29 мая 2017 года исполняется 90 лет со дня рождения известного артиста театра и кино Игоря Дмитриева. И хотя его уже 15 лет нет с нами, Действительный член Российской академии киноискусств «Ника», член Союзов кинематографистов и театральных деятелей России, член Английского клуба, член Всемирного клуба Петербуржцев Игорь Дмитриев до сих пор пользуется заслуженной популярностью у зрителей. Возможно, это интервью было одним из последних, сделанное им.
— Игорь Борисович, роман Толстого «Война и мир» начинается с действия, происходящего в салоне фрейлины императрицы Анны Павловны Шерер. Известно, что она – реальное лицо. А, правда, что вы являетесь ее прямым потомком?
— Анна Павловна Шерер – мать Адама Христиановича Шерера, у которого был ребенок от крепостной Авдотьи Демиденко, воспитанный в барском доме. Это и были мои предки по линии бабушки со стороны отца. Дед мой был царским офицером, служил медиком в кавалерии, бабушка, естественно, не работала, я часто бывал у них и они очень влияли на мое воспитание.
— Ваша мама была балериной, а у вас не возникало желания заняться балетом?
— Можно сказать, что я появился на сцене раньше, чем на свет, потому что мама, будучи беременной мной, танцевала у великого Касьяна Голейзовского, и он сказал ей: «Леночка, не пора ли вам остановиться, а то «это» может произойти на сцене». Конечно, та балетная атмосфера, что окружала меня с детства, не могла мне не передаться, но меня не отдавали в хореографическое училище и балетом я не увлекался. А вообще к актерству меня стало тянуть очень рано. Помню, я устраивал кукольный театр в нашей коммунальной квартире. Ходил я заниматься и во Дворец пионеров.
— В 12 лет вы сыграли свою первую роль в фильме «Голос Тараса». Как вы попали в кино?
— Это было еще перед войной. Наша школа была недалеко от «Ленфильма» и ассистент режиссера пригласил меня. Тогда мне это очень понравилось, а сейчас я думаю, что этот эпизод в моей судьбе был не случайным.
— Вашим сокурсником и другом во время учебы в Москве в Школе-студии МХАТа был Михаил Пуговкин. Вы поддерживаете с ним связь?
— С Мишей мы и жили вместе в общежитии, и контакты поддерживаем до сих пор. Я был у него на 70-летии в Ялте. Но на мое 75-летие он приехать не смог, хотя и собирался. Зато приехал мой другой сокурсник, народный артист Владлен Давыдов. Нас на курсе было всего 9 человек и, к сожалению, некоторые уже ушли из жизни.
— А кто были вашими учителями?
— Моим непосредственным учителем был Павел Масальский, которого все помнят по фильму «Цирк». Я могу сказать, что не подражал ему, но мы совпадали по амплуа. За свои последующие 55 лет работы в кино и театре я играл роли, которые или играл, или мог бы играть Масальский. Думаю, что он научил меня определенному творческому стилю.
— Вы кончили театральный ВУЗ в Москве, а как вы попали в Ленинград, в театр имени Комиссаржевской?
— Я родился в Ленинграде, жил там, у меня там жили родственники, была квартира, поэтому можно сказать, что я вернулся на родину. Кстати, как показала жизнь, те из выпускников, что остались во МХАТе, далеко не все имели удачную творческую судьбу. В последующие годы меня приглашали в Москву, в частности в Малый театр, но я остался в Ленинграде и не жалею об этом.
— В 1967 году вы ушли из театра им. Комиссаржевской на студию киноактера при «Ленфильме», а через много лет в 1984 году опять вернулись на сцену в Ленинградский театр комедии. У вас открылось второе дыхание? С чем это связано?
— По-моему, история не знает таких примеров, чтобы артист, оставив сцену на 17 лет, вернулся на нее и стал активно играть. Я могу объяснить это тем, что я – театральный актер и хотя все эти годы снимался в кино по 5-6 фильмов в год, не забывал о театре. Я безумно скучал по сцене, по репетициям и настолько страдал, что пришлось прибегнуть к помощи медицины. И тоскуя по театру, мы с режиссером Леонидом Сусловичем сделали моноспектакль «Маскарад» по Лермонтову. Я играл один за всех, был более двух часов на сцене, где стояло только красивое «александровское» кресло, которое, между прочим, я привозил из дома на каждый спектакль. Этот спектакль был прекрасной театральной школой.
— А без партеров играть легче или труднее?
— Играть с хорошими партнерами — это счастье. Сейчас я играю «Милый лжец» Бернара Шоу, в котором два действующих лица. Его в свое время играли Анатолий Кторов и Ангелина Степанова во МХАТе, Ростислав Плятт и Любовь Орлова в театре им. Моссовета. А я играю вместе с замечательной актрисой Эрой Зиганшиной и получаю колоссальное наслаждение.
— Вы выбрали этот спектакль как бенефис на свой юбилей не случайно?
— Конечно. В 2000 году в Питере отмечали мое 50-летие на сцене, и мы играли «Милого лжеца». А потом много раз повторяли его, возили в Москву и я уже имею приглашение привезти спектакль в Германию, в Кельн весной следующего года. Если ничто не помешает, сделаю это с удовольствием.
— Вы играли с великой Марией Бабановой.
— Да, мне повезло, я играл в молодости вместе с Марией Ивановной и многому научился от нее. Она ведь была из театра самого Мейерхольда.
— А кто еще из известных актеров были вашими партнерами?
— Я играл с Толубеевым, с Чесноковым.…Со многими я играл в кино – Капелян, Стржельчик, Смоктуновский, Быстрицкая. С более молодыми, но очень талантливыми — Далем, Богатыревым, Тереховой, Удовиченко. Все-таки я сыграл в 120 фильмах.
— Как-то вы сказали, что в спектакле «Ночь в Венеции» вы играете собственную жизнь. А как это понять?
— Главный герой пьесы – пожилой служащий банка, уходящий на пенсию. И друзья решают сделать ему подарок – поездку в Венецию с красивой женщиной. Возникает роман, благодаря которому у героя открывается мир, который, казалось бы, уже ушел безвозвратно. И вернувшись к жене, он вдруг понял, что и с женой можно начать новую жизнь. Может быть, так уж точно у меня лично этого и не было, но определенные ассоциации вызывало. В Италии эту роль играл Марчелло Мастроянни. И обожая этого актера, я подумал, что и мне подходит эта роль. Спектакль уже идет 5-6 лет с большим успехом. Надо сказать, что сейчас, когда у меня солидный жизненный опыт, мне нравится, играя в пьесах, вспоминать те или иные моменты моей биографии. Это дает удивительную органику и огромный эмоциональный момент.
— А какие роли вам интересно играть?
— Мне интересны не вообще роли, а авторы, в том числе и те, которых я не сыграл. Я не играл Достоевского, Тургенева, мало играл Чехова. Артист моего амплуа обязан играть классику: Шекспира, Шиллера, Ибсена, Гауптмана, Андреева.… А если мне удается в роли свести свои личные счеты со злом, против которого я выступал в жизни, или восславить добро, которое я лично исповедываю, то это и является моим интересом к пребыванию на сцене.
— Из 120 ваших фильмов есть ли какие-то определяющие для вас?
— Фильмы, прежде всего, мне дороги людьми, с которыми я работал. Для меня важно, что я играл у Сергея Герасимова в «Тихом доне», у Григория Козинцева в «Гамлете». Работая с такими мастерами, я смог пройти настоящую кинематографическую школу. Ведь не случайно они помимо того, что были великими режиссерами, были и великими педагогами, профессорами ВГИКа. Да и сам ВГИК носит теперь имя С.А.Герасимова.
— Вашими партнерами в кино были и мировые звезды: Элизабет Тейлор, Ава Гарднер, Уго Тольяцци, Беата Тышкевич. Каковы впечатления о работе с ними?
— Кроме перечисленных я могу назвать и других актеров мировой величины, с кем мне пришлось встречаться в фильмах. Они все разные, но очень обязательные, дисциплинированные на съемочной площадке. Однако, скажу откровенно, таких партнеров, как, скажем, Иннокентий Смоктуновский, Олег Даль, Павел Луспекаев я среди них не встречал. У наших актеров была огромная правда и большая импровизация. Ни один из их дублей не был похож на другой, что давало режиссеру широкий выбор окончательного варианта.
— Диапазон ваших ролей широк: от министров и князей до учителей и наездников. Вы играли роли исторические, костюмные, роли современников. В каких из них вы себя чувствовали более комфортно?
— Увереннее и увлеченнее я чувствовал себя тогда, когда можно было сыграть комедийно. Даже в образ секретаря парткома завода я закладывал долю иронии.
— Так вы себя считаете комедийным актером?
— Я играл много и драматических ролей, но наиболее интересен для меня траги-фарс. Ведь в жизни смешное всегда рядом с драматическим. И этот баланс нам необходим.
— К слову говоря, почему вам так часто поручали роли белых офицеров?
— Наверное, моя природа, моя порода показывала неуместность для меня играть сталеваров и председателей колхозов. Этому способствовала и роль Листницкого в «Тихом Доне».
— Вы играете много комедийных, опереточных ролей. Как вы достигаете куража?
— Мне он не нужен. Школа МХАТа это не предусматривает. А вообще-то актеры ведут себя по-разному. Некоторым, скажем, перед выходом на сцену надо выпить грамм 50. Я такого и подумать не могу. Важно создать настрой внутри себя. Я не поеду в театр в метро, чтобы никто не испортил мне настроение, которое я оберегаю для сцены.
— Вас называют актером-аристократом. Вы с этим согласны?
— А почему я должен против этого возражать? Хотя я сам про себя так не говорю. По происхождению я дворянин, но во мне есть и крепостная кровь. Раньше в анкетах я мог писать – из крепостных. Теперь – из дворян. Время изменилось. Но есть ведь и другие принципы жизни. Мама учила меня деликатности. По-моему, сейчас и понятия-то такого нет.
— Вы знаете, что Ян Фрид, у которого вы снялись во многих музыкальных фильмах, последние годы жил в Германии?
— Конечно! Я был у него на 90-летии и даже снял о нем фильм, который неоднократно показывали по телевидению. Между прочим, в Ленинграде мы жили с ним в одном доме.
— Вы воскресили театр мелодекламации и очень успешно выступаете в этом жанре. Долго вы шли к этому решению?
— Это как-то копилось во мне. Жанр мелодекламации был при советской власти просто уничтожен. А в начале прошлого века он был популярен, поскольку строился на поэзии «Серебряного века». Северянин, Бальмонт, Фет, Гумилев и другие. На их стихи композиторы специально писали музыку. Это было не пение и не чтение, а ощущение музыкальности стиха, совпадающего с эмоциональным настроем поэзии. Я занимаюсь этим лет 7 — 8 и мне очень интересно. Я окунулся в мелодекламацию, хотя раньше никогда не читал со сцены стихов. А теперь моя программа «Свечи нагорели» пользуется популярностью. Я выбираю не просто поэтов, а те стихи, в которых могу исповедаться, соединяя чтение с ассоциациями из своей жизни.
— В Питере на ТВ вы ведете цикл публицистических передач «У Игоря Д.», удостоенных Гран-при «Золотой конек» на международном фестивале. Вы только ведущий или автор передачи?
— За 3 года прошло 30 передач, и я являюсь автором их. Это мои собственные впечатления о событиях, людях. Скажем, я был в Китае в разгар «культурной революции», попадал в различные ситуации, а потом я приехал туда через 25 лет и мог провести сравнения. Или передача о лошадях, которых я любил всю жизнь, ведь дед посадил меня в седло в пятилетнем возрасте и, снимаясь в «Тихом Доне», я учился в школе верховой езды. Меня часто просили сделать передачу о ком-то, но я отказывался, если лично не пересекался с этим человеком. Эти передачи – главы ненаписанных мемуаров.
— Большой областью вашего творчества является работа на радио. Она приносит вам удовлетворение?
— Конечно! В течение 17 лет я вел передачу «В легком жанре», их прошло более двухсот. А теперь, после небольшого перерыва, пошла передача «ХХ век в легком жанре». В мае этого года, в дни моего юбилея, целый месяц по радио шел фестиваль моих работ прошлых лет. Там были Чехов и Достоевский, Некрасов и Оскар Уайльд и многие другие.
— У вас очень узнаваемый голос, великолепная дикция. Это природные данные или результат работы над собой?
— То, что мой голос узнаваем, я убеждался неоднократно. А голос.… Скажу честно, специально им не занимаюсь. Мне подарили его мама и Господь Бог.
— Вы работаете в театре, в кино, на телевидении, на радио, ну зачем вы еще снимались в рекламе про лекарство винпоцетин?
— Прошло то время, когда съемки в рекламе казались недостойными. За 2 минуты съемок я получил двухмесячную театральную зарплату. К тому же, реклама винпоцетина снималась в Мадриде, потому что фирма, продающая его – испанская. Почему же было не поехать на 10 дней в Мадрид?
— Это ваши слова – у настоящего интеллигента чистыми должны быть и рубашка, и душа, и тело? А кто такой, по-вашему, настоящий интеллигент?
— Да, это слова мои. Дело не в образовании, и даже не в происхождении. Я встречал жлобов, выросших в профессорских семьях. Как-то, я помню, мой дед сказал бабушке: «Таня, почему ты хвалишь этого человека за то, что он порядочный? Человек обязан быть порядочным». В этом истоки интеллигентности.
— На чем основана ваша дружба с Михаилом Шемякиным?
— На совершенно завороженном уважении к его гениальности, как художника, так и личности. Меня потрясала тайна художника, которая в нем живет, его мощь и колоссальная работоспособность, а также энциклопедическая его образованность. С ним всегда интересно. Мы дружны 30 лет и магия его личности продолжает сохраняться. Я бываю у него в Америке и мы встречаемся в Питере, когда он приезжает туда. К слову, в последний раз он приехал в тулупе, который я подарил ему при отбытии в эмиграцию.
— У вас несколько лет назад умерла жена. Сын с семьей живет в Америке. Как вы сами справляетесь с хозяйством-то?
— Конечно, бытовая жизнь моя сложна, но приходят две женщины, Катя и Женя, которые помогают мне по хозяйству и, кстати, не знают друг о друге, чтоб не ревновали. Ничего, справляемся…
— Что любите делать по хозяйству?
— Выращивать на даче цветы, которые я покупаю в Амстердаме. Тюльпаны, естественно. Они цветут недолго и в прошлый раз, будучи на гастролях, я так и не увидел эту прелесть. Зато все соседи по даче приходили на них смотреть.
— Вы так много и интересно рассказываете, что невольно возникает вопрос: вы мемуары не пишете?
— Нет. Есть какие-то наброски, но надо себя заставлять работать в этом направлении. Хотя все мои друзья написали. А я не знаю…