Победив не без труда сильную простуду, Семен Адамович с опаской выходил на балкон. Было еще прохладно, но апрельский день просто сверкал. Напротив, метрах в пятидесяти, стоял такой же пятиэтажный панельный дом. В голубом проеме неба над домами вальяжно парили редкие снежнобелые облака, разительно отличаясь от подтаявших грязнобелых сугробов по обочинам дороги.
На соседнем балконе двенадцатилетний Димка, флегматичный полноватый мальчик, примостился с банкой и задумчиво пускал мыльные пузыри, которые красивой радужной рекой лились с четвертого этажа, прихотливо разлетаясь по пути. Каждый пузырь находил свою струйку воздуха и жил самостоятельно. Внизу у парадной на почти сухом тротуаре прыгали семилетки Петька и Игорь, следя за отдельными залетавшими к ним пузырями, нарядными, как елочные игрушки. Петька звонко кричал им: «Лопни! Лопни!», а Игорек ему вторил: «Не лопни! Не лопни!». Иногда шары слушались Петьку и беззвучно лопались, сверкнув на миг мелкими брызгами. Когда пузырям оставалось до земли метра три, мальчишки пытались сбить их своими меховыми ушанками. До Семена Адамовича доносилось «1:0!…1:1!..2:1!..Лопни, лопни… Не лопни, не лопни…».
Он знал этих ребят. Еще недавно Петька и Игорь ходили в одну группу детского сада с его младшей внучкой Нелечкой. Однажды в группе Петя отвел Нелю в сторону и строго сказал: «Когда я вырасту, я на тебе женюсь. Запомни!» Семен Адамович с улыбкой вспоминал то время. Вот Неля играет в куклы и приговаривает: «Плохи дела твои, Таня, — у тебя в левой руке ангина». Звонит понарошку: «Это больница? Доктор, пришлите уколов». Когда после своей болезни он забирал ее из садика, она вдруг спросила: «Дедушка, ты почему к нам десять раз не пришел?» Что-то она спросит на этот раз. Теперь внучка и мальчики учатся в разных школах, и пути их пока разошлись.
Он хорошо помнил и словотворчество ее отца: «Алик, возьми яблоко». «Я уже возмял». В четыре года сын выдал: «Бабуля, я буду слушаться тебя безкрикословно». Старшая внучка Ева не была замечена в словотворчестве, зато в свои одиннадцать лет отличалась ясным мышлением. Не так давно она гуляла в парке с подругой и встретила дальнего родственника Яшу. Сопровождавший их отец подруги спросил, кем ей приходится Яша. Буквально через несколько секунд Ева четко выпалила: «Сын племянника мужа моей двоюродной бабушки». У того челюсть отвисла от удивления.
Из парадной выскочила десятилетняя Зинка со скакалкой, рыжеволосая улыбчивая девочка в зеленой курточке. Не обращая внимания на малолеток, она здесь же начала ловко скакать. «Уйди в сторону, ты мешаешь нам!» — скомандовал Петька. «Тоже мне командир нашелся. Где хочу, там скачу», — огрызнулась Зинка. Однако она посторонилась, продолжая прыгать и поглядывая на Димку, заметил ли он ее новую куртку. Димка же с философски невозмутимым видом продолжал неутомимо выдувать свою живописную речку. Ребята возобновили игру, и Семен Адамович снова услышал «лопни, лопни…не лопни, не лопни».
Он посмотрел на часы. Скоро надо забирать внучку с продленки, но на балконе было так уютно, что не хотелось уходить.
Дорога до школы была не длинной. Солнце обильно светило, и многоснежная зима истекала мелкими ручейками из придорожных сугробов. Нога, где могла, перешагивала ручейки, пересекавшие тротуар.
Сегодня продленка заканчивалась гимнастическим кружком. Из школы он вел Нелю на квартиру сына, где их уже ждала жена Семена Адамовича со старшей внучкой. Ева любила самостоятельность и наотрез отказалась от продленки.
В спортзале школы он подождал, пока Неля переоденется, помог надеть ей куртку и рюкзачок. Внучка совсем не удивилась его приходу, словно они виделись вчера. Когда вышли на улицу, она дипломатично спросила: «Дедушка, у тебя есть «в какой руке»? Он улыбнулся: «У меня в карманах две конфетки – для тебя и для Евы. Сначала выбери карман».
«Левый», — сказала Неля, чуть-чуть подумав. Он вынул конфетку с розовым фантиком. «А какая конфета для Евы?» Пришлось показать такую же конфету с голубым фантиком. Неля успокоилась – она предпочитала розовый. «А теперь разгадаем, в какой руке», — решительно произнес он и протянул ей два кулака. Почти сразу Неля показала на правую руку, там и оказалась конфета. «Как же ты так быстро угадала?» — удивился Семен Адамович.
«А я знала, если ты достал конфету из левого кармана, то положишь ее в правую руку».
«Какая ты у меня сообразительная», — похвалил дед внучку и рассказал, что видел ее друзей.
Оставив Нелю жене, он стал собираться в обратный путь. Как всегда, Ева приветствовала его, доверчиво прислонив к нему головку с косичками. Каждый раз его приятно поражала нежность внучки. Неля была более сдержана в проявлениях, под стать ему самому. Он рос вместе с братьями, сестер не было. В их семье не приняты были излишние нежности. Вспомнились родители, на которых обрушился громогласный ХХ век с революцией и войнами. Они пережили трагическую гибель многих родных, голодали гораздо чаще, чем их дети, заставшие войну с фашистами малолетками. Инженерские судьбы его и супруги при всех скромных возможностях казались ему счастливее родительских судеб. Семен Адамович считал, что родители должны жить не ради детей, а радуя детей. Их сын, не знавший голода вовсе, после института подружился с компьютером, как и его жена, и мог иногда баловать детей, вывозить их за границу, и по большому счету, должен быть счастливее своих родителей. Понятно, это сопоставление судеб не может носить линейный характер. Слишком быстро меняется мир и далеко не всегда в лучшую сторону.
Впрочем, хорошая погода не настраивала на задумчивый лад, и он стряхнул с себя воспоминания, как с ветки капли дождя. Довольный первой весенней прогулкой, он почувствовал себя вполне здоровым и пружинистым шагом двигался к дому.
Надо было завернуть в магазин за батоном и молоком. У самого магазина он неожиданно увидел вынырнувшего из дверей с портфелем Виктора Осиповича, своего знакомого по шахматам. Они регулярно встречались в клубе на воскресных шахматных турнирах. Поздоровались.
«Почему я давно не видал вас в клубе?», — спросил Семен Адамович.
«Тут такая история. Моего сына избрали депутатом Законодательного собрания. Приходится ему часто помогать. Кстати, вы слыхали, увольняют ведущих журналистов телеканала НТВ!»
«Конечно, и очень сожалею. Мы с женой всегда с интересом смотрим «Намедни», «Сегодня», особенно «Итоги» с Евгением Киселевым. В шутку я называю те передачи «Намедни», «Седни» и «Опосля».
«В субботу проводится городской митинг в защиту журналистов НТВ. Не хотите принять в нем участие?» Вопрос оказался явно неожиданным.
«Нет, я в такие игры не играю, мне хватает шахмат», — вяло отозвался Семен Адамович.
Виктор Осипович спокойно произнес: «Мой сын говорит, что сегодня власть наехала на журналистов, и если мы не будем их защищать, завтра она наедет на нас. Думаю, он прав. Если на митинг явится полмиллиона человек, будет совсем другой разговор».
«Не верю я, что мы сумеем помочь НТВ», — покачал головой Семен Адамович.
Виктор Осипович проводил его странной молчаливой улыбкой, долго не сходившей с лица.
Встреча с товарищем слегка взбудоражила. Он пытался понять, что означала странная улыбка приятеля? Как будто Виктор Осипович что-то знает и жалеет его. Нет, нет, весь опыт прежней жизни кричит ему о своей правоте!
Выйдя из магазина и снова окунувшись в солнечный свет, Семен Адамович легко отогнал от себя мысли о политике. Без нее живется интересней и спокойней.
Во дворе уже не видно было ни Димки с мыльными пузырями, ни Зинки, ни мальчишек. Только две молодые мамаши с колясками говорили о своём. По-прежнему солнечные лучи гладили его лицо, и он живо представлял, как в этих ярких лучах плывут мыльные пузыри и звенят ребячьи голоса «лопни, лопни…не лопни, не лопни». На короткий миг вместо потока мыльных пузырей ему привиделась людская толпа, спешащая на площадь. Тут видения и кончились.
Семен Адамович резво, как молодой, поднялся на свой четвертый этаж. Раньше с такой же бодростью он поднимался по трапам кораблей, построенных по их проектам.
Он успел вовремя. Скоро покажут его любимые соревнования по снукеру.
Жена вернулась от внучек полседьмого вечера. Как обычно, ее подвез сын на своей машине. Зинаида Львовна вошла в квартиру оживленной и сразу сообщила мужу: «Представляешь, встретила соседского пуделя, и мы так друг другу обрадовались! Он зарылся головой в мои ладони и замер, только хвостик подрагивал». Собаки были ее слабостью, хотя свою по разным причинам завести не удалось.
«Бабушка, почему тебя так любят собаки?» – с удивлением и завистью спрашивали внучки. «Потому, что я их хорошо понимаю. Наверно, раньше я сама была собакой», — отшучивалась она.
За ужином Семен Адамович рассказал жене о своей встрече с товарищем, о его приглашении на митинг и своем вежливом отказе. Зинаида Львовна никогда не была политизированной женщиной, и он ждал от нее одобрения. Для него было большой неожиданностью услышать, как она встрепенулась:
«Конечно, журналистов жалко, но жальче нас самих. Журналисты найдут другую работу, а мы лишимся любимых передач. Это полное безобразие».
«Как, ты предлагаешь пойти на митинг?»
«Не знаю, не знаю. Очень противно, когда тебя держат за безропотного идиота».
«Думаешь, мы сумеем чем-то помочь? В субботу мы наметили пойти на выставку».
«Выставка денек-другой подождет. А ты разве против?»
«Ну почему же? Не могу отказать, если женщина просит. Пригласим твою сестру с мужем».
«А твоего брата?»
«На шахматный турнир он бы пошел точно, но на митинг его не вытащишь клещами».
Семен Адамович удивился быстрой смене своего решения, что случалось с ним не часто, и почему-то облегченно вздохнул.
В субботу днем компания вчетвером подъехала к самому большому городскому мосту, где на площади собирался митинг. День выдался таким же ясным, как и предыдущие, с небольшим ветерком и редкими пушистыми облаками. Ото льда река совсем освободилась. Речные волны безустали чмокали гранитные щеки берега.
По дороге Семен Адамович рассказывал, как ровно десять лет назад единственный и последний раз пришел на митинг протеста. Это случилось во время путча коммунистов, пытавшихся захватить потерянную власть. Тогда они блокировали первого президента в Крыму и грозились ввести танки в крупные города. Мэр города решительно выступил против заговора и призвал граждан на митинг. Руководителей предприятий попросили отпускать с работы желающих поддержать протест. В те времена многие, уловив новые веяния, уже вышли из рядов КПСС. У Семена Адамовича не было такой проблемы, так как его должность начальника сектора не требовала обязательного присутствия в партии. Он с группой сотрудников откликнулся на эмоциональный призыв мэра и приехал на главную площадь города.
Собралось почти полмиллиона горожан. У всех были напряженные лица, но страха не ощущалось. Одна мысль о возвращении коммунистов была невыносимой. Впоследствии выяснилось, что на этом митинге был и его сын Алик.
Митинги проходили в разных городах, и путч захлебнулся, не получив полной поддержки армии и народа, а его организаторов арестовали. Это был редчайший случай в новейшей истории страны, когда митингующие победили.
Они подходили к площади с возвышавшейся импровизированной трибуной и видели, как тонкие ручейки людей стекали на площадь с разных сторон. Точным взглядом инженера Семен Адамович определил количество людей в 55-60 тысяч (примерно в десять раз меньше, чем на давнем митинге). Преобладали умные интеллигентные лица с чувством собственного достоинства. Не было видно пьяных, не было хмурых жлобских лиц со взглядом исподлобья. Казалось, собрался какой-то особый народ.
Семен Адамович встретил знакомых по КБ, супружескую пару, которая еще работала, и внутренне порадовался её активности. Их компания не стремилась подойти ближе к трибуне, а осталась сзади. Они не очень интересовались выступлениями ораторов – сами могли бы сказать почти то же. Главное то, что они собрались вместе и показали свое коллективное несогласие с циничными действиями власти. Митинг длился около часа, и постепенно общность и самоуважение распространилось на всех, включая случайных посетителей.
На следующий день Семен Адамович вместе с братом отправился в шахматный клуб на воскресный турнир. Он рассказал брату о митинге.
«Ваш митинг — пустое дело. Вот увидишь, для власти он, как слону дробинка», — убежденно произнес брат.
Когда они вошли в сквер, ведущий к клубу, увидели впереди Виктора Осиповича, шагавшего туда же. Догнали его, поприветствовали.
«Кстати, вчера я с друзьями был на вашем митинге», — не удержался Семен Адамович.
«Не на вашем, а на нашем — тут же поправил Виктор Осипович. – Людей, конечно, было много, но хотелось еще больше. Мне кажется очень странным, что шахматисты всегда активно сражаются за победу, а иногда и за ничью. Применяют стратегию и тактику, проявляют изобретательность, терпение, настойчивость. Строят коварные ловушки. Когда же доходит до борьбы за свои интересы с властью, наступает апатия и непонятная робость, полное неверие в свои силы. Кому же, как не спортсменам, надо уметь постоять за себя в жизни. Быть примером для других».
Братья только улыбались его словам, не желая развивать тему перед турниром. Собралось в клубе больше 80 человек. Среди них было около 10 мастеров. Как обычно, турнир проходил по швейцарской системе.
В третьем туре Семену Адамовичу выпало играть черными с Виктором
Осиповичем. Они были в одной рейтинговой группе, и счет личных встреч между ними был примерно равным. На этот раз Виктор Осипович долго имел некоторый позиционный перевес, даже когда на доске осталось только по ферзю и ладье, не считая пешек. Семен Адамович аккуратно защищался и подготовил скрытный маневр, который неожиданно для соперника привел к размену ферзей. Ладейное окончание уже оказалось в пользу черных. Используя открытую линию и чужую слабую пешку, он сломил ожесточенное сопротивление противника и завоевал очко. Виктор Осипович не выглядел слишком удрученным, только покачал головой.
Когда турнир закончился, выяснилось, что братья набрали по 4 очка из 7, а Виктор Осипович на пол-очка больше и получил приз. Видно, поражение его подстегнуло, и он хорошо финишировал.
Расставшись с братом, Семен Адамович шагал от своей станции метро к дому. Всплыли слова Виктора Осиповича о непонятной робости перед начальством, о неверии в свои силы. Хотя слова напрямую к нему не относились, они чем-то коробили, заставляли думать и спорить. Ярко вспомнилась история 25-летней давности, когда лично ему пришлось противостоять достаточно высокому начальству.
Тогда он работал ведущим инженером в секторе прочности. Их КБ разработало катер на воздушной подушке, предназначенный для спасения космонавтов в случае их посадки на воду. Воздушные винты позволяли катеру, скользившему над водой, развить скорость курьерского поезда. Этот катер был престижным проектом для министерства судостроения и министерства обороны. Головной катер строился в Феодосии и там же проводились испытания. Неполадки обнаружились при запуске двигателя. Надо сказать, что главный двигатель и все механические передачи изготавливал Николаевский завод, который, чуть что, сразу жаловался на КБ в министерство. На этот раз он обвинил КБ в том, что корпус катера слабый и нуждается в доработке. КБ не соглашалось, ссылаясь на расчеты прочности. Короче, на расстоянии спор решить не удалось. В Феодосию прилетел начальник главка министерства, жесткий толковый мужик, бывший несколько лет назад главным инженером их КБ. Он немедленно вызвал главного конструктора (на месте был только его зам), начальника корпусного отдела и начальника сектора прочности. И тут обнаружилось, что главный конструктор находится в Москве, оформляет себе новую должность, а начальник отдела и начальник сектора прочности, мягко говоря, не горят желанием мчаться в Феодосию. Назревал скандал. Наконец, решили послать Семена Адамовича.
«На месте легче будет разобраться. Ты звони», — напутствовал его начальник сектора. Прихватив толстый расчет конструкций, говоривший, что все в порядке, он вылетел в Крым.
«Где главный конструктор? Где главный инженер? С кем работать?» — гремел голос начальника главка. Совещания проводились два раза в день: до обеда и ближе к вечеру. К Семену Адамовичу, слава богу, он относился вежливо, но требовал срочного решения вопроса любыми средствами. Чтобы взять паузу, Семен Адамович попросил прибористов КБ измерить напряжения в нескольких точках корпуса при запуске двигателя, хотя заранее знал результат. А прибористы-николаевцы предъявили замеры центровок воздушных винтов до и после запуска. Напряжения в корпусе оказались мизерными, но центровки «гуляли». Это означало, что проблема была не в прочности, а в жесткости конструкций. Перед ним встали во весь рост две неотложные задачи: найти слабое звено в конструкции и предложить конкретные подкрепления.
На каждом совещании начальник главка требовал хоть каких-то подкреплений методом «тыка» или же, бросаясь в другую крайность, предлагал радикальные изменения. Спрашивал, почему до сих пор не вызваны специалисты из НИИ. Напор был сильным и почти истерическим, однако Семен Адамович держал паузу железной рукой, обещая скорого решения задачи.
Постепенно стало ясно, что оси воздушных винтов могут смещаться сразу на обоих бортах только тогда, когда закручивается какой-то элемент конструкции. Наконец, он нашел слабое звено! Для себя он назвал это эффектом «шоколадной конфеты», способной крутиться на кончиках фантика.
Итак, к вечеру третьего дня Семен Адамович представил долгожданный эскиз с раскосами, ужесточившими конструкцию. Начальник главка сразу понял идею и одобрил эскиз. Уже на утро был назначен запуск двигателя.
Семен Адамович слегка волновался за свои подкрепления, но опасения были напрасными – оси винтов стояли, как вкопанные. Начальник главка не скрывал удовлетворения, поблагодарил всех за оперативную работу и отбыл в Москву, не забыв ругнуть напоследок главного конструктора, так и не приехавшего на катер.
Через несколько лет Семен Адамович стал начальником сектора. Теперь же он обычный пенсионер, но до сих пор испытывает гордость, вспоминая ту маленькую победу. Впрочем, что доказывало его воспоминание? Что на работе он не боялся начальства? Ну и что? Многие годы власть старательно отучала людей от всякой общественной жизни, заменяя ее сугубо формальными мероприятиями с обилием демагогии и полным отсутствием инакомыслия.
Перестройка поиграла надеждами, как фокусник на арене, всколыхнула, взбудоражила людей и опустила их в ту же самую яму. Свой естественный отбор народ проиграл. Неожиданно он поймал себя на мысли, что в заочном споре с Виктором Осиповичем все время оправдывается, и не смог сдержать усмешку.
Во вторник в урочный час Семен Адамович отправился за Нелей. О своей болезни он уже не вспоминал. Яркое апрельское солнце непринужденно уничтожало следы зимы, обещало скорое тепло и встречу с дачей.
Неля вышла к нему с заплаканными глазами и изредка всхлипывала.
«Что случилось?»
«Две плохие девчонки дразнили меня».
«Как дразнили?»
«Прыгали вокруг и кричали: Неля, Неля, упала на панели».
«Вот как! А ты что?»
«Я их назвала дурами, но они не перестали».
«Успокойся! Как их зовут?»
«Тома и Варя».
«Я тебе помогу. Мы про них тоже сочиним дразнилки. Согласна?»
«А как?» — заинтересовалась Неля.
«Ну, например, так: Тома, Тома, упала возле дома».
«А про Варю?»
«Варя, Варя, упала на бульваре — сымпровизировал Семен Адамович. – Только
давай договоримся. Ты никогда не будешь дразниться первой. Хорошо?»
«Хорошо!» – согласилась Неля.
«И вообще, надо уметь постоять за себя в жизни. Не драться и не плакать, а защитить себя острым словом».
Он понимал, что Неля еще мала для его рассуждений, но ничего другого сказать не мог.
Неля совсем успокоилась и вдруг вспомнила: «Дедушка, у тебя есть «в какой руке?»…
Они вышли на улицу. Голубой купол неба висел над домами, над деревьями, над их головами, над мелкими заботами, крупными проблемами, и жизнь казалась объемной и непоколебимо прекрасной.