Более чем за два последних столетия торжествующей диалектической деспотии во Франции наплодили целые батальоны «александрийских библиотекарей» широкого профиля. Однако, эти недочеловеки стучат, ведут следствие, выносят приговор, запирают и пытают личного врага, … уже не ради некоего великого мифического «просветительства», но двигаемые групповой шизофренией. Естественная эволюция сократизма! Самое ценнное после подобного утверждения — пример. А дать его побудила меня публикация Ренэ Герра в ВАКовском Вестнике УРАО: «Клевета и нападки на Анатолия Ливри мелких чинуш, неспособных к научной деятельности, и использующих своё положение в социалистическом министерстве, чтобы расправиться с конкурентом, продолжаются и поныне. Их цель запретить Анатолию Ливри преподавать в качестве доцента блестяще анализируемых им с 2001 года, авторов. Ежегодно шедевры чиновничьей прозы, с приложенными министерскими печатями, становятся позором подлинных организаторов травли Анатолия Ливри, остающихся за занавесом: Мишеля Окутюрье (Michel Aucouturier), Жана Бонамура (Jean Bonamour), Жана-Клода Ланна (Jean—Claude Lanne), Жоржа Нива (Georges Nivat), Никиты Струве (Nikita Struvé), Леонида Геллера (Léonid Heller), а также недавно умерших бывших деканов славистики Сорбонны, Жана Брейара (Jean Breuillard) и Жака Катто (Jacques Catteau).» (Ренэ Герра, «Бездарности французского университета против Анатолия Ливри», Вестник Университета Российской Академии Образования, ВАК, Москва, 2015 — 4, с. 24.). Информация уже устарела: Никита Струве благополучно скончался в 7-го мая сего 2016-го года, об этом парижском лавочнике и пойдёт речь ниже. Но во всём остальном сведения верны. Так, Юргенсон, доцентка Сорбонны и студентка давно умершего Жака Катто подала на меня клеветническое заявление в полицию через Сорбонну, воспользовавшись мэйлом, сфабрикованным её начальством в 2009 году. А после этого, уже в 2015 году, заполучив место в Совете французской славистки, Юргенсон взяла моё досье (совершив тем самым служебное преступление: «конфликт интересов», сведение личных счётов с использованием служебного положения) и написала там «Ливри — восхищается Гитлером», попутно умолчав имена и профессора МГУ им. Ломоносова Н. Пахсарьян, и Р. Герра — членов диссертационного совета моей докторской (Lubov Jurgenson—Raichman, «Rapport rédigé pour le Conseil National des Universités sur le dossier de M. Anatoly Livry», 16. 1. 2015). Позже, подав в суд на французскую «противницу сталинизма» Юргенсон, я получил из суда копии писем (19.4.2010 и 20.5.2010) сорбоннского шефа Юргенсон, Н. Букс, где «профессор Сорбонны» науськивает ректорат своего университета подавать на меня в суд, мол, «прокурор отказался рассматривать её личные кляузы, но вот если Сорбонна подаст в суд на Ливри, это ей, Букс, сэкономит денег.» (письмо Н. Букс Пьеру Брюнелю c копией в ректорат Сорбонны от 20.5.2010). Оказывается, верно замечание Р. Герра в вышеумомянутом ВАКовском Вестнике УРАО, о том, как «антисталинистка» доцентка Юргенсон, состряпав официальный донос на меня в министерство просвещения Франции, отрабатывала клеветой будущее профессорское место в Сорбонне. Последний взнос за место профессора славистики Сорбонны — официальная клевета на Ливри: «Но кто же выступает вторым докладчиком по досье Ливри в 2014 в Совете Французских Славистов?! — ведь хоть какое-то подобие официальной «нейтральности»… На эту роль вызвалась некая Любовь Юргенсон-Райхман (Lubov Jurgenson-Raichman), славистка той же самой Сорбонны — новая случайность! — которой печально известная Нора Букс через несколько месяцев оставит своё профессорское место… Опять случайность, конечно же не кумовство!» (Ренэ Герра, «Бездарности французского университета против Анатолия Ливри», Вестник Университета Российской Академии Образования, ВАК, Москва, 2015 — 4, с. 24.). А я ведь предупреждал ещё в 2002 году, когда завезённая в Сорбонну Жаном Бонамуром ничтожная Букс только начинала распылять свою истерику по свету: «Успокойтесь все, Букс — ничтожество, она вас замарает, да ещё и поглумится над всеми вами …». Как всегда, я оказался прав. И вот сейчас на дворе 2016 год. Букс уходит на пенсию. Не написала ни единой монографии (тотальная научная стерильность!). Не воспитала ни одного доцента (психопатическая зависть!). Зато заразила не только мировую славистику своей истерией, но и в течение десятилетий будет продолжать позорить весь французский Университет, бедную Сорбонну в том числе. Такое случается именно когда сократическая схема мышления начинает доминировать: ничтожество, получая место университетского профессора через проституцию, профсоюзную деятельность, многолетние унижения, … вдруг начинает воображать себя «персоналией». А следовательно, ничтожество позволяет себе нападать на личность, принципиально отказавшуюся от проституции, профсоюзной деятельности, многолетних унижений, … Изучаемое со стороны, ничтожество выглядит всё более позорным, но, воздвигая железный занавес в своём мозгу, оно продолжает остервенело играть роль «персоналии», заражая всё вокруг себя чудовищным, беспрестанно разрастающимся позором. Так, в 2013 году, профсоюзник и председатель Совета славистики Режис Гейро (не способный, по мнению Ренэ Герра, даже сдать экзамен на место школьного учителя по русскому языку, см. Р. Герра, рукописное свидетельство от 15.9.2014) подал на меня в полицию ябеду, получив от Букс анонимный мэйл (а копию кляузы сразу направил в министерство просвещения Франции…), — однако этот студент Мишеля Окутюрье продолжает считать себя «профессором университета»! Ежегодно французские «антисталинисты» собираются в Совете славистики и устраивают там профессиональную групповую истерию, объявляя себя «преследуемыми персоналиями»: в 2016 году, получив в моём досье ВАКовскую публикацию Р. Герра (своего коллеги!) они отказались выносить решение по моему досье, что даёт-таки им возможность передать сорбоннское место Букс той самой, заслужившей его французской «антисталинистке» доцентке Юргенсон. А подписала это «единогласное решение Совета» 14-го января 2016 г. некая Ирина Кор Хахина, занявшая место Р. Герра во главе русистики Университета Ниццы (что также является административным нарушением: перенесением локальных конфликтов на национальный уровень. См. письмо Brice Lannaud N° — 0091. Министерство просвещения Франции от 21.4.2016). Уже не сократический идеал служения «здравомыслию» ведёт славистов Франции, и даже не «наука ради науки» или вольтеровское «просвещение». Управляет ими в процессе диалектическо-административной деятельности — стадный психоз: «А разогни кулаку один или два пальца, выдет еще хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее, всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: „Дай-ка себя покажу!”», — писывал Гоголь о ставленниках Ж. Катто, М. Окутюрье, Ж. Бонамура, Н. Струве, … . Последний хуже всех. Ведь сейчас уже ни у кого не возникнет даже отдалённой мысли о французском слависте, как о представителе учёного мира! «Докторские» и «кандидатские» диссертации французских славистов — абсолютно недоступны, т. к. почти всегда являются наглым плагиатом. Университетские французы-«русисты» по-русски не говорят, а «русские» «слависты» Франции не владеют французским, да ещё и постепенно забывают русский язык: «… Букс — профессор[] Сорбонны, пищущ<ий> с ошибками по-французски …» (Ренэ Герра, «Советизация французского Университета, или французские слависты против Анатолия Ливри», Вестник Университета Российской Академии Образования, ВАК, Москва, 2015 — 1, с. 54.). Любой третьестепенный журналистишка российской глубинки знает о русской литературе во сто крат больше французского профсоюзника, функционера, стукача, … в чине профессора русистики. Аппаратчик славистики Франции может быть кем угодно, он — полупрофессиональная проститутка, полицейский информатор, профсоюзный чинуша, … но не учёный!
Однако, во Франции доживают свой век представители белой эмиграции во втором поколении, отпрыски некогда уважаемых имперских фамилий, но читателю предстоит полностью изменить о них своё романтическое мнение: с самого своего французского рождения все эти Струве, Трубецкие, Толстые, … — пошлейшие французики, и что мерзее всего, использующие ауру своих предков, дабы урвать кусок у проституток, стукачей, профсоюзных функционеров, … и пуще других уничтожать русское Слово!
У меня, у Анатолия Ливри, автора 16 изданных книг, лауреата семи международных премий, доктора по сравнительной литературе университета Ниццы-Sophia Antipolis (ибо я отказался проституировать родной язык ради получения докторской степени во Франции! — что, согласно доносу 2013-го года в министерство просвещения Катрин Депретто, профессора Сорбонны, экс-докторантки Мишеля Окутюрье и гаранта хабилитации той же Юргенсон… (мир тесен!) не должно позволить мне претендовать на место французского доцента русской литературы), … отняли право даже искать во Франции место доцента славистики. И в моих поездках по факультетам Евразии я должен подробно разъяснять аудиториям отчего, кто и как не даёт мне возможность преподавать во французских университетах Пушкина, Набокова, Мандельштама, Бунина, …
Сим евразийским лекциям требуется придать структуру, изучить генеалогию ответственности ничтожеств, заседающих в Совете славистики Франции. Следовательно, гений, вызывающий ужас подонков — а этот ужас отребья, ужас неподдельный, и есть подлинная причина ежегодной клеветы французских коррупционеров от славистики, вообразивших себя «учёными», — окажется направлен на анализ причин: кто конкретно ввёл во французский Университет поколения шелудивых «русистов», низводящих русскую литературу до своего уровня ударных тружеников панели. Следующая ниже статья — предисловие моих трудов, которым предстоит войти в хрестоматии, посвящённые истории мировой славистики. По исступлению клеветнических истерик, устраиваемых объектами моего изучения в редакциях и на кафедрах после моих публикаций и академических семинаров, можно заключить о значимости моего разбора псевдо-учёного отребья от французской русистики.
«Скажут „гигнулся Безенчук”. А больше ничего не скажут».
Ильф и Петров
С перестройкой многое старо-, а пуще псевдорусское нахлынуло в Россию с Запада. Тащили тогда на историческую Родину из эмиграции и портреты давно умерших родственников с эполетами, отвислыми щеками и облупившейся краской. И было как-то неудобно подойти к наивно восхищённой московской толпе и заявить: «А ведь сей пехотный прапорщик, служивший затем до самой смерти привратником в парижском доме терпимости, — был большим мерзавцем». Да и не послушает публика! Столь непреодолимо её подобострастие перед образом всякого неизвестного армейского чиновника последнего класса. И только верх сатирической непочтительности позволяет представить: а что если кто-нибудь возьмёт, да отнимет у толпы портрет!?
Недавно усопший француз Никита Струве — которому уже строчат приторные посмертные хвалы — имел такое же отношение к русскому Слову, как питерский бандит в спортивных брюках, малиновом пиджаке и с золотым крестом в полфунта, прилетевший в середине 90-х позагорать на Лазурный Берег. Тот тоже умел креститься и потрепаться об Иисусе, тоже владел русским, а главное за ним тоже стоял мафиозный клан отморозков, проституток и коррупционеров. Идеальная копия Струве! — разве что российский рэкетир мог похвастаться ещё и личной смелостью. Никита же Струве просто заполучил по наследству участок филологических владений, где выстроил лавку, умело приспособив её для высасывания дотаций как Французской республики, так американских хозяев побогаче, а в конце карьеры — и Российской Федерации. И те, кто нынче льстит его гробу — не более чем члены преступного синдиката, жаждущие урвать шмат владений распадающейся группировки, прикрывающиеся христианским крестом, коему позавидует любой пахан из Катании. На самом же деле успешный бизнес-план купчика Струве не стоил бы даже моей эпитафии, если бы он не воспроизводил идеально схему устремлений послевоенной русской эмиграции: делать деньги на всём, особо проституируя русское Слово, при этом беспринципно огородившись иконами. И в каждый период своего существования Никита Струве неизменно оставался шарлатаном, госслужащим, гонителем диссидентов, водящим дружбу со всеми власти предержащими.
Для примера возьмём лишь один этап жизни Струве, о котором отчего-то никто не осмеливается сказать истины — когда, питаемый миллионами заокеанского монстра русофобии, купчик Струве принялся публиковать книжки Солженицына. Сейчас результат этой деятельности виден ясно: вовсе не войну с марксизмом профинансировало тогда ЦРУ парижским изданием Архипелага, но (местами удавшийся) геноцид славян Евразии! Именно этот гешефт преступлений против человечества и сделал Струве преуспевающим сутенёром русского Слова, как нашумевшее душегубство становится карьерным трамплином для убийцы в табели о рангах воровской гильдии. А не отвали тогда парижское посольство США солидный куш этому функционеру левацкого университета Нантера, — никогда бы Струве не осмелился даже приблизиться на пушечный выстрел к Солженицыну! Как не решался Струве потом размещать в витрине русские книги французских диссидентов — борцов за традиционную семью, … о чём, конечно, предпочитал замалчивать во время своих коммивояжёрств по России. Как изгонял Струве из своей лавки защитников христианства во Франции, анализировавших, ещё в начале века, предпосылки исламского террора на Западе, — посему Струве является de facto молчаливым пособником недавних массовых убийств в Париже. Как запрещал карьерист Струве на своей кафедре и в лавке научные открытия, неугодные профсоюзным неучам от французской славистики, от которых сначала зависел его профессорский чин, а затем приглашения на книжные распродажи, — ни слова, например, о моём «Набокове — антидемократе», за которого не только из США не заполучить денег, но можно и понести прямые убытки. А уж их купчик Струве умел подсчитывать почище чеховского Бронзы! Так случайно американские доллары превратили в подлинного Прометея нашего профессора-лавочника. А уж если бы русский писатель Солженицын вдруг оказался ещё и конкурентом Никитки Струве в академическом литературоведении, — наш купчишка не только бы его не опубликовал, но вдобавок ещё и побежал в полицию с ябедой на «опасного русского уголовника, известного всем уважаемым коллегам»: групповое истерическое стукачество на конкурентов — привычная практика среди французских славистов. Более того, обыкновенно, «борцы со сталинизмом» во Франции — профессиональные доносчики, строчащие кляузы прокурору столь же инстинктивно, как павловская сука выделяла слюну.
Так что же останется от героического подпольщика Никиты Струве через десяток лет, когда истина об этом французском чинуше, одновременно наживавшемся на книготорговле с идеологическими провокациями, станет привычной сначала в академических, а после и в широких медийных кругах? Ведь невозможно бесконечно скрывать правду за железным занавесом любого мафиозного клана, тем паче после смерти, когда университетский функционер теряет свою вредоносность! А уж это не должно быть секретом для храбрых поборников демократии!
Др. Анатолий Ливри, Базель. Швейцария.