Разбудил звук. Короткий и плоский. Птичий. Лень разлепить глаза и посмотреть на часы. Ночная птица или уже утро, хоть и темно?
К первому звуку добавились ещё несколько более округлых и мелодичных. Утро!
Тело отозвалось бодростью. Боль ушла, общая разладистость исчезла. Память вернулась к впечатлению.
Встреча, в которой было что-то мистическое, превратилась в событие.
Поцелуй в висок — это, кажется, из сна. Но это правильно. Висок — голова — встреча — образ — память. Такая цепочка.
… со мной всегда так. С годами всё труднее даются перелёты, смена климатических поясов, разница во времени. Да и любопытства поубавилось.
Страна, город, остров, пейзаж — всюду достопримечательности, которые надо бы осмотреть, раз ты уже здесь.
Чужие ценности не впечатляют. Словно показывают фотографию кем-то когда-то любимого человека. Поверхностный взгляд вежливо скользит по изображению, с которым ничего не связано. Память его не удерживает.
На этот раз получилось иначе.
Достопримечательность оказалась рядом. Она волновала и беспокоила. Пройти мимо никак нельзя. Так ощущается присутствие живого существа даже в темноте. Всматриваешься. Кто? Что?
***
Я влюбилась в Барселону с первого взгляда. Влюбилась в её дома, улицы, площади. В запах моря и аромат акаций, в каштаны и клёны, в платаны, в пальмы и цитрусовые деревца по обочинам дорог. В архитектуру, дивно сочетающую новые застройки со старыми. В уютные патио и балконы, так характерные для южных городов. Во флаги и флажки, гордо реющие или свисающие штандартами с окон и балконов.
Четыре красные горизонтальные полосы на золотистом фоне — древний флаг Каталонии. Барселона — её столица. Каталония ревностно охраняет свою автономию от официального Мадрида. Каталонский язык ближе к французскому, чем к испанскому. Барселона разговаривает на каталонском, тем подчёркивая самобытность истории и характера.
Воспитанные собаки, степенно прогуливающие хозяев старыми улицами, заполненными современным транспортом, — запоминающаяся деталь уклада жизни.
Мне нравится неспешность, задумчивая мудрость существования. На каждом шагу — небольшие ресторанчики, кафешки, кондитерские. Можно зайти в помещение, а можно расположиться за столиком на улице, перекурить или отдохнуть, разглядывая прохожих и ничего не заказывая. Я — курящий человек. Часто, очень часто, курение помогает мне жить.
Барселонцы никуда не спешат. Спешка и суета, так же как ярко выраженная деловитость, по моим наблюдениям, не характерны для европейцев. Это американцы изображают неиссякаемый оптимизм и считают время эквивалентом денег. Всё, что не имеет прямого отношения к деньгам, к их «деланию», внимания не достойно. Жизнь впопыхах: по инструкциям и расписанию плюс наивная вера в рекламу. Предприимчивость, подвижность, темп и мелочный рационализм. Время ценится и экономится, но его не хватает, оно не годится для сегодняшнего пост модерна.
Технический прогресс и мнимое ускорение обесцвечивает и стандартизует человека, превращая его в ненасытного, неразборчивого пожирателя модифицированной продукции.
В Новом свете все пьют кофе. С утра до ночи. Везде. Пьют из бумажных стаканчиков в лифте, в автомобиле, которым управляют, в учреждениях, где работают. Кофе так и продают в картонных стаканах обычного, среднего и большого, полулитрового объёма, разбавляя молоком или сливками. Получается неплохой напиток, отдалённо напоминающий вкус натурального кофе. Кофейные чашечки, из которых пьют кофе на Востоке или в Европе, пьют не торопясь, наслаждаясь и смакуя каждый глоток, популярностью не пользуются. Другой образ жизни, другое мышление. Хотя всеми своими достижениями Новый Свет обязан Европе.
Смотрю на внушительную статую Христофора Колумба, встречающего туристов в порту Барселоны, и думаю: что было бы, не открой он Америку?
Колумб повелительно указывает перстом в морскую даль, откуда денно и нощно прибывают пассажирские, грузовые и нефтеналивные суда, громадные контейнеровозы.
Статуя напоминает о родной Одессе.
Подобно Колумбу, Дюк де Ришелье задумчиво смотрит с бульвара в морской простор. Внизу простирается порт. Не форточка, не окно, а широко распахнутые черноморские ворота в другие страны, к другим народам, обычаям и традициям. За спиной первого градоначальника Одессы, Дюка де Ришелье, начинается старый город с дворцами, колоннадами, проспектами и улицами, спусками и лестницами, ведущими к морю.
Мой город начинается с моря.
Мосты и мостики, чугунные ограды, балконы, кокетливо выступающие из стен домов; солидные литые двустворчатые ворота подъездов, по обе стороны которых установлены тумбы кнехтов (к ним когда-то привязывали лошадей), роднят мой город с причалом.
Портовые города отличны от всех других.
Барселона, расположенная на берегу Средиземного моря, с её тысячелетней историей, с мягким климатом, с её вольнолюбивым характером, напоминает мне о солнечной Одессе.
Меняется политическая карта мира. Вместо царской России образовалось новое государство — СССР. После его распада Одесса перешла к Украине. В борьбе за власть политики кроят и перекраивают лакомые территории, но не в их власти изменить географическое месторасположение города у моря.
Я скучаю по морю, по родному городу, по его дворикам, акациям, фонтанам и крику чаек.
По теплу в прямом и переносном смысле слова.
По йодистому запаху морского бриза.
По солнцу и узорчатой тени на старых камнях. По неповторимому одесскому говору.
Но опустел порт. Не видно судов, стоящих на рейде. Из жемчужины Черноморья Одесса постепенно превращается в захолустье. Лишь одинокий маяк на входе в одесскую бухту напоминает о былых временах.
Любуюсь Барселоной, так остро напомнившей мне об Одессе, а сердце щемит… Боль разлуки давно сделалась привычной и превратилась в хроническую.
***
… Гостиница была заказана по Интернету загодя. Никаких особых требований к ней не предъявлялось, кроме цены, разумеется, которая должна была быть разумной. Неожиданностью оказалось её расположение. Буквально в ста-ста пятидесяти метрах от гостиницы — одна из самых ярких достопримечательностей Барселоны: Саграда Фамилия. Как говорится — рукой подать.
Не узнать с первого взгляда знаменитый собор невозможно, как впрочем, все строения гениального Антонио ГаудИ (1852-1926г.г.). Искупительный храм Святого Семейства — незавершённый шедевр архитектора, — притягивает магнитом. С балкона третьего этажа гостиничного номера разглядываю живые ростки башен тёплого терракотового цвета. Они мягко струятся вверх. Ими собор прорастает в небо. Всё живое ищет и тянется к свету.
Рука сама находит фотоаппарат. Запечатлеть!
Сейчас фотографируют все. Я — не исключение. На всех современных фотографиях между или рядом с башнями-колокольнями неизменно присутствуют горизонтальные конструкции — стрелы подъёмных кранов. Строительство Sagrada Familia продолжается после смерти великого Гауди. Его Храм Святого Семейства — самый известный европейский долгострой наших дней.
Округлые вертикальные силуэты башен-колоколен возвышаются над относительно невысокими (шесть, семь, восемь этажей) городскими постройками. Основание, сам собор заслонён ими, с моего балкона его не разглядеть.
Храм Святого Семейства в Барселоне, провинция Каталония, выходит за рамки, не умещается в монотонный список достопримечательностей. Он — явление другого плана. Его присутствие, его притяжение ощущаешь физически и откликаешься на зов.
Не идти нельзя.
Иду.
Надо попытаться попасть вовнутрь. Я знала, что сделать это нелегко. Конец огромной очереди желающих, шириной в три-пять человек, даже не просматривался от входа в храм. Спросила служащего около других, закрытых для посетителей ворот, где купить входной билет. Он ответил, что лучше всего заказать билет онлайн и прийти в указанный день по указанному времени. Но времени, как и компьютера, у меня не было. Завтра в семь часов утра улетать. Если не сегодня — то никогда.
Была половина второго моего единственного дня.
Многочасовая живая очередь пугала. Как быть? Служащий любезно позвонил в кассу и сообщил, что сейчас билеты продаются на пять часов вечера. Ну а покуда дойдёт не занятая мной очередь…
Я уныло поплелась безлюдной улочкой в обход собора с тыльной стороны, останавливаясь и рассматривая какие-то невразумительные детали.
И вдруг…
Вдруг за моей спиной раздался спокойный голос: «Вы хотите попасть в Храм? Вовнутрь?»
Именно так, с большой буквы, послышалось мне в вопросе-утверждении.
— Да, да! — пролепетала я, оборачиваясь на голос.
Женщина средних лет протягивала листок-билет, объясняя, что он на сейчас, вот и время указано: с 1.35 до 2.00 сегодня, 12 апреля 2016 года. Сейчас как раз без четверти два. Конечно, если я хочу. Но билет у неё только один. На одного человека. Только на одного. Для одного.
— Да, да! Конечно! Я… Конечно я очень хочу. Один билет. Для меня одной… Я одна. Спасибо! Спасибо огромное! — я растерянно бормотала, не доверяя своему слуху и своему английскому.
Это было невероятно.
Женщина ободряюще смотрела на меня.
— Берите! Он ваш.
— Но деньги? Я же не могу так взять! Сколько стоит? Сколько я Вам должна?
— Нисколько.
— Как же так?.. Ведь Вы… Я…
— Берите и идите. Время не ждёт! — Она легко прикоснулась ко мне и подтолкнула по направлению к входу.
***
…Когда Антонио Гауди упрекали в затянувшемся на десятилетия строительстве Искупительного Храма La Sagradа Familia, он отвечал: «Мой клиент не торопится».
Строительству, начатому в 1882 году, архитектор отдал жизнь. Оно не было окончено при жизни автора проекта и продолжается по сегодняшний день на частные пожертвования, как и было задумано изначально.
Честно говоря и учитывая грандиозный замысел, оно и не должно закончиться. Нескончаемая стройка — символ совершенствования, конца которому нет и быть не может.
Полное название архитектурного шедевра — Temple Expiatori de la Sagrada Familia.
По-русски можно сказать, да и по-английски тоже, — храм, собор, церковь, базилика Святого Семейства. Ошибки не будет. Не зная полного названия, я спрашивала, употребляя каждый из этих синонимов, и меня отлично понимали по ключевым словам: Святое Семейство — Sagrada Familia. Но лучше всего, действительно, звучит английское temple — храм. Второе значение слова — висок.
Папа Бенедикт ХV1, освятивший храм в 2010 году, присвоил ему звание Малой папской базилики.
Слово ИСКУПЛЕНИЕ — снятие с себя вины, освобождение от различных зол и грехов, получение прощения, — заложено в имени храма. Искупление — жертвоприношение богам, чтобы загладить причинённые им обиды и оскорбления.
В богословском толковании искупление — понятие, на котором строится сущность христианского учения.
Искупить — выкупить, освободить путём оплаты. Иисус Христос умер на кресте, искупив человечество от рабства греха. Его смерть — цена нашей жизни.
Известно, что Антонио Гауди (правильно произносится фамилия с ударением на последнем слоге) в молодости особой набожностью не отличался. Что конкретно он хотел искупить — можно только догадываться.
Все мы грешные, все совершаем ошибки, все в чём-то да виновны. Человек — создание несовершенное. «Не судите — да не судимы будете» — это по отношению к другим.
А к себе? — Себя судит собственная совесть судом сердца и разума.
***
…Первое впечатление, когда вступаешь в пределы Храма, столь необычно, что надо остановиться и перевести дух.
Свет. Он верхний. Он льётся из разнообразных многочисленных окон и многоцветных витражей. Он сложный и переменчивый. Боковое электрическое освещение фонарями-светильниками внизу кажется тускловатым.
Собор как-то неправдоподобно вытянут вверх. Ввысь.
Невольно думаешь, как же сооружение держится, на чём? Ведь должны же быть какие-то опоры? Лёгкость массивного строения опровергает физические законы. Производит впечатление чуда.
Народу много. Очень много. Почтительная тишина не мешает думать. Хочется рассмотреть детали подробнее, но ощущение цельности общей картины не даёт сдвинуться с места.
Да, это храм, собор, церковь — место, где отправляются богослужения. Но…
Исполинские деревья-колонны уходят ввысь… Их ветви тянутся вверх, к свету и где-то там, в вышине, образуют купол с единой точкой центра… Белесые стволы кажутся окаменевшими… Древними… Доисторическими… Ими держится свод так легко и естественно, что исчезает сила тяжести. Чувствует ли позвоночник тяжесть головы, венчающей его?
Парит Распятие, установлены скамьи, виден орган, есть кафедра для священника. Здесь можно молиться, обращаясь к Богу. Но молиться можно везде.
«Молитва — теоретическое занятие. Психологическое настроение, не спокойствие — вроде позы йога» — такое определение молитвы я когда-то вычитала у Варлама Шаламова.
В этом, столь необычном Храме психологического настроения , хорошо думалось.
За спинами углублённых в молитву людей возвышается лес. Лес в храме. Не сумрачный, не дантовский. Но ассоциация напрашивается: «земную жизнь пройдя до половины»…
Применительно ко мне, — какая уж тут половина, семьдесят два года. С другой стороны, если не знаешь целого, как исчислить его половину? Как можно разделить жизнь человека на равные отрезки? Какие же они равные, если они отрезки? Или обломки утерянного целого?
Разве капля воды даёт представление об океане? Капля — она и есть капля. Ею и останется. Точно так же, как известная сентенция «по образу и подобию» внушает сомнение о тождестве подобия с образом. Подобие, схожесть не есть равенство.
Вопрос равенства и симметрии совсем не так прост, он давно не даёт мне покоя.
Смотрю на географическую карту мира и никакой симметрии в расположении континентов не вижу. Даже если когда-то, сотни миллионов лет назад, они были одним целым праматериком, условно называемым Пангеей, которая раскололась, разломилась, разделилась на две совсем не равные части, то и тогда непонятно, относительно чего она, а в последствии её части, симметричны.
Видно, нет в природе симметричной уравновешенности, нет столь желанного нами равенства, покоя, умиротворённости.
Как нет конца движению, преобразованию и изменению.
Гауди говорил, что в природе нет прямых линий. В своих творениях он следовал этому принципу. И принцип себя оправдал.
Снаружи Собор Святого Семейства выглядит природным холмом, из недр которого выступают отдельные фигуры и группы людей. Библейский рассказ о Святом Семействе и эпизодах его жизни передан простыми словами. В руках Гауди камень потёк лавой, сделался податливой глиной, превратился в живородящую землю и обрёл дар речи.
Камень стал словом архитектора.
Натурщицей служила природа. Это она подсказывала необычные пространственные и инженерные решения.
Храм — место общения с Богом. Значения не имеют красивые речи. Даже немой будет Им услышан. Внутренний диалог с Ним ведёт каждый человек своими помыслами, поступками и делами. Связь эта неразрывна.
***
Современники вспоминают Антонио Гауди неразговорчивым, малообщительным человеком.
Да и о чём говорить?
О погоде? — Она от нас не зависит.
О ценах, которые неумолимо растут? — Жизнь становится дороже.
О близких, которых теряешь, о детях, в которых хочется видеть своё продолжение, а они взрослеют и отдаляются от тебя? — У него не было детей.
О бесконечных войнах, в том числе и религиозных, без которых почему-то человечество не может прожить и дня? — Музы молчат, когда говорят пушки. Значит, они молчат всегда?
О желании переустроить мир? — Гауди считал, что человек не может быть создателем. Можно открыть только то, что уже есть, существует в природе вещей.
О душе? — Согласитесь, что о ней не станешь говорить с кем ни попадя при случайной встрече на улицах Барселоны.
Он открыл для себя Собеседника, с которым душа человеческая состоит в неразъёмной связи.
Антонио Гауди говорил с небом. С самим Создателем. Говорил древним языком архитектуры, единственно для него возможным. Говорил собственным языком, что дано далеко не каждому.
Говорил о Святом Семействе, о человечестве, которое тоже семья, о человеке и его мысли; говорил о себе — одном из нас, кто сумел рассказать о главном, сделав камень инструментом речи.
Храм рассказывает о силе человеческой мысли и о Том, кто дал нам возможность мыслить; он рассказывает об Антонио Гауди, о его убеждениях и пристрастиях.
Архитектор следовал природе, а природа не знает прямых линий. Пошлая симметрия также ей чужда.
Кто-то сравнивает строения Гауди с постройками из песка на морском берегу. Причудливых очертаний, текучие, они восхищают мягкостью форм.
Кто-то отметил, что Храм Саграда Фамилия напоминает застывшую лаву.
Утёс.
Глыбу.
Лестницу в небо.
Библию в камне.
Историю человечества.
Историю жизни Антонио Гауди.
Историю мысли.
Один из исследователей, его многие цитируют, но мне не удалось найти фамилию автора в Сети, сказал:
«То ли человек играет в Бога, создавая такие шедевры, то ли Бог играет человеком, рождая в его голове подобные замыслы».
***
Замысел был прост. Замысел был сложен.
Он был грандиозен.
Мастер ломал и строил. И снова ломал, не удовлетворяясь сделанным.
Замысел разрастался.
Так внезапно мелькнувшая мысль отодвигает на периферию сознания все другие, делаясь самой главной. Всё работает на неё. Возникает замысел. Увлекает, захватывает целиком, становится целью и смыслом без него ненужного существования. Его хочется воплотить. Надо. Но лукавая мысль ускользает, не даётся, ответвляется деталями, уводящими в сторону, иногда изменяясь до лживой противоположности. Возвращаешься к истоку.
Так сочиняют музыку. Так пишут картины. Так рождаются книги.
Исправляют, зачёркивают, выбрасывают то, что оказывается необязательным, ищут точные слова, меняют местами декорации, вводят новые образы, те требуют дополнительного внимания, ну и так далее.
Вспомнилось из «Двух тетрадей» Н.Эйдельмана о пушкинских черновиках: «Чёрно-синие, чуть порыжелые строки, густо перечёркнутые, а сверху дописаны новые, опять зачёркнуто, затем восстановлено старое, и снова — не так…».
По слову, по ноте, по камушку лепится целое.
В процессе работы замысел, совершенствуясь, видоизменяется.
Так и возводился храм Святого Семейства в Барселоне. Только подбирать надо было архитектору разновеликие камни, а рушить приходилось не слова, а постройки, что искажали или уводили от замысла.
Медлительна муза зодчества… Но «Мой заказчик не торопится».
Так продолжалось все сорок три года, с 1883 по 1926 год, когда несчастный случай оборвал жизнь гениального архитектора Антонио Гауди.
***
Надо сказать, что первый камень в основание собора был заложен 19 марта 1882 года, в день Святого Иосифа-Плотника, Обручника или Молчальника, как его называют богословы.
Римско-Католическая Церковь всегда чутко реагировала на политическую и экономическую обстановку в мире. Революции, народные волнения, национально-освободительные движения пошатнули позиции церкви даже в такой религиозной стране как Испания.
Церковь в который раз проявила известную гибкость и во второй половине Х1Х века объявила Святого Иосифа-Плотника, несколько затенённого до той поры Богородицей и младенцем Иисусом, своим верховным покровителем.
Решено было воздвигнуть Искупительный Храм в честь всего Святого Семейства.
Идея нашла отклик в сердцах верующих, образ простолюдина Иосифа был близок мятежным массам. Строительство началось.
Спустя год Антонио Гауди пригласили возглавить стройку. Строительные работы предыдущего архитектора сразу же превысили первоначальную смету, возникли разногласия с заказчиками. Молодому архитектору можно было платить поменьше. Зато он получил полную свободу действий и независимость от инициаторов проекта. К тому времени была почти готова только крипта (нижняя церковь) в основании собора. Антонио Гауди начал с того, что осуществил генеральную перепланировку и разломал маленькую часовню-крипту, а затем построил заново, радикально изменив её размеры.
Вначале думалось, что работа будет завершена лет через четырнадцать или восемнадцать. Но замысел разрастался.
Расчёты производились в голове. Не на бумаге. В голове слагались только ему ведомые формулы. Днём и ночью мысль искала пространственные решения.
То, что казалось и представлялось само собой разумеющимся и выглядело прекрасным в воображении ночью, когда не спалось, когда донимали боли в спине, утром оказывалось тяжёлым и неуклюжим.
Рисунок — не чертёж. Монументальное строение должно было выдержать определённые нагрузки, учитывая даже землетрясение. Гауди пробовал свои замыслы на макетах. Трогательно выглядели на них мешочки с песком, привязанные для определения устойчивости конструкций. В настоящее время сложные компьютерные вычисления подтверждают правильность расчётов, сделанных примитивным опытным путём. А Гауди даже величают Эйнштейном в архитектуре.
Задуманные веретенообразные башни-колокольни, Мастер ещё точно не определил, сколько их будет, не должны быть выше самой высокой точки Барселоны. Не гоже творению рук человеческих превышать созданное Творцом всего сущего.
Обильные орнаменты: растения и плоды земли, плоды моря — ракушки. Спиральный завиток на спине улитки — винтовые лестницы используют принцип природного рисунка. Животные, птицы, плоды — всё это символы. И звёзды! Звёзды цветами в небе…
Свет, воздух.
Звуковая симфония ветра, свободно проникающего через отверстия в башнях. А фасадов должно быть три: «Рождество», «Страсти Христовы», «Слава».
«Мой заказчик не торопится», но быстро летит время за работой и ограничены годы жизни. Мастер понимал, что всё-таки следует торопиться. В последние годы он решительно погнал стройку ввысь. Фасад Рождества, в общем, закончен при жизни зодчего. Из задуманных восемнадцати башен-колоколен готова была лишь одна. Но грандиозное сооружение уже чётко обозначилось, наливаясь жизненным соком и силой.
Храм как система из вершин и ущелий, как огромная пещера с колокольнями в виде сталактитов, глубокие гроты, увлекающие внутрь сокровенного таинства жизни…
Зрительный образ ВЕРЫ — так виделся Антонио Гауди Искупительный Храм Святого Семейства — Саграда Фамилия.
Такое впечатление он и производит!
Образ Веры как образ духовности человека.
***
Если бы знать заранее! Но как распознать, как предугадать в болезненном задумчивом ребёнке, которому тяжело ходить из-за ревматического артрита, гениального архитектора Антонио Гауди! Знать бы наперёд, что являешься современником гения, запоминал бы каждый его чих. А так…
… В нищем старике, сбитым трамваем, никто не опознал гениального архитектора. Медицинская помощь не была оказана своевременно. Через три дня Гауди умер в больнице для бедных.
Давно миновали те времена, когда молодой щеголеватый архитектор, модно одетый, вращался в высшем обществе Барселоны, приступая к строительству Храма. Вся эта мишура оказалась ненужной. Она только отвлекала.
Гауди давно отказался от оплаты своего беспримерного труда. Пожертвования поступали неравномерно. Денег катастрофически не хватало. Всё чаще и чаще он выходил на улицы Барселоны и лично собирал деньги на храм. Его помыслы были сосредоточены на строительстве.
Там, в Искупительном Храме Святого Семейства, где он жил в последние годы, в крипте Саграда Фамилия, им построенной, его и похоронили.
Там покоится его тело.
А дух — он бессмертен.
Он жив.
Антонио Гауди — каталонец из Барселоны, архитектор от Бога и во Имя Бога.
Задумчивый, неразговорчивый, вдохновенный.
Требовавший переводчика, когда к нему обращались на испанском языке.
Черпающий идеи из мира природы, созданной Творцом.
Человек мыслящий, созидающий.
Художник Гауди (1852 — 1926).
Мысли и идеи Антонио Гауди воплотились в его незавершённом шедевре.
В нём история восхождения человеческой души. Её падения и взлёты, сомнения и надежды, любовь и одиночество.
Её триумф, её величие, её бездны.
***
Воспоминания современников поверхностны и отрывочны: рос у моря, любил природу, болезненный, слабенький мальчик, которому тяжело ходить, прогулки совершал на ослике. Учился. Много читал. Хорошо знал французский и немецкий языки. Испанский тоже. Но разговаривал на каталонском. Уехал из родного селения в столицу Каталонии Барселону учиться. Там и получил профессию архитектора. Вегетарианец.
Словом, ничего из ряда вон выходящего. Разве что, особая примета: голубоглазый рыжеватый блондин. Светлые волосы и голубые глаза не характерны для жителей Пиренейского полуострова. Но ведь дело не в цвете глаз или волос.
Саграда Фамилия — гениальное произведение, продукт сложной национальной культуры, но сама культура — интернациональна.
***
Исследователи затрудняются классифицировать архитектурный стиль собора. Модерн, испано-мавританский, неоготический, романтический, символический, «внутренняя планировка наружу» и так вплоть до русско-византийского стиля, включая декор и орнамент.
Сходятся все в одном: знаменитый Собор Святого Семейства — удивительное творение гениального архитектора.
Как Эйфелева башня, построенная приблизительно в то же время, сделалась визитной карточкой Парижа, так и изображение Храма Саграда Фамилия стало эмблемой Барселоны, её символом.
Широко используя черты восточного и западноевропейского искусства, Гауди брал от каждого направления то, что лучше всего помогало воплотить его замысел в форме и цвете.
Архитектурный стиль Антонио Гауди индивидуален. Потому и неповторим.
К многочисленному ряду определений архитектурного стиля Гауди, после посещения удивительного Храма, мне хотелось бы добавить своё впечатление неспециалиста: архитектура мысли.
***
Собор Святого Семейства уникален. Ему нет аналогов. Я не смогла воспринять его памятником, очередной достопримечательностью. Живое создание звучит человеческим многоголосьем. Смутно гудящие басы преобразуются в чистейшие альты небесной высоты так же естественно, как невидимые корни дерева формируют стройный ствол, что разветвляясь в вышине, трепещет юной узорной листвой.
Игрой света и теней, изменчивыми красками витражей, серьёзностью внимания, причастия и соучастия в торжестве духа над плотью наполнен Храм Саграда Фамилия.
Он полон мыслями. И одна мысль порождает другую. Находит отклик и развитие в душе. Неостановимый процесс познания отрицает конечность.
Шедевр зодчества Антонио Гауди — Искупительный Храм Святого Семейства не был достроен при жизни архитектора.
Черта не подведена.
***
Выход из Собора Святого Семейства — через маленький магазин сувениров. Всякой всячиной с непременным изображением Саграда Фамилия торгуют предприимчивые его владельцы, включая рисунки с изображением Дон-Кихота. Рыцарь печального образа соседствует с чашками, ручками, карандашами, магнитиками для холодильника и тому подобной ерундой. Всё, разумеется, китайского производства. Поднебесная мгновенно откликается на запросы потребителей, снабжая мировой рынок дешёвым недолговечным товаром.
Я купила чёрную футболку. Её дизайн соответствовал моему впечатлению. В круге, на фоне золотистого каталонского флага с четырьмя красными поперечными полосами, бесхитростная надпись:
БАРСЕЛОНА
ГОРОД ГАУДИ
КАТАЛОНИЯ
Торонто, 2016 год.