Сразу же надо оговориться, что впечатления мои сугубо личные, в них нет и не может быть объективности. Они совпадают или не совпадают с наблюдениями и мнениями других людей. Любые наблюдения, впечатления и даже выводы пристрастны. Окрашены личностью и биографией наблюдателя. Самое трудное — быть честным с самим собой. Ссылки, мол время было такое, очень удобны для оправданий. Приятно привлечь на свою сторону отвлечённую категорию времени и укрыться за её бесстрастностью. Времена всегда одни и те же. Как и мы, человеки. Мы даём оценку временам и нравам, сообразуясь с собственными нуждами. Мы требовательны к другим, но снисходительны к себе чуть ли не на клеточном уровне. Как же иначе? Иначе не самосохранишься. Пропадёшь, а пропадать так не хочется…
Вот уже двадцать семь лет, как живу в Канаде, время от времени прилетая в Одессу. Поводом служит смерть родных или близких друзей. Брожу по кладбищам, навещаю могилы тех, кого уж нет, но кто был и остаётся неотъемлемой частью моего сознания, моей судьбы, моей жизни. Светлая память им, моим дорогим и любимым!
В этот раз, согласно купленному билету, пришлось лететь из Торонто в Одессу с двумя пересадками: в Амстердаме и Киеве. Особенно томительным было семичасовое ожидание рейса на Киев. Ещё в аэропорту Торонто обратила внимание на необычную пару: чернявого молодого человека лет тридцати интеллигентной наружности, как-то неудобно сидящего в инвалидном кресле, и сопровождающую его женщину, которую так и хочется назвать по-украински «жiнка». Средних лет, крепко сбитенькая, лицом и округлыми формами она напоминала запоздалое наливное яблочко, спрятавшееся среди листвы до поры до времени. Пора миновала, и забытое яблоко сиротливо повисло между пожухлой листвы.
Кем эти двое приходились друг другу? Сын и мать? Дальние родственники? Женщина явно выглядела уставшей, выполняющей свои обязанности как-то машинально, по инерции.
В аэропортах всегда шумно и хлопотно. Нет времени на размышления. Было только понятно, что странноватая пара летит со мной одним рейсом из Торонто. В Амстердаме, где основная масса пассажиров рассредоточилась в разных направлениях, мы снова встретились в зале ожидания. Услышав, как парень на английском языке справлялся у служащего о киевском рейсе, я окончательно утвердилась во мнении: мои попутчики — украинцы. Но разве дело в национальности? Совок совка видит издалека. Прошло более четверти века со времени развала СССР, а неизгладимое клеймо совковости позволяет нам где угодно опознать друг друга. Бывших жителей бывшей империи сплотил обязательный для всех русский язык. Благодаря ему мы свободно общаемся в любой точке земного шара. Шесть лет я не была в Одессе. Наверняка попутчики поделятся свежими новостями Украины. Спросила приветливо, заранее зная ответ: «Здравствуйте! Говорите по-русски?» и совершенно неожиданно напоролась на гневную отповедь парня на русском языке: «Нет! Принципиально по-русски не говорим!» Его спутница лишь пожала плечами, но ничего не сказала. Я буквально опешила и пробормотав «Извините!» отошла в сторонку.
Незаслуженно обиженная, я старалась справиться с эмоциями, но эмоции, как известно, всегда сильней. «Что, что я им сделала плохого? Почему мой родной язык вызвал такую ненависть? Разве я виновата в том, что парень болен, что у него проблемы с позвоночником, что в столь юном возрасте (он же мне во внуки годится) должен передвигаться в инвалидном кресле? Что это было? Ненависть больного к здоровым? Но я уже давно не произвожу впечатления здоровья на окружающих, по аэропортам тоже перемещаюсь в инвалидном кресле. Услуга бесплатная, справок медицинских не требуется, по всем таможенным и пограничным службам проходишь без очереди, включая посадку; многие пенсионеры пользуются таким удобством. Так почему же, почему услышав обращение на русском языке, молодой человек воспылал такой неприкрытой злобой лично ко мне? Что он может обо мне знать? Я для него — представитель ненавистной России, вмешавшейся в судьбу его Родины? Почему он «беспринципно» разговаривал на английском в международном аэропорту? Ведь по мнению многих украинцев и россиян, всё плохое в их странах происходит из-за коварных американцев и злокозненной Европы, свободно изъясняющихся на английском. При чём здесь вообще русский язык?
Обида разрасталась, я чувствовала себя оскорблённой. Надо бы успокоиться. Открыла электронную книжку-читалку, куда заботливая виртуальная приятельница помогла загрузить роман Дины Рубиной «Русская канарейка». Чтение скрасит время полёта и ожидание следующего рейса. Тем более чтение монументального произведения, трилогии Дины Рубиной, которую мысленно, вопреки всякой логике, именую для себя нежно и любовно Диночкой. Почему так — объяснить трудно. По-настоящему хорошая писательница, она подкупает лиричностью письма, широтой охвата разнообразных тем, музыкальностью слога, своей честностью и пристрастностью, наконец. Так почему же «Диночка», а не Дина Ильинична? И как перевести на английский, например, наши ласкательные и добрые уменьшительные имена собственные с милыми суффиксами — разноименным вариациями «онек» и «енек», — все эти -ек, -ик, -ечк, -очк, -ул -ус? Языковые вопросы занимают меня всю жизнь. Не всё из одного языка переводится на другой. Каждый язык имеет неповторимые и непереводимые особенности, сохраняя своеобразие и аромат родного слова, его божественный дух и силу, чувственность интонаций и собственную логику мышления. Великий дар слова! Без него мы — просто заурядные представители многочисленного животного мира.
Разговаривать, обмениваться мыслями и соображениями, узнавать новое, сравнивать, делать выводы, — читать, писать, думать, — всё это возможно лишь благодаря языку, навсегда выделившему человека из сонма других живых существ. Мы стремимся не только познать, мы хотим понимать, что и как происходит, ищем закономерности. «Почему?» и «Зачем?» — наши вечные спутники.
Примерно так размышляя, я углубилась в чтение «Русской канарейки» и вдруг наткнулась на определение, которое изменило ход мыслей.
«Родной язык… его хочется держать во рту и посасывать слоги, как дегустатор слагает подробности аромата винного букета, лаская его послевкусие. Хочется ворочать камешки согласных между щёк, а гласные глотать по капле, и чтобы смысл иных слов уходил глубоко в землю, как весенние ливни в горах…»
Вот потому и Диночка, что взгляд её свеж, что по-детски пытлива и серьёзна, что непосредственна и откровенна, что непримирима в своих убеждениях, не дипломат по натуре, — такая по-человечески близкая, а не матронистая писательница, матёрый профессионал, Дина Ильинична Рубина, если вы понимаете, о чём я. Но это к слову.
По сути же, кто из писателей, в той или иной форме, не отдавал дань языку, без которого нет ни письменности, ни писателей? Кто не помнит знаменитых высказываний-изречений о русском языке? Ломоносов, Державин, Пушкин, Лермонтов, Вяземский, Некрасов, Котляревский, Гоголь, Лев Толстой, Алексей Толстой, Достоевский, Писемский, Салтыков-Щедрин, Чехов, Горький, Куприн, Паустовский, Ахматова, Ахмадулина и — далее, далее, — в глубь, в ширь, — мыслители, писатели и поэты с благодарностью отзывались о родном языке и его возможностях выразить сокровенные думы и порывы души, славили СЛОВО.
Чем же пленило меня определение Дины Рубиной на фоне столь многочисленных, восторженных и цветистых, широко цитируемых, с детства знакомых определений о «великом и могучем»? — Может быть тем, что полученная рана-пощёчина «принципиально по-русски не говорим», воспринялась не только оскорблением моего родного языка, но и личным, хотя по происхождению, по национальности я, как и многие русскоговорящие люди, не русская, а Дина Рубина, моя Диночка, привычные дифирамбы русскому языку заменила точным и справедливым определением РОДНОЙ? Верно найденное слово, в нём — мастерство писателя на любом языке. Вне национальности и места проживания.
Закружились-завертелись мысли. Хорошо знакомые высказывания великих приобрели идеологическую окраску. Запашком великодержавного шовинизма повеяло от цитат.
По другому воспринялись слова Г. Р. Державина:
«Славяно-российский язык, по свидетельству самих иностранцев-эстетов, не уступает латинскому ни в мужестве, греческому ни в плавности, превосходит все европейские языки: итальянский, испанский и французский, кольми паче немецкий. («Кольми паче» мы переводим как «не говоря уже».) Услышались в этом безапелляционном заявлении крупного государственного сановника восемнадцатого века современные нотки правительственного постановления с пренебрежительным кивком в сторону неуважаемой Европы с её «иностранцами-эстетами».
Все средства хороши для возвеличивания России! И если на фоне других стран она выглядит отсталой, можно обратиться к языку для укрепления чувства национальной гордости. Не всё ладится в государстве, есть определённые недочёты, как же без них, зато русский язык не только не уступает, он превосходит другие!
Восемнадцатый век называют веком Просвещения. Годы жизни Державина — 1743-1816. Русскому народу, изнемогающему под гнётом крепостного права, точнее, бесправия, есть чем гордиться перед другими народами! Его язык — самый лучший! Куда той латыни, от которой пошли европейские языки! Что путного может выразить какой-то Вольтер на своём жалком, по сравнению с «великим и могучим», французском?
Не говоря уже о немецком, на котором в том же восемнадцатом веке Иммануил Кант — родоначальник немецкой классической философии, выводил юридические законы из нравственных, утверждал личную свободу человека и равенство всех людей перед законом; рассуждал о прекрасным как символе нравственно доброго, развивая идеи французских просветителей на родном немецком языке. Знал бы Кант превосходящий все другие языки русский, возможно, не распространялся бы так о личных свободах, не действовал на нервы крепостников России.
Провозглашённая в 1721-м году (всё тот же восемнадцатый век) империей, Россия завоёвывает новые земли, подминая под себя многочисленные народы. Император Всероссийский, он же официально именуемый Отцом Отечества, имеет абсолютную власть над подданными, включая инородцев. Количество земель и населения заботит власть больше качества жизни людей и их естественных прав, в то время как Европа надоедливо зудит о какой-то свободе, равенстве и братстве. Чушь да и только! Зачем прислушиваться к вольнодумцам-европейцам, если «сами иностранцы-эстеты» признают превосходство русского языка над всеми без исключения другими.
Ой ли, достопочтенный Гавриил Романович, — царедворец, придворный поэт, отнюдь не бескорыстно служивший российскому самодержавию! Директивно звучит утверждение превосходства русского языка, бездоказательно как-то, зато по начальственному твёрдо и властно. Очень напоминает современность, когда в разногласия между народами, правильнее сказать, — между их бесчестными правителями, вовлекается язык. Наш — лучший, потому что он — наш. Соответственно, мы — лучше, а вы — хуже. А раз наш язык лучше, то мы лучше во всём! Так вот и не иначе.
Сам нынче спорный (по принадлежности к русской, украинской или даже славянской литературе), но бесспорный классик литературы девятнадцатого века, Николай Васильевич Гоголь поэтически вторит Державину:
«Всякий народ своеобразно отличился, каждый своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает в выраженьи его часть собственного своего характера.
Сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовётся слово британца; лёгким щёголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает своё, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».
Нет, не в чести на Руси французы и немцы и прочие иноземцы. Заимствовать — заимствуем. Об этом беспристрастно свидетельствует словари русского языка. Порой — без зазрения совести присваиваем то, что плохо лежит (и не только в языковой области). Иногда — захватываем и варварски калечим чужую культуру. Зато гордость свою имеем! Самобытны и самодостаточны, в величии своём не сомневаемся, хоть и не гнушаемся передёргивать. Напрасно историки пытаются ткнуть нас нашим гордым носом в факты прошлого. Бесполезны их поиски, которые мы именуем происками.
Мы помним то, что хотим помнить, что нам выгодно. Мы забываем то, что не соответствует нашему патриотизму. Высокое чувство сохранения нации незаметно перерождается в нацизм — превосходство одной национальности над другой, над всеми другими. А затем следует утверждение первородства и «законность» притязаний. Заявление о превосходстве родного языка, его навязывание другим народам отнюдь не безобидно. Мировое господство, слава Богу, не осуществилось даже в рамках религиозных конфессий. Очень уж разнообразен мир, а нам всем пока ещё далеко до совершенства.
Нам и нашим многочисленным языкам, что живут и развиваются вместе с нами.
* * *
Мой родной язык — русский. Профессия — филолог, преподаватель русского языка и литературы. Так написано в дипломе, выданном Одесским государственным университетом им. И. И. Мечникова. «Выкреста Мечникова», ехидно уточнял пожилой по сравнению со мной редактор многотиражки на украинском языке, где я проработала несколько лет. Высказывание задело. Почему, собственно, надо подчёркивать или скрывать национальность? Разве мы все не равны в стране Советов? Илья Ильич Мечников — большой учёный международного масштаба, не так ли? Редактор лишь пожал плечами в ответ на мою наивность. Он знал гораздо больше о том, что можно говорить, а что предписано замалчивать. Скрыл какой-то факт и он как будто бы не существует. Подозреваю, что редактор знал и о Нобелевской премии по физиологии и медицине, полученной Мечниковым в 1908-м году. (Я узнала об этом лишь в пору Интернета.)
В те далёкие времена страна моего рождения, СССР, оглушая весь мир, декларировала собственное превосходство, параллельно с интернационализмом рьяно проповедуемой коммунистической доктрины. Одно как бы проистекало из другого. Но практика не подтверждала теорию. Проистекало нечто другое. Правительство многонационального государства из шестнадцати братских республик определило русскую нацию титульной. Только ей могли принадлежать все заслуги и открытия в любых областях науки и искусства. Её язык, её литература, её победная история и политика — вне всякой критики. Лучшая, передовая, флагман всех времён и народов. Другие национальности на её фоне оказались второсортными. Недоразвитыми. Особого внимания они не заслуживали. Их языки, их национальные особенности в расчёт не шли.
Я родилась и большую часть своей достаточно долгой жизни прожила в Одессе. Кто только не обитал родном городе! Евреи и русские, украинцы и итальянцы, греки, болгары, армяне, французы, цыгане, гагаузы, румыны и молдаване, — всех не перечесть. Южный портовый город имел не только своё лицо, но и свой специфический говор. Людей разных национальностей и вероисповеданий сплотила Одесса в единый монолит, стала их родиной. Одессит — не просто житель города. Одессит — это национальность. Одесситы любят и ценят шутку, беззлобно смеются над собой и другими. На моей памяти всегда были в ходу анекдоты из еврейской жизни, охотно рассказывали анекдоты про соседей-молдаван, знаменитое «армянское радио» советских времён тоже родом из Одессы. Чувство юмора — неотъемлемая черта одесситов. Расположенная на территории Украины, Одесса разговаривала на русском языке о своём еврейском счастье даже в тяжёлые времена войны и лишений: «Слушайте, шо я вам скажу. В каждом несчастье таки есть кусочек счастья. Вот когда Шмулика эти бандиты вели на расстрел, он взял и умер от разрыва сердца! И вы ещё спрашиваете за Шмулика: вус трапилось?»
Жители города отлично понимали друг друга, никого не смущало сочетание двух таких разных языков: идиша и украинского. Вус — что, трапилось — случилось, воспринималось чуть ли не разговорной нормой.
А я работала учительницей в школе, обучала маленьких одесситов русскому языку и литературе, заставляла учить наизусть знаменитые цитаты великих людей о «великом и могучем». Влюблённая в русский язык, который был для меня родным, старалась привить и передать детям свою любовь, игнорируя тот факт, что в некоторых семьях моих учеников дома разговаривали на украинском или на идише. В одной многодетной цыганской семье мать вообще не говорила по-русски. Цыганёнок Ибрагимов читал плохо, писал так, что невозможно было разобрать его каракули. Пришлось вызывать в школу отца. Должны же родители как-то реагировать на неуспеваемость сына по русскому языку!
Я вызывала, родитель не являлся.
Но вот однажды во время урока дверь внезапно распахнулась. Рослый черноволосый красавец с серьгой в ухе уверенно подошёл к учительскому столу и нисколько не смущаясь обратился ко мне: «Здравствуй, красавица! Ты меня звала — я пришёл! Что тебе надо, говори скорей, меня люди ждут!»
Урок прервался. Тщедушный Ибрагимов — горе моё и наказание, вечно без тетрадей и ручки, вечно теряющий учебник, вечно не выполняющий домашних заданий, преобразился. С первой парты, за которой он постоянно сидел по моему требованию, чтобы быть всегда на глазах, чтобы я могла уследить за его верткой фигуркой и шкодными гримасками подвижной рожицы маленького лгунишки, будоражившего детей, пока я записывала что-то на доске, цыганёнок полуобернулся к классу с таким счастливым и гордым выражением лица, что ребята мгновенно затихли в предвкушении дальнейших событий сорванного урока.
Школа располагалась на Молдаванке. Об этом районе города — у Исаака Эммануиловича Бабеля в «Одесских рассказах». Лучше никто не написал и уже не напишет. Талантов, возможно, хватает, но сама Молдаванка в годы моей молодости была уже не бабелевской. Первый из двух рабочих районов города, тогда и сейчас начиналась она сразу за легендарным Привозом. Базар-вокзал — устойчивое одесское словосочетание. Им можно и человека охарактеризовать при случае. Второй рабочий район — на противоположном конце Одессы, — Пересыпь. Молдаванские во всём отличались манерами от пересыпьских, вплоть до поведения на танцплощадках. Молдаванская школа танца имела свои отличительные особенности. Пересыпь была попроще. «Пересыпьский жлоб» — обидное ругательство даже в шутку.
Папа Ибрагимова жлобом не был. Он сразу понравился моим ученикам. Тем более что не все дети имели отцов. Да и учителя чаще всего вызывали в школу маму. Отцы-то на работе. А тут такое явление! Папа замухрышки Ибрагимова одет был не по-цыгански: при жилетке с карманными часами на цепочке, длинноволосый, с серьгой в ухе! Впечатление своей внешностью он произвёл. Ещё и какое! Говорил с учительницей не по имени-отчеству! А после что было! Школьники долго не могли успокоиться и пересказывали по-своему разговор папы Ибрагимова с русачкой, добавляя подробности.
«Красавица, — говорит ей, — чего вызывала? — Она не обиделась и давай говорить за тетрадки и учебники, а Ибрагимов аж под парту залез, забоялся, а папа вынул из портмоне десятку и говорит ей, я знаю, ты добрая, люди сказали, спасибо тебе за заботу. Деньги спрячь и сама купи сыну что нужно. Бери деньги! Не бойся! Деньги у нас есть. Если что надо больше или обидели — ищи меня на Привозе. Спросишь у наших, скажешь: до Барона учительница. Они отведут. Ибрагимов обратно вылез с-под парты красный как рак и никуда не смотрит. Папа сказал: а ну выходи как надо! Ибрагимов скрючился весь и стоит, вниз смотрит. Папа сказал: слушайся учительницу и подмигнул! И ещё сказал: ему русского твоего не надо. Мы уйдём скоро. А петь он и так может. Без тетрадки. Хочешь из „Неуловимых“? Из кина?»
Мои дети с восторгом смотрели на цыгана. Картинность зрелища завораживала. Фильм «Неумолимые мстители» был всеми любим.
Ибрагимов неожиданно низким для его возраста и сложения голосом запел:
Ветер по чистому полю
лёгкой гуляет походкой.
Спрячь за решёткой
ты вольную волю,
выкраду вместе с решёткой.
Мы заслушались. Невзрачный мальчонка рядом с отцом выглядел непривычно. Стоял вольно, не покачивался в такт и рожиц не строил. Простые слова песни, пропетые чуть глуховатым голосом, про коня под замком, про девчонку за забором проникали в самое сердце. Сразу стало заметным сходство между сыном и отцом. Мы поняли, что наш Ибрагимов вырастет и станет таким же. Цыганский барон, папа Ибрагимова, удовлетворённо вслушивался в песню. «Выкраду» настойчиво повторялось припевом. Не очень-то правильно устроен мир. Нет в нём равенства и справедливости для всех. Раз по-другому не получается, значит украду, но добуду.
Цыгане и вправду через несколько лет ушли. Вольные ромы, они нигде долго не задерживаются. У них нет государственности. Они ни с кем не воюют, не имеют имущественных и иерархических цензов. Цыгане есть везде. Они приходят и уходят. Сосчитать их не представляется возможным. Конечно, есть и цыганский язык, в нём, кажется, диалектов двенадцать. В русском языке осталось цыганское слово «лавэ» — деньги. Когда-то одесситы его охотно употребляли. Сейчас оно повсеместно вытесняется английским «мани». Интересный народ цыгане! Откуда они вышли, как развивались и куда идут — точно неизвестно. Может быть, из Египта, а может — из Индии, в любом случае древний народ, они идут собственным путём, сохраняя свою самую главную ценность — свободу и независимость. Мирно приходят, ни с кем не смешиваясь, ничем излишним не обрастают; революций, митингов и войн не устраивают, состояний не наживают, не утверждают собственного превосходства, не стремятся к мировому господству, просто мирно уходят. Не навязывают никому ни правил своих, ни обычаев вольные ромы… Не всякий народ на такое способен, не каждый человек захочет и сможет уйти, но и такой путь, оказывается, есть…
Конечно, не с цыганами, а намного позже, но я тоже ушла, эмигрировала по своей воле, когда представилась такая возможность. Родные и близкие друзья остались на месте и однажды проснулись безо всякой эмиграции в другой стране. Вновь образовавшееся государство, как любая власть, начало свою деятельность с обещаний, взывая к патриотизму и давно попранному «старшим братом» чувству национальной гордости. Политиканам всегда нужна фишка. Тут же вспомнили и привлекли, и ухватились за язык. Национальный, украинский, родной. А он возьми да и окажись неродным чуть ли не для половины населения страны.
* * *
Во времена моей юности и молодости украинский язык одесситы называли «телячей мовой». Пренебрежительное отношение городских жителей к носителям языка — крестьянам — автоматически переносилось на их речь. «Село», «деревня» говорили о полубезграмотных, лишённых права переменить место жительства, колхозниках. Жизнь в городе значительно легче, работа на фабрике или заводе не шла в сравнение с тяжёлым трудом сельского жителя. Заработанные в колхозе трудодни никак не обеспечивали сытой жизни. Колхозники кормились с того, что производили на своих приусадебных участках. Работа на земле, выращивание того же телёнка не предусматривает выходных и праздничных дней. Всеми правдами и неправдами село устремлялось в город, где уровень жизни был несравненно выше, образование — качественней, возможностей для роста — больше. Русский язык — государственный. Без него выбиться «в люди» невозможно.
Обязательное изучение украинского языка начиналось со школы. Тягостная повинность, реверанс лицемерной власти, никого не мог обмануть. Язык сделался ненужным ни для городских, ни для сельских. Городским жителям ни к чему знать язык отсталой части населения. Сельским родной язык стал помехой, свидетельством их второсортности.
Так убивали украинский язык на моей памяти.
Конечно, я его не любила. Трудно любить что-то по принуждению. Интерес к украинскому языку возник в университете. Именно к языку, о литературе разговор особый. Советская украинская литература практически не отличалась от русской советской литературы. В советской литературе господствовал единственно правильный, по убеждению властей, метод социалистического реализма. Заданность «печки отпляса» обсуждению не подлежала. Всё, что не укладывалось в рамки диктата, единодушно осуждалось, преследовалось и было чревато как для пишущих, так и для читающих граждан. Перенасыщенная единственно допустимой коммунистической идеологией, официальная литература советских времён утратила способность отображать жизнь во всём её многообразии. Её задача свелась к прославлению советской власти.
Интонационное богатство «испорченного русского», его мелодичность, его лиричность открылись мне на лекциях внешне ничем не примечательной женщины — скромного университетского преподавателя украинского языка. Русский её был безукоризненным, а вот украинский звучал песней! Иная фонетика, синтаксис, правописание, — всё становилось предметом раздумий, сопоставлений, всё указывало на национальную историю народа и обрисовывало его специфические черты.
Хочется рассказать о манере речи, но в памяти сразу же всплывает украинское слово «лагiдний», которое я не могу перевести однозначно на родной русский. Синонимов много: это и кроткий, и ласковый, и мягкий; добросердечный, тихий, смирный, покладистый, уживчивый. Каждое из приведенных русских слов можно безболезненно перевести на украинский язык, они имеют собственное значение, соответствуют в какой-то мере слову «лагiдний», но не исчерпывают полностью его смысл. Потому оно и существует, что отразило характерную особенность, присущую украинцам, потому и трудности с переводом. В этом самобытность любого языка. Русский и украинский языки родственны. Общие языковые корни сближают народы, способствуют пониманию. Воссоединение Украины с Россией произошло в 1654 году. Мне было десять лет, когда в 1954 году торжественно отмечалась эта дата. Толпы одесситов собрались на привокзальной площади. Совсем небольшая, она не могла вместить всех желающих. После трансляции по громкоговорителям соответствующих моменту речей ожидался салют. Артиллерийская батарея располагалась неподалёку, сразу за Куликовым полем. И грянули залпы, зажглись в небе ракеты! Зрелище неординарное! Все люди увлечённо стали считать выстрелы. Их должно было быть триста! Ровно столько, сколько лет Россия с Украиной едины. Как водится, не обошлось без перегибов. Не знаю, кто смог выдержать и досчитать-досмотреть до конца. Дым и копоть торжества не давали дышать. Душил кашель. Люди стали разочаровано расходиться, а залпы всё продолжались над опустевшей площадью. Таким запомнилось мне, ребёнку, празднование трехсотлетия Воссоединения двух славянских народов.
Я не помню фамилии университетской преподавательницы украинского языка. К сожалению. Уж очень давно это всё было. Поиски в Гугле оказались безрезультатными. Зато лекции и практические занятия влюблённого в своё дело человека, нашей украинки, навсегда сохранились в памяти, расширили кругозор и научили не смотреть свысока на всех тех, для кого мой родной язык — неродной. Они не «немцы», не немые, ничуть они не хуже. У разных народов разный путь развития. Как у людей биографии. Воссоединение двух славянских народов не означает поглощения одного другим. К концу курса я писала по-украински грамотней, наверное, чем на родном языке.
Бесполезный язык стал любимым предметом.
Мне нравилось подмечать сходства и различия, что характеризовали не только язык, но и его носителей. Обращала на себя внимание определённая невинность украинских ругательств: «Щоб ты сказывся!» — «Чтоб ты сошёл с ума!» — «Трясця твоей маме!» — «Чтоб твоя мама заболела трясучкой!» — «Щоб тебе пiдняло та й гэпнуло!» — «Чтоб тебя подняло и ударило!» — «Щоб на тебе швыдка Настя напала!» — «Неудержимый понос» и другие, не употребляемые в русском языке «добрые» пожелания. Все эти ругательства были хорошо знакомы одесситам и перевода не требовали.
Русский жёсткий мат с упоминанием половых органов и различных способов совокупления слышался редко и был в ходу среди небольшого специфического контингента жителей города.
Уважительное отношение к незнакомому человеку («людыни» — по-украински) проявлялось в обращении на «Вы» даже при употреблении непечатных слов: «Шо Вы, титко, пиз**те?» В русском языке такого явления не наблюдается.
Многонациональная Одесса предпочитала заменять явные ругательства благозвучными эвфемизмами. Больной на всю голову; кисло мне в чубчик; не крутите мне мои фаберже; шоб я видел тебя на одной ноге, а ты меня одним глазом; шоб вы всрались и бани не нашли; шоб мы всегда ходили друг к другу в гости: вы к нам на именины, мы к вам на похороны; я таки ухожу, извините, что без скандала. Небольшой этот перечень даёт представление о культурном уровне города Одессы, о вежливости и изысканности пожеланий-проклятий, об остроумии её жителей. Грубость и хамство не свойственны одесситам. Украинизмы органично вписались в сочную одесскую речь.
Умение читать и писать на украинском языке пригодилось не только для работы в многотиражке. Работяги называли еженедельную четырёхполосную газетку «брехунец». Впрочем, её как и многие другие газеты, бегло просмотрев или вовсе не читая, использовали в качестве туалетной бумаги — невиданной роскоши для советских людей.
В газетах дефицита не было. На них бумаги хватало. Государство рабочих и крестьян никогда не экономило на идеологии. На желудках населения, на товарах народного потребления, на чём угодно можно было сэкономить, но не на агитации и пропаганде. Многочисленные печатные органы на государственном и национальных языках братских республик служили обёрточной бумагой населению, применялись для утепления прохудившейся обуви, то есть несколько неожиданным способом всё же приносили определённую пользу широким массам трудящихся страны Советов.
Украинский язык открыл мне мир современной зарубежной литературы, которую университетский курс стыдливо замалчивал. Оказалось, что наряду с журналом «Иностранная литература», есть его аналог, журнал «Всесвiт», занимающийся переводами произведений зарубежных авторов на украинский язык. «Иностранка», выходящая на государственном языке, обязательном для всех, по вполне понятным причинам идеологического плана не могла позволить себе публиковать тех зарубежных писателей, кто был неблагонадёжным с точки зрения властей. Не разделял взглядов, не восхищался строем, не отвечал требованиям единственно возможного для советской литературы метода социалистического реализма. Зачем нужен строителю коммунистического общества Кафка или Джон Дос Пассос, к чему читать Марио Пьюзо «Крёстный отец» или «По ком звонит колокол»? Знакомство с коварным зарубежьем, с «гнилой» его сущностью грозило подрывом устоев, вело к инакомыслию. Сказано раз и навсегда, что страна твоя — самая лучшая в мире, а русский язык не только не уступает, но и превосходит все другие, так чего же ещё надо? Живи и радуйся, и наслаждайся своим превосходством! Меньше знаешь — крепче спишь! Незачем сравнивать себя и свою страну с какими-то «немцами»-европейцами, какими такими мыслями ты хочешь обмениваться, когда кругом враги, хоть и загнивающие, а у тебя есть свой «край родной, навек любимый», где царит дружба, мир и вечный покой братских могил безымянного населения?
Однако, ни страна, ни литература, ни люди не могут жить изолированно. И нет границ у Слова.
Журнал «Всесвiт» служил проводником в мир зарубежной литературы. По инициативе Союза писателей и лично Максима Рыльского старый журнал вновь открылся в 1958 году. Под его крышей сгруппировалась украинская интеллигенция: Дмитро Павличко, Виталий Коротич, Смолич, Загребельный и много других, истинных патриотов, энтузиастов языка и литературы. В отделе переводов — легендарный Микола ЛукАш — выдающийся лингвист, полиглот, знавший более двадцати языков, в том числе венгерский и идиш. Тот самый Лукаш, кто первым перевёл «Фауста» на украинский язык. Брались многие, включая самого Ивана Франка, а получилось только у одного Лукаша.
О человеческих качествах М.Лукаша лучше всего свидетельствует отправленное в правительство Советской Украины письмо с просьбой отбыть срок тюремного заключения вместо осуждённого за книгу «Нацiоналiзм чи русифiкацiя?» Ивана Дзюбы — выдающегося литературоведа, диссидента, правозащитника. Поступок послужил поводом для исключения М.Лукаша из Союза писателей.
Дон Кихотом, рыцарем, маэстро, Моцартом украинского перевода называли коллеги Миколу Лукаша. Подстрочником он не пользовался, работал с оригиналом. Перевёл на родной язык более ста зарубежных авторов. «Вiд Бокаччо до Аполлiнера» — результат подвижнической деятельности гениального сына Украины.
«Лукашева мова — як небеса, побаченi в телескоп» — говорил о нём Юлиан Тувим.
Телескопом, приблизившим звёзды мировой литературы, стал для всех, кто владел украинским языком, журнал «Всесвiт». Много чего можно было бы рассказать о журнале и о его знаменитых редакторах.
Дмитро Павличко — поэт, переводчик, литературный критик, общественно-политический деятель, редактировал «Всесвит» с 1971 по 1978 год. Песня «Два кольори», стихотворение Павличка, положенное на музыку Александром Билашом, украинским поэтом и композитором, ушла в народ. Её пела и поёт вся многонациональная страна.
Все знают имя Виталия Коротича, мэтра украинской журналистики. После «Всесвiта» он редактировал журнал «Огонёк», сотворив настоящее чудо с официозным изданием.
Как и любой другой народ, украинцы любят свою страну, родной язык, гордятся славными именами, историей древнего Киева. Взрыв национализма на «окраине» советской (бывшей Российской) империи объясним.
Виталий Коротич определил его самозащитным.
Защищаться молодому государству приходится по многим причинам. «Братская» Россия не хочет признать самостоятельность, независимость и неподконтрольность Украины.
Отсюда и фраза «Принципиально не говорим по-русски», ударившая меня под дых.
Для политики и политиков в борьбе за власть все средства хороши. В перечне средств язык занимает важное место.
* * *
С этими мыслями и долетела. В Одессе — жара. Плюс тридцать восемь. Плюс влажность. В побелевшем от нещадно палящего солнца небе — матово.
Родной город выглядит тусклым, люди — измученными, лица — озабоченными. Буквально на каждом шагу — аптеки и ломбарды. Меня это удивило. Не то чтобы раньше не было аптек, были конечно. Смутило их количество. Ломбард тоже был. Как помнится, один на весь миллионный город. Теперь ломбарды соседствовали с аптеками. Взаимосвязь я уловить не смогла. Друзья пояснили: у населения нашего возраста катастрофически нет денег. Пенсии едва хватает оплатить коммунальные услуги. Вот и несут пенсионеры разрозненные серёжки, проеденные золотые коронки, обручальные кольца, поломаные броши, серебряные ложки-вилки и тому подобное, что осталось с советских времён, несут и закладывают в ломбард безо всякой надежды на выкуп. С годами понимаешь, что самая главная ценность — здоровье. Его не купишь, но как-то поддержать лекарствами можно. Лекарства дорогие, платить за них нечем. Вот для удобства, чтобы далеко не ходить старикам и старушкам, возник на первый взгляд неестественный симбиоз аптек и ломбардов. Диалектика простая: товар-деньги-товар. Молодцы Маркс с Энгельсом! Правильно всё обозначили.
«Капитал» стариковский не застаивается. Рыночные отношения в действии. Значит, путь мой лежит на базар. Кушать хочется всем. В магазинах продукты дороже, да и свежесть не та, не первая, как сказал классик про осетрину. На рынке и выбор побольше и поторговаться можно. Речь сочнее, лица выразительней. Сами понимаете: кровные денежки обмениваются на необходимый товар. Идёшь как древний человек на охоту. Нужна здесь смекалка, осторожность, точный расчёт, даже определённый артистизм, чтобы не показать продавцу собственную заинтересованность и тем сбить цену. Много разных качеств нужно, чтобы сделать необходимую покупку, да чтобы не обвесили, не обсчитали, не всучили заведомую дрянь. Одним словом нужна удача!
Базары меня удивили ещё больше аптек с ломбардами. Они были полупусты. Продавцы скучали в ожидании покупателей, лениво переговариваясь между собой. Некоторые даже выпивали и закусывали в тенёчке. На всех товарах — ценники. Чья-то бабушка сиротливо стояла у лотка с курятиной и сосредоточенно шевелила губами. Я подошла поближе. Бабулька наконец-то отважилась и попросила взвесить ей ровно 180 граммов куриной грудки. Такого на базаре я никогда в своей жизни не видела. Продавщица молча отвесила аптекарскую дозу продукта питания и поместила её в пластиковый мешочек. Сделка состоялась. Старушка с котомочкой на поворозочках медленно отсчитала потные гривны и двинулась дальше, продолжая что-то беззвучно шептать. Её голову прикрывала бейсболка. В Одессе всегда любили красиво одеваться.
До меня, наконец-то, дошло. Современный рынок — совсем не базар, сохранившийся в памяти. Продавцы здесь работают, состоят на зарплате у хозяина. Хозяин товар не производит. Он скупает его оптом у производителя и перепродаёт в розницу через нанятых для этого работников. Что уж тут торговаться… Как наёмный рабочий может взвесить товар «с походом» или снизить цену без ведома хозяина? Спасибо ему, что хоть какая-то работа есть. Потому что работы для всех желающих нет, а жить-то надо. И кушать хочется каждый день.
На одесских базарах можно купить осетрину, лосося и даже израильские помидоры. Получается, что закупать помидоры выгоднее, чем их выращивать в Украине, где такой чернозём, что его можно на хлеб намазывать вместо масла. Пословица есть: где ни плюнешь — там верба вырастет. Вот Украина и продаёт чернозём Европе. Видно, чтобы там вербы лучше росли. Говорят, что составы с плодородной почвой регулярно следуют в Германию. Дальновидная коммерция, ничего не скажешь.
Крохотный Израиль снабжает овощами украинцев, научился выращивать осетров в пустыне Негев, наладил производство чёрной икры и успешно торгует ею по всему миру.
Пользуются спросом у одесситов импортные помидоры и кабачки в августе месяце. Своих либо нет, либо недостаточно. Наверное, почва в Израиле лучше приспособлена для выращивания кабачков.
Всё есть на одесских базарах. Есть даже то, чего отродясь не было. Той же красной рыбы, к примеру. Оно, конечно, хорошо. Цены, правда, кусаются. А вы представьте себе затраты по транспортировке и успокойтесь. Цены как цены. Среднеевропейские, в пересчёте на евро. Доступные, если зарплата в евро, ну в долларах, на худой конец. На гривны, на свои кровные отечественные деньги особо не разгонишься.
Один американский доллар в августе 2017 года стоил 25,5 — 26 гривен. Знаю из личного опыта.
Увы. Покупательская способность населения, половину которого составляют старики и дети — низкая. Для молодёжи нет работы. Но правительство неустанно работает в этом направлении и твёрдо обещает улучшение. Я сама слышала, как по телевизору в новостях сообщили, что Украина в результате титанических усилий добилась «безвиза», так что любой желающий беспрепятственно сможет провести отпуск на Каймановых островах в Карибском море. Оказывается, только отсутствие визы и сдерживало полуголодное население от воплощения в жизнь заветной мечты. Вдвойне приятно, тешит национальную гордость, что россиянам виза нужна, а украинцам — нет! Пенсию обещали повысить. (Цены-то повысились «сами собой» за шесть лет в четыре раза.) Говорили о повышении пенсии много. И не забыли об обещанном! В конце моего августовского визита огласили примерные цифры. В гривнах, естественно. Дальше судите сами: если средняя пенсия составляет приблизительно 1600 гривен, то надбавка выразится в тридцати двух-тридцати семи гривнах. Не кот начхал! Для справки: цена одного килограмма куриных грудок (на кости) — 80 гривен. Без кости, соответственно, дороже. Исходя из вышеизложенного, гомеопатические дозы столь полезной для здоровья куриной грудки пока остаются в силе для бабушек и дедушек преклонного возраста.
А чего, собственно, все так ждали? На что надеялось старичьё, давно отработанный и ныне бесполезный для властей человеческий материал? Страна воюет, беженцев полно, среди них много беспритульных пенсионеров, больных и сирых. Необъявленная война всё длится и длится. Солдат худо-бедно кормить нужно, одевать-обувать. Понимать ситуацию надо, а не претензии предъявлять и жаловаться. Народ понимает сложности, сочувствует. Те же пенсионеры, наравне с другими жителями города, собирают тёплую одежду, вяжут носки, шарфы и, минуя официальные инстанции, через надёжных людей отправляют в действующую армию.
В этот приезд узнала, что страна моего нынешнего проживания, Канада, прислала для украинских военнослужащих энное количество тёплых свитеров и курток. Никто, правда, этого добра не увидел, что совсем неудивительно. Путь неблизкий. Усушки, утруски и другие сопутствующие длинной дороге явления привели к тому, что посыл доброй воли одного государства другому «куда шёл — не дошёл и обратно не вернулся», как говорят одесситы. Люди о Канаде отзываются уважительно: хорошая страна, но уж больно далека от Украины, не знают канадцы здешних порядков.
А порядки таковы, что при желании и умении, их обойти не очень-то сложно, хотя военное положение и обязывает. Например, закрыто воздушное пространство между Украиной и Россией. Не попасть самолётом во вражью Московию. Оборваны связи между братскими, с точки зрения языка и истории, народами на государственном уровне. Но по-человечески, очень многое объединяет бывших родственников. Вот и путешествуют жители Украины обходными путями в Россию. Поездами, автобусами в Белоруссию или Молдавию, оттуда беспрепятственно добираясь до более благополучной России.
О «безвизе» говорить не приходится. Каймановы острова злободневны для считанных единиц, Европа, вернее возможность туда поехать на заработки, — это действительно выход из финансового тупика для молодёжи. Любая, самая низкооплачиваемая работа там даёт возможность «свести концы с концами» здесь, как-то выжить в родной стране.
Об этом в телевизоре особо не распространяются. СМИ заняты раздуванием чувства национальной гордости. Разве не радует сообщение об украинской армии, которая, по мнению авторитетных экспертов, является сильнейшей в Европе? Что из этого следует, не вполне понятно, но звучит достаточно фанфарно. Усматривается в хвастовстве явное сходство с не столь далёким прошлым. Пенсионеры хорошо помнят утверждение: советские часы — самые быстроходные в мире.
Единого наследия не перечеркнуть, зато историю можно переписывать столько раз, сколько потребуется, толкуя и перетолковывая общие для двух народов источники в свою пользу. Таинственные укры с одной стороны и древний Киев — мать или отец (пока гендерная принадлежность выясняется, говорят так и этак) городов русских, к соглашению прийти не могут. Вражда набирает обороты, национальность ставится во главу угла, чувство обоюдоострого патриотизма подпитывается интернациональными денежными потоками. Деньги, они же не пахнут. Национальности не имеют. Туз, он и в Африке туз. Азбучные истины: богатые богатеют, наживаются даже на войне. Им война — в радость. Название со временем придумают. Да и какая разница, освободительная ли, братоубийственная ли война, если она — проверенный временем источник доходов для верхов, бизнес для русских и украинских олигархов.
Трещит телевизор, мозги промывает. Борется с русским языком. Российские каналы отключены. По местным особо показывать нечего. В ходу толкования снов, гадания, предсказания, привороты. Надо же знать зрителям, как «по науке» избавиться от сглаза или навести порчу на соседа. Занимательные программы такого толка обильно перемежаются рекламой и советами как из ничего приготовить нечто вкусное, полезное и недорогое по бабушкиным рецептам. Умели украинские бабушки-прабабушки выживать в тяжёлые времена. Вот и пригодились их знания в двадцать первом веке!
Крутятся на голубом экране старые американские боевики, сериалы, дублированные на русский с украинскими субтитрами. Забавное кино получается. По доведенным до широких масс общественности телевизионным сведениям, 70% населения страны уже заговорили на украинском языке. Это ли не победа над москалями!
Ни я, ни мои друзья к широким массам отношения не имели. Не вошли в объявленный процент. В основном, в Одессе слышится русская речь. Иногда с украинским акцентом. «Принципиально не говорим по-русски» действительности не соответствовало. Это мои личные наблюдения.
Все, с кем довелось встречаться, воевать и побеждать «языком» никого не хотели, меньше всего их интересовали языковые проблемы. Умы занимали вопросы необходимости ремонта стареющего жилфонда. Большинство одесситов живёт в «хрущобах», построенных при одноименном правителе СССР на срок в пятьдесят лет. Правителя нет, СССР исчез с карты мира, назначенный срок истёк, обещанный коммунизм не осуществился, а безлифтные пятиэтажки-времянки стоят. Обшарпанные временем, с прогнившими внутренностями — водопроводными и канализационными трубами, бетонные постройки выстояли и вошли в новое общество и новое государство «спальными» районами. При наличии средств и умелых рук квартиру в таком доме можно привести в порядок собственными усилиями. А без?
Как привести в порядок целый дом с коммуникациями, девяти— или шестнадцатиэтажный, пусть даже с лифтом — вопрос на засыпку. Старое жильё разрушается, новое далеко не каждому доступно по ценам.
Ладно. Была бы крыша над головой, хоть и протекающая. Тазик подставишь или ещё чего, голь на выдумку хитра, жить как-то можно. Пенсии не хватает на оплату коммунальных услуг, но можно, пока ещё можно, не платить по счетам. Некоторые так и делают. Ухитряются как-то. А без еды прожить никак нельзя. Не стоит и пробовать. И без питья тоже. Хотя питьё алкоголя, в некотором роде, может заменить еду. Те же калории в жидком виде легко и эффективно усваиваются организмом, притупляют мозги, дают положительные эмоции. Правда, до поры до времени. Но когда та пора ещё придёт, кто знает. А пока что, выпивки в магазинах полно. Дороговата, зараза, на гривны, но значительно ниже среднеевропейских цен, следовательно… Догадка правильная! Государство, вернее, правительство Украины пообещало в самое ближайшее время повысить цены на спиртное. Уверена, что обещание будет выполнено. Потому что приблизиться к европейским стандартам — заветная мечта и правительства, и населения. Свидетельство высокого жизненного уровня. Параметры стандартов — величина непостоянная, с мечтами в контакте не состоит. Тут уж точно без пол-литра шмурдяка не разберёшься. Средство проверенное, народное. Помогает от всех болезней и печалей.
Неприятно, но приходится повторяться: впечатления мои пристрастны. Зациклилась на нуждах сверстников-пенсионеров. Как ни печально, приходится признать: будущее не за ними и не для них. Их существование приоритетным для властей Украины не является. Могут жить — пусть живут, не могут — пусть на себя пеняют. Что возможно — для них сделано. Цена трамвайного и троллейбусного билета 3 копейки. При наличии пенсионного удостоверения можешь кататься бесплатно. Экономия существенная. Автобус-маршрутка на такие льготы не тянет. Плати 5 копеек и езжай побыстрей. Нет в автобусах возрастной дискриминации. Бегают они туда-сюда, а пенсионеры терпеливо дожидаются неповоротливого электротранспорта. Копейка рубль бережёт, гривну-то бишь! Что можно купить за 1 (одну) гривну, не скажу, но в ней таки содержится 100 (сто) копеек. Постоянная величина обнадёживает.
* * *
Духота нестерпимая. Надо бы к морю выбраться, пусть только солнышко спустится пониже. Сяду в автобус и махну в Аркадию, на пляж. Море — народная одесская достопримечательность. Оно для всех. Одесса без моря — бублик без дырки. Скучаю по морю. Помню цвет и запах. Вкус, и голос.
В Аркадии всё изменилось. Подъезд к пляжу вымощен плиткой. Пологий спуск тоже. Идти легко, но слишком шумно. Музыка наяривает с разных точек, стучит и гремит в висках, народ толпами шаркает в направлении берега и обратно, огни иллюминации дрожат-подмигивают, аттракционы работают, детишки визжат от восторга, витрины по обе стороны спуска таинственно светятся, чад ресторанных кухонь синью стоит в духоте летнего вечера. Моря не слышно и не видно. Невольно ускоряю шаг. Мне нужно к морю. Потрогать. Окунуться. Услышать его.
Море отвлечённо лежало у ног. Здесь хоть потише, людей не так много, вони поменьше. Безразличное к человеческим затеям, море национальности не имело. Из него не устроить шоу. Лужистое и грязное у самой кромки, оно преображалось и становилось самим собой через пару метров от линии прибоя. Поверхность воды чуть шевелилась неощутимым для тела бризом. Откуда ни возьмись набежавшая волна в момент унесла дневной мусор. Поприветствовала. Море приняло меня. Легонько касаясь ладонями упругой воды, я трогала её, перебирала и пропускала её между пальцами; ногами ощущая глубинный холодок вод, слизывала с губ горьковатую родную соль и плыла, плыла не оглядываясь. Буёк остановил и заставил повернуть к берегу. Так и встретились. Повидались. Больше, может, и не придётся.
Медленно поднимаюсь по спуску. Вода утомила. Глазею на вывески. Магазины «Золотой век» по дороге с пляжа вызвали недоумение. Как правило, во времена моей юности на пляж одевались просто, никаких ценностей (у кого они были тогда?), включая часы, на море с собой не брали. Родители запрещали и правильно делали. В песке легко потерять что угодно. Часы или кошелёк могли украсть, одежду тоже, а незатейливые украшения совсем неощутимо смывались водой. Попробуй потом найти! Бытовало среди нас выражение «Ну и видос у тебя: прямо на море и обратно». Никакой, значит. Не гламурный, говоря по-современному.
Закатишься с друзьями на море под предлогом подготовки к экзаменам, целый день протолапкаешься в майской, ещё прохладной воде, наиграешься в волейбол; шутки, смех, возня в нагревшемся песке, времени не замечаешь. После разыщешь взятый для блезиру учебник, отряхнёшь от песка и его, и платьишко, и сношенные «босолапки», и возвращаешься домой усталым, разморенным, красным от первого загара. Плечи стягивает солью, они побаливают, обгорели с непривычки. Песок ещё несколько дней находишь в самых неожиданных местах, облупленный нос свидетельствует, где проходила подготовка к экзамену. «Ну как водичка? Тёплая?» — «Отличная!»
Но то всё было давно. Очень давно. Другое время — другие нравы и забавы.
Посещение популярной «Аркадии» добавило впечатлений. Оказалось, что в бутиках по дороге на пляж или с пляжа, кому как нравится, в знойном августе 2017 года можно приобрести добротные зимние куртки, меховые шапки и шубы, а не только купальные принадлежности и фирменные очки от солнца. Удивилась прогрессу. Да что там шубы! Золото и бриллианты! Выбор большой, далеко ходить не надо. Сеть ювелирных магазинов «Золотой век» по-хозяйски раскинула сети на подходе к пляжу. Ловись рыбка, большая и маленькая! Приобретай товары первой необходимости, не выходя из зоны пляжа! Драгоценности удовлетворят самый изысканный вкус! Сказать нечего — сервис впечатляющий для туриста из какой-нибудь, скажем, Сибири или Канады. Попляжился-позагорал, а на обратном пути мимоходом заглянул в модную лавку, расположенную в каких-то пятидесяти метрах от моря, прикупил себе или родным в качестве южного сувенира шубейку соболиную да и отправился осчастливленным восвояси. Если, конечно, цена изделий в сотни тысяч гривен не смущает. Такого ни в каких европах не сыщешь. Что да, то да.
Язык вывесок, язык пляжников, язык ресторанов и мелких забегайловок на морском берегу — разговорный русский, немного подпорченный экзотическими акцентами востока. В оформлении многочисленных аттракционов украинских национальных мотивов не наблюдалось. Скорее, они напоминали даже не Европу, а Новый Свет. В музыкальных шумах явственно преобладал английский. Принципиальности, хоть языковой, хоть иной здесь и не пахло.
Впечатления не давали покоя. Что ж я-то талдычу о стариках-старушках беспомощных пенсионного возраста, о непосильных платежах за воду и электричество, о бесприютности беженцев, о сиротах и солдатских вдовах, о безработице, о закрытых заводах с намертво заколоченными окнами, о тощих кошках, обречено блуждающих возле мусорных контейнеров, об израильских помидорах и цене куриных грудок…
«Думы мои, думы. Лихо менi з вами…»
Многолика жизнь. Всё в ней встречается и соотносится. Сетовать на неё бесполезно. Базары пустые, денег нет у населения, но не у всего, слава Богу. Только у жалкого большинства.
Жилой фонд разрушается тоже не у всех.
Только у бедных.
Нищета неимущих раздражает имущих. Парадокс заключается в том, что как ни крути, без бедных богатым не станешь. В этом оправдание их существования, для того-то они и нужны. Не прожить богатым без бедных. Только потому их надо беречь и множить, поддерживать время от времени щедрыми обещаниями и сверхскромными подачками. Полностью изничтожать бедноту глупо. Они так и так вымрут. Есть верные приметы. Безработный молодняк займёт их место под солнцем и, в свою очередь, а возможно и без очереди, тоже того… Война продолжается, перемены грядут. Однако унывать не стоит. Бузить — тем более.
Крестьянский сын Михайло Ломоносов обнаружил и объявил ещё в восемнадцатом веке о найденной закономерности мироустройства:
«Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Так, ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом».
В среднем — нормально получается (по Ломоносову). Корректно, по науке, в безличной форме. Чего отнято у одних — прибавилось к другим. Не исчезло же! Только владелец поменялся. Было ваше — стало наше. Убыло от Украины — присовокупилось к России, например. Прилив — отлив и все при деле. Верхи вершат, низы дрожат, бабло вращается, распределяется и перераспределяется. Неравномерно, правда, но закономерность не об этом. Отнялось у многих — досталось нескольким считанным. Распределилось бабло между теми, кто верховодит, между хозяевами жизни, — владельцами капиталов. Там и сохраняется. На всех ведь не напасёшься! Попытки такие были, чтобы всё на всех поделить. В натуре! Ни к чему хорошему они не привели.
В идеале, разумеется, было бы хорошо вообще ни с кем не делиться, но это не по понятиям. Недостижим идеал. Подробности — у непопулярных нынче Маркса с Энгельсом. Они на этом, как говорится, зубы сломали. На идеале.
* * *
Мои впечатления об Одессе следовало бы дополнить и уточнить позитивом.
Должен же он быть, позитив, в жизни и в литературе, её отражающей. Не всё так уж и мрачно, южный город всё-таки, жемчужина у моря, бывший порт как-никак, и вообще красавица. Просто места надо знать, а не шастать по спальным районам, где обычные люди живут.
Кроме спальных районов, и не только в Одессе, но в любом городе, большом или не очень, в любой захудалой деревушке или сельце есть кладбища. Последние пристанища также являются своего рода достопримечательностями любого населённого пункта. Большинство моих родных и близких покоится на старых, уже не действующих кладбищах. В обычные дни там страшновато ходить в одиночку. Пустынно. Людей не видать. Но свежие могилы есть и среди старых захоронений. По закону там можно хоронить родственников ранее усопших, если забронировано место и имеются соответствующие документы. Однако кладбищенские порядки довольно гибки при их внешней суровости. На главных аллеях старых кладбищ бросаются в глаза новые аляповатые памятники многочисленного и, судя по монументальности скульптурных композиций, финансово успешного семейства Оглы. То что я никогда не слыхала о такой фамилии, ровным счётом ничего не значит. Возможно, члены почтенного семейства за время моего длительного отсутствия укоренились в Одессе и снискали уважение сограждан своей деятельностью на благо города. Так ведь тоже бывает.
По обыкновению стала расспрашивать друзей. Они в ответ только пожимали плечами. Не располагали мои бедные друзья сведениями о гражданской активности членов фамилии Оглы. Ни телевизор, ни газеты её не упоминали.
На действующем Северном кладбище, не таком уж и старом по сравнению с другими, но расположенном за чертой города, вдруг возникла из-за разросшегося куста девчонка-цыганка и, как ни в чём не бывало, попросила денег на помин усопшей души. Чёрные глаза весело и требовательно оглядывали меня. Сама она словно приплясывала, не стоялось ей на одном месте, однако вплотную девушка, на вид подросток, не приближалась. Как любопытная осторожная кошка, с той же кошачьей грацией она готова была приласкаться или стрелой метнуться в сторону. По обстоятельствам. Живость и непринуждённость её манер напомнили о давно забытой встрече с цыганским бароном — папой цыганёнка Ибрагимова. Улыбаясь своим воспоминаниям, я дала юной поминальщице денег и попросила оставить меня одну. Что в момент и было исполнено.
Минут через пятнадцать-двадцать, когда по центральной аллее я шла к выходу, углубившись в свои мысли и ничего не замечая вокруг, стайка совсем малых цыганчат окружила меня. Я огляделась по сторонам. Слева, на кладбищенской стене, картинно развалясь сидели парни постарше, а с ними — моя «знакомая». Значит, семья. Значит, цыгане вернулись. Мне показалось это хорошим признаком. Я снова заулыбалась и напомнила девушке, что «лаве» она уже получила. Цыганочка недовольно фыркнула и отозвала свою мелкотню.
Интересно, где сейчас мой Ибрагимов? Нашёл ли он своё цыганское счастье?
В Одессе если не счастье, то место находится для всех. Для бедных и для богатых. Для живых и для мёртвых. Надо только подсуетиться. Есть места, правда, разные. Много чего есть в Одессе.
Есть старые достопримечательности. Некоторые. Есть и новые. Есть пышные элитные новостройки, особняки роскошные, есть и особой красоты плиткой вымощенные подъезды к морю, где ожидают отдыхающих хозяев вышколенные водители в шикарных лимузинах, есть и люди с высокой, по мне — так с заоблачной — покупательской способностью. Говорят, что есть и такие пляжи, куда пускают только при наличии паспорта. Можно вообразить, у кого богатое воображение, кто там пляжится и что там продают и покупают. Может, оружие? Или наркотики? Не знаю. Врать не буду. Сама не была, а люди мало ли чего понарассказывают. Не всему же верить. Хотя зря болтать тоже не будут.
Услышала историю о том, как украинские власти не смогли найти подходящую кандидатуру на должность начальника путей сообщения Украины среди многомиллионного населения. Какое-то время «стуло» или кресло, пустовало. Кресло, точно, кресло! На стульях начальство не сидит. Должность-то министерская. А достойного кандидата не сыскать, хоть тресни! Заковыка в том, что претенденты из местных были, но, по непроверенным сведениям, — как это сказать поделикатней — не то чтобы воровитые или лучше сказать: на руку нечистые, — нет! так тоже не годится писать, не политкорректно. Трудно найти правдивое слово и никого при этом не обидеть. Сдаюсь и продолжаю пересказ.
Короче говоря, нелегко было найти на высокую должность Главы Украинских железных дорог не коррумпированного чиновника. У всех своих — рыльце в пушку. Одна надежда на заграницу. Рада (аналог российской Думы) уже и так и этак судила-рядила, какую зарплату положить будущему начальнику, чтобы не соблазнился служебными возможностями и не… сами понимаете, да? Остановились на полутора миллионах в год. Долларов, конечно, не гривен же, в самом деле! Не смешите мои тапочки! И что вы думаете, нашёлся через какое-то время желающий управлять Украинскими железными дорогами и ещё кое-чем по мелочам. Свято место долго пустым не бывает. И не место, в конце концов, красит человека… Всё, как говорится, удачно совпало: гражданин Польши, соответствующее образование, опыт работы по менеджменту крупных компаний, лидер и гитарист известной рок группы, некто Войцех Балчун. Человек, видать по всему, порядочный. Сумма оклада жалования его не отпугнула. Так и сказал в интервью, что надеется прожить на эту зарплату в Киеве. Год продержался и, надо же, аккурат 9 августа, как раз во время моего пребывания в Одессе, подал в отставку. Самолётом отбыл на родину, навсегда утратив доверие к украинским железнодорожным путям сообщения.
Не прижился в стольном граде или устал украшать собой злополучное место? Нет вразумительного ответа. Непознаваемы порывы славянской души, пусть даже и польской национальности…
Может, это из-за меня? В природе, как и в жизни, всё взаимосвязано, влияет тем или иным образом одно на другое. Аукнулось в одном месте, откликнулось в другом, но может и не откликаться до поры до времени… Или же просто случайное совпадение?
Одесситы посмеивались, для меня вопрос «или» остаётся открытым.
Удивило, что по ночам постреливают. Неужели и такое есть? Меня успокоили и посоветовали не брать в голову. Ничего особенного. Местные давно привыкли. По телевизору несколько дней показывали в новостях сгоревший дотла среди бела дня ресторанчик на морском берегу. Хорошее место, людное. Доходное, видно, было. Было и сплыло. В смысле сгорело. Слишком близко к морю — тоже рискованно. Очевидцы-свидетели слышали выстрелы. Значения им не придали. Эка невидаль! Дым пожара помешал разглядеть стрелков. Виновников не нашли пока что, и вряд ли найдут. Они и не прятались особо. Сделали дело и растворились в чёрном дыму. Что не понятно? К чему заморачиваться по пустякам? Не будем.
Будем оптимистами и обратимся к позитиву. Скажу напрямик и напоследок: сахар в Одессе слаще канадского. Несомненно! Украинский, из буряка (свёкла по-русски), не тростниковый.
Помидора сохранила свой женский род в единственном числе. Жив одесский говор! А як же ж!
И «шокают» в Одессе по-прежнему. Вся Украина «шокает». А шо такое? Этого никому не отнять. Как море.
Море. Лестницы и бульвары, Оперный театр, песни и шутки, смех и анекдоты, базары и площади, дворцы и памятники. Море. Молдаванка и Пересыпь, и спальные районы: Черёмушки, Таирова, Поскот; Живахова гора и Чумка, Лузановка, Ланжерон, Отрада, Аркадия, Фонтаны и дача Ковалевкого, Люстдорф. Море. Мельницы, Два столба, Слободка, Хаджибей и Куяльник, спуски и подъёмы. Море. Карантинный мол, Воронцовский маяк, одесский порт.
Море.
С него начинается Одесса.
В Одессе вкусное пиво. Украинское пиво, не импортное. Любителям рекомендую. И всем другим тоже. Пиво утоляет жажду и освежает в жару. Одессит Костя — все знают «шаланды полные кефали» — так он тоже пил пиво. И тоже не брался говорить за всю Одессу. Даже Бабель ограничился Молдаванкой. Куда уж мне…
«Прощай, любимый город!» — пора в дорогу.
Солнце светит, «синеет море за бульваром». Родное. Любимое Чёрное море. Жаль, «цветущих каштанов» из песни заметно поубавилось. Болеют и вымирают от минирующей моли, минирующая — от слова мина. Некуда скрыться от военной терминологии. Нужны ежегодные прививки, но денег у города на лечение нет, одна прививка — 1000 гривен. Каштаны заменяют софорой японской. Тоже красивое дерево.
Несмотря ни на что Одесса продолжается.
«Ты в сердце моём, ты всюду со мной, Одесса, мой город родной!» — отбивают мелодию куранты на Приморском бульваре.
Прости и прощай, Одесса!..
Торонто, 2017 год