Рассказ-воспоминание о моем товарище Юре.
Нам обоим пришлось пройти советский ГУЛАГ. Только сидели мы в разных концах Союза нерушимого. Я на Украине, потом на Урале, а встретиться нам довелось в этапной камере Хабаровской тюрьмы. Я уже шел этапом на Запад на Уральское поселение, а до этого, по «халатности» наших доблестный органов МВД, меня «прогнали» этапом от Кировоградской тюрьмы Украины, до порта Находка, на Тихом Океане. С большим трудом, упущу подробности, возвращали меня на Уральское поселение, туда, куда была моя разнарядка.
В пересыльной камере Хабаровской тюрьмы в феврале 1981г встретил своего товарища по Киеву, с которым мы когда-то работали в одном РСУ. Был он тогда главным механиком РСУ, там же перешел работать нач. снабжения. Был он парень пробивной, с определенными связями, что в любое время немаловажный фактор, а тем более в те 60-70г.г. 20 века. Позже я из этого РСУ перешел работать в другое РСУ, но мы с ним всегда были на связи… Юра знал, что меня посадили, знал, что мое дело «шито белыми нитками». Конечно, он стал членом нашей «семьи» из 5 зэков, идущих этапом уже на Запад, но по разным лагерям. Поведал он нам, как его посадили за »чужое похмелье». Есть у нас в Киевской области, где-то 80 км от Киева г. Белая Церковь, в этом городе есть шинный комбинат союзного значения. Спокон веков на Руси, куда в те годы входила Украина, на этом заводе, как и везде, воровали, как в песне поется : «воруй,воруй Россия, а то ведь пропадешь, воруй, воруй Россия — всего не украдешь…». При том нашем всеобщем дефиците, кто только и чего только не воровали. Никто не хотел жить по заветам гребанной партии большевиков и его ЦК. Никого не прельщало обещание коммуняками «светлого будущего коммунизма». Как еще много лет тому назад говорил великий Ленин: «каждая кухарка сможет управлять страной». Эти «кухарки» из ЦК создали в стране такую обстановку, что население ну никак не может прожить на одну мизерную зарплату. Все ставленники на местах, все с партийными билетами, а раз ты член партии, то для тебя партийная дисципалина превыше всяких там Конституций и кодексов — иначе не видать тебе никакой кормушки. Самое интересное, что у всех МВД, КГБ, Прокуратур, ОБХСС, следственных органов на все был один ответ : Конституция, всевозможные акты кончаются за нашим порогом…. Они пользовались исключительно своими внутренними предписаниями, которые с пометкой « для служебного пользования», штамповались каждый день. В этом им здорово на местах помогали райкомы, обкомы партии. Они давали свои «ценные» указания, исходя только из линии партии: «Партия наш рулевой». По этому поводу я еще в своей автобиографической книге написал: «Какие мы были счастливые,что не знали какие мы несчастные»…
Как водится, в стране «победившего социализма», в ноябре 1974г, с утречка часиков так в 5-6 служители культа ОБХСС позвонили в звоночек у Юриной двери. Открыв им дверь, как говорят: ни нюхом, ни духом, не зная цели их посещения, они, уже оттеснив его, спешно 5 человек переступили порог его дома, предьявили ордер на обыск. Юре сказали: вы поедете с нами для уточнения деталей… Начали обыск, все, что с их колокольни представляло интерес, стали , как водится в их кругах, без всякой описи забирать, на их языке называется: изымать «как нечестно приобретенное» в счет погашения иска. Они любят говорить, а пока до выяснения… Досмерти были перепуганы его мать, жена, дети. В первую очередь они ищут наличные деньги, сберегательные книжки, какие накопления в те годы могли быть у людей. У жены в кошельке забрали ее зарплату 140 руб, забрали старинные его матери серьги, два кольца — подарок ее погибшего в Отечественную войну 1941-45г.г. мужа, отца Юры. Мать в обморок, а им на это наплевать. На этот счет у них один разговор на все времена: «мы знаем, как вы все умеете притворяться». И что можно хорошего сказать о той власти по отношению к народам СССР? Ни один из послевоенных годов, начиная с 1945, не особенно отличался, от умышленно задуманного Сталиным и его приспешниками террора 1937-39гг. Растрельная статья еще действовала, висела как дамоклов меч над любым жителем страны советов. Как любили говорить органы: «было бы дело, а статью найдем…». Вот и оказалось, что народы СССР мешали партии коммуняк строить мифический коммунизм, уж слишком много было желающих даже на подножке трамвая, попасть в то светлое будущее… Начиная с 20 годов 20 столетия, когда народы России после всех революций, «сделанных», как считали коммунисты, только во благо трудового народа, поняли, что правление партии коммунистов принесло тоталитарный режим. Вот с тех пор начали мстить коммунистам, а коммунисты народу… Вот в таком заколдованном круге мы все и жили. Никто не был уверен в завтрашнем дне, по любому навету, по любой ананимке, не говоря уже по желанию властей, любой из нас мог оказаться в тюрьмах, лагерях, высылках, ссылках. Репрессивный аппарат, соданный комуняками в лице его сатрапа МВД, их подразделений ГУЛАГ, КГБ, работал исправно, поставляя в лагеря, на «великие» стройки, шахты, лесоповалы, ссылки, высылки, любое нужное количество бесплатной рабочей силы. Из их же закрытых источников «для служебного пользования» было известно, что в лагерях и ссылках побывали десятки миллионов граждан СССР. Сколько еще погибло в тех застенках, точную цифру никто, наверное, никогда не узнает.
Привезли Юру в знаменитое здание МВД на улице Короленко 15. Здание это находится на площади Богдана Хмельницкого. Посадили в КПЗ камеру в подвале этого здания, как водится, подсадили к нему «наседку», который хорошо «поет». Находясь в КПЗ 3-е суток, он представить себе не мог, за что его «замели». Начали его вызывать на допрос в ОБХСС — это контора, которая у них занималась разоблачением и обнаружением «государственного хищения». Вызвав на допрос, начали его убеждать в совершении им государственного хищения??? Конечно, Юра просто не мог ничего ответить на сфабрикованное обвинение. Ну а на их языке, если не признается, то назывется идет в «несознанку» — это для них является косвенным подтверждением вины, пока еще подозреваемого… На его вопрос что же вы искали у меня? Ему с матом, как и нам всем, ответили, что он украл с комбината резиновых изделий новую резину для колес, в каком количестве и сколько раз, они сейчас проверяют-уточняют. Поэтому его чистосердечное признание облегчит ему срок заключения… Ну и, конечно, предложили ему сдать наворованные денежные средства за реализованную резину, это вообще облегчит его участь. Конечно, никаких подробностей они ему не говорили… Обычно у них в КПЗ содержат 3 дня, по истечении этого срока его перевели в тюрьму, так называемый, на их языке, следственный изолятор. Тут надо вспомнить о том, что было время, когда нахождение в таком изоляторе защитывался срок день за три. Вот и представте себе, что это за изолятор, какое там содержание… Но в наше время такого зачета уже не было. Поместили его в тройник, камера на 4 человека, с той же целью — подсадки к нему «наседки-стукача». Но он был парень нехилый, за себя мог постоять, да собственно, что говорить, он еще пока сам ничего не знал. И только, когда начались очные ставки, он понял: его умышленно оговаривают те, кто прячет свои набеги на шинный завод, списывая при подвернувшемся случае, все на него. А что же признавать, а вот что. По трассе из Белой Церкви на Киев ОБХСС по наводке останавливает грузовик, груженный новой резиной шинного завода. Документы у водителя оказавлись впорядке, все сходилось. Но ОБХСС знает, что тут что-то не так, они же получили сигнал… Надо сказать, в те 60-70 годы в основном все грузы на грузовых машинах сопровождали экспедиторы — была такая профессия, они по идее были материально ответственные: получали, сопровождали и сдавали груз, а водитель только крутил баранку. Но часто и сами водители являлись экспедиторами. Дело в том, что им за эту работу доплачивали, кто же особенно в те годы, откажется от приработка.
Поехали они за грузовиком на базу, куда водитель должен сдать этот груз. Водитель сдал груз и уехал. Вот после этого зашли ОБХСС и начали проверять документы: выяснять, что да как. Забегу вперед, надо сказать, что только через пару лет, когда Юра уже был осужден, выяснилось, что зав. склада был готов к такому посещению органов, ведь на этом складе была не только резина для машин. Он и его подельники уже заранее искали пути сокрытия своих хищений. Вот он как бы без всяких «задних мыслей» на вопрос кто, из каких организаций, приезжал за резиной, этот завскладом показал на Юру. Приезжал две-три недели назад начальник снабжения такого-то РСУ, привез машину колес, разгрузили не все, где-то 4-6 колес он не разгрузил, забрал с собой. Да они и не были записаны в накладной, я их и не оприходовал. И этого было достаточно, чтоб на Юру повесить все, что тащили с Белоцерковского шинного завода. Действительно, Юра бывал на этой базе, но ничего никогда не привозил, а только получал разные запчасти и резину, которая в те годы была в большом дефиците. Ведь очень многим организациям было непросто «затащить» к себе на работу с материальной ответственностью экспедитора на те существующие мизерные оклады. Вот и приходилось начальникам снабжения подменять порой экспедиторов. Приехали он к Юре в РСУ, показал он им резину, официально полученную на том складе, стоявшую уже на колесах машин. Склад тот обслуживал многие организации. Проверили они документы, оплата за резину произведена, казалось бы, пора закрыть вопрос… Но наши доблестные органы дознания не могут ошибиться — ведь система, которой служат все надзорные инстанции, не может ошибаться, ну никак не может признать своих ошибок. Тем более этот завод союзного значения, у Москвы на контроле. А это чревато… за свой зад, престиж органов. Тем более доложено: напали на след расхитителей, значит надо додавить — и все тут. Команда получена, теперь ату его…
Следствие тянули полгода. Сделали несколько очных ставок, кроме завсклада, на него еще показал какой-то водитель: видел Юру на складе, он то ли разгружал, то ли получал резину. Больше никто не показал, показывать то нечего. В его деле был только один свидетель и тот даже косвенный, водителя, как они сказали уже в конце следствия, они в рассчет не брали. Эти паскудники, следственные органы хорошо знают, как работают отделы снабжения с экспедиторами и без них. Это только звон, что он начальник снабжения, порой и ему приходиться выполнять обязанности экспедитора, а для ментов это не аргумент. Но команда следствию поступила: посадить и отрапортовать, там уже в Москве ждут ответа о победоносной борьбе с расхитителями социалистической собственности. Ну и пока шло следствие и суд эти полгода — прекратилось хищение, что также являлось подтверждением правильного взятого курса. Юра ни на следствии, ни, тем более, в суде, не признал себя виновным, в чем признавать?? Как еще на следствии сказал ему нач. следственной группы: «ты не крути, а признавайся, получишь свой пятерик и отдыхай, ну а раз нет, то получишь по полной и сидеть будешь там, «где Макар телят не пас», мы тебе это усторим. Вот и в заключении суда было сказано,что вины своей не признал и получил он по ст 86 прим* — минимум — 10 лет лагерей. Статья эта предусматривает от 10 лет заключения до высшей меры наказания, а ведь еще не была отменена высшая мера….
Прошло несколько лет, попались те, кто его оговорил, на все той же резине. Как-то так получилось, скорей всего они между собой чего-то не учли, выгораживая каждый себя — вот и признались, что оговорили Юру. Только Юре, по велению наших доблестных органов, и в первую очередь, следственного отдела прокуратуры Украины, который уже многократно во многих расследованиях, на протяжении десятков лет, подчиняясь телефонному праву вышестоящих партийных руководителей, творил беззаконие, опираясь при этом на якобы Закон и Конституцию, по сути своей вообще не существовававшим в том нашем СССР. Как говорили нам «служители культа»: «закон кончается за нашими дверями»… Прикрываясь еще какими-то внутренними предписаниями, показывал свою профессиональную безграмотность. Юре пришлось отсидеть 5 с половиной лет из назначенных судом 10 лет, а могли дать и 15, могли заменить и вышкой, им не жалко. Ему инкреминировали хищений более чем 300 тыс. руб. Это ж сколько надо было колес вывести из завода, чтоб никто ничего не заметил, какой круг должен быть заинтересованных людей, чтоб только вывести, а сколько еще надо было иметь потребителей, чтоб продать эту резину для колес. У следствия мозгов не хватило все это сопоставить, подключить своих осведомителей, которых всегда в стране советов, было в избытке, а им и не надо было, поступила команда: фас. А ст.86 прим* уже предусматривала хищение в особо крупных размерах от 10 тыс. руб. и выше, включала в себя высшую меру наказания — расстрел. Как и обещал его следователь по особоважным делам прокуратуры Украины послать сидеть: «там, где Макар телят не пас» — знаменитый, известный на весь Союз нерушимый республик свободных, воспетый во многих песнях народом печально известной Колыме, Сахалине, Заполярной Чукотке. органы надзора не могут ошибаться – по понятиям их партийных органов, не могут совершать ошибки, если такие все-таки в (99% случаях) возникают, то как и положено по статусу — не признавать их. Ведь они глаза и уши строителей светлого будущего — коммунизма, возглавляемого партией большевиков — ленинцев, сталинцев.
Когда родные и его адвокат узнали об этом, начали писать во все инстанции. Каких только ответов они не получали: ну бывают судебные ошибки, он очень далеко находится — за 12 тыс. км. Пока мы его оттуда доставим, он уже свой срок отсидит. Вот такие были ответы, да не только в Юрином деле… Чего стоило узнать ту закрытую информацию о его оговоре, все всегда держалось в тайне, только случай помог узнать правду…
А после вынесения приговора, как и обещал старший следователь, его по спецнаряду в мае 1975г. этапировали через весь Союз до Хабаровска. Не он первый и не он последний прошел этот путь в обещанное коммуняками: «светлое будущее — коммунизм». Доставили его в Хабаровск, тут сформировали команду больше 400 человек. Зэки себе прикидывали, что их якобы везут на какие-то шахты, рудники, золотые прииски — это слово только звучит красиво, а на самом деле все наоборот, в общем, никто ничего не знал. Отсюда одинаково можно попасть: на Колыму, Камчатку, Сахалин, в Чукотский край. Туда, где «кухаркам» с их ГУЛАГом, нужна дармовая рабочая сила. Отсюда опять в вагон-зэках до порта в Татарском проливе Ванино, там их команда уже точно знала, что на остров Сахалин не попадут, значит идут северней, погрузили на пароход, пошли по Татарскому проливу, потом обслуга сказала, что вышли в Охотское море — теперь все мы ждем сообщения от обслуги, куда же повернем: пойдем на Камчатку, а возможно еще дальше, или по Охотскому морю завернем в знаменитую всему Союзу Колыму, с ее столицей Магадан, многократно зэками воспетый в народных песнях, как гиблое место. Конечно, везли нас в трюме корабля под охраной. Наконец-то узнали: идем в Магадан, Юра говорит: я понятия не имел, где лучше, где хуже, да и вообще, что от нас могло зависеть? Но, как говорили «блатные» на Камчатке, сподручней, ведь для зэка нигде медом не помазано. Везли, наверное, дней 10, точно уже не вспомнил, кормили как и положено в те годы зэков – врагов трудового народа баландой, все всегда были голодные, а голодный зэк, сам того не ведая, превращается в зверя и клянет всех подряд. За туалеты на такое количество людей уже не говорю… Ну, отсюда и начинается раздор, народ то разный идет: кто по первому разу, а кто уже опытный зэк. Тут уже все вслух проклинают советскую власть и тех «кухарок» в ЦК. Драки в порядке вещей, для чего и что выясняют — никто понятия не имеет, как водится в тех кругах: одна группа пытается подчинить себе другую. Дело в том, что прожженные зэки знают, что по прибытии в любой порт на пересыльном пункте всех будут распределять по разным направлениям, редко, когда весь этап шел в одно место, ну, а если шли в одну колонию, то уже все заранее должны знать, «кто в доме хозяин». Вот такой там не писанный «воровской закон». А для тех, кто идет по первой ходке, приобретение «понятий воровских», никто из зэков любой масти в тех условиях не может быть сам по себе. Поэтому и собираются — кучкуются пацаны в определенные группировки, вот так и защищаются от отморозков. Такое не только в северных лагерях, такое по всем лагерям Союза. Еще на корабле мы ищем друг друга не по статье, по которой нас осудили, а по пониманию происходящего.
Прибыли в Магадан, бухта Нагаево, разгрузили в лагерь-распределитель, лагерь большой, наверняка несколько тысяч зэков. Какой там происходит бардак, пусть каждый, кто не прошел советские лагеря, тюрьмы, пересылки … представит себе все худшее, что довелось увидеть, испытать в своей жизни — это еще будут цветочки… Через пару дней начали сортировать по специальностям. В первую очередь нужны были специалисты — профессионалы. Вызвали меня на комиссию: сидят двое в погонах, один в штатском — вот этот в штатском начал мне задавать профессиональные вопросы по моей специальности. По документам из моего дела он видел, что я инженер-механик, но одно дело документы, а другое дело практика. Дело в том, что я и подтверждаю: в любой зоне союза всегда пришедших с этапа, по сопроводительным документам МВД, в которвых записана твоя специальность, распределяют по отрядам. Если у тебя есть запись, что ты такой-то специалист, то ты скорей всего попадешь работать по своей специальности. Об этом от своих старших товарищей, кто уже побывал в лагерях, новые зэки знают, что при задержании, когда на тебя заводят карточку, нужно указать какую-то специальность. Будущим зэком все делается с одной целью: попасть работать не на конвеер, а в бригады, обслуживающие цеха, выполнящие основную работу завода. Здесь нет такого давления как работа на конвеере, рассчет на то, что там, возможно, тебя, неуча, научат, или как-то там получится… Если в лагерях ниже Магаданской области такое проходило, то тут все было сложнее, во всяком случае с механиками, электриками… Дал мне прочитать несколько чертежей, узнал со слов Юры, что он до института работал четыре года в механизированном управлении, обслуживающим всевозможные механизмы. Когда он убедился, что я тот, кто ему нужен встал, пожал мне руку, сказал: сработаемся. Для меня такое отношение было в диковинку, я же еще не знал, что он действительно не мент, а вольнонаемный инженер, был он главным инженером разреза, куда меня забрал. Но, в конце концов, как показала работа на разрезе, главный инженер не был тебе каким-то особым прикрытием, конечно, мог и помочь, но тогда, когда ему это надо было. Для своей спокойной жизни по контракту он сам отбирал себе людей. Все, на этом его миссия заканчивалась. Вот уже на Чукотке от него уж многое зависело. А пока для нас — зэков на Колыме, наш начальник отряда в одном лице был и прокурор, судья, папа родной… В северных лагерях: что лесоповал, что Колыма и далее поговорка такая была: « закон тайга — медведь тебе прокурор».
От Магадана погрузили нас, кого на машины, кого на подводы, сказали ехать больше 200км. с гаком, для тех читателей, кто не знает, что такое «гак» по-украински, так это может быть и вторые 200км. Но дорога такая, что с тебя даже на подводе душу вытрушивает. На машине по такой дороге все внутренности в кузове отобъешь. Чтоб те «строители коммунизма» всю жизь по такой дороге ездили. Машины с частью зэков ушли вперед, остальных повезли на подводах. В дороге кормили сухим пайком : селедка, спец хлеб, горячий кипяток ,называемый чаем, вода. В туалеты, что за каждым камнем, сопкой вдоль дороги, останавливались два раза в день, а подтирались да хоть рукавом — никого это не волновало. Двигались весь световой день, ночевали в палатках, которые сами же и растягивали. Было холодно, до Колымского лета было еще далеко. Охраны мало, так для проформы, она хорошо знает, что никуда отсюда не убежишь, а если хочешь бежать: побег-расстрел…. Уже не важно сколько времени ехали, как говорят менты во всех лагерях Союза: «тебе какая разница, куда ехать, где сидеть, главное: срок идет» — вот такая психология у сотрудников ГУЛАГа. Доехали, в зоне было нас где-то 1500 зэков, по меркам Колымы — это не зона, а так четвертушка. Как говорили бывалые зэки — это неспроста. Пацаны сразу сказали: «хозяин» зоны, капитан — мужик невредный, так оно и было, как-то по-своему старался не щемить зэков. В зоне — это очень важный фактор, от его команд все и зависит. Распределили по отрядам, меня определили в отряд ремонтников. Еще много недель я каждый день ходил, как сонная муха, все еще никак не мог понять, где я нахожусь. В кошмарном сне я даже не мог представить, что вот так жизнь закрутит меня. Благо еще было лето, и пацаны меня отпоили и чаем, который покупался за ширпотреб, где этот шипотреб только зэки не делали, в любом лагере Союза, травами, из которых местные умельцы варили зелье — ведь все это уменье передавалось от зэка к зэку по наследству десятилетиями. Скольким миллионам зэков оно спасло жизни… Отряд по зэковским меркам совсем небольшой до 120 человек, начальник отряда лейтенант, мужик уже в возрасте, лет так за 50, а может и больше, всю жизнь тут, начинал с сержанта — вот так дорос до лейтенанта-отрядного. Все лицо его было как бы в оспах, я подумал, что морозы в этих краях дают о себе знать. Потом, когда пришла суровая зима, сам убедился ,что дело тут не в морозах, да и зэки поговаривали, что он где-то побывал… Но он не был злобный, немногословный, да тут не о чем говорить. Когда ознакомился с моим делом, вызвал меня для беседы, потом говорит: знаем, встречали мы тут таких невиновных, и дальше сказал: «смотри, тут не может быть невиновных». Как я понял, он меня предупреждал, чтоб я не болтал о своей невиновности, но глаза у него злые, по-видимому, ему все мерещатся старые времена. Правил он нами как удельный князь, он в открытую говорил о том, что наше благополучие в его руках. Он не врал — это была чистая правда, да никто и не сомневался. Мы, вновь прибывшие, начали интересоваться у тех зэков, кто тут уже работал. Выяснили, что этот рудник уже периодически закрывают-открывают наверное со второй половины 50-х годов. Что-то там китайцы предложили Союзу олово по дешевке — вот и стали закрывать добычу, но все-таки с оглядкой, поэтому такое с добычей и происходило. Пацаны говорят: рудник вскорости должны закрыть, а нас дальше перебросят. Тут был рудник и открытые разработки оловянной руды. А пока нас использовали на разных работах, ну и, конечно, ремонтировал я с пацанами все подряд днем и ночью. Примерно месяца через три-четыре нам официально сообщили, что этот рудник вообще-то закрыт уже давно, но там чего-то не дорыли и мы тут долго не задержимся, переведут в другие места. Вот теперь мы уж точно поняли, почему зона маленькая, не по Колымским меркам, где лагеря по 10тыс. зэков — норма. Значит, правду говорили пацаны. Потом тот вольный инженер забрал меня в свою «бригаду», было нас 8 человек — вот тут мы стали заниматься пока только ремонтом действующего оборудования, а также разбирать старое, там было много нагнано за те годы техники — вот мы выбирали, что получше, что можно еще и дальше использовать, разбирали и паковали. У нас была своя будка-мастерская, мы там также лепили ширпотреб и меняли его на хавку, чай, сигареты, махорку. В инженерной бригаде нас было 2 зэка инженера, остальные пацаны техники-механики. Мне инженер поручил вести учет всего, что мы разбираем и пакуем. Честно говоря, никто из нас не видел резон в спасании этих запчастей, но как между прочим сказал инженер: кому-то надо для галочки, а ведь за галочками всегда людские жизни… Как-то мы с ним больше сошлись, никогда он не интересовался моим делом, а тут вдруг спросил. Я, помня наказ-намек отрядного, ничего ему толком не ответил. Сам себе подумал: падлюка, проверяет, ловит на вшивость. Через несколько дней он мне сам сказал, что беседовал с моим отрядным и тот ему все поведал. С тех пор наши отношения стали налаживаться. С первых дней пацаны рассказывали, что тут недалеко от нас был лагерь «Бутыгыраг», который стоит еще с довоенных времен, тут с конца 40-х годов добывали руду для атомных бомб, что там полегло много нашего брата, рудник закрыли еще в 1955-56гг. Ну добывали, добывли, а че нам,сегодняшним зэкам с этого, но интерес пробивает — ведь и мы можем оказаться на смену тем зэкам. Как говорит пословица: «неисповедимы пути Господни…»
Как-то отрядный пришел к нам посмотреть, что мы тут разбираем. Посмотрел и говорит, задумавшись: да че тут оставили мелюзгу, вот там оставили, так оставили… я как-то без задних мыслей говорю ему: это, где в «Бутунгарач»? А он на меня так пристально посмотрел, а я подумал, что-то не то сморозил, а он мне: не путай названье, этого путать никак нельзя и тут же исправил меня, лагерь тот звался « Бутугычаг»… Бог тебя миловал туда попасть… Вот тут я уже поверил в то, что там точно была долина смерти. Уже сам начал осторожно интересоваться в других отрядах, где сидели воры — вот те побольше знали, что да как там было 20 лет назад. Толком пока никто не мог ничего сказать, многие из них, особенно те, кто уже не по первой ходке, имели больше информации, но по зоновским меркам не болтали, что знали — ведь это тоже было чревато… Все были, если не напуганы, то осторожничали с охраной и с той паскудной властью большевиков. Особенно в зонах, где твоя жизнь — копейка… Зима для нас зэков была суровая, сколько градусов мороза порой узнать не могли. Каждый день ждали: может какой день морозный сактируют, тогда возможно отоспимся, собственно все, кто прошел лагеря, знают об этом. Конечно, как и везде, играли в карты, да играли на что угодно, потом были суровые зоновские разборы, в зоне карточный долг — это святое. Питались, как и везде: 3 раза в день, чтоб коммуняки и старые, и новые, кто придет им на смену, всю жизнь так питались. В редкие дни отдыха все старались отоспаться. В забое были места, где сквозняк гулял вовсю. Отсюда и болезни у зэков, кто там работал, да кругом ветер доставал. Ближе к весне инженер наш, названный бригадир, собрал нас и сказал: с первыми параходами навигации нас перебросят на Чукотку, в район Певека — это Восточно-Сибирское море, за полярным кругом, скорей всего в Билибино, но позже уточнит. Попросил пока не болтать об этом, а вам сказал потому, что вы должны в письмах сообщить своим родным, куда вас переводят. Теперь о почте на Колыме. В тех краях за год, что я там был, я получил 2 письма, другие ничего не получали. В письмах я еще ничего не знал о том, что поймали тех, кто на меня все списал… Потом наш инженер сказал нам: в Заполярье нас будет идти команда из 50 человек, возможно больше — все опытные механики, управление решило создать из зэков спецгруппу. Дело в том, что в управлении были рудники и шахты не только на Колыме. Вот они решили применить новинку, что из этого получится — никто не ведал. Главным всей этой команды назначили нашего инженера, когда он убедился, что я не болтун и, как он сказал, грамотный механик, поделился со мной, сказал: тут надо хорошо усвоить, с кем приходится иметь дело. Много среди заключенных завистников, вроде я виновен, что они на Колыме, в общем, много всякой херни… Как-то в разговоре я спросил у него про тот урановый рудник: правда это, или зэки придумали,ответил коротко: все правда, добавил, а ты у своего отрядного спроси, он много чего знает, но вообще сам не болтай на эту тему… Помню, было несколько раз: что-то в отряде нашему начальнику не понравилось, он в сердцах такое начал говорить, намекая на тот лагерь, мы тут же прикусили языки… В других отрядах еще были зэки, которые уже лет 20 пайку зэковскую хавают, те подтверждали про тот лагерь. Собственно, во всех лагерях Колымы ходили слухи… Как говорили в стране советов: « дыма без огня не бывает». Позже инженер мне сказал: на Колыме, Заполярье, Камчатке, Сахалине уже работает 13-й год, еще пара лет, заработает и уедет куда-нибудь в Европейскую часть Союза, семья есть, живет сейчас в Магадане, придем в Певек, осмотрится, и семья самолетом прилетит. Сказал: по ходу «путешествия» должны зайти на Камчатке в прииск, возможно, кого-то там оставит, а уже оттуда полетит в Певек самолетом. Мы дальше уже без него будем путешествовать, добавил: первый раз когда нанялся на работу, тоже ходил по этому маршруту, конечно, не как вы в трюмах. На него нельзя было обижаться, он очень хорошо понимал нашу участь в строительстве «развитого социализма», чем мог, когда разобрался, помогал нам. Зимой не гонял нас, как это было на других работах. Бывало, при необходимости нас перебрасывали в штольню и на другие работы, не извещая нашего инженера. Уж такая там сучья система. Работали с инженером, он никогда не повышал голос, а ведь любое его замечание нашему отрядному-пастуху, для нас могло плохо кончиться… Мы старались его не подводить, благо у нас мужики были с понятиями.. О нашем питании, как зэки говорят: хавка-еда, об этом говорить нечего: хлеб эрзац, каши все до единой прогнившие, народ животами мается, да и не только животами. Расказывали наши пацаны, чудом побывавшие в больничке: там, как после боевых действий во фронтовом госпитале, больные шли косяками… За туалеты нечего говорить, все на улице, ну, вроде, утепленные, а ветер задувает и снизу, и сверху, болеем все от этих параш, каждый берег любую попавшуюся бумагу, тряпку. Летом хоть где-то, если заметишь траву, урвешь, а зимой — завал. Пару раз зимой по полдня не работали, температура поднялась выше 40 градусов, говорят 40, а сколько там было, никто не знает. Да мы вроде и за 40 работали. Кипятили снег, и пили кипяток, но не все так могли с кипятком работать. Ближе к весне ужесточили условия, все ведь знали, что скоро закроют все. Вот начальство и спешило отчитаться… Их отчеты нам на горб ложились. Что касается почты с Колымы, то я написал домой больше десятка писем, но они не все их получили, да еще с опозданием на год, пришли в таком жеваном виде, видно было, что они где-то по дороге в воде побывали. Родные не знали, что и думать , прошел год как я сижу, а обо мне ни слуху, ни духу. И ни у кого у этих сучьих властей ничего не узнаешь. Где-то в конце зимы, зная, что до весны почты не будет, написал последнее отсюда письмо. Дело в том, что на Колыму зэков привозят только в летнюю навигацию, здесь 9 м-цев зима, но параходы, спец баржи в навигацию идут потоком, сколько привозят неясно, тут на пересылке разные слухи. Но все останавливаются на десятках, если не больше тысяч зэков. На Колыме есть вся таблица Менделеева, так что есть что и кому добывать, дармовая рабсила, а мы как на галерах работаем за хавку, чтоб только ноги не протянуть. Гребанное руководство государством не интересуют никакие наши условия содержания. Позже инженер уточнил, что нас должны переводить в другой лагерь за полярным кругом. Родным написал, когда прибуду на место, сообщу, а когда это будет и сам Бог не знает. Сам подумал: если отсюда почта идет месяцами, то как она пойдет из Заполярья. Связи никакой с тем же Певеком: ни железки, ни тем более дороги, во попал, во удружил падлюка следователь, а самолеты не для нас, возможно оттуда самолетами почту возят, другого вроде пути нет. Действительно, как уже потом убедился, оттуда возят по воздуху, но тоже не регулярно. Но потом получал письма… В конце июня 1976 года нас срочно собрали 200 человек, погрузили кого на машины, кого на подводы, я попал на машину и повезли на Магадан. Мы узнали: навигация на Чукотку и дальше начинается с июля, поэтому нас уже подвозили к погрузке. По той дороге в кузове можно только стоять и то все внутренности вытрушивает, сидеть вообще никто на этой машине не сидел больше пяти минут. Уже не говорю, сколько дней ехали, и как ехали… Наконец-то доехали и все легли в больничку, благо еще положили нас. А мы же не одни тут, я и сам убедился – госпиталь, как на передовой. У нас своя война была, у них своя… Продержали нас в том пересыльном лагере уже не помню: 7-10 дней. Почти все больные, но главное тут все завязано с параходом, когда придет погрузка — никто не будет смотреть на твое здоровье. У охраны отчет по головам, а в каком ты состоянии, никого не волнует. Ну, загнешься при переходе, спишут и в море — рыбам на корм, кто ты такой зэк поганый — вот такие разговоры мы слышим от охраны… Погрузили нас в трюмы на корабль где-то пару тысяч зэков. Перед уходом видели своего инженера, нам он сказал, что идем на Камчатку, но он пока не знает, пойдем в Петропавловк-Камчатский, или другой порт. До Камчатки, куда ему надо, где-то 1тыс. км, добавил, что на корабле он с нами не сможет видеться. На этот раз в трюме, куда я попал, было, можно сказать более-менее спокойно, драки, конечно, были, ну как без них, везут разный народ, как говорили доморощенные блатные: они с понятиями, а кто не блюдет, не живет по понятиям, те лохи и прочее, но вместе с тем все знали, куда мы идем, а как там все повернется — никто не знал, в остальном все по-прежнему. Где в море находимся, нам сообщают наши же зэки, которых на корабле во время перехода, определили в хозобслугу. Дошли до Камчатки, но пока хозобслуга не знает, что за порт, какой-то небольшой порт. Потом они узнали, что мы находимся с западной стороны Сахалина, порт называется вроде Большеретск, а порт Петропавловск-Камчатский — с другой, восточной стороны, до него еще топать и топать. Прошли Курильский пролив, обогнули Камчатку, тут разрешили нам подыматься к двери и обозревать Берингово море и берега Камчатки. В «кубрике» нас наверняка человек 300, утром с подъема и вечером заходит охрана и по головам всех пересчитывает — эта процедура каждый день. Из «кубрика» два выхода, двери, конечно, закрыты, но их еще закрывает решетка — вот к этой решетке все по очереди подходили и глазели на край земли Союза нерушимого… Позже пацаны из обслуги узнали, что до Певека от Магадана где-то 4.5 тыс. километров. Как прикинули «бывалые» урки, если прямого ходу, то это дней 13-15, а если с заходами в порты, то тут уже непонятно сколько. Пришли в Петропавловск-Камчатский, стали не у причала, а на рейде, мы видели дома города, любопытно было на все это смотреть. Шли сюда тоже 3-4 дня. Я вспомнил, что лет, наверное, 10 назад один из моих институтских друзей работал в этих краях, приехав в Киев, сразу купил машину, при встрече с нами рассказывал, что еще собирается через год-два мотануться туда и звал нас. Сказал, что знает, куда там ехать и нас, специалистов, примут. Можно и с экспедицией сходить, там хорошо оплачивают работу, но контракт должен быть минимум 2 года. Мы с ребятами обдумали все варианты и согласились ехать, тем более, мы видели, что он купил машину. Потом мы как-то разъехались по стране. Звал он нас двоих, но у нас уже были давно семьи, и мы отказались уезжать на два года от семьи, тогда мы еще не созрели. Не думал я, что побываю в этих краях зэком, но с судьбой, как вижу, не поспоришь. Я еще в Магадане решил вести какие-то записи передвижения, понятия тогда не имел для чего они мне нужны, по-видимому просто из любопытства к этому краю — ведь наслышан я был о нем много чего, да разве только я, а впереди еще что-то непонятное, неизвестное. Не вел я дневник регулярно, просто терпения, да и желания порой не было. Но вот Камчатка, о которой нам тогда еще рассказывал наш однокурсник, заинтересовала, он и тут бывал. Был вольным человеком и много чего хорошего рассказывал о Камчатке, Сахалине, работал он там в экспедициях — вот поэтому я весь путь от Камчатки и дальше до Певека рассматривал с любопытством. У меня даже пацаны спрашивали, чего я такой напряженный, когда на берег смотрю. Что я им мог сказать о тех мыслях, что в голове бродят… Когда хоть что-то видишь глазами, как-то легче переносишь этот переход. Тут меня и еще человек 30 подняли из трюма, погрузили на катер и доставили в их морские мастерские, им нужно было срочно починить кран и погрузочные ленты. Стояли мы в городе 3 дня, главное почти все успели починить, остальное уже без нас… — пароход ведь ждать не будет. Пока работали, ознакомились друг с другом, все пацаны были механики, электрики, из моей команды инженеров было тут еще три человека, остальные наши сидели в другом трюме. Эти мужики тоже знали, что будет какая-то сборная бригада механиков, электриков, но называли разные места, куда нас могут на Чукотке завести. А пока мы двигались вдоль Камчатки, как сказали пацаны из хозобслуги, пока идем вдоль берега где-то в 4-5 км, берег в дымке просматривался. Зашли в Усть-Камчатск, простояли больше суток, здесь сняли с корабля двух больных, которых еще в Магадане загрузили, чего-то они уж сильно больные были. Говорили воры, что пацанам сильно повезло, что их сняли на Камчатке, пока я, да и другие зэки не понимали такого везения. Да мы еще много чего не понимали, хотя уже были не новички. Но по ходу блатные пояснили, что сидеть на Камчатке лучше, чем в Заполярье. Ну, это как кому нравится, может им и лучше, а нам черт его знает, где лучше. Я уходил оттуда, где далеко было до хорошего — вот уже прикидывал, что по прибытию на новое место, смогу уж точно сравнить. В кубрике от безысхода блатные развлекались самодельными картами. Я хоть и играл в карты, но это не та компания, с кем можно играть. Мы делали шашки, шахматы, нарды из того эрзац хлеба — вот так проводили время. Еще в самом начале погрузки в Магадане, я заметил нескольких мужиков, они были не похожи на всех остальных зэков. Блатные их не цепляли, да они мужики были такие, что сразу могут оборотку дать… Понаблюдал я за ними пару дней, понял, что они верующие — вот и подошел к ним, рассказал о верующих, с кем я молился в своей зоне. Приняли они меня, потом узнал от них — сидели они уже кто четвертый, кто пятый год из своих 10 и 11. Постепенно они рассказали мне, что сами все с севера, только с разных областей. За что кто сидит распрашивать на этапах просто нельзя, да я не собирался узнавать, главное для меня было молиться с ними, делить скудную пайку зэка. Вот, когда попадешь в один отряд, тогда и без распросов: в бирке над каждой койкой написана статья каждого из нас, фамилия, имя, отчество. У одного из них был крестик — вот на него и молились. Можно было и без крестика молиться, ну уж коль он есть, пусть перед глазами будет. Потом они у меня начали распрашивать обо мне, тоже не за срок, а о моей специальности. Узнав, что я инженер-механик, стали задавать мне кучу вопросов на всевозможные темы. Чтоб завязалась какое-то доверие, сказали мне, что они все работали в колхозах, да я и сам видел, что они из таких, что не сдадут за понюшку — здесь, как и влюбой зоне Союза, такое очень важно. Рассказали о том бардаке, который творился в их селах. Надо о чем-то говорить, не молчать же днями. Вот и обменивались впечатлениями о той советской власти. Дальше остановились в заливе Корфа, поселок небольшой, там рыбкомбинат, чего-то там грузили, стояли сутки, шли сюда суток трое… Пошли дальше, прошли какой-то мыс, потом узнали : мыс вроде Олюторский, все эти названия я же пишу со слов хозобслуги, а им нет резону нас обманывать — здесь это чревато… Море Берингово штормило, пацанов от этого не всех конечно, но многих, выкручивало. Шли еще два или три дня. Прошли мыс Наварина, дальше, как узнали пацаны, должны прямиком идти вдоль границы на север, вроде заходить никуда не должны. Но утром пацаны сообщили, что повернули в Анадырский залив, а как сказали бывальцы этих мест, тут два пути: или идем в Анадарь, или еще дальше в залив Креста. Пока повернули на Анадырь, в столицу Чукотского края, я все стоял и смотрел на эти красивые берега, пока не окликнут, порой забывал, где нахожусь. По-видимому так расслаблялся от дурных мыслей. Встали на рейде Анадыря, штормило, но капитан стал в таком месте, чтоб не сильно качало, хотя ветер здорово гудел. Потом все на корабле зашевелились, хотели позакрывать наши двери, в общем не закрыли. Тут из другого кубрика начали выводить зэков, ну мы и подумали, что и нас заберут, в душе ни горя, ни радости, но интерес пробивает. К нам все-таки не пришли, как позже выяснили: выгрузили, наверное, до 400 зэков, повезли на берег, завезли с берега тоже пару сотен. Наутро нас тех же 30 зэков вызвали, но без вещей — да какие у зэка вещи: типа содатского мешка, но самодельного, там пара запасная белья и прочая зэковская мелочь. Мы понятия не имели, что едем на какие-то работы. В прошлый раз, когда мы в Петропавловске-Камчатском стояли 3 дня, нас там хорошо кормили из столовой порта, давно мы такой пищи не ели, значит, и тут хорошо покормят. Здесь у них завалился кран, надо было разобрать, выбросить сломанное и собрать по-новой этот кран. Как всегда, команда по-срочному, да по другому в той системе не бывает. Они себе свое гоняют, а мы свое, когда посмотрели на кран видим : да тут за неделю не управишься, да и дело было не в одном только кране, сказали портовому инженеру, а он нам — молодец, спросил: кто старший, вышло нас двое, говорит да я и сам знаю, но я хоть и вольный, но на работе и должен подпевать… В общем, вы начинайте, а я с начальством вашим решу. Решил: работали мы там 4 дня, ночевали в каком-то складе, приспособленном для срочных работ, которые, как мы убедились, там часто возникали. Оборудование портовое старое, отсюда и вся проблема. Кормили хорошо, даже уходя завернули нам каждому тормозки, своим я со своими верующими поделился. И остальные пацаны знали, что я верующий — никто с распросами в душу не лез, с уважением относились. Да я ничем не отличался от зэков, понимаешь, там такая обстановка, вам-то (т.е. нам, его слушателям), рассказывать не надо. В общем, если надо, то и в драку мог ввязаться, а куда деваться, Бог ту был не при чем, среда такая. На пятый отчалили, уже июнь подходит к концу, в первых числа июля будет месяц, как мы ходим. А ведь кораблю надо нас отвести и успеть в навигацию веруться назад, в порт приписки Ванино, на материк. Везут нас, а мы думаем: все советов у бывалых спрашиваем, куда же везут, да они сами по большому счету не знают, хотя знают о тех лагерях. Уже муторошно по морям ходить. Вроде осталось пройти Берингов пролив, а там уже за поворотом чистое Заполярье. Зашли в бухту Привидения, да и город вроде так называется, шли больше, чем двое суток. Там что-то разгрузили, погрузили и пошли дальше. Шли сутки, зашли в поселок Лаврентьво — это уже в Беринговом проливе. Тут выгрузили человек 100 -150, бывалые сказали: тут нет ничего хорошего для нашего брата, вроде где-то нас ждут кисельные берега. Теперь мы уже точно знали, что идем в Уэлен, а это по меркам севера рукой подать. Шли, утром проснулись, были уже в Уэлене — крайняя точка Чукотки и вообще Союза. Отсюда уже начинается Северный Ледовитый океан с его морями. Тут меня вызывает нач. охраны сопровождения, думаю, интересно, что за проблема? Вроде ни с кем кроме своих верующих, да и пацанов из своей бригады, в которых я был уверен, не разговаривал, да о чем говорить. Привели к нему, показал он мне телефонограмму нашего инженера, но пока читать не дал, спрашивает: а ты, что тут в Уэлене уже бывал? Ответил: конечно, нет, он удивился, после этого дал мне в руки: на прочти. Там было написано, чтоб я взял с собой наших 8 человек, нас приведут к стволу шахты, мы там должны будем разобрать все оборудование, потом его параходом доставят в Певек, вы приедете на том же параходе, тут уже недалеко. После этого начальник охраны рассказал мне, что с нами будет два охранника, предупредил — здесь граница СССР так, что не рыпайтесь никуда (понятно, что он имел в виду). Где будете ночевать, вам покажут, инструмент там у местных есть, у местных есть рация, когда закончите, свяжешся со своим инженером, дал мне все координаты. Сказал: по поселку можете ходить, я знаю, вы пацаны нормальные, да тут ходить-то некуда… Потом наверно недели через две-три до конца навигации из Певека придет их корабль, они тут все время курсируют. Привезут для местных что им надо, заберут ваш груз и вас. Потом добавил: я твоего инженера хорошо знаю, давно с ним знаком, тебя он мне отрекомендовал, как нормального пацана. Я тоже служу в районе Певека, кто-то из ваших зэков ко мне в зону попадет. Вывели нас на берег, охрана так, для проформы, солдаты не злобные, важно, что не первый год службы. Разместили нас в доме-бараке, как сказали местные, тут давно до нас, как они говорят, русские жили. Охрана в соседней комнате, стали на довольствие у местных, мне еще нач. конвоя сказал, что с ними у них свой рассчет, за это не переживайте, кормежка будет получше зэковской… Вышли во двор, осмотрелись, для нас все в новинку, с интересом рассматривали, красивые места — эта коса, что делит океан и моря, где вытянулся Уэлен, даже не верится, что вот так живут местные. Казалось бы, что их со всех сторон должно затопить водами. Назавтра, когда прошли по косе немного вперед увидели, что она как-то выше воды расположена, может на пару метров, что такое для волн эти метры, но вот же стоят их дома… Поселок Уэлен вытянулся узкой полосой вдоль длинной галечной полосы, отделяющего от Чукотского моря обширную лагуну. На склоне сопки, у подножья которой находится Уэлен, есть черные бугры, отчетливо видные в любое время года. Мы спросили у местных, что это такое, ответили: в старину эти бугры служили ориентирами подъезжающим к селению со стороны тундры. Что здесь, как передают их деды-прадеды, много столетий назад существовало большое поселение. Охотничий сезон почти круглый год: зимой, весной охотятся на нерпу, летом, осенью бьют моржей, китов, есть лососевые, камбала и др. На побережье белый медведь, волк, песец, росомаха, лисица, заяц-беляк. Здесь полно птиц: айра, белая сова, белая куропатка, кречет, ворон. Сейчас у них есть медпункт, отделение электорсвязи, почта, метеостанция. Мы, когда узнали, что есть почта, написали своим, нас уже не волновало, как долго будут идти письма, главное дойдут, в этом нас местные уверили. Но в письмах написали: уточним куда, тогда и сообщим. Говорили, что сюда прилетает самолет — вот на нем почту и отвезут, что тут даже размещалась русская администрация Чукотского уезда, население было тогда где-то 300 чел. Потом показывали нам свои мясные ямы, вот они нам достались от наших предков, там хранили мясо для себя и своих собак. Холодильников то не было… Сюда часто заходили шхуны русских и американских китобоев. В 20-тые годы была полярная станция, школа, начала работу косторезная мастерская, хотя резьбой наши местные занимались много веков … Мясо зверей, как и в старину, разделывают все вместе, делают себе запасы на зиму. Кроме огнестрельного оружия — какого тут только оружия нет — чувствуется присутствие «проклятого капитализма» из магазинов Аляски, всегда в почете гарпуны для охоты на китов и длинные такие жерди-пики с острым и режущим наконечником, ими они охотятся на лежбищах моржей. Местные сказали, что длина косы 15 км, когда-то эта коса соединяла наш берег с Аляской. Те немногие дороги, что там есть, из местного гравия, кто их мостил? Конечно, зэки… Старые дома деревянные, оштукатуренные, в одном из таких бараков мы и жили. На Чукотке два сезона: длинный-холодный — октябрь-май и короткий-прохладный — июнь-сентябрь. Зимой температура может опускаться за минус 40. Суровость придают зиме продолжительные пурги и сильные ветры, но вообще-то зимой сухо. А вот лето бывает довольно дождливое, может еще пойти снег, но все равно солнечно, хотя день всего 6-7 часов длится. Мы еще застали несколько полярных дней, они здесь с 18 мая по 27 июля, полярная ночь с 22 ноября по 16 января. Всю эту информацию нам поведали местные. Много летом комаров-гнуса (июнь, июль), местные дали нам какой-то мази, помогала, особенно на работе, иначе мы бы не смогли работать. В декабре, январе вообще темно, в октябре-ноябре есть короткие проблески света: в день от 30 минут до часа. Есть котельная, уголь, электричество было в те дни от генераторов… Ночью из поселка не выйдешь, когда захочешь, граница: местные это знают и нас предупредили. Хорошо, что нас на ночь не закрывают, можем на звезды смотреть, красивое небо, дух захватывает. На карте поселок Уэлен появился во время экспедиции Беринга-Сарычева в 1792г. Но вообще-то этому поселению 2тыс. лет… Конечно, мы поитерисовались, какая ширина Берингового пролива, отделяющего Союз от Американской Аляски. От мыса Дежнева — 80 км, там есть еще небольшой русский остров, от него совсем близко — 30 км, но там стоят пограничники. Местные не скрывали, что зимой по льду мотаются на Аляску,( а может и летом…), да это было видно и по тому оружию, которое у них в наличии было, по гарпунам, по одежде,обуви по пустым бутылкам из- под виски, по моторам на их ботах, мы когда все это впервые увидели, сильно удивились, так и решили контрабанда, а граница, что с дырами и это у Союза…? Но для них никакая граница не помеха, они тут из века в век живут давно — это поняла и власть и погранцы. Они погранцам тоже всякое возили, жили дружно друг с другом… Потом нам местные рассказали, что с одной стороны, я уже не помню с какой, льды держатся долго – могут и все лето — вот и не пускают волну, а сдругой стороны волна, как они сказали, спокойная… Ветры сильные, шторм до косы, где расположен Уэлен, не доходят. Шторм только зимой, осенью. В конце лета, в августе льды прибивает к берегу.
На второй день утром с двумя местными с интрументами на тачках пошли к заброшенному подъемнику… Пришли к старому деревянному строению, бывшее подъемное устройсто клети шахты, рядом небольшой террикон. Все, что мы увидели, нужно было разобрать, работа совсем непростая. Еще начальник конвоя сказал, что с подвозом оборудования на Чукотку здесь сложности, запчастей тоже не густо, поэтому управление и ищет, где что снять. Это место давно уже закрыто, сам увидишь, сколько там всего навалено вокруг. Я тогда у него спросил, откуда он все это знает, ответил, что прежде, чем пойти служить в войска, работал после техникума электриком. В той телеграмме инженера просил он меня посмотреть вокруг, что можно еще захватить… Стояли тут ящики наполовину разбитые, кто-то из местных что-то там снимал с того оборудования, местные сказали, что тут и погранцы чего-то брали. Я, конечно, понял: вот бардак, куда тут столько навезли, чтоб гнило годами. Показали мне местные бочки с автолом, нам надо было по возможности все, что снимем, смазать, чтоб при транспортировке ржавчина немного слезла, будет видно, с чем мы имеем дело. А пока мы начали разборку: где надо резали автогеном, сохраняя необходимое. Работали, как заводные, отрывались только покушать — никто нас не подгонял, сами знали, что надо уложиться. Охрана к нам вообще не подходила, мы с ними встречались только, когда звали на обед. Подойдут, спросят, как там дела и пошли дальше. Понравилось им ходить, смотреть, как местные из моржовой кости разное вырезают. Мы тоже после работы ходили, смотрели, кто-то из моих пацанов так, между прочим, спросил у одного резчика: а из человеческих костей то, что вы находите здесь, можно что-то вырезать? Мы кости нашего брата-зэка сами видели, какое тут захоронение, ямку не выдолбаешь, земля здесь каменистая, а то и вовсе за сопку отнесли. Сопки разные: высокие, низкие, отнесли положили меж камней, а то и спалят, местные так и говорили, для них это норма, тут просто другого выхода нет: не бросать же в океан, вообще-то может и бросали, исключить этого нельзя при той системе,что угодно могло быть, ничего не стоила жизнь зэка. Ну, он ответил, что конечно, можно и показал фигурку моржа, при этом добавил, она вообще-то не годится для нашей работы, так по заказу можем сделать…. Да, в поселке проживает не более 300 человек, еще ловят рыбу на озерах, их тут много. На Уэлене хватает зверья, там тундра, нет лесов, растительность скудная, но летом красивый ковер из разноцветья. Здесь недалеко есть лежбище моржей, нас местные звали с ними проехать, забыл, как место то зовется, сказали: на лодке за час-полтора доберемся, на лодках стоят американские моторы. Мы на такое, конечно, не подписались, а вот наши пацаны охранники съездили, рассказывали, что много там зверя лежит, греется на сонышке…, видели, как местные длинными копьями охотятся на них, несколько моржей мы видели и тут, подходишь к ним, начинают рычать, клыки выставляют и так шустро ластами перебирает, отгоняет нас… Бросили им пару свежих рыб, только глазами проследили, не брали, как только отошли подальше, сразу схватили рыбу. Да они тут не голодные, не любят, когда вот так рыба свежая лежит возле них. Погода летом, а был уже август, мужики сказали: не более 5-10 гр. тепла, но бывает «врежет» до 25 тепла, но при нас такого не было. Да они при 5 градусах тепла раздеваются и загорают, а ведь потом придет зима на 9 м-цев. Мы свои телогрейки не особо снимали. Нам некогда было обозревать окрестности, время летит. Все, что смогли мы разобрали, конечно, все это хоть и б/у, но поработать в помощь зэку, нашему брату еще сможет. Связали меня с Певеком, поговорил с инженером, он сказал, что уже вышел небольшой корабль, возможно завтра придет. Назавтра начали погрузку, упущу подробности, как непросто все это было грузить. Через 3 дня отчалили, по дороге еще заходили в какой-то поселок, вроде какого-то полярника имя. Матросы сказали: пару суток и причалим в Певеке. Капитан судна знал, от кого мы работаем, на подходе к городу связался с базой, а те с нашим инженером: тут все друг друга знают. По приходе инженер позвонил, и капитан нам передал, чтоб мы пока на берег не выходили. Ну мы и не против были, сказал наутро приедет за нами и перегрузим наш скарб дальше. Утром все перегрузили в машины и поехали, заехали в какую-то зону, там подъехали к отдельно стоящему строению. Оказалось — эта наша мастерская и барак, зашли в барак. Пацанов в бараке немного, остальные на работе, вечером всех увидим. А пока пошли в цех на ознакомление, разгружали свой груз, с нами тут уже работали и другие пацаны, там пробыли до ужина. Вечером собралось нас, наверно, человек 50-60, пришел наш инженер и с ним лейтенант-нач. отряда. Обстановка нормальная, сели мы за столы, начал инженер нам пояснять объем предстоящих работ. Сразу сказал: мы хоть и живем на территории зоны, но отделены от лагеря, в так называемом, лагпункте, но начальник этой зоны и ваш начальник, если возникнут какие-то вопросы, то через своего начальника отряда, можете к нему обращаться. У нас, мужики, другая задача. Повторил, для чего нас, механиков, электриков, сварщиков сюда собрали. Что в своей мастерской мы будем ремонтировать то оборудование, которое еще поддается ремонту и монтировать по «пионерским» лагерям Чукотки. Ну, а пастух-лейтенант, конечно, пропел песню про досрочное освобождение, если будем себя хорошо вести и работать на благо и во искупление своей вины перед партией большевиков, не перед народом, а оказывается, как в песне поется: «партия — наш рулевой…» Эту песню мы слушаем каждый день на протяжении всего срока отсидки. Потом инженер назвал фамилии — мою и еще одного зэка, сказал, что мы инженеры и будем вашими бригадирами, что уже сидим не первый год, как и многие здесь, переведенные с Колымы. Вы хоть в прошлом инженерно-технический персонал, но тут будете работать как слесари и пр. Сказал: я вас с трудом собрал вместе, прошу меня не подводить, по всем вопросам обращайтесь. Тут я буду и за папу, и за маму… Добавил, что навряд ли все вместе будете работать в одном месте, по возможности разделимся пока на бригады. Сами решите, кто с кем будет в бригаде, из опыта знаю, как это очень важно. Потом решили бытовые вопросы, на последок он сказал : несколько дней поработаем в мастерской, я еще раз присмотрюсь к вам .Вот это уже было стремно, значит можно и вылететь отсюда. Вот тут я попросил его перевести к нам в цех, можно ко мне в бригаду тех мужиков, с которыми подружился на корабле. Сказал ему, что они мои друзья, парни они здоровые, понятливые, могу за них поручиться. Как я убедился ему было этого достаточно, сказал, что попробует. Двоих перевели, остальных не дали. Забегу вперед скажу : с ними я уже бывал во всех командировках, вместе мы молились, пацаны знали об этом, стали еще больше уважать. Но я попросил их не распространяться по этому поводу, мы же все знали, где находимся, кругом сплошной атеизм, если что, могут загрести нас и подальше. Инженер, конечно, узнал об этом, но виду не подал, а мы его не боялись, знали, что не сдаст. Собственно, в открытую мы не молились. Зачем зверя дразнить. Работали мои единоверцы вдвоем за пятерых, лезли в самую тяжелую физическую работу, их все уважали. Когда начальство ушло, начали мы друг с другом знакомиться. Переговорил я со своими 8-ю пацанами: давайте, думайте, ищите, с кем нам дальше работать и пайку делить. Места тут суровые, идет зима на 9 месяцев, куда судьба нас зимой забросит — никто не знает, а локоть зэка-кента должен быть надежным. Быстро все узнали, что у меня уже есть 8 человек, с которыми я уже давно кочую — вот и начали проситься в бригаду. Я знал, что могу взять только, как сказал инженер, 20 человек. Второй бригадир сказал мне: ему все равно, с кем работать, ну тут в душу никому нельзя заглядывать, я понял, что он одинокий волк, но ему ничего не сказал, тут каждый за себя и, если нашел единоверцев, так уж вместе держись, но своим пацанам сказал: присмотреться в цеху к тем, с кем они говорили, мы то хорошо знали, что не на легкую жизнь нас посылают. За несколько дней мы укомплектовали команду, хорошая бригада получилась.
Инженер сообщил нам, что с группой инспекторов с МВД полетит на вертолете в тот лагерь, куда нас потом доставят. Сказад, что это рудник «Северный», до него 5-6 часов езды на машине, его название нам ни о чем не говорило, и инженер пока не распространялся о том руднике. Улетел он, а через пару дней снова появился у нас, и начала наша бригада собираться в дорогу. Грузились как на зимовку на северный полюс, но, так сказать, по зэковским меркам. Помогали нам в этом два вольнонаемных, сами бывшие зэки, они-то точно знали, что нам надо брать с собой на зимовку, сами такое прошли. По тем предметам, что мы грузили, мы поняли, что совсем нелегкая жизнь нас там ожидает. Как сказали те вольнонаемные, что все что у нас было, все зимой вам пригодится… Они же сказали первыми, что наша командировка на урановый рудник, а мы-то вначале не могли врубиться, с чего нам такая привилегия с продуктами. Перед отъездом позвал меня инженер в свой кабинет, показал аэро-фото съемки того лагеря, которые мне потом отдал, и сказал, чтоб я их никому из начальства не показывал. Понял я, что и мне он не должен был ничего давать, а по приезде на место на пальцах показать где и что разбирать. Во всяком случае, так менты поступали. При мне начал отмечать те места, куда не надо пока соваться, сказал, что еще раз должен проверить какое там поле – имел в виду радиацию. Показал, где еще сохранилось возможность устройства нашего жилья, говорит, там еще найдешь несколько ящиков гвоздей, скоб, сам смотрел, вроде еще можно использовать. Вот тут он мне уточнил, что мы едем работать в бывший лагерь –урановый рудник, который закрыт уже два десятка лет. Но раньше он был секретным объектом союзного значения и как и в БУТУГЫЧАГ на Колыме, сюда гнали людей и оборудование полным ходом. Но дело в том, что его быстро закрыли — никто, конечно, тогда не думал о его огромных запасах оборудования. Закрыли рудник на Колыме и два на Чукотке по политическим мотивам, тебе это можно сказать, это не тайна, такие тайны все знают, только вслух пока об этом не говорят. Да тут в округе все зэки знают об этих местах, тогда это срочно надо было делать. Управление лагерей имело вот эти три рудника, но тот на Колыме был очень непредсказуем (он не мог мне открытым текстом сказать, что опасный, что именно там, в БУТУГЫЧАГ была долина смерти, о которой я пока слыхал от других зэков). После его слов, сопоставив то, что мне говорил лейтенат-отрядный на Колыме и мой инженер, я уже точно был уверен в тех слухах, которые десятилетиями передавали зэки друг, другу. Потом инженер сказал: сюда прилетала межправительственная комиссия. Они никуда не ходили, у них с собой были дозиметры и пр. Со стороны посмотрели на все брошенное, разрушенное, сверились со своими картами и улетели. Показал мне картинки на карте, что желательно разбирать в первую очередь, тут нет радиации, а вот дальше — предупреди пацанов, чтоб не лезли, я еще прилечу без всяких местных коммисий и все проверю. Еще вот, что: примерно с 27 ноября по середину февраля будет тут полярная ночь, если вы успеете за эти 3 с половиной м-ца все это разобрать, то я вас отсюда заберу. А возможно, прийдется остаться зимовать. По ходу будем видеть. Остальное, если будет резон, разберем следущим летом, раньше приедем. Потом подумав, добавил: в рудник не вздумайте спускаться, там радиация, мне еще нехватало вас тут потерять. Никого не слушай, знаю, как хотят некоторые начальники достать оттуда оборудование, всех отсылай ко мне, я разберусь. Я, да и другие пацаны убедились, какой он порядочный человек. Погрузились на три грузовика, к вечеру прибыли на место и охренели, куда попали.
Позже, когда мы начали там разборку оборудования, каждые две недели приезжали машины, мы грузили то, что уже разобрали, они отвозили, подвозили еще продукты и все остальное, что я заказывал в нашей мастерской для работы. По приезду из этой командировки инженер нам сказал, что перед начальством поставил условие : если они хотят получить хорошую премию, то они по возможности должны нас обеспечить на зимовку всем необходимым. И главное: продуктами питания, он знал, как тут хорошо кормили зэков на добыче урана, а управление тем более знало все. Но самое главное: те зэки, что работали на этом руднике 20 лет назад, не ведали, даже питаясь хорошим пайком, вернутся они отсюда живыми, или нет. Конечно, начальство хорошо это усвоило, это ж не только премии. Поэтому снабдили нас продуктами хорошо, менты же знали, где мы будем для них новые звезды, премии добывать. Мы понимали, если бы не наш инженер, лопали мы бы сухой паек, или тоже самое, чем кормят в зонах. По прибытию из командировки, находясь в своей зоне, нас кормили уже по другой норме. Послали с нами двух поваров из зэков и четверых охранников во главе с сержантом. У них была рация, что в нашем деле немаловажно, собственно ради рации с нами была эта охрана, тут даже при желании никуда не денешься. Что такое зима 9 ме-сяцев? Мы все хорошо знали, перезимовав ее на Колыме, но то было хорошо или плохо, но в лагере, а как тут будет? Практически бараки остались нетронутыми, все бараки выложенны из камня, другого стоительного материала тут просто нет. О тепле в таких бараках речь вообще не идет, а для руководства лагеря, охраны, возводили домики из самодельного кирпича с печками внутри, правда перекрытие везде было из досок, крышу камнем не перекроешь. Но время крыши подточило. Домики администрации лагерей выглядели лучше — вот в них мы и устроились. Пошли по указанным местам инженера, приложив руки, можно тут обосноваться на какое-то время, а если придется зимовать, надо будет сварганить печь, тут есть из чего, вокруг валялись тысячи бочек, из которых зэки делали буржуйки. Но мы не могли сообразить, чем они их топят, леса-то нет, видимо здесь были какие-то разработки угля, мы с горы к реке не спускались, возможно, там и было. Там была такая крутая лестница, ведущая в нижнюю часть лагеря, по ней уже страшно было ходить, смотришь вниз и балдеешь, а ведь по ней зэки ходили каждый день, а то и два раза в день. Мне казалось, что ее длина метров 500, ну голгофа точно. Вот так зэки кое-как обогревались в каменных стенах бараков, спасало еще то, что в бараке было много раздельных помещений, где возможно тепло как-то сохраняется. Для работы электоэнергию подавали дизельные установки. Лагерь, вернее то, что от него осталось, находился от Певека в 60-70 км. Мы были в «Северном» лагере, а за сопкой, ближе к океану, был «Восточный», там работала наша вторая бригада. Как говорили пацаны, у них на «Восточном» стояла почти целая фабрика, где обогащали уран, стояла она прямо над крутым берегом океана. Туда они и близко не подходили, хотя начальство очень хотело, но инженер, собрав их, сказал: зайдете туда, через двое-трое суток — жмурики, да и других заразите, ссылайтесь на меня, там радиация огромная… Мы как-то еще не очень соображали, как это носом к носу столкнуться с радиацией, которую-то на зуб не попробуешь. Но после наставлений инженера усвоили, что табу есть табу. Инженер указал, насколько можно углублятся в штольню, там он сделал отметки. Все, что было до отметки, мы разбирали, дальше не лезли. Ну, а мы уже видели, что и работать, и жить будем вне зоны — это все-таки лучше, чем работа и отсидка в одном лагере. Пока не представляли себе, как это будет. Зимняя погода для всех в этих краях одинаковая, в зоне с этим было непросто, работа в любой мороз. Тут мы сами себе были хозяева, как сами себе устроим быт, так и будет. Охрана в этих командировках — они к нам не лезут, как говорится, от греха подальше. Сержант и солдаты охраны не мешали нам. Вначале сержант на нас покрикивал, потом понял, засранец — это же не зона, что мы здесь одни и не мы от него зависим, а он от нас. Договорились с ним быстро, показал я ему от руки нарисованную схему лагеря, сказал куда можно, а куда нельзя, ходи по этой огромной территории смотри, что тут коммунянки натворили, может, прозреешь, а потом поговорим за жизнь твою и нашу. Ведь тут не только зэки помирали, а и охрана, все на благо «хозяев» наших жизней. Понял он, ходил вокруг, смотрел с солдатами, что да как, потом задавал нам вопросы, балдел. Смотрим, многое понял, но как он говорил, никак не может понять: если нас осудили, значит было за что, суд же даром срок не даст… До нас он служил только в охране лагерей: охранял врагов государства. Вот так их подковывали в войсках МВД. С нами он быстро понял, что не все так просто в этом мире… Самое главное тут было в другом, если бы инженер был такой же, как и те менты в управлении, то мы бы не знали, что будем работать в урановом руднике. В разных рудниках на Чукотке добывали всю таблицу Менделеева, откуда нам, зэкам, знать подробности. Когда инженер летал на этот рудник, а я думаю, что до нас несколько раз, как он сам сказал, что делал замеры для местной комиссии, которая хотела показать себя на этом руднике… Ведь не нужны никакие комиссии со своими ц/у. на таких рудниках! Они-то знали, что это за рудник, они опасались только за свои шкуры, этим пидорам насрать на наши жизни. Им, главное, надо было получить хорошие премии, за проявленную смекалку по спасению оборудования Б/У. Они не употребляли слово старое, порой прогнившее, для них оно просто спасенное и использованное для дальнейшей работы оборудование. Ведь завоз на Чукотку нового оборудования стоит больших денег — вот налицо, благодаря четкому руководству управления, получается ну просто огромная экономия финансовых средств управления ГУЛАГ. Отсюда звезды, повышение, премии. А что зэк, да ничего: сиди, работай, искупай свою вину трудом — это твой долг перед партией и конечно советским народом — «строителем коммунизма». Но наш инженер к нашему счастью, думал по-другому. И мы его никогда и тут не подводили. Несколько человек начали обустроивать наше жилье, солдат заставили работать по благоустройству, а куда им деваться, для них в соседнем домике собрали вместе типа комнаты. Потом они нашим помогали, когда разобрались, что в этой обстановке они ничем не отличаются от зэков, перестали уже рычать на нас, а то, бывало, пытались и в этих условиях хвост распускать — вот так их настраивали не только против зэков. Но тут обстоятельства заставили их уже по-другому смотреть на зэка, в общем, мы не имели с ними проблем… Рация работала исправно, два раза в день они обязаны были докладывать о нашем поведении. Это понятно, ментовские замашки. Мы разобрались, что лучше и раньше надо разбирать, по тем меткам, что оставил инженер. Я, да и другие пацаны, ведь видели, что до полярной ночи не уложимся. А оставаться здесь на зиму еще после того, что инженер нам сказал, ох как не хотелось, мы уже точно знали, что зима для нас будет суровая… Решили, кроме части основного оборудования, что не успеем разобрать, добавить второстепенное, в котором всегда возникает нужда. Пацаны все грамотные, знают куда чего. Вот, что значит правильный подбор нашим инженером специалистов. На второй месяц связался с инженером, рассказал о нашей задумке, он согласился и никогда не пожалел об этом. Днем и ночью вокруг нас рыскали волки, лисы, зайцы. Они, как почувствоали жилье и человека, так и зашевелились. Мы их к себе не допускали близко, черт их знает, где они шастают, еще заразу принесут, да они и сами к нам не рвались, паслись только там, куда повара отбросы выносили. Птицы тут не пуганные, прямо в руки даются. Все-таки настал тот день, когда позвали меня к рации, звонил какой-то мент, не представился, спросил, много ли мы уже сделали. Я, помня наказ, сказал, что очень все сложно. Вот этот пидор мне говорит: «значит так, приказывыаю тебе, конечно матовые слова в обиходе, в штольне стоит конвеер, он якобы сейчас уже не помнит, какая его длина, значит так и через бога душу мать…, срочно разберите и сообщите, я приеду сам проверю…» Спросил у него его звание, фамилию, на что получил отборный мат и разговор оборался… Позвонил инженеру, рассказал все, поругался он матом, говорит, догадываюсь, кто это эвонил, я ему, пидору, теперь устрою. Повара были нормальные, кормили хорошо, правда, часто, в связи с работой, мы ели два раза в день. Воду для варки еды, питья, повара брали из озера, тут их много. Туда ходить было далеко, мы им сварили тачанку на колесах — вот на ней они возили. А воду в озерах , как сказал инженер, проверяли неоднократно, да он ее сам пил. Еще до нас местные зэкам говорили, что вода чистая. Дрова на кухню брали с перекрытий бараков, благо они хорошо сохранились, но не брали лишнего, мы вначале прикинули, если будем здесь зимовать, сколько леса надо на растопку три раза в день. Хотя инженер и сказал, что нам на зиму подвезут уголь. Через пару недель действительно для начала немного подвезли. Ну и конечно хотелось посмотреть, что вокруг делается, все время сверялись с теми кадрами аэрофотосъемки, что дал нам инженер. Вначале ходили только по краю лагеря, а зона ведь огромная. Видели огромное кладбище, очень много человеческих костей, черепов среди камней. Где это было возможно, та похоронная команда ставила меж камней колышки. Потом, когда мы разобрались с кладбищами, поняли, для чего были нужны эти колышки. На них вешали табличку от крышки консервной банки, (тут горы консервных банок, тут и консервами кормили), с номером умершего: ни фамилии, ни имени, почти ничего прочитать невозможно, да там уже все проржавело — вот и все. Обратили внимание, что многие черепа с поперечными разрезами. Вначале мы не могли понять, что за дела, потом постепенно поняли, стали сопостовлять, кроме того, людские слухи, зэки и местные на тысячи км вокруг все знают. Обратили внимание, что возле костей, под камнями нигде не видно ни кусочка даже прогнившей материи. Мы еще не знали, но предположили, наверно зэков хоронили без одежды, может эту одежду забирали еще те живые зэки. Лагерь «Северный» находится на горе-сопке, продуваемый всеми ветрами, думали, может ветер, непогоды поразрывали те их скудные одежки. Потом мы точно узнали, что действительно хоронили зэков без одежды… Но с чем это было связанно — никто никогда уже не узнает, предположения могут быть разные. На Чукотке зэки строили все: дороги, ЛЭП, населенные пункты, лагеря — все построено зэками, на их костях. Увидели мы, ну как бы в центре зоны, что-то полностью выгоревшее, покошенные деревъянные столбики, мы уже знали еще по Колыме, что дерево на морозе и солнце высыхает, становится крепким, сохраняется надолго, но вот колючка на них внутри зоны, нас насторожила. Значит, тут было что-то запретное, иначе не от кого прятать этот барак еще за одну колючку. Близко мы не подходим, метров за 30 стали, начали рассуждать меж собой, а ведь все служили в армии — вот и определили, что это подрыв стоявшего здесь здания, в пользу подрыва говорили разбросанные вокруг камни и куски самодельных кирпичей, да еще какое-то ржавое побитое оборудование. Все поняли: вот тут эти «изверги-врачи», по указанию других извергов из партии большевиков-ленинцев, проводили опыты на мозгах уже умерших, или умирающих зэках, чтобы определить, как быстро мозг убивает радиация. Тех зэков уже после смерти ожидал еще загробный круг ада: послужить системе подопытными кроликами. Мы позже подсчитали по остаткам бараков, сколько же здесь одновременно могло быть зэков. Мы же хорошо знаем, сколько в бараке может быть зэков — вот и получилось, как минимум, 12 тысяч одновременно. Учитывая текучку со смертностью, больше отсюда никуда никого не переводили, никакой санчасти для зэков не существовало, только за колючку, в могильник. А вот с других лагерей привозили, пополняли личный состав, взамен умерших зэков. Ведь такое производство, запущенное коммуняками, не может простаивать из- за нехватки каких-то зэков — врагов «трудового» народа-строителей светлого будущего. Ждать навигации никто не будет, план партии надо выполнять — вот и везли зэков на смерть, без оглядки… Благо для замены вокруг полно лагерей. Вот и получается, что просто невозможно определить вообще, столько зэков, в угоду Сталину и партии, сложили здесь свои головы……
Далее о нашей жизни. Лето близилось к концу, надвигалась осень, ближе к октябрю задули сильные ветры, стало похолодней. Погода на Чукотке, особенно зимой, неожиданно обрушивается на тебя шквальными ветрами и морозами, мы об этом уже знали, на Колыме было не лучше. Но нас зима уже не пугала, мы уже настроились не зимовать здесь, пахали как папы Карлы, даже солдаты просили нас об этом, им также зимой не светит. Ну мы их и попросили помогать нам собирать металолом, что они и делали, иначе от безделья можно здесь с ума сойти. Юра рассказывал о морозах и вспомнил, что зимой 1976г, когда они уже были в расположении своего лагеря и мастерской, куда привозилось все то, что разобрали для дальнейшего ремонта и комплектовки, по зоне весной прошел слух, что по дороге на Гырчиган зимой гнали тысячный этап зэков. В пути они были застигнуты пургой, которая длилась несколько дней, ветер был сильный, неослабевающий ни на секунду, пронизывающий насквозь ледяной ветер. Весь этот этап, вместе с конвоем, замерз в дороге, здешний «южак» сбивает с ног взрослого человека, как песчинку. ((( От автора: я и этот, рассказанный Юрой эпизод, нашел в интернете, геологи, работавшие в том районе в 1976г. видели этот замерший этап своими глазами и по своей рации передали координаты, ну и как-то эта весть дошла до местных и зэков. А вот руководство управления и не спешило раскрывать великую тайну смертей тысяч заключенных и их охранников. По-тихому списали души человеческие. Только благодаря геологам, об этом стало известно, но опять же, в основном, только на севере. Москву эти смерти не волновали, ну стало у правящей партии коммунистов еще на одну тайну больше, а в остальном все по «брежнему…»)). Каждую неделю звонил инженер, докладывал ему что да как. Кроме того, мы с ним еще на базе договорились, что по необходимости, он будет позванивать. Вот он звонил и говорил, что нам надо снять как запчасти, которые уже нужны были там, в мастерской. Работа наша была совсем непростая, все, что там бесхозно валялось, все крепежные болты проржавели так, что не все можно было открутить, не всегда и сваркой можно было отрезать. Кроме того, нас обязали собирать металлолом, а это совсем непросто было. Мы знали, что пока идет лето, каждую неделю по нашему сообщению будут приезжать грузовики, их надо будет загружать тем металлоломом, который собирали. Весь этот лом отвозили в морпорт Певека, а там дальше. Много позже, когда мы работали в морпорту Певека, мы видели эти огромные горы металлолома. ((От автора : я нашел эти горы металлолома, о которых говорил Юра, желающие могут зайти на сайт: «порт Певек, и Чаун-Чукотка» нажать –певекский морской порт, затем -порт фотогалерея- там см. фото № 247, год 1978-)) А пока мы крутились как белки, применяли смекалку, получалось. В начале ноября приехал с грузовиками инженер, погрузили, что приготовили. Много чего еще осталось, но он сказал : больше пока машин не было, сейчас сам определит и попробует договориться о машинах. А руководству управления повторил: хотите премию получить, давайте машины. Побыл у нас два дня, у нас тут тоже была небольшая обогатительная фабрика, сходил к ней замерал радиацию, сказал: возможно, так лет через 10-15, можно будет туда зайти. Но основное производство было на «Восточном», туда все свозили. Посмотрел на те комплектующие, что мы приготовили, попросил: такого еще приготовьте. Нам такое проще было разбирать, тут можно было и резаком кое-что порезать. Уехал инженер: возможно больше не приедет, но может приехать наш начальник отряда. Сразу его пугани о радиации, он-то знает, что это был за лагерь. Еще раз предупреди, чтоб никуда не лез, но фото ему не показывай, нарисуй на бумаге схему, а то ему еще что-то понравится, заставит разбирать. Если приедет, то в этот же день на машинах уедет, пусть покатается — надо же у начальства отметиться, что он был на объектах. В общем-то, он не вредный, так для порядку покрикивает, но сколько его знаю, плохого никому не сделал. Получил я на него характеристику, рассказал пацанам, теперь мы знали поподробней, что для зэка важно знать: кто наш отрядный такой. Я говорил, что «Северный» находится на горе, а внизу глубоко горная речка вырывается прямо как бы из штольни. Мы к ней не спускались, замучаемся подниматься. Но эта часть зоны видна хорошо, она полого тянется к воде сверху. С водой здесь напряженка, поэтому обогатительную фабрику перенесли на берег океана в «Восточный». Вот, что здесь интересно: везде есть выветренные скалы, их здесь называют Кекуры, мы их видели, они разной причудливой формы. Так вот одна из них возле лагеря «Восточного» — копия головы Сталина. Я сам этот Кукур не видел, он от нас был далеко, но пацаны из второй бригады рассказывали: стоит Кукур-Сталин чуть впереди, а за ним его свита из Кекуров. (((Вот тут я забегу вперед. Когда я писал эту повесть, я проверял все то, что сказал мне Юра, не потому, что я ему не верил, как раз я верил, а потому чтобы описать правдиво, донести до читателей. Ведь прошло столько лет, а там все по-прежнему, и памятники, и лагеря. Только сейчас лагеря переместили немного в другие места, на новые разработки, добыча сырья не прекратилась. Желающим увидеть Кукуры и сходство Сталина зайти на сайт — «певек чукотка лагерь восточный». Там много интересной фото- информации, ближе к концу фотогалереи есть два фото: Сталин в анфас, на одном из них уже в наше время парень держит руку на голове того, кто был кумиром коммунистов и имеет большое желание потрогать Сталина за каменные усы. Значит правду говорили зэки, что тень вождя неспроста витает над Чукоткой ))).
Мы продолжали разбирать оборудование, ветер крепчал каждый день, прорывался снег — это нас торопило, попросили поваров к нам привозить еду, чтоб поменьше тратить время на дорогу. Инженер позвонил: машины будут, загрузили их. А до полярной ночи, как он сказал, оставалось наверно недели две. За несколько дней до «затемнения» приехали последние грузовики. Шофера и те торопили нас, пошел снег с ветром, с морозом. Шофера говорят: можно и в полярную ночь ехать, но лучше проскочить пораньше, а то как заметет, в дороге застрянем. Такие случаи здесь не редкость. За нами прислали вездеход-вахтовку, но в один вездеход – нас 20 да 2 повара, охраны 4 — не поместимся. Решили: часть пацанов и часть охраны поедут на грузовике, благо он был крытый. На тягаче будем ехать последними, замыкать колону. Выехали в последний световой день, ветер крутил снег комями, завывал, шли против ветра, на двигателях со стороны радиатора утеплители, водитель вездехода говорит, что это еще цветочки, через пару недель можно и застрять тут. Хорошо, что в вездеходе есть рация, ему приходилось вызывать подмогу, тут все следят за погодой особенно, кто на колесах, а на колесах, бывшие ззэки, отбывшие свой срок. По прибытии в зону, на свою базу, всю зиму мы работали в мастерских. Тут мы узнали от нашего отрядного, что наш отяд прикомандировывается к лагерю, в котором мы имели свои ремонтные мастерские. В этой же зоне нас поставили на довольствие, тут уже мы ходили в зоновскую столовую есть похлебку, от которой за лето отвыкли. Но зэк быстро привыкает к новому. Подумали, что наш инженер от нас уходит, но он успокоил нас, что так будет до весны, что управлению видней, где и когда нам быть. Начальство колонии знало, что мы все специалисты и для чего нас вместе собрали, знали они, где мы все работали и как работали. Начали нас вызывать по одному на беседы. В советских зонах начальство любит показать зэку «кто в доме хозяин». Часть отряда уже ходили на работу в этой зоне, тут тоже хватало, что приводить в порядок. Дошла очередь и со мной поговорить. Начали говорить хозяин зоны и замполит, оба в званиях капитанов, но у хозяина на кителе увидел значок института, что в этих краях большая редкость. Они мне сразу сказали, что инженер и нач. отряда дали мне хорошую характеристику, как сказал хозяин (в зонах зэки так зовут нач. зоны), с тобой есть о чем поговорить. А о чем со мной зэком можно говорить, но если хозяин зоны грамотный, он любое дело умеет читать еще меж строк. Вот мне он так и сказал: не все осужденные, кто идут в несознанку и получают срок — преступники — это мы хорошо знаем. Как только подойдут твои ¾ срока, мы тебя тут же отправим домой к семье. В разговор вступил замполит, сказал мне: хозяин сам родом из Кривого Рога, так что вы — земляки. Хозяин продолжил разговор: бывал в Киеве неоднократно, верит мне, что я не совершал того, что мне инкриминировали. Ты не первый такой в нашей зоне, есть тут мужички, подобные тебе, они понимают, что не мы их посадили, мы здесь по возможности не щемим вашего брата, хотя некоторым не прощаем… Распросил, как там было в командировке, ну я, конечно, за могилы ему не говорил, может быть и сказал, если б он был один, на том растались, если что, обращайся к нам, да еще спросил за письма, а я их еще не получал, сказал: на неделе привезут самолетом. Меня тоже начали вызывать в мех. цех зоны для ремонта станков и прочего, работал в нашей мастерской, восстанавливали старое и изготавливали новое оборудование. Часто в цеху бывал инженер: всегда с новыми мыслями, нечасто встречал таких думающих, грамотных конструкторов. Мы с ним хорошо сработались — вот он замолвил за бригаду словечко для работы в порту. За зиму несколько раз нас 15 человек выдергивали в морской порт Певека. В порту мы работали с их механиком, когда он узнал от мужиков, что я из Киева, разговорился со мной: он из Белой Церкви. Я начал гоготать, мои пацаны подошли, думали, что механик мне что-то такое сказал, что придется наезжать на него, выяснять, что он там сказал. Но я-то знаю пацанов, успокоил их и рассказал, как я завязан с Белой Церковью по своему делу, тут мы все дружно начали гоготать, потом мне этот механик здорово помог, когда пришло время. С началом весны 1977 года мою бригаду полностью определили работать в порту — там всегда для нас было, что делать. Готовили всю технику к новой навигации. В порту работали весь год, но для меня с небольшим перерывом. В апреле мой инженер и я с бригадой были откомандированы в «Восточный», кто-то из управления вспомнил о котлах. Там была большая котельная, инженер наш знал об этом, ибо он летал и видел их. С виду котлы нормальные, они же сверху обложены кирпичем, с ними вроде ничего не должно было случиться и если они в хорошем состоянии, то разобрать и привести. Сроку на всю разборку 2 м-ца. Инженер сказал: потом или мы, или другие, должны запустить до осени в другом месте, то ли в каком-то лагере, то ли еще где-то, а это считай до сентября. А между подачами еще собирать металлолом: управлению понравилось получать премии… Легко сказать, собрать и погрузить, без всякой техники — только на своих горбах, а кого там это волнует ? Приехали, с инженером, облазили все внутренности котлов, котлы в норме, а вот трубы, конечно, побиты ржавчиной, но это мелочи, их можно заменить. Расположились там же, где наши пацаны из другой бригады были в прошлом году, охрана как и в прошлый раз с рацией. С едой тоже неплохо. Вначале, как хотело начальство, разбирать все три котла одновременно, но инженер понял, что мы можем не успеть за этот срок все разобрать. Ведь кроме того, что разобрать, надо было их еще вынести из котельной, а для этого надо делать проемы в стене, иначе не вытащишь. Никакой спец техники у нас нет, инженер говорит: ну, пацаны, думайте, как будем их вытаскивать. Он понимал, что сам может не решить этот вопрос, знал, что мы грамотные — вот и предложил нам на «сходняке» вносить свои предложения. Решили так: нам сюда нужен гусеничный вездеход с тросами, с его помощью повалим в нужных местах стены и через проемы вытащим котлы. Как котлы сдвинуть с места, мы продумали. Через день инженер уехал, но перед отъездом посмотрел на металлолом и посоветовал, какой брать. Дело в том, что нашему гребаному руководству управления нужны были не тонны металла, а количество машиноходок, потом они тонны считали, как говорят в народе: «по малинину-буринину». Ну и нам инженер облегчил работу: не таскать и грузить на своем пупу большие куски. Перед отъездом связался с базой: назавтра придут две машины за металлом. По поводу транспортировки котлов: он их замерял, на базе усилит прицепы. Разделились мы на два звена: одни разбирают котлы, другие металлолом таскают, мы знали, какие машины придут. Ведь котлы важнее были, работали, пока не устанем, но к сборке металлалома, как и в прошлой командировке, подключили охрану, в этот раз сержант был другой, да мы его так пуганули, что шелковый стал…Таким образом, мы из 5-ти наших пацанов, что металл собирали, забрали на разборку еще 3-х. Меж собой договорились по очереди ходить на сборку металлолома, дело пошло… Через день приехали машины за металлоломом, зная ментовские примочки, мы не грузили машины под борта так, что и нам было не туго, и чтоб ходка была видна. Через две недели пришел гусеничный вездеход, он как узнал, что надо делать, отказался. За рулем сидит бывший зэк, сейчас он работает уже по найму, сказал: лишаться своего хлеба в угоду ментам, гробить машину, да у меня к тому же еще движок старый. Позвонил инженеру, все рассказал, ответил: будем думать. Через несколько дней, без предупреждения, приезжает какой-то лейтенант, первый раз его видели, спросил кто бригадир, подходит ко мне говорит: покажи, что тут надо делать. Повел я его к котельной, он так лихо все осмотрел, мне говорит: давай твоих орлов, пусть стенку долбят, заложим заряд и быстренько все взорвем. Я посмотрел на него, как на сумашедшего, спрашиваю: тебе больше ничего не говорили, где надо подрывать и для чего, ты вообще знаешь, что за стенами здания находится? А он мне матом, да тут уже давно нет радиации, говорю ему: точно здесь не было, здесь котельная, а радиация у тебя под ногами, смотрю он начал бледнеть. Ноги у него стали как ватные, с места сдвинуться не может, бельмочет что-то. Подошли мои пацаны, смотрят на него, а я и говорю: вот приехал помощник, взорвать хочет стену. Им долго говорить не надо, они его матом ты что ох…..ел ?, ты знаешь, что тут было и что после взрыва будет? Подходят еще пацаны и со злостью говорят: Юра этот пидор еще с двумя приехали взрывать котельню, они что там совсем охренели? Показывают мне на тех двоих: они разгрузили два здоровых ящика, мы подошли к ним, спросили: что там? Говорят — взрывчатка. Кто их прислал, что за мудаки в управлении. Говорю лейтенату: кто тебя сюда прислал и главное зачем? Ты хоть знал, куда едешь, или нет? Ответил, что знал. Ты же специалист, знаешь, что тут ничего взрывать нельзя, мы ж еще не отступаем, потравить нас и себя хочешь? Забирай свою команду и вали отсюда. Говорит мне: ему сказали, что на месте все ему покажут. Ну, вот я тебе показал, а дальше что будем делать? Рассказал ему, что нам надо, чтоб вытянуть котлы. А он мне свое, да мы малым зарядом потихонечку. Нет слов, кого держат и звания дают — вот такие спецы на всех уровнях командуют, как на Украине говорили в высоких кабинетах: « Я ничого не знаю, но шоб робота була зроблена». Пошел я звонить нженеру, поведал ему, услышал от него десятистопный мат в адрес, как он сказал, мудаков из управления, раньше такого от него никогда не слыхал. Говорит мне: гони его, совсем управление опиздинело, сейчас созвонюсь с ними, просит: позови лейтенанта, поговорю с ним. Спросил он у него, кто конкретно послал, тот ему назвал фамилию, звание, инженер повторил ему: уезжай, а тот ему: пока не получу команду — не уеду. Ну, так звони, выясняй, а мне инженер говорит: забери у него пока взрывчатку от греха подальше, пацаны тут же и забрали. Сказал мне: жди, перезвоню завтра, а пока этот служивый попер на нас: я вам, я вас, кого пугать — мы «ужо пужоные», но удивительно, пока не сильно матюкался, так пару раз. Сам позвонил, никого не застал, вижу, что он сам в недоумении, начал оправдываться, сам недавно тут служит. Ох это нам, зэкам, ментовское служение: как учат офицеров, да и солдат во внутренних войсках, всему Союзу хорошо известно. Наступает ночь, назад не поедешь, да он сам хочет назавтра услышать ответ какой-то. Пригласил я его с его 2-я солдатами к нам переночевать, мест у нас хватало, тут в прошлый раз 26 человек проживало. Тюфяки, одеяла, которым по сто лет от роду, подушки из ваты древней. Смотрю начал располагаться, носом не крутит, позвали их на ужин, у них с собой был сухой паек, солдат принес. Смотрю что-то меньжуется лейтенант, отозвал его в сторону, спрашиваю: че, может спиртик есть, махнул он гривой, говорит : есть, но на всех же не хватит. Нас с поваром 11 человек, да их 3-е, охрану я не считал, у них своя поганка, да еще их сержант с нами в контрах, но это как-то переживем. Выдавил он: есть литр спирта, мы то знаем, что тут другого и не держат, говорю повару: неси мерку, у него была, где-то грамм 100-120 . Принес его солдат «енту» бутылку, ну и разлили мы на всех нас. Просто удивительный ужин получился, сразу лейтенант стал своим в доску. Наверное, все пацаны за свою отсидку впервые выпивали. Наутро все встали, как огурчики, мне говорят: придержи полкана еще на пару дней, наверняка у него еще спирт есть, конечно, пацаны опросили его солдат, те сказали : тут нет, а пацаны не верят — ну как пропустить такую лафу да еще зэку, как говорят в России : «на дурняк и уксус сладкий». Показал, что во фляге оставалось у него грамм сто, пацаны сразу по весу фляги определили. Утром пошел он звонить, я с ним послушать. Связали его там с кем-то: рассказал он что да как, голос в трубке: никого не слушать, ты что хочешь потерять погоны? немедленно подрывай. Он и говорит, что вот тут стоит бригадир, его люди забрали у нас взрывчатку, тот на проводе спрашивает у него, что там за бригада вольные или заключенные? сказал заключенные, мат продолжительный потом, а ну ка дай тому бригадиру-зэку трубку, я с ним разберусь. Взял я трубку только сказал: слушаю — мат отборный, потом: как фамилия, откуда, из какого лагеря. Чую, что на том конце связи мудак какой-то, сказал ему вымешленную фамилию и тут понеслось… Положил я трубку на стол, чтоб все слушали: немедленно вернуть все, что забрал, я тебя раскручу на новый срок, кто ты такой: засранец, зэк вонючий и повторяет мою вымышленную фамилию. Пацаны начали смеяться, в любом случае я не могу с ним ругаться, хрен его знает, кто он, все поддакивал ему, он понял, что я играюсь с ним, но я действительно не игрался, я время тянул — вот и поддакивал. Он сказкал, что немедленно приедет и меня тут закопает, тут я уже не выдержал и на его мат ответил матом. Не знаю, что там было на том конце связи, но был продолжительный перерыв. Мы и отключились, все злые стоим, но что может сделать зэк в такой ситуации — да ничего. Звонок, звонит наш инженер. Рассказал я ему все разговоры, он так психанул, говорит мне: не ложи трубку, сейчас подключу хозяина. Ждали какое-то время, слышим, прорывается кто-то, говорю солдату, не отключайся, ты же слышал, кого ждем. Слышу голос хозяина: поздоровался он со мной, просит повтори все со вчерашнего дня, повторил, попросил лейтенанта: тот ему ответил все, как было и как тот, кто его послал, уже сегодня давал ему команду. Хозяин говорит ему: забирай своих солдат и уезжайте, я сам разберусь, а чтоб лейтенант не брыкался, сказал ему, что он член какой-то комиссии в управлении, лейтенант сразу все понял: через час уедем. Дал мне трубку и уже слышу голос инженера вперемежку с хозяином: продолжай разбирать котлы, гусенечную вахтовку пришлем, всех, кто будет звонить, переадресовывай ко мне, они там мозги потеряли, хотят радиации попробовать. Инженер добавил: ты все понял, конечно, понял, мы, что свой сук рубить будем. Забрал лейтенант свой груз, уехал, говорит мне: ты уж не обижайся — такая служба, вроде я ему такую службу выбирал. К обеду приехали два зила, уговорили мы шоферов – они были бывшие зэки — тут других и не бывает: освободился тут и остается работать — отсюда не просто выехать. Попробовать стянуть кусок стены, троса у них были, до этого мы здесь нашли старые длинные куски тросов, обожгли их, проверили, будут работать. Предварительно пробили в стене отверстия, чтоб просунуть троса, зацепили, сорвали пробный кусок стены, хорошо получилось, а если придет гусеничный, то точно сорвем сколько надо. Мы уже разметили по небольшим кускам стену, попробивали все дыры под троса, осталось ждать вахтовку гусенечную. Потом пацаны подсказали, что надо из тех кирпичей, что завалим стену отбирать целые, половинки, если останемся зимовать, можно сложить печки. Так и сделали: мы все знали, что наверняка сюда еще не раз будут «командировки». Пролетело больше месяца, как-будто не очень много успели, хотя с металлом все шло нормально, а в ту часть лагеря, где мы не знали фона — мы не лезли. А вот с котлами сложно, звоню инженеру, прошу прислать обещанный усиленный прицеп. Объяснил, для чего он уже нужен, зная, что нам кроме вахтовки гусеничной и прицепов для вывозки котлов, ничего для выемки котлов из помещения не пришлют, надумали мы с пацанами, имея в наличии прицеп, сделать вокруг него типа эстакады, конкретно долго описывать. Когда я сказал инженеру, что мы за два месяца при вот таком положении не сможем вытащить три котла и объяснил причину для тех, с кем он будет говорить в управлении. Понял он меня, попросил выйти на связь вечером, вечером ответил : через два-три дня прилетит с какими-то начальниками из управления, они хотят на месте убедиться, что у нас за проблема. Прилетели, приземлились далеко, хотя я знаю –пацаны показали, когда наш инженер прилетал, ближе садился. Тут нам уже не трудно было догадаться, почему далеко сели: боятся радиации. Добрались они к нам, топали долго, это же не по асфальту, а по каменной россыпи, где можно и ногу подвернуть. Подошли три человека, по глазам вижу – злые, все в штатском идут, инженер мне издалека показывает на свое плечо, понял я, что они менты в каких-то званиях. Ни тебе здрасте, сходу: — Что тут у вас за задержка? Вы, что не понимаете, что сроки поджимают, а вы тут ковыраетесь? — Я молчу, еще и гриву нагнул. Инженер перебил говорящего, спрашивает у меня: у тебя первый котел готов, говорю: готов, но вытащить его на горбу мы не можем, техники никакой — вот в связи с этим задержки. Ну тот, как я понял: старший дурак, обращаясь к инженеру: вы что не можете сюда кран пригнать, или что там еще, вы же срывете нам все планы. Москва торопит, а вы, что, мух тут ловите? Инженер ему спокойно так говорит: вы что, прилетели сюда мне нотацию читать, я не ваш подчиненный, хотели увидеть воочию и помочь — смотрите, думайте, помогайте. Москвой меня не пугайте, я давно просил, сто раз заказывал нужную технику, вы что, дали мне ее? Потом громко говорит мне: ты проверял там фон, да я его научился понимать с полуслова, он это знал говорю ему: проверяю каждый день, с обеих сторон и тыльной стороны котельной есть фон туда нельзя ходить. Да у меня никакого прибора никогда не было, но инженера я сразу понял: это же все для комиссии, чтоб они не сильно рыпались. Еще, когда они подошли, я заметил, что у каждого их них на груди дозиметр висит, тогда еще подумал: вот падлюки, а нам не выделяют дозиметров, да хоть подохни, но дело порученное выполни. Повел я их к котельной, стали метрах в 20-ти от стены, начал им пояснять, как мы хотим вытащить котел и что для этого нужно. Один из них – инженер, спрашивает у меня: а почему проемы подрывом проделать нельзя было, говорю ему: а вы посмотрите на это здание, тогда все поймете. Пригласил их зайти в середину котельной, молчат: ни один не двинулся. Ну я, видя такое дело, говорю: там внутри трещины, малейшее напряжение подрывом и все обрушится. Тут надо потихоньку, частями разбирать стену для проемов — вот для этого нам нужен гусеничный тягач — вахтовка, тросами зацепим по частям и проделаем проемы. Главное другое: как вытащить котлы и погрузить на прицепы. Тут наш инженер начал им пояснять, что мы хотим проделать все им сказанное, двое из них туманно понимали, третий понял: да, так можно, вроде мы без него не знали, ждали его высочайших указаний. Но для этого нам нужны хотя бы пара рельс, или лаг, длиной по 6 метров. Ну, тут их предводитель дворянства распетушился, на повышенных тонах говорит: вы, что на этой территории лагеря, не можете найти рельсы и лаги? — поворачивается и показывет на рельсы, он мимо них проходил. Инженер ему: такие не годятся, они скрученные и поясняет почему. Когда лагерь закрывался, здесь многое повзрывали, а дальше ходить нельзя — там еще повышенный фон. Надо все привозить, возможно, только до сентября они закончат. Ну тут босс ихний: так добавьте людей, что у вас мало заключенных, на что инженер говорит: тут не дополнительные люди нужны, а техника. Продолжает: вам нужны эти котлы, так помогайте, сообщите Москве о ваших трудностях. Ну тут этот бес-начальник отвязался на инженера: я вас уволю,биографию испорчу, ну, в общем, все примочки, на что способны менты. Инженер ему спокойно отвечает: я не стою у вас на партучете, вы что сюда приехали нам лекции читать, нам здесь замполиты не нужны, мне сказали, что прилетят инженеры, с которыми можно решить вопрос. Я сам сейчас свяжусь с Москвой, с главным управлением и кому-то мало не покажется… Стояли мы только впятером, мне этот инженер из комиссии говорит: я думаю, что ты понимаешь ситуацию, я махнул гривой. Потом мой инженер: у охраны здесь есть рация, свяжитесь с управлением и расскажите, что надо, пусть действуют, при желании управление все найдет, у вас же хватает объектов – он имел в виду лагерей, но при мне не хотел говорить о лагерях, а то ни звезд, ни премии не получится. Это говорило уже о том, что мой инженер завелся. Пока еще есть время, без полярной ночи, вы же убедились, что тут на месте ничего подобного нет, если бы было, мы бы все давно без комиссий решили. Вам, что, хотелось отличиться, побывать возле радиации, или под ней, если имеете желание — можем дальше пройтись по территории, тут еще есть места, куда и через 20 лет ходить нельзя будет, для чего вы сюда летели, давать мне ценные указания? В отличие от вас, я тут работаю, а вы служите, улавливаете разницу? Я сделал вид, что ничего не слышу, посмотрел на стенку, где пацаны дырки пробивали и для понтов начал им что-то кричать. Пошел этот политработник со свитой к рации, инженер с ними не пошел. Пошли мы с ним в котельную, посмотрел, что мы уже приготовили, ну что он может сказать плохого? мы свое дело знаем. Сказал ему: мы и сами обыскали всю территорию, мы не хотели сюда этих козлов безграмотных. Кроме досок тонких с крыши — ничего нет, а из досок этих, по которым можно тащить котлы, лаги, не сделаешь. Приехали две машины под металлолом, передали инженеру, что завтра привезут сюда прицеп. Часа через три улетела та комиссия, перед этим только один инженер из комиссии подошел к нашему инженеру попрощаться. Инженер пошел звонить, звонил он начальнику нашего лагеря, рассказал ему подробности, мне говорит: теперь хозяин им морды там, в управлении намылит. Назавтра привезли прицеп, но гусеничного тягача-вахтовки еще не было, инженер опять звонит, подгоняет, сам хочет посмотреть, как с проемами получится. Пришел тягач-вахтовка, все пошло, как задумали, подогнали прицеп к проему, ждем обещанные лаги, или какие-то толстые бревна. Пока третий котел не разбираем, но проем подготавливаем. Уехал инженер, прошло еще наверное пару недель, уже точно ничего не получится, как себе мечтали в управлении. Начались холода, уже вторая середина сентября, звонит инженер: сам приедет с лагами. Уже на дороге мести начало, а тут погода непредсказуема, никакому прогнозу не соответствует: здесь прогноз сам за себя, а погода сама за себя. Привез лаги, все было непросто, тут уже привыкли все делать на горбу, на костях зэков. Это я расказываю без подробностей, уже никому не нужны подробности. К концу октября погрузили 2 котла на прицепы, по поводу третьего пока никаких команд. Инженер с двумя машинами, с котлами на прицепах, уехал, но предварительно позвонил, попросил, чтоб ему навстречу для возможной помощи в дороге, выслали 20 зэков. Лаги он забрал с собой, на этой дороге все может быть, хотя мы хорошо раскрепили котлы, а скорость передвижения машин по дороге, которую условно можно назвать дорогой, ну разве, что по чукотским меркам, минимальная. Ехали они эти 60-70 км два дня. Как потом пацаны рассказывали, была на дороге парочка переполохов, хорошо, что было кому и чем помочь. Дальше их монтировать нас никто не звал. Тут уж до полярной ночи рукой подать, мы усиленно собираем металлолом, пока нам никакой команды. Мы уже начинаем дергаться, охрана наша тоже не имеет никакой команды. Вот-вот закончатся продукты, звоню инженеру, говорит: должен завтра сообщить окончательный ответ. Сказал, что завтра придет к нам вездеход-вахтовка и будет с нами, пока там не решат вопрос, сам же добавил, что там решать в пургу и полярную ночь не повезешь котел, при наших ветрах в момент перевернется. Но это понять — нужны мозги, а не команды. Охрана позвонила своему начальству, им ответили, что через два дня снимаемся. Нас всех это сообщение взбодрило, с охраной мы уже давно были в нормальных отношениях, один из солдат всегда помогал повару, они, кроме того, что помогали металл собирать, помогали вытаскивать котлы. Возле нас они получили урок, как не надо идти на поводу «учителей» из МВД. Тут уж точно работала русская пословица: «от тюрьмы и от сумы — не зарекайся». Потом сержант и два солдата нас часто сопровождали на работы в порт. Приехали машины за ломом, еще раньше инженер сказал, что нужно собрать нам в нашу мастерскую. Вот тут мы загрузили машину под завязку. Позвонил инженер: можем выдвигаться, тот котел заберем весной. Погрузились мы в вездеход-вахтовку, приехали к себе в зону, ехали, уже были сполахи полярной ночи. Тут началась уже другая жизнь: с подъемом в 6 утра, с отбоем в 10 вечера. Работа в мастерских, в зоне, в цехах, в порту. Приехал, получил сразу три письма, в последнем, читаю и глазам не верю, жена пишет, что поймали тех ворюг, что тебя оговорили за резину. Показал своим кентам по семье, как всегда разговоры о падлючей власти, суде, следствии. Показал письмо инженеру, он мне говорит : ему хозяин уже говорил, письмо уже читал: (( мы все знаем, что в зонах вся почта проверяется)). Мне говорит: поздравляю, возможно вместе «освободимся», он имел в виду, что я пойду этапом на Киев, а он со своей семьей переедет куда-то в европейскую часть Союза. Через пару дней вся зона знала мою новость, хозяин вернулся с командировки, вызвал меня, смотрю: он уже в погонах майора. Поговорили, попросил меня уж на сей раз точно рассказать, что да как там было. Поведал я ему всю эпопею от и до, как падлюка-следователель по особо важным делам прокуратуры Украины обещал меня загнать «туда, где Макар телят не пас» — вот я тут и оказался. Слушал внимательно, делал себе какие-то заметки, позвал замполита, а как же без них, без направляющей… Хотя замполит был нормальный, никого не цеплял, зэки его уважали не меньше, чем хозяина… Сказал: пиши, твою почту я буду отправлять с нашей спецпочтой, со своей стороны мы сделаем все возможное, чтоб тебя тут лишний день не задерживать. Дал мне адрес, куда придут быстрей мои письма. Потом добавил: уже не первый год тут служу, но такого еще не читал, да мы-то знаем, как бывает, но у вас на Украине вообще оборзели. Написал я письмо, попросил поподробней расписать все, что они знают. Жена ответила: сейчас с адвокатом пишут письма во все инстанции, чтоб меня вернули в Киев, но получают такие несуразные ответы — никто не хочет на себя брать, исправлять, допущенные ошибки. Потом в других письмах пишет, что эти паскудники боятся за свои шкуры, отвечают мне: пока мы его с севера вызовем, у него и срок кончится… Уже в 78 году написала, что даже узнать о твоем оговоре теми, кто грабил колеса, было непросто. То была закрытая информация, прокуратура и суд не признавали своих ошибок, еще ссылались, что за давностью лет, сложно установить истину, вроде им когда-то нужна была истина, был бы человек, а дело найдут. Ту систему всегда устраивала закрытая от народа информация, но доступная для неприкасаемых. Благодаря адвокату, он по своим каналам все это узнал, поднял шум, подключил коллегию адвокатов — не все еще там служили системе. Вот и зашевелилось, просил жену, адвоката, держать меня в курсе со всеми подробностями. Продолжал работать и в мастеских, и в порту. Летом 78 года, как мы и ожидали, послали нас, ту же команду, разобрать третий котел, не забыли нам напомнить за металлолом. За месяц мы справились с котлом, но нас еще на месяц с небольшим оставили собирать металл. Начальству понравилось на ровном месте премии получать. Мы знали, что нам пригодится для ремонтов и кое-что собирали для своих мастерских. В октябре 78 года меня расконвоировали, я уже самостоятельно мог добираться в порт на работу. Выходил я в город Певек, был он небольшой, как мне сказали в порту: где-то может до 3тыс. человек. Моя расконвойка — это так было для очистки совести начальства, как бы облегчить мне жизнь. Но работал я в составе той же своей бригады, питался со всеми. Всю мою переписку читал хозяин, порой вызывал меня, уточнял: ему самому было интересно. Как-то я поинтересовался: по вашему значку вижу, что вы закончили технический вуз, он мне ответил, что сейчас занимается на юридическом — вот откуда его интерес. Но после того, как я получил от жены письмо с припиской адвоката, хозяин вообще выпал в осадок. Они меня уведомляли, как идут дела, и какие пишут жалобы для моего скорейшего возвращения в Киев. На бланке адвокатской конторы было написано то, что адвокат просит написать Областной суд Киева для моего скорейшего этапирования в Киев: «В связи с открывшимися обстоятельствами по делу № такое-то, как ошибочно осужденного по ст 86*прим на основании (тут идет перечисление статей УПК), просим незамедлительно этапировать гражданина такого-то в распоряжение Киеского областного суда…». Подписей никаких нет, это же черновик для меня. Именно такую запись потребовал адвокат (как ошибочно примененную) с той только целью, чтоб тут на Севере мне уже не ставили «палки в колеса» с отправкой. Суд с прокуратурой очень сильно упирались делать такую запись. Говорят, что мы так не имеем права, а вдруг на пересуждении откроются новые обстоятельства не в пользу осужденного? — хотя прекрасно знают, что сами совершили грубейшую ошибку, не проверив все возможные предположения по делу. Настаивали на том, чтоб написать коротко, этапировать такого-то в распоряжение… Но мой адвокат подключил к этому делу многих юристов, и не только адвокатов. Одна сторона юристов доказывала другой стороне, стоящей на службе системы, правомочно, или нет отступать от существующих норм написания документов, касающихся этапирования заключенных на пересуждение. Власти сопротивлялись формулировке, представленной коллегией адвокатов. Хотя и прокуратуре, и суду, неоднократно доказывали и те юристы, которые пишут законы и их трактовку. Что этой записью никак не нарушаются общепринятые нормы, которые в данной сложившейся ситуации должны убедить управление Северных лагерей о необходимости немедленной отправки заключенного этапом к месту назначения. Пракитика, которую вы применяете на Украине, не работает в Северных районах СССР. Они подчиняются Москве, а не Украине. Вся эта волынка тянулась больше года, пока не связались с Москвой. Москва сразу дала добро, сказала: в их практике такое случается, еще и посмеялись над Киевом, укорили: вы сразу разбирайтесь правильно, не списывайте все «за давностью лет», ваша грубейшая ошибка — исправляйте ее. Мы сделаем соответствующие выводы по этому делу… Уже по этому черновику, по ответу Москвы, было видно предвзятое отношение областного суда Киева к моему делу. Прочитав это письмо, хозяин, да его читал и мой инженер, хозяин продолжил: если бы тебя судила РСФСР, я тебя отправил бы в любой конец самолетом, а в Украину не могу. Продолжал я там же работать, на душе стало веселей, мой инженер заканчивал свой контракт, в 80 году должен уехать на материк. Будучи на расконвойке, я бывал у него дома, знал его жену, детей. Весной 80 года они улетели сначала в Москву, потом, возможно, на Кубань. Дал мне адрес, куда могу написать, и ему перешлют, а потом он мне сам напишет, куда к нему подъехать. Вот тут он мне рассказал, какие вольнонаемные специалисты, поступающие на работу в МВД на Колыме,Чукотке, да по всему Северу, подписывали обязательство работать в ГУДАГе: «Я такой-то, обязуюсь никогда, никому не рассказывать о том ,что я видел и слышал на территории, где работаю. За нарушение этого обязательства я подлежу уголовной ответственности и осуждению сроком на 10 лет». Вот такие были внутренние предписания, кому нужна была Конституция с тем Уголовным кодексом, когда они повсеместно всеми органами той сучьей власти, нарушались… Наконец-то в начале октября 80 г. управление получило долгожданное для меня письмо, там было записано точно так, как Москва указала. Конечно, я был рад, пацаны меня поздравляют — весь лагерь узнал эту новость. В порту тут же стали мне предлагать остаться работать хотя бы на три года. Предлагали хороший оклад, сказал, подумаю, но вначале уеду домой. Начальник порта говорит: если ты даешь согласие, то через Москву мы затребуем твое дело к нам и в Анадыре тебя оправдают, получишь компенсацию за эти годы. Как бы заманчивое предложение, но я решил ехать домой, уж много проблем накопилось за эти годы. Я даже подумал: если меня тут могут оправдать и компенсировать деньгами, то почему тоже самое не может быть в Киеве. Хозяин колонии поздравил меня, сказал: пару недель и мы тебя отправим. В порту разберемся, куда должны отходить последние корабли в свои порты приписки. Назавтра я узнал, что, наверное буду ехать не один, тут уже давно ждут своей очереди 4 или 5 человек, работающие вольнонаемными по 3-4 года после своей отсидки. Вызвал меня хозяин, сказал, что меня будет сопровождать ст. лейтенант из спец части, он едет по служебной командировке на материк. У него будет твоя папка документов, по приезду в Хабаровск он тебя передаст охране тюрьмы, потом ты этапом пойдешь на Киев. Мы все понимаем, но этапа тебе не избежать, но по-другому сейчас отсюда не выехать. Повторил: вот если бы ты был осужден в России, я бы тебя в любой конец отправил самолетом, тем более с такими документами, как у тебя. В твоей папке будет сопроводительная бумага, показал мне ее: там был записан тот же текст, что они получили из облсуда Киева, думаю, что тебя не будут нигде задерживать. А от нас идти ты будешь в каюте корабля. Потом добавил : для суда мы написали твою характеристику, думаю, что и она сыграет свою роль. Поблагодарил его и пошел отсыпаться, зэк ведь вечно недосыпает, нервы всегда подводят, тем более в зимнее время, когда мороз за 40. В порту уже знали о моем как бы освобождении, все были уверены, что я иду на свободу. Начальник порта так и сказал: если, что не так, ты звони в моруправление, они мне перезвонят, я за тебя скажу слово. В порту мужики подобрали мне вольную одежду, чтоб я ничем не отличался от окружающих. Где-то в середине октября 80 г. погрузились мы на корабль, идущий вначале в Петропавловск-Камчатский, а дальше не знали, как пойдем: на этом или на другом корабле. В каюте нас было три человека: старлей, которого я знал по зоне, нормальный мужик, его работа в зоне — работа с бумагами, а не с зэками. Остальные трое были в соседней каюте. Питались с моряками. Я почти всю дорогу ,несмотря на погоду, находился на палубе. Все никак не мог поверить, что вот скоро буду дома, на свободе. Льды уже кружили вокруг парахода. Шли мы тем же маршрутом, что и 4 года назад, только тогда я сидел под замком в трюме. Сейчас я уже другими глазами рассматривал побережье, я знал, что впереди еще этап от Хабаровска до Киева, но этот этап меня никак не волновал. Я уже думал о доме. В последнем письме жена написала, что адвокат разговаривал с судьей, которая рассматриала мое дело и этих паскудников, открытым текстом уже сказала: «да, мы уже убеждены,что ваш подзащитный не виновен. Но вы же сами понимаете: необходимо выполнить формальности». Дальшу уже нечего говорить. Мой сопровождающий старлей знал всю мою историю, все время подбадривал меня. Рассказывал о своей жизни, как пошел служить в войска, он не говорил МВД, по-видимому, не хотел меня обидеть. Простой парень, из небольшого городка России, закончил школу, поступил в ментовское училище, как он говорил — у него в голове и мысли не было, что он когда-то будет иметь дело с зэками, работать в зоне. Наконец-то причалили на Камчатке в порту Петропавловск-Камчатском. Тут уже нас ждал другой параход, его порт приписки был Южно-Сахалинск. Здесь еще погрузилось человек 20 бывших зэков, но нам со старлеем дали каюту. Никто не знал, что я еще зэк, все воспринимали меня за вольного, работающего в Заполярье. Пока шли, перезнакомились, у каждого своя судьба, я не распространялся о себе, а мой старлей был в штатской одежде, сказал, что работает в Заполярье. Да он ни с кем не общался. Капитан при посадке предупредил людей: никакой выпивки на судне. Наконец-то причалили на Сахалине, в порту Южно-Сахалинск. Отсюда мы должны были на поезде добираться до порта Холмск на другой стороне острова. Там недалеко, а уже с Холмска паромом в порт Ванино. Татарский пролив и зимой не сильно замерзает, проводку парома осуществляет ледокол. Это уже был материк. Проделали мы это путь, прибыли в Ванино, тут три дня жили в гостинице — это уже была вторая неделя ноября месяца. Куда-то звонил мой старлей, мне сказал: так сложилось, что он не едет на Хабаровск, мы тут с тобой расстанемся. Меня его подробности уже не интересовали. Но он говорит: ты не волнуся, я тебя тут так определю, ты будешь спокойно ждать своей отправки на Хабаровск. Пока я понятия не имел, как это спокойно, не в гостинице ждать буду, а в зоне, или местной тюрьме. Ох, как не хотелось попадать, я уже стал забывать, что такое сиденье в тюрьме долгие месяцы. Все вышло по другому: связался он с местными ментами, от них созвонился с Певеком, поговорил с хозяином, что конкретно ему говорил, я не знал. С утра мы были в гостинице. Ему позвонили, сказали: его вызывет Певек. Я остался в гостинице, а он пошел к ментам на связь. Пришел, сказал: с ним беседовал начальник порта Певека, он связался с портом Ванино, чтоб я тебя туда привел, они меня там пока трудоустроят, а жить и работать будешь с вольнонаемными, они сами бывшие зэки. С кем нужно, он и начальник лагеря договорились, к твоей папке есть приложение, его всем, кому положено, можно читать — вот там о тебе все написано. Назавтра мы пошли в порт, там нас встретил мужик в штатском, как я позже узнал — это был местный начальник спец части, которого знал мой старлей. Передал он ему мои документы, мы по-дружески распрощались с ним. Начальник спецчасти повел меня к начальству порта, по дороге мне говорит: ты пока тут не распространяйся,что ты еще не совсем осободился, им этого знать не надо. Пока работай как механик, да и по тебе не видно, что ты еще заключенный. Жить будешь в их общежитии на территории порта. Порт охраняемый, за пределы порта никуда сам не выходи. Еще обвинят в побеге и добавят срок. Я позабочусь, чтоб тебя побыстрей отправить. Я прекрасно знал, что от спецчасти зависит любая отправка, они представляют на нас сопроводительные документы, поэтому верил ему. Привел он меня в отдел главмеха порта, тот меня хорошо встретил, по-видимому, с ним из порта Певека говорили. Тут он уже сам меня повел в общежитие, там мне показали комнату и все остальное. Механик сказал: питаться я буду в их столовой для сотрудников, платить здесь не надо. По ходу показал, где у них склад, сходи туда — получишь комплект спецовок для работы. Потом повел меня к месту работы, познакомил с бригадой. Сказал: что нужно, обращайся и ушел. Когда бригада узнала, где я работал, отпали все лишние разговоры. Еще через несколько дней встретил я тут механика с корабля, что приходил в Певек. Он больше, чем я, обрадовался такой встрече, конечно бригадникам рассказал о моей работе в порту Певек. Вот теперь уже лучшей характеристики не надо было. Я никому не говорил, что я инженер-еханик — здесь это лишнее, народ сам увидит, что и почем. Позже сами поняли, что я инженер, но они знали, откуда я пришел, тут, как говорят, и ежику понятно, что я сидел. Да вся бригада была из бывших зэков разных лет, на этой теме никто не зациклевывался, но коллектив был дружный. Работаю уже конец ноября, а меня никуда не везут, спросил я у механика, может он знает, в чем дело. Он знал, что я иду в Киев, ему местный нач. спецчасти показал мое приложение к папке. Вызвал меня по селектору, просил зайти к нему. Пришел, там был нач. спецчасти, поздоровался со мной за руку, он меня уже не воспринимал как заключенного. Вот он мне и выложил: Юра, дело в том,что пока к нам зимой не идут этапы из Хабаровска, (( все этапы из Хабаровска идут через Волочаевск 2)) надо ждать какое-то время, спрашиваю какое?, если честно, то наверняка до весны. Этапы все время движутся в обе стороны, причин для этого хватает, но к нам зимой за очень редким исключением. Но пока, пониаешь, не могу я тебя туда отправить, как только появится возможность отправлю даже не в вагон-зэке, (( в народе их называли Столыпинский )), а с сопровождающим. Потерпи, больше ждал, напиши пока письмо домой, я его быстро отправлю, дам мой обратный адрес, дает мне какой-то адрес: смотрю — не зоновский. Что остается делать? ждать, надеяться, бригада уже знает о моих всех делах, собственно секрета никогда и не было, тут все такие, как я. Но пацаны не в первый раз балдеют от нашей общей «справедливости». Продолжал работать, уже прошел новый 81 год, пока все без изменений, я уже понял, что раньше весны и навигации ничего не получится. Получал письма из дома, домой ответил, что наверняка раньше весны не привезут меня. Хотя Татарский пролив вообще-то не замерзал, по нему и зимой с ледоколами ходили паромы, но пока в порт Ванино с материка никого не везут, мы уже с пацанами шутим : может уже некого возить, уже там коммунизм? а мы не знаем, ну как всегда последние узнаем! Январь прошел, считаю месяцы… Февраль пришел и уже тут меня стали уговаривать остаться у них поработать трешку лет… Что я им могу сказать? да ничего. Вот, как сейчас помню, вызывает меня по громкой связи механик, прихожу в кабинет, он мне говорит: звонил начальник спецчасти, сейчас подойдет. Пришел и с ходу мне: собирайся, есть с кем тебя отправить. Я бегом в бригаду, попращался с ними, бегом в общагу, переоделся в гражданское. Бегу на вахту-проходную порта, там с машиной ждет меня начальник спецчасти. Привез он меня в гостиницу, зашли в номер, сидит моих лет мужик в штатском, представил он меня, я понял, что у них обо мне был раньше разговор. Переночевал я в гостинице, где-то после десяти поехали мы с ним на вокзал, билеты у него уже были. Сели в поезд, ехали в купе, пока ехали, разговорились, я то понял, что он мент, с другим бы меня не пустили, но на эту тему с ним не говорю. Он мне сам сказал, что работает на Сахалине, едет на родину, была туда командировка, давно не был, решил вот поехать. Так поболтали, ехали больше суток, приехали на станцию Волочаевка2, отсюда уже на другом поезде до Хабаровска, да тут рядом ехать. В Хабаровске пошли в их гостиницу, переночевали. Утром повел он меня покушать, еще купил мне на дорогу чай грузинский несколько пачек, для зэка это наилучший подарок, хлеба, колбасы, лук, чеснок, вижу, знает, что зэку надо в дороге. До этого он видел, что у меня с собой была сумка с лямками на плечах — удобно носить, там лежала пара белья, положил я продукты в сумку. Говорит мне: это тебе привет из Певека, я не сильно удивился, знал, что менты тут на севере друг друга знают, зачастую вместе кто-то с кем-то служит. Пришли мы с ним в Хабаровскую тюрьму. Пошли к начальнику тюрьмы, тот прочитал мое приложение и говорит нам: да бардак, загнали мужика в такую даль, теперь еще этапом назад вести. Стою, молчу, позвонил начальник кому-то. Пришел за мной старшина, начальник ему: посади его в небольшую камеру, где поспокойней, обыск не делайте, ему он уже не нужен. Пошли мы, за нами пошел мой сопровождающий, который меня привез. Остановились, старшина говорит ему: может, дальше не пойдете, там уже камеры начинаются. Попрощались мы с ним рукопожатием, старшина понял, что я непростой зэк. Идем дальше, он у меня спрашивает, куда путь держишь, говорю : в Киев, на Украину, на пересмотр дела, старшина говорит : там в камере есть мужики — тоже идут на Украину, зайдешь сразу спроси. Камера небольшая, а то отморозки будут охотиться за твоей сумкой. Зашел в камеру, сразу спросил: кто на Украину идет? Те, кто стоял ближе к двери, показали в мою сторону. Юра двигался ко мне, мы уже узнали друг друга. Вот так, Натан, мы с тобой вдали от дома и встретились… По этому поводу давай заварим чай и достает из своего мешка пачку чая, я и мои кенты — семья по зоновски — поняли, что его не шманали. На этапах, да еще в Хабаровске на пересылке встретить земляка, да еще того, кого ты знал по сводобе и работал с ним — это уже что-то. Мы оба хоть пока еще в этапной камере, но были рады этой встече. Ближе к ночи, смотрим, подходят три отморозка к его торбе, один схватил за лямку и тянет, мы тут вскочили и на них, еще 3-е с их стороны подскочило — вот тут я впервые увидел, какой Юра боец. Мы, конечно, не отставали, нас было с Юрой шесть человек. В общем, двоих вынесли из камеры, остальных мы загнали под нары…. После этого в камере стало спокойно. Остальное время мы были заняты: я, как всегда, делал крестики, а в перерывах слушали Юрины похождения с коментариями наших пацанов, бывавших в тех краях. И самое главное — ждали этапа уже на Запад.
Теперь пару слов, как мы кормились на этапе. Я из крышек консервных банок, при помощи натфилей, которые мы прятали у себя в потайных местах, изготавливал крестики. По всем тюрьмам, где довелось побывать, по заказу ментов-попкарей, дежуривших на коридорах, хозобслуги тюрем, что нам подвозили баланду, менял крестики на еду, чай. Мои сегодняшние «братаны», как и предыдущие, когда я шел этапом из Украины на Восток, полировали их, как говорят, до поросячего блеску, одновременно в их обязанности входило негласно охранять меня от происков отморозков -однокамерников, которые всегда есть в этапных камерах, желавших на халяву забрать у любого, что им понравится и уже как свое менять на продукты,чай, шмотки. Конечно, всегда были рукопашные драки — никто им ничего не давал, но сейчас не об этом. Юра, когда увидел такой горящий крестик, перекрестился, чем нас не сильно удивил. На этапе я встречал верующих, в этом не было ничего удивительного, но я никогда не мог и подумать, что Юра верующий. Вот Юра и рассказал нам, как он стал верующим. В зоне на Колыме он встретил несколько мужиков верующих, конечно и там, в зонах крестики не разрешали носить, у нас у всех тогда был сплошной атеизм… Но эти мужики изготовили крест размером с ладонь – самое интересное, склеили его из опилок, с определенной целью, если кто-то из ментов их застукает за молитвой, или кто-то из зэков захочет сдать их «куму», то они одним сжатием кулака сломают его. А руки там были нехилые. Вот так люди верующие прятались от сучьего надзора. Как-то с ним они сошлись и Юра потихоньку, вначале не замечая этого, примкнул к ним ненавязчиво и начал молиться. Он по своей работе не мог ходить к ним каждый день, они это знали и принимали его, как он сам себе решал. Так уж устроен человек, что в трудную минуту жизни ищет защиты у БОГА. На Украине есть пословица : «як тревога, то до Бога», хотя и пытались коммунисты выбить у народа веру в Бога, но как показала жизнь, ничего у них из этого не вышло, помнят люди Бога… Попросил меня Юра изготовить ему крестик, когда я его изготовил, а ребята отполировали, он бережно как новорожденного ребенка взял его в руки и стал молиться, не обращая на нас внимания. Мы тут же окружили его, чтоб никакая падла не видела его молитвы. Мы уже знали, видели, как падлюки в человеческом обличье гурьбой стоят и надсмехается над верующими. Какое-то время был задумчив, потом говорит мне: Натанчик, освяти крестик свой. Я ему говорю: у нас, евреев, никого не крестят, я же не служитель культа, он знает, что христианская вера пошла от иудеев. Ты для меня будешь священником… Ну, а наша «семья» уже с Юрой 6 человек, просят меня: если он признает в тебе того, кто может освятить его крестик, помоги ему, не отказывай. Среди нас четверо уже были зэки со стажем. Это мы с Юрой по первой ходке. Говорю им: я ведь понятия не имею, как это делается. Один из них говорит мне: прочитай по своему какую-то молитву, держа крестик в руке (ох сколько я их передержал !) уважь Юру. Они четверо будут свидетелями, хотя никто из них не знает, нужно ли такое свидетельство… Двое, или трое из них сказали, что в детстве были крещены, когда были мальцами — носили крестики, а подросли, и стали, как и все, с кем они якшались и понятия не имеют, что да как, но к вере в Бога относились с уважением. Всегда, если надо, подтвердим, что ты освятил крестик… Только непонятно, где и кому надо подтверждать. В общем, я так и сделал: закрыл глаза, вспомнил несколько слов из молитвы, которую слыхал в единственной в Киеве синагоге, находившейся на древнейшем Киевском Подоле. Молились старики, мы пацаны в послевоенное время бегали туда по праздникам подкормиться, бегали мы все вместе: русские, украинцы, да все подряд. Точно также мы бегали и в церкви. Крещение Юры отметили заваркой крепкого чифира. Юра крестик с тесьмой надел на шею, во всяком случае, мы с ним 12 дней шли до Свердловска — никто при шмоне крестик не трогал… Тюремные менты, зэки их называли попкари, хоть и на службе у сучьей системы, но как русские люди понимали: крестик, если на шее, трогать нельзя.
Теперь хочу описать то, что мы услышали от Юры и то, что я решил пока не отклоняться от его многодневного рассказа: он был непосредственный свидетель, побывавший сам в тех местах, о которых идет речь в моей повести. Это касается всех, неважно, где сейчас проживающих, вчерашних и сегодняшних жителей бывшей страны Советов; наших потомков, которые все-таки должны знать, откуда пошли их корни, обязаны иметь представление о том, что бы их ожидало, если бы их бабушки, дедушки, мамы, папы, остались жить в той стране, под названием СССР. Страна, которая под руководством иезуитов — партии коммунистов, строила утопический коммунизм. Когда за любое неповиновение власти коммунистов жрецы «серпа и молота», наказывали беспощадно… Дело в том, что в те годы, когда Юра сидел на Колыме, Чукотке, и люди, сидевшие на Сахалине, Камчатке и дальше по побережью Охотского, Берингового морей, за все существование СССР, как правило, отбывали свой срок от звонка до звонка. Там не практиковалось УДО (условно досрочное освобождение) — ведь если тебя условно досрочно освобождают, то ты уже должен самостоятельно добираться до материка. Выдавали наличными какие-то заработанные тобой копейки. Если кто-то и добирался до материка, то за эти копейки ты, возможно, мог купить плацкартный билет в поезде, идущем на Запад. Как правило, эти копейки уходили еще до материка — вот это одна из основных причин, по которым народ после освобождения, вынужден был там оставаться работать и жить. Для развития Северо-Восточных районов страны Советов, нужна была рабочая сила, а что может быть лучше освободившегося зэка, который тут на Севере, Востоке будет пахать за понюшку табака. Пить, пить горькую от безысходности. Повторюсь, но коммунистический ГУЛАГ не был рассчитан на возращение из Северных районов уже освободившихся, и как бы отмытых от грехов вчерашних зэков, в родные места. Из всех тех мест, о которых я упомянул выше, освободившиеся, выпущенные за лагерные ворота в зимнее время, с тех северных широт, когда мороз прижимает к земле — никуда не могут деться. Навигация закрыта, надо ждать лета, а до лета надо прожить еще, кому — месяц, а кому и все девять. Где-то работать, спать, питаться — вот и идут работать, куда подвернется, а что тут может подвернуться: хорошо, если есть какой-то поселок, которых в районе Певека было всего-то несколько, а если нет, чтоб с голоду не умереть, идут работать в ту же зону вольнонаемными за мизерную зарплату. Но не просто вот так, до лета, до навигации, а уже по контракту, и как минимум, если повезет, на год, а в основном — больше. Вот приходилось миллионам людей «осваивать» просторы Севера. Совсем небольшое количество зэков, что сидели по северным лагерям Камчатки, Чукотки Сахалина, Магадана, возвращались в родные края к своим семьям. От безысхода остаются люди в тех местах, где о них никто не собирается заботиться. Сколько миллионов семей разбило то коммунистическое правление? Но вот скажите, как любить такое государство «рабочих и крестьян»? Ведь, чтоб развить Север, им надо заниматься, не из центра давать ЦУ, а на местах определяться. Не присылать никчемные комиссии, как это было на «Восточном», а заитересовать народ и заработком и всем остальным для работы в тех широтах. Не гробить тут на Севере миллионы людей. По неполным документам, уже доступным к обозрению, в лагеря на Колыму с 1932 по 1953 г. было завезено 740.434 человека!! А с 60-х годов поток опять увеличился, но пока точных цифр никто не публикует. Есть таблицы, в которых по годам указаны количество заключенных в северных лагерях. Там счет идет на миллионы… Если по каким-то причинам закрылись три урановых лагеря, то на этом жизнь не остановилась. В тех местах есть любой элемент таблицы Менделеева, кому, если не зэкам, работать на краю земли, при морозах за 40 градусов, добывать все это из недр земли. Те «кухарки» — строители коммунизма, в лице гребанной партии и его Ленинского ЦК, не собирались обустраивать ни Дальний Восток, ни тем более Заполярье. Весь рассчет был на русский авось, на огромное количество заключенных, которых пачками штамповали по всему СССР. Правление коммуняк за все годы принесло народам СССР только невосполнимое горе. Был только маразм экономики, под лозунгом коммунистов: «ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ». Никто из руководителей государства и партии не имел элементарных знаний о рыночных отношениях. Главенствующим был лозунг: «ДОГНАТЬ И ПЕРЕГНАТЬ АМЕРИКУ!». Но КАК ЭТОГО ДОБИТЬСЯ? — вот тут все ЦК с их приспешниками уповали опять же, на русский АВОСЬ. Хотя в стране хватало специалистов, знающих процессы экономики, но с ними никто не считался — все решалось в кабинетах «руководящей и направляющей». Но не могли те «кухарки» да и не хотели делать СССР благополучной державой. Возможно, старшее поколение помнит, для молодых напомню,что сельское население начало получать паспорта только с 1974 г, а в период с 1935 по 1974 годы колхозникам не разрешалось переезжать в другую местность и они были привязаны к колхозу и месту жительства. Колхозники (общая численность которых всех возрастов, по данным переписи 1970 года, составляла около 50 млн человек, или 20,5 % населения страны), как и ранее, были лишены паспортов и свободы передвижения. Они были на правах рабов у коммунистов. Вот еще один интересный факт от изуверов -коммунистов: для тех сельских жителей, которые после 1974г. по отбытию срока наказания, возвращались в свои родные места, власть придумала еще одну зацепку. Для получения паспорта им давали еще испытательный срок на 5 лет. По усмотрению местных властей, то бишь, МВД, могли и продлить. Если ты себя проявил, как строитель «коммунизма» — вот после этого тебе могли выдать долгожданный паспорт, ты уже мог спокойно покинуть свое село, деревню.
А для городских жителей, прибывших из мест заключения, паспорт выдавался по месту твоей прежней прописки, откуда тебя арестовывали. Но его также непросто было получить. Каждый район города старался бывших заключенных по множеству причин не прописывать, у них по этому поводу был циркуляр для служебного пользования. В первую очередь они требовали от тебя устройства на работу, а кто тебя примет на работу без паспорта? Тогда доблестные органы, не без указаний направляющей партии, снизошли до того, чтоб ты принес им просто справку, что тебя трудоустроят. Вот после этого ты мог уже и паспорт получить. Никого не волнует, что ты вернулся к своей семье, у них задача: сократить в их районе число прибывших из мест заключения. Но если все-таки тебе выдавали паспорт с пропиской по месту жительства, то первое, что они делали — ставили тебя на административный надзор, а это значило: ты должен то ли каждый день, то ли, как они укажут, но с утра прибыть в районное отделение милиции и расписаться в той надзорной книге. Если ты 2-3 раза не расписался в ней, за тобой придут с утречка и прямиком в тюрьму, потом в течение недели повезут тебя в суд за новым сроком. Никого не интересует причина, по которой ты не отмечался, никто не проводит никаких разборов. Вот тут судья выделяет тебе срок, за так называмое, «нарушение режима», статья эта предусматривает осуждение от 1 года до 3-х лет и срок этот будет зависить от того, что в сопроводительной бумаге запишут менты. А они писать умеют, и получаешь ты свой трешник, и идешь на нары, но уже со второй судимостью на строгий режим, становишься уже рецидивистом по меркам «кухарок». А к рецидивистам у ментов уже особое отношение.
Еще для жителей городов была придумана другая примочка: отметка 38, которая запрещала тем, кто отсидел и имеет такую отметину в той справке об особождении, проживать в крупных городах. Для тебя был приготовлен коммуняками 101 километр от крупных городов, т. е. проживание или в малых городах, или в сельской местности. Таким образом, власть «кухарок» и их приспешников в лице МВД, как ей казалось, очищает города от преступников любого ранга. И никто из «кухарок» не брал во внимание ими же написанный закон, коротко скажу :«отбывший наказание считается искупившим свою вину…» Только все это было написано на бумаге, а бумага все выдержит. А вот цикуляры для служебного пользования они были уже выше закона. Ну, а закон по русской поговорке: «как дышло, куда повернет, туда и вышло». НО САМОЕ КОВАРНОЕ, ЧТО МОГЛИ ПРИДУМАТЬ ТОЛЬКО ИЗУВЕРЫ-КОММУНИСТЫ — это годы твоей отсидки не засчитывать в твой рабочий стаж!!!! Человек, неважно в какие годы от роду получил, допустим, 3 года, 5 лет,10 лет,15 лет да 1 год тюрьмы — это не имело никакого значения. Кто-то уже забыл, что он в молодости получил какой-то срок, забыл, что было 20-40 лет тому назад. Подходят годы, уходить на пенсию, приходит он в СОБЕЗ: контора, которая занималась оформлением пенсий, у которых на руках были всевозможные циркуляры. Вот они тебе напоминают то, что ты по наивности своей забыл, а у тебя мил человек, или там как-то по-другому — нет отработанных по закону рабочих лет, у тебя не хватает до стажа там 3,5,10,15, лет: иди, еще поработай, а лет через столько-то, к нам придешь. Во, иезуитский закон, как-будто зэк в лагерях не работал, да он пахал там почище, чем папа Карло, а за свою работу по строительству «развитого коммунизма» для слуг народа, получал похлебку и сопел в обе дырки. Но той сучьей власти этого еще было мало…..
Когда в пересыльной камере наша «семья» слушала Юрин рассказ, мои кореша, кто уже не по первой ходке, подтверждали мне о зоне «Бутугычаг», один из них еще в конце 60-х годов по молодости лет получил пятерик и сидел на Колыме в лагере под Магаданом, утверждал, что точно знает про тот смертный лагерь, что в их зоне были зэки, кто сидел еще там. Все мы внимательно слушали Юру — вот я еще тогда подумал: где-то надо отыскать, что же там было на самом деле. Уже, когда нас привезли в Свердловскую пересылку, зная, что мы тут с Юрой будем расставаться и под впечатлением его рассказа о Колыме, Чукотке, поделился : может написать об этом рассказ, он мне говорит: да нахер они тебе нужны, ничего ты у коммуняк не узнаешь, себе только хуже… Конечно, в те годы, кроме как рассказы очевидцев, я бы ничего больше не узнал, ну,а чтобы кто-то отпечатал такую повесть — речи быть не могло. Самого еще за фальсификацию фактов посадят.
После освобождения жизнь закрутила так, что не до написаний воспоминаний было. Вот только, уже живя в Америке, написав свои воспоминания, свою автобиографическую книгу, а когда пишешь, воспоминания сами прокручивают в голове все, что прошел. Память все помнит — этого до гробовой доски никто, из прошедших ГУЛАГ, не забудет. Начал я писать повесть о Юре, его пребывании на Колыме, Чукотке. Но ведь прошло много лет, я, конечно, верил и Юре и тому мужику из нашей семьи, но сейчас нужны факты из тех мест. Естественно, начал искать информацию. Нашел я все, что надо: очень закрыта была когда-то эта информация, распался Союз — вот и решили новые власти (со старыми дырками), кое-что открыть народу. Они хорошо знают, что возможно, с распадом СССР народы бывшего Союза от старых до молодых, не будут интересоваться как бы преступлениями старого коммунистического режима. Вроде с новым режимом настала тишь и благодать — все продолжается только по-новому, как в той песне поется : «нам нового начальника назначили, сказали, что уж лучше не найти…». Благо сейчас есть интернет, википедия, всякие энциклопедии, публикуются воспоминания бывших зэков, при желании много чего можно найти, сопоставить и рассказать. Мыслящие люди всегда во все времена будут любознательны. Как говорили еще в старой Одессе: «это две разные разности». С начала 90 годов ХХ столетия как раз этим и занимаются старые и молодые следопыты России. Ведь это наша история, история тех, кто жил в те годы в стране Советов, без знания истории невозможно и наше будущее, будущее наших детей, внуков, правнуков, вне зависимости от того, в каком бы конце света мы не жили, что многократно уже доказано.
Вот я и занялся поисками. Был такой лагерь «Бутугылаг», находился он на Колыме, в 600 км. от столицы Колымы г.Магадана, как в песне поется, «столицы Колымского края». Бутугылаг по тем имеющимся данным в Википедии … существовал с 1937по 1955гг. Это были урановые копи Колымы, так называвемая долина смерти, отделения лагпункта №12. Занимались добычей, обогащением урана для советского атомного оружия. Именно из этого рудника, как из рудника «Восточный» на Чукотке, была поставка для первой атомной бомбы Союза. На Колыме шахта и рудник располагались вокруг хребта Бутугычаг, вдоль Нелькобе и в районе ключа Охотник. Также там был комбинат по обогащению урановой руды (комбинат №1). Рудообогатительная фабрика, страшное гробовое место : мелкая пыль, химический цех, цех пресовки, сушилки для обогащенной руды — все было опасно своими испарениями. Смертность высоченная, умирали каждый день, лагерная охрана умершего зэка сверяла по № личного дела с № уже готовой таблички. Трижды прокалывала покойнику грудь специальной стальной пикой … и выпускали умершего на волю, хоронили там же, рядышком, за колючкой зоны, ставили колышки, № таблички и все. Как говорил Юра, некоторые его бригадники, работавшие на «Восточном», взяли на память те консервные бирки, на которых когда-то была видна фамилия умершего зэка на память для себя, своих детей и внуков об этих страшных местах сталинского террора. Урановую руду «Бутугычага» доставляли в г. Магадан в мешках под усиленной охраной. В порту руду грузили на подводную лодку, которая через Татарский пролив шла во Владивосток, где стратегическое сырье перегружали в самолет и доставляли в Москву. Обрабатывалось сырье на спецзаводе в Подмосковье. А с Чукотки сырье привозили в порт Певек и отсюда ледоколами везли до Мурманска, а там самолетом до Москвы на тот подмосковный спецзавод. Руду добывали в шахте и открытым способом, взрывали скалы и щебенку, везли на тачках на обогатительную фабрику. Только по тем доступным данным, в этом лагере-БУТУГЫЧАГ погибло 380 тыс. человек — это больше чем все население современной Магаданской области. Долина смерти Бутугылаг — истинное лицо той советской власти и ее передового отряда ВЧК-НКВД, МГБ-КГБ. Кроме того, на урановых рудниках Магаданской области врачи-изуверы этой сверхсекретной зоны, проводили преступные эксперименты на мозге заключенных. Такие же опыты проводили и в лагерях на Чукотке, названия этих лагерей: «Северный», «Восточный», где уже 20 лет спустя непосредственно побывал Юра, которые по сей день хранят тайну ГУЛАГа, которые и сегодня напоминают о себе костями погибших зэков и руинами бараков. Ведь с 1953-55 годов прошло более 60-ти лет, но то, что осталось по сей день напоминает людям ужасы правления партии извергов-коммунистов. Еще долго эта земля будет необитаемой. Как говорили местные жители Чукотки, в эти края привезли не менее 170 тысяч заключенных. Огромные кладбища заключенных на Колыме, Чукотке на окраинах лагерей напоминают об этом. Ведь сейчас ни для кого не секрет, что первые концлагеря возникли в СССР. Кроме того, еще в конце 30-х годов ХХ столетия специальные бригады гитлеровского рейха по договору с иезуитами-коммунистами, набирались опыта в этих лабораториях смерти. И во время войны 1941-45гг. применяли опыт, приобретенный в лагерях смерти ГУЛАГ, уже в своих лагерях над советскими заключенными. Все мной сказанное зафиксиоровано в документах, которые каждый желающий может обозреть. Вот так «правили» коммунисты – верные ленинцы. ((( Наберите в интернете: Колыма урановые рудники, там найдете все про этот лагерь –долину смерти. ))) Там есть, что почитать, посмотреть и старым и молодым… На Колыме Юра был в лагере, который находился где-то, как говорили тогда зэки, в 100-150 км от той долины смерти Бутугылаг…
После моей одсидки мы с Юрой встретились. Это был 1985, на его шее висел тот самый крестик, своей жене сказал, что я его освятил… За нашим застольем Юра сказал: вышел я из зала суда оправданным, но судимость-то не сняли. Ну, и как водится: никто не собирался извиняться, а тем более, никто не собирался компенсировать его незаконно отсиженные годы. В те годы все это было в порядке вещей. Сказал, что его дети уже в Канаде, ждем вызова, наверное через год-два уедем. Уехал он в 1986 году.
02.23.2015