“Читаем Вместе”. Июнь 2016
Знакомьтесь – новые проекты
Сегодня мы говорим с Борисом Леонидовичем о его новой книге «Человек cо свойствами, или Личные отношения», выходящей в издательстве «Алетейя» (Санкт-Петербург). О литературе и о жанровых особенностях романа. Несколько слов об эмиграции (автор живет в Италии). О природе и границах сексуальности. О личном понимании того, что такое любовь и ее свойства.
– Русская эмиграция была, по преимуществу, идейной и политической. Эмиграцией вынужденной (революция, высылка). Чем является русская эмиграция сегодня?
– Нынешняя эмиграция многослойна. Большинство эмигрирует, руководствуясь теми личными стимулами, которыми и живет, – материальными. Меньшинство тоже руководствуется личными стимулами, которыми живет, – духовными, культурными.
– Какова она, цена свободы?
– Цена свободы всегда велика. Ради свободы приносится жертва привычностью среды обитания, родным языком, родными камнями. Вопрос, ради какой свободы? Свободы потребления? Свободы творчества? Возможностей самовыражения? Каждый сам решает, ради какой свободы приносить жертвы.
– Почему Ваш роман – «роман-дневник»?
– Всякий роман есть помимо персонажей и перипетий интриги еще и дневник – сумма личных впечатлений, лирических отступлений, размышлений автора. Так повелось от «Героя нашего времени», так устроены романы Тургенева, Достоевского, Толстого. Я лишь сделал этот принцип явным, дав себе большую свободу отступления от сюжетных линий.
– Ваш роман буквально встречает нас именем австрийского писателя и драматурга Роберта Музиля. Это своего рода первый комментарий и возражение романа. Потом их будет много. Однако сами по себе «личные отношения» ведь не обязательно означают «человека со свойствами». Что для Вас главное в названии? Вы любите Музиля?
– Нет, Музиля не люблю. Он сделал своим героем европейского человека, которого ненавидел Ницше, скучного, иссыхающего в безыдейности цивилизованного филистера. Главное в названии романа – человек со свойствами. Личные отношения предполагают выраженные свойства личности. Человек без свойств даже личные отношения редуцирует до безличности.
– В книге сильная проекция собственного «я». Это очень частная и откровенная книга. В ней много натуралистических деталей. Но честная ли это книга?
– А бывает ли откровенность нечестной? Что за откровенность, если она нечестна? Натуралистичность в романе предопределяется моей любовью к женщине как телу. Урезание натуралистической детализации связано со стыдом телесности, с осознанием сексуальных действий как постыдных. Мои границы натуралистичности в деталях предопределены не стыдом, а исключительно эстетикой.
– В книге обозначена своего рода семантическая пара: любовь и сексуальность. В какой-то момент они даже обозначены в качестве антитезы… Это любовный роман?
– Еще какой любовный!!! Парность любви и секса абсолютна. Секс (sex) есть пол и действия пола. Любит человек полом. Пол, подметил Н.А. Бердяев, – это половина. Половое соитие любого рода: телесное, душевное, духовное, – пол реализует любые возможности соитий, – есть любовь. Соитие тел есть творение плоти единой.
– Какое значение Вы придаете оскорблению? В чем его смысл?
– Смысл оскорбления воспитательный. Оно может быть надеждой на отрезвление. Это как если больно толкнуть в бок уснувшего на посту. Поначалу оскорбленность мешает сознанию, но в долгосрочной перспективе может ему помочь. Так было, например, с повестью Тургенева «Дым».
– Значительная часть текста посвящена каталонскому архитектору А. Гауди. Она представляет собой, в общем-то, самостоятельный сюжет и, по-видимому, один из трех голосов заявленной «фуги». Почему Вы сосредоточились почти исключительно на неосуществленном и, наверное, неосуществимом проекте Саграда Фамилиа?
– Для меня Гауди – во-вторых, архитектор, а во-первых, духовный герой. Вот истинно Человек со Свойствами! Почему Саграда Фамилиа? Потому что – это великая трансгрессия, гениальный рывок в запредельное. Эта церковь могла быть задумана, но не могла быть осуществлена. Этот замысел, как замысел собора Св. Петра Донато Браманте или замысел гробницы папы Юлия II Микеланджело, как грандиозный проект комплекса царицынского дворца Василия Баженова, не мог быть реализован своим временем, просто не умещался во время.
– В книге много раз возвращается тема жизни как текста. Вы рисуете. Не думали о жизни как о рисунке?
– Не только думал, но живу рисунком. Мой альбом Homo Erotikus, опубликованный в Вероне в 1997 году, тому свидетельство. Рисовать я начал еще в детстве, и через всю жизнь несу рисование как жизнь, как форму существования и самовыражения. Писателем я стал значительно позже. Всякий талант, пожалованный от вышних, есть дарованная тебе особая форма жизни. Чем больше талантов, тем интересней жизнь.
– В тексте есть рассуждение об оправдании счастья. Что для Вас счастье?
– Осуществление желанного смысла. По мере жизни смыслы уходят. Осуществляются и перестают быть желанными желания. В сухом остатке единственный всегда живой смысл – женщина. Сам Бог привлек мужчину к женщине, поэтому желанная женщина всегда осуществление смысла. Об этом мой роман.
– Вы читаете современную литературу? Кто из авторов, пишущих на русском языке, привлекает Ваше внимание? Положительное? Негативное?
– Читаю? Нет, пробую. Ничего не получается. Литература перестала быть словесностью… не то, что изящной, а вообще словесностью, а читать «инфу», извините. – это не ко мне. Последний, кто привлек мое внимание после Андрея Платонова (а после него можно читать только его), был Фридрих Горенштейн. Это могучий талант, массивная фигура в русской литературе.
– Вы издаетесь в России. Это литература для тех, кто живет в России? Каким Вы видите своего читателя? Кто он, человек, взявший в руки Вашу книгу?
– Если пишешь и думаешь по-русски, где ж еще издаваться? И читатель мой – русский человек. Сегодня это скорей всего интеллектуал и эстет, способный радоваться силе и красоте языка, неожиданным поворотам мысли, нестандартной постановке вопросов.
Беседовал Алексей Леднев