1.
Говорят, меня задумали человеком:
примешали к белой глине сухие травы.
Говорят, всё делали правильно, были правы.
Это я решил — и вышел: бесплотный вектор.
Запорол чужую работу: безликий призрак —
мне и жить таким собой, покуда живётся.
На земле людей, под чужим человечьим солнцем.
И менять себя — на веру, что стану близок.
2.
И снег идёт, и падает листва,
никто перчаток в сентябре не носит,
стою и прячу пальцы в рукава.
Какая удивительная осень —
«болит? Поздравь себя, что ты жива».
Твои слова теперь — мои слова.
Ты смотришь вверх и вверх — со дна двора;
я вектор, я в твоё нацелен сердце,
в нём кто-то есть — но ты же не дурак,
вздыхаешь: только чорная дыра.
А я тебе не верю, двоеверцу.
И слишком много знаю — наперёд.
Но падает листва, но снег идёт, —
и документы прирастают новым
нелепым социально важным словом.
3.
Как вы приклеили это имя,
как вы гвоздём прибивали образ?
Как мне — с обычаями людскими? —
холодно да недобро.
Я не способен остановиться:
переплавляюсь из формы — в форму.
И не умею про эти лица:
истинны? бутафорны?
Что я приму и что я отрину —
многим равно преступно.
Что я беру: и траву, и глину.
Что получаю: куклу.
4.
Вспоминай себя: объект: совокупность клеток,
говори: я просто часто меняю имидж.
Угадайте, мол, откуда — текущий слепок?
И поверь: с тобой — не опаснее, чем с другими.
Убеждай себя: ты просто устал от шума.
Поезжай на дачу — вскапывать огородик.
Говорят, меня задумали. Кто задумал?
Я спросил. И что? — молчат и глаза отводят.
***
I
но что июль — когда не вкус алоэ?
зеленые привядшие пластинки,
накрытые фруктовой пастилой
(в то лето было больше — абрикосов).
как будто сладость — утоляет горечь.
II
пока никто не видит — целовать
твои так плотно сомкнутые веки —
и представлять, что это кто-то сильный
(и представлять, что это кто-то добрый) —
меня жалеет: как тебя жалею.
III
но что — июль, когда не чей-то страх?
пока я рядом — чувствую и мыслю,
он мне — сначала злобно: прекрати,
потом растерянно: и что мне делать?
потом тихонько — хочешь пастилы?
(нет. я хочу, чтоб это перестало.
опционально — не со мною вместе.)
IV
мне незачем здесь быть и оставаться
(и молча добавляешь: извините).
***
никому ничего не доказывать. потому что.
не сливать в бездонную бочку за часом час.
огорчаться: сыро. радоваться: не душно.
никому ничего не доказывать и молчать.
разбирать шкафы, раздирать картон — продуктивней.
и смотреть, как растёт огонь, уходит вода.
пусть кто хочет — всё что угодно бросает в спину.
никому ничего не доказывать. никогда.
не смотреть назад, не показывать средний палец,
раз назначили главным ужасом бытия.
и нести любовь в одиночку, не надрываясь,
потому что она — моя, и кто как не я.
есть так много слов и к месту, и для фасада:
да, ты прав — и люди короче, и гаже дни.
а, так ты добивался не этого? правда-правда?
ну, чего уж теперь поделать
ну, извини
Полёт
1.
и всё — и всё, что можешь, делай сам
веди себя по кромке снегопада
спокойно гладь себя по волосам —
и говори: не исчезай, не надо
и сам — храни свой ветреный полёт
гляди: волна всё выше, свет — скупее
никто другой на помощь не придёт
хотя бы потому, что не успеет
— о, будь он сколь угодно быстроног!
поскольку ты уже наполовину
мелодия, ушедшая в песок, —
и пробивающий песок барвинок
2.
как тихий всплеск — прощальный тихий смех
по давнему — что гнуло и грозило, —
и улетаешь по спирали вверх
в ночную неожиданную зиму
а сколько было сказано миров,
но вас они — дозваться не сумели
и как вы их делили, распоров, —
и ты один — и клавесин метели
да, ты один — и снежная спираль
под облаками гаснет Эспланада
и ничего — и ничего не жаль
и никого — и никого не надо
***
что такое эта наша любовь, о, что такое любовь
столкновение поездов
столкновение лбов
письма смертников: «я люблю тебя, только не убивай» —
«я не способен любить, убейся как-нибудь сам»
сколько раз тебя пробивал родник, прорастала разрыв-трава
прожигали стыдные ноты и словеса
говори себе глупое: химия жар озноб
только лучше — помни опыта старую грязь
каждый он по себе оставляет печати снов
пахнет кофе и февралём — и уходит смеясь
опускает пустые глаза — ускользает, змеясь
или ты
бежишь в дворовую полутьму
перепрыгнув целый лестничный марш
потому как хочешь уже подарить своему
столь желанное
«бросишь предашь продашь»
не спасёшься и не спасёшь
влюбился — всё, убегай
пока предмет не опомнился
не потерял берега
или — пока ты сам их не потерял
нет особой разницы
либо ты, либо тебя
или ты есть мальчик — собственно, тот, кто жрёт
или ты есть девочка — от кого не оставят костей
выбирай и будь счастлив
не выбирай и будь идиот
из тех, кто любит лишь котиков
персонажей кино
и чужих детей
***
Однажды ты опять приезжаешь в центр —
мол, хватит, засиделся среди болот.
Луна блестит, как брошенный евроцент —
с небес в канал, а может, наоборот.
Тебя не узнают, престарелый Феб,
дома и люди старой и новой Риг.
Проходишь мимо крохотного кафе.
Кривишься. Утыкаешься в воротник.
…Сворачивались сумки — у батарей,
и становился выше — вокзальный свод.
И рваный, громкий, высветленный апрель —
летел сквозь вас, мешая кофе и мёд.
И ты склонял ей голову на плечо,
и молча пальцы в волосы запускал,
и всё, чего хотелось, — побыть ещё:
вот тут: у тонких жилочек на висках.
Но крики чаек — катятся вниз и вниз,
зарницы поселяются в зеркалах.
Теперь, когда она от тебя ушла, —
поверь, что ты есть ты, а не чистый лист.
На коем можно многое написать:
«Да ничего и не было, — говорит, —
а я всего-то — верила в чудеса,
но бывший ближний — знаете? — паразит.
Но бывший ближний — та ещё, в общем, гнусь,
а я-то полагала, что знаю — дно.
И это он оставил меня одну
с естественным желаньем: быть не одной.
Я знала, что когда-нибудь надоем.
Что и ему захочется — улизнуть».
Теперь, когда она от тебя совсем, —
давай, поверь хотя бы во что-нибудь.
В промокший город — твой, несомненно-твой,
в осенний запах — флоксов и поздних роз.
В кленовый лист, светящийся — с мостовой,
чтоб только ты — его подобрал, унёс
да засушил — из чистого озорства.
А кто был прав — да что вам теперь с того?
«Да бог с тобой, — бормочешь, — да бог с тобой,
знай будь, дружище, — счастлива и жива».