АРМАГЕДДОН
Время не мчится — эпохи не те!
Ходики срочно сверь!
Чую, как где-то в глухой пустоте
Рыкает алчный зверь.
Бездна веселья в весеннем щурке.
Радостен мир, заметь…
Всадник, с косою в костлявой руке,
Выехал сеять смерть.
Время настало для сбора камней —
Страсть привяжи к столбу.
Я не его, но он всё-таки мне
Метку прижёг на лбу.
Ноет отметина — оспенный струп —
Кожу б с лица содрал!
А за спиною органных труб
Мессой гудит астрал.
Прочь завыванья и сопли родни,
Траурный прочь рингтон!
Я поживу, чтоб в последние дни
Встретить АР-МА-ГЕДДОН!
MEMENTO MORI
Не спал я — опять почему-то не спится.
Сквозь зеркало отблеском древних мистерий
Ворвалась мне в комнату чёрная птица,
Как сгусток неведомых тёмных материй.
Мерцал на экране таинственно «Google».
Встряхнувшись до костного хруста — знать ломка —
Неспешно литовку поставила в угол
В курном балахоне до пят незнакомка.
Я вздрогнул и понял — финал неотложен,
Потрачены жизни мгновенья без толка.
И мой монолог с нею был односложен:
«Ты ангел и, значит, заложница долга.
Так действуй, как должно — не будь идиоткой»…
Мы ночь напролёт, не смолкая, трындели
С забредшей ко мне сердобольною тёткой —
Внезапною смертью под утро в постели…
… «как звать тебя, дева?» — в ответ мне «Кибела».
Мы плыли по Стиксу в Хароновой лодке.
В душе моей песнью забытой вскипело
«Memento…», от страха застрявшее в глотке.
СТИХИ И СТИХИИ
В наших душах отлив обнажил неликвиды.
Черти газ поддают, прогревая тандыры.
А чтоб вверх улетали угара флюиды,
В тверди неба просверлены «чёрные дыры».
Жупел глотку свербит — слой защитный продрелен,
Словно доски весною под устья скворечен.
Я поэт — и давно должен быть бы расстрелян.
На худое — хотя бы отравлен, повешен.
Но я жив вопреки прописному поверью
И смотрю на себя — взгляд мой потусторонен.
Дух свой падший спасая в соборах под Тверью,
Вижу демонов древних сквозь склепы в Вероне.
Досконально я ими, дружище, изучен —
Им «стучит» специально обученный гоблин.
За моею спиной приговор мой озвучен
И палач к исполненью его подготовлен.
Смерть за мною впритык. А за тонкою гранью
Жизнь. Та грань отделяет живот мой от смерти.
Я рванул в неизвестное утренней ранью.
Пели ангелы чёрные реквием Верди.
Грань прорвал я и буду расстрелян едва ли.
И повешен я тоже не буду, пожалуй.
Средь цветущих Болоний, Провансов, Вестфалий
Я бреду одиноко — уставший хожалый.
Мне с трудом удалось эти годы лихие
Пережить — я не вор, не разбойник, не ландскнехт.
Я в пространство стремлюсь, где стихи и стихии…
Это Русь. Там светло и… Божественно пахнет!
САГА ОБ ЭРИКЕ ЗЛОМ
Э. Сулейманову
Где во фьордах вьётся берег,
Давнею порой
Жил да был могучий Эрик –
Викингов герой.
Был он рыжею лисою
С бешенством в очах
И немеренно-косою
Саженью в плечах.
Эрик Злой — неукротимых
Норманнов король —
Бил в лесах непроходимых
Бриттов и Тироль.
Он ходил — боец отважный –
На Святую Русь.
Эту сагу знает каждый
Школьник наизусть.
Но однажды, в день воскресный,
Тихо, не спеша,
Отошла в покой небесный
Эрика душа.
Облетев всё мирозданье –
Божеский каприз! –
Бестелесное созданье
Возвратилось вниз.
Возвратился дух мятежный,
Словно джинн-факир.
…Он теперь с душою нежной
Паренёк башкир.
ЧЕЧЕНСКИЙ РЕКВИЕМ
Был стремительно — скор
Наш бросок через гребень.
И в безмолвии гор
Лишь похрустывал щебень.
Тишину диких скал
В алых бликах заката
Разбудил аксакал
Пулемётным стаккато.
Был бы старше, умней,
Я б уткнулся в ромашки…
Из-за кучи камней
Снайпер бил без промашки.
Вижу, словно во сне,
Яркий свет почему-то.
Я лежу по весне
У окраин Бамута.
Верещит саранча.
Не посеяна ржица.
Надо мною, крича,
В небе ворон кружится.
Слышу третий звонок.
Жизнь поставила точку.
Не родится сынок.
Не увидеть мне дочку.
Я на небо лечу,
Как дымок из камина.
У иконы свечу
Ты зажги для помина.
И на Бога не злись,
А не то занедужу…
Ты Ему помолись.
Упокой мою душу.
НОЧНОЙ СНАЙПЕР
Хмурый взгляд ледников. В тёмном ельнике склон.
Терпкий запах альпийских лугов.
Краску серую в небе размазал циклон.
Из травы я устроил альков.
Стрекотал полоумных цикад оверлок.
Рядом холмик латунный из гильз.
Я охотник на «духов» — сибирский стрелок.
А напротив, в «зеленке» — Ильгиз.
Ветер в кронах шумел. Новый месяц блажил —
Жёг сквозь тучи огрызком стручка.
Левый глаз я прищурил и перст наложил
На изгиб спускового крючка.
Я нажал… Эхом всхлипнул вдали водоём,
Заскрипела столетняя ель.
В эту ночь был Ильгиз с Амирханом вдвоём…
Вспышка… всё — проиграл я дуэль.
Дух мой взвился туда, где печальный причал.
Ветер плакал, меня тормоша.
Обездоленный ангел беззвучно вскричал,
Надо мною крылами маша.
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Где-то в жаркой Палестине, в память древнего обряда,
Принести спешили люди жертву в праздничный шабат.
А в России в тот же вечер под огнём заградотряда
По-пластунски полз на ДОТы обессиленный штрафбат.
Пулемёт, свинцово лая, охранял бетон торосов.
Смерть скакала жеребёнком без стреножья и бремён.
В грязно-белом полушубке, зарываясь в снег, Матросов
В облаках увидел знаки обрушения времён.
Облака светились в небе, словно жертвенные струги
С драгоценными дарами, полыхающие встарь.
И рванувшись, Александр за своя и наши други
Бросил молодость и душу на пылающий алтарь.
Пели огненные осы эхом бункера пустого,
Неподвластные законам заклинаний и дрессур.
Сашка пал, раскинув руки, как распятие Христово,
На бездонное ущелье раскалённых амбразур.
И застыл в сакральной позе, удивлённо подняв брови.
В кулаке его зажата плеть бикфордова шнура.
Пулемёты замолчали, нахлебавшись юной крови…
В чистом поле прокатилось троекратное «Ура!!!»
Батальон с земли поднялся богатырскою дружиной,
На бегу гудя набатно, будто сорок сороков.
Это ненависть святая распрямившейся пружиной
На своём пути сметает обезумевших врагов.
На Мамаевом кургане, возле Бреста или Плиски,
Пред могилами героев спины гордые согнём —
Всполох газовый, багрово озаряя обелиски,
Будит заспанные души древним жертвенным огнём.
СМЕРТЬ АБРЕКА
Вверх ни шатко и ни валко,
Вниз ни валко и ни шатко,
Чёрный ящик катафалка
Тащит старая лошадка.
Под ногой шуршит дорожка
В камень втоптанною глиной.
Вдалеке стоит сторожка
Под развесистой калиной.
На арбе абрек мединец.
У него — вдали от родин –
На груди дыра с мизинец.
И, понятно, не под орден.
Сушит зной покровы тела.
Ветер травами ковылит.
Пулей в дырку улетела
Из него душа навылет.
Страстью чёрною пылая,
Он не знал любви начала.
И его судьбина злая
С русской пулей повенчала.
Путь его, как все дороги,
Убегает к небу клином.
По камням трясутся дроги
На отшибе соколином.
Где-то с грустью напевает
Эхо песню муэдзинью.
Бесконечность навевает
Эту грусть небесной синью.
СИНДРОМ
Болит в груди — не плачу, не ворчу.
Опять пора отправиться к врачу,
Чтоб что-нибудь он сделал для здоровья.
Мне душу травит давний мой синдром —
Как только ночь, горит аэродром
На проклятой полоске Приднестровья.
Я помню треск пылающих громад.
Повсюду жуткий смерти аромат —
Смесь страха, пота, крови и отдушки.
Черным-черны кровавые бинты.
И я смотрю, как рушатся винты
Моей, объятой пламенем, «вертушки».
Нависла грозно красная луна.
С разбитых губ солёная слюна.
Я прочь ползу от тлена и распада…
Так совесть из разлома бытия
Напоминает, молча, мне, что я
Не смог из пекла вытащить комбата…
ВОЛЧЬЕ ВРЕМЯ
Мы до срама дожили с тобою,
Честь и совесть когда не нужны.
Молодые волчата тропою
Пробегают кровавой войны.
То война не за страх, а за совесть.
Бьются насмерть, чтоб головы ©класть.
Это будней кровавая повесть
О борьбе за богатство и власть.
Наши души покрыла короста,
Волчьих нравов пришли времена.
И на мраморных досках погоста
Молодые висят имена.
Краток миг торжества негодяев,
Что Россию к беде привели.
И я верю, как верил Бердяев,
В возрожденье российской земли.
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОСЕНЬ
Дует с Балтики ветер — веселый шалун, озорник.
Лета бабьего пик. Благодатная, в целом, погода.
Нарастающий гул в сердце страхом ещё не проник.
Это осень далёкого нам 41-го года.
Фюзеляжи в крестах. В вое бомб слышен демона глас.
Полыхают склады. Старых крыш шифер бахает в небо.
По асфальту горячей рекой карамель растеклась.
К небесам едкий дым тянет руки горящего хлеба.
Страшный враг подступил — он коварен, жесток и хитёр.
Окна в белых крестах и на стенах с призывом плакаты.
Призрак голода к городу Ленина кости простёр.
Метроном отмеряет защитникам муки блокады.
Дети тянут тележку с бедою на Невском юру.
Страшно жить им теперь без тепла и родительской холи.
Жутко зев свой разверзла земля в Пискарёвском яру,
В немоте леденящей застыв от бессилья и боли.
Смертью город зажат мёртвой хваткой морского узла.
Вместо хлеба вонючий эрзац получая к обеду —
С глада падая ниц и вставая, не ведая зла —
Люди истово Крест свой несут, свято веря в Победу.
***
Дух нечистый летает по норду,
по весту и зюйду.
Лживый посул за грех им озвучен был в древней оферте.
Запах смерти тяжёлый легко он разносит повсюду.
Скоро будет война —
мне, прошу вас,
прошу вас,
прошу вас,
Прошу вас, поверьте…