходил по комнате кругами и молчал.
Элис собирала оригами
бледными руками.
В телевизоре странный канал:
на японском,
Чтоб не отвлекал,
Оставался размеренным фоном.
Он сказал. Наконец-то сказал,
Что уволен с работы.
Утомили заботы и штили —
И он сам попросил, чтоб его отпустили.
И что летом они — не в Париж, а на дачу,
И что это удача, теперь вся отдача
Только их. На двоих!
Что теперь лишь стихи да картины.
Они выбрались из паутины.
Он не должен сидеть над отчетом,
Врать в подсчетах.
Она слушала молча.
Слушала и молчала,
Будто он кричал ей с причала
Недостаточно громко
И как-то мало…
— Может, хочешь, чтобы сыграл на рояле?
Пока мы его не продали.
Элис хмурила брови,
кусала губу
И бросала под стол корабли.
Потом крикнула
Звонко:
— Да, гори ты в аду!
Как ты мог не спросить и уйти?
Джо нашел философский камень,
Но пустил скакать по воде.
Ну, как в детстве,
По глади
Следами-кругами,
Где-то сажени две —
И на дне.
Элис забирает колье,
Платья, кофточки.
Думайте сами…
Она уезжает к маме.
И теперь он — сам по себе,
Он сидит один в темноте.
Как и был один в темноте.
***
На твоем небе вместо облаков — испарения,
Вместо радуги — дисперсия,
Преломления света.
Комета — просто летящая глыба.
Вокруг тебя не люди — приматы.
Они не рады, это выбросы эндорфина.
Это глина, гниющая биомасса.
Отсутствует касса
и нам не придется платить.
В твоей тарелке не курица, а белки.
Мелки? Нет, не мелки.
В твоем мире это осадочная порода.
Погода — перепады давления,
Движение воздуха,
Менять которое не нашли способа.
И все вроде бы ничего,
Но вместо отца и матери у тебя — особи.
Вместо мыслей — движения тока.
Ты не чувствуешь шока,
Когда говорят о терроре.
Для тебя это странное поведение индивидов.
Инвалидов ты презираешь —
Они ущерб генофонду.
В твоем мире не «солнце катится к горизонту»,
А «звезда средней величины
Уходит из поля зрения».
И нет правильного, кроме твоего мнения.
Ты смотришь на всё,
Как в экран кинотеатра «Патрия».
И лишь иногда
По ночам
Ты плачешь,
Но вместо слез из глаз течет…
Хлорид натрия.