Вы не поверите, но прошло уже более шестидесяти лет, а я до сих пор помню этот запах. Запах торфа. Им топили тогда котельную и торфяной запах постоянно витал над нашей «Лесной школой имени Первого мая».
Эта была школа типа интерната для ослабленных детей, в которой жили и учились ребята в те послевоенные годы. А таких детей в то время, сами понимаете, было немало и, конечно же, попасть в нее удавалось далеко не всем. Но я как-то попал. Учился я тогда в четвертом классе.
Наверное, такая школа была не одна. Наша же «Лесная имени Первомая» находилась, как сейчас помню, в Пушкинском районе Подмосковья. Лесной она называлась потому, что была в лесу, а в честь Первомая я уж и не знаю, кто ее назвал. Смена там продолжалась полгода. И мне запомнилась большая спальня, человек, наверное, на 20, и большая столовая, которая одновременно служила и клубом, где время от времени нам показывали кино. Я даже помню один из тех фильмов, который назывался «Концерт Бетховена» и запомнился в основном популярной в то время пионерской пресней:
«Эх, хорошо в стране советской жить,
Эх, хорошо свою страну любить.
Эх, хорошо стране полезным быть,
Красный галстук с гордостью носить….
Мерить землю решительным шагом,
Помнить твердо заветы отцов.
Знать один их завет, боевой наш привет:
Будь готов, будь готов, будь готов…..».
Я в те годы, естественно, тоже был пионером и совершенно искренне считал, что хорошо в стране советской жить и хорошо свою страну любить и красный галстук с гордостью носить.
В «Лесной школе» учились ребята с 1-го по 4-й класс, так что я был там одним из старших по возрасту. В нашем классе было человек 20. И почему-то сейчас я не помню там девочек. Мальчишек кое-кого, несмотря на столько прошедших лет, помню даже по именам-фамилиям. Например, Слава Дьяченко или Олег Реенфельд, а девчонок не помню ни одной. Вполне возможно, что их в классе вообще не было, поскольку в стране тогда было раздельное обучение. Но в нашей школе они точно учились. Мы встречались с ними в столовой, в клубе, в разных кружках, а вот одноклассниц не помню.
Из одноклассников же особенно запомнил я своего соседа по парте, которого звали Витя Мережко. Помню, что он был высоким худощавым мальчишкой с короткой прической, как, впрочем, и мы все. Мы сдружились с ним за эти полгода, сидели за одной, последней в ряду, партой, кровати наши стояли рядом в спальне и ели мы за одним столом. И вообще мы много времени проводили вместе, и даже было у нас между собой негласное соревнование по учебе, потому что мы оба учились хорошо, пожалуй, лучше всех в классе.
С Витей мы любили вместе гулять по лесу, любили играть в шахматы и читали одни и те же книжки. И, надо сказать, сильно привязались друг к другу. Уж я так точно. И когда настало время расставания, очень переживал это. Школа наша была, как я понимаю, областная московская и попадали в нее ребята из многих подмосковных городов. Сколько там было детей из моего города, я не знал. Может быть, двое-трое, а может, ни одного кроме меня. Но мой новый друг Витя Мережко и я разъезжались по разным местам. Мы обменялись с ним адресами, обещали писать друг другу и даже, на самом деле, написали по паре писем. Но переписка скоро заглохла. Наверное, потому, что мальчишки в этом возрасте не любят эпистолярного жанра. Телефонов в то время не было ни у него, ни у меня и мы потеряли по жизни друг друга….
… Прошли годы. Много лет. Я окончил школу, потом институт. Женился, стал жить в Москве и работал инженером в одном из НИИ, которых в столице было бесчисленное множество. Но к тому времени, параллельно со своей инженерной работой я стал серьезно заниматься журналистикой и литературой. Причем вполне успешно. Мои рассказы и фельетоны охотно печатали в различных журналах и газетах, особенно в «Вечерней Москве», удостоверение от которой лежало в моем кармане. Появлялся я на радио и на телевидении.
И вот однажды пошли мы с женой в кино. Не помню, как назывался фильм, но помню, что он понравился мне, а главное, что меня поразило, так это то, что среди создателей картины, как было указано в титрах, я с удивлением увидел, что ее сценарист – Виктор Мережко. Это ударило меня как током. Не знаю почему, но я не представлял себе, что мой друг по Лесной школе мог стать за это время сценаристом и фильмы его идут на экранах. А впрочем, почему бы и нет?
Мы шли после сеанса домой, и я думал не о фильме, а об его авторе. И вдруг почему-то мне сразу вспомнился запах торфа и связанная с ним наша Лесная школа имени Первого мая. Я ни на секунду не сомневался, что сценаристом только что просмотренной картины был именно он, мой бывший одноклассник и друг. С этой минуты мысли о Викторе Мережко преследовали меня постоянно. И, как это ни смешно, рядом с ними я отчетливо ощущал запах торфа. К сожалению, в то время не существовало интернета со справочными системами, да и до персональных компьютеров мы еще тогда не дожили. Пришлось мне пойти в Ленинскую библиотеку, перерыть там груду карточек в каталогах и выяснит для себя кое-что о Викторе Мережко и его картинах. И моя уверенность, что это он и есть, мой школьный друг, еще больше окрепла, когда я узнал, что год рождения сценариста Виктора Мережко полностью совпадает с моим. А это значит, что у нас были одновременно школьные годы и мы вполне могли учиться в одном классе.
Тогда-то я и понял, что просто должен встретиться с ним. Но сначала надо было найти его телефон, чтобы договориться о встрече. Не помню как, через газету ли, радио или ТВ, мне это удалось. И вот однажды, заметно волнуясь, я набрал этот номер. Перед этим я продумал сюжет нашего разговора и вполне допускал, что Виктор не будет заинтересован в нашей встрече и не согласится на нее. Ведь столько времени прошло, столько событий. Что ему этот четвертый класс Лесной школы? Что ему бывший сосед по парте на фоне его разнообразной полнокровной жизни с множеством интересных людей в ней?
Но надо сказать, что я имел одну задумку. Вот уже долгое время мне самому хотелось написать сценарий. Причем тема казалась мне актуальной и не избитой. Про кого у нас в то время создавались картины? Или про молодежь, которая героически трудилась на заводах и стройках, одновременно крепко дружила и любила друг друга. Или, наоборот, о ветеранах, кадровых работниках предприятий, которые учили уму-разуму эту самую молодежь, приводя ей примеры из своей трудной, но боевой молодости.
У меня же крутилась в голове идея написать сценарий о сорокалетних людях, именно о тех, кто не попадал в разряд героев известной песни – «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Мой герой, по моим замыслам, еще не дорос до возраста, когда ему везде был почет, но уже перерос годы, когда ему «везде была дорога». Я сам был в этом возрасте и хорошо понимал моего героя «изнутри».
Он виделся мне положительным человеком, у которого жизнь полностью удалась. У него была интересная работа, приятные сослуживцы. У него была хорошая семья, жена и даже любовница. Он имел приличную квартиру, и „Жигули“, что по тем временам не многим было дано. Казалось бы, живи – не хочу. Но если рассматривать жизнь моего героя по отдельным частям, указанным выше, то она выстраивалась совершенно в другую картину.
Работа моего героя казалось ему неинтересной, а начальник – придирой. Семейная жизнь была неполной из-за отсутствия детей, а жена упрекала его в этом и вообще с каждым годом становилась сварливее. Любовница не хотела оставаться в этом качестве и закатывала истерики. Квартира была в «хрущебе» с потолками в 2,5 м и холодными стенами. На «Жигулях» он ездил по доверенности и в любой момент мог лишиться ее. И характер у моего героя был не сахар, что вполне возможно усугублялось вышеназванными моментами. Вот о чем мне хотелось написать сценарий и увидеть фильм по нему.
Но, или потому, что я никогда не писал сценариев, или потому, что мои литературные способности не поднимались выше рассказов и фельетонов, но вынашиваемый долгое время сценарий не вытанцовывался дальше одних только мыслей.
И вот сейчас, собираясь наладить контакт с Мережко, я подумал, что будет правильным «продать» сценарий ему, профессиональному сценаристу, что это может заинтересовать его и сблизить нас как когда-то.
Тогда еще не было мобильников, и позвонить Виктору «на карман» я не мог. У меня был его домашний номер, но он не отвечал по нему ни днем, ни ночью пару месяцев. Конечно, я не звонил ему все это время бесперебойно, тем более по ночам. Это такое фигуральное выражение. Хотя и пробовал дозвониться до него довольно часто. Но, увы….
Я не знал, что и подумать, но не бросал свою задумку. И вот…. Он снял трубку. Возможно, я «перегорел» за это время, но заговорил с ним довольно спокойно. Убедившись, что это – Виктор Мережко, я представился и спросил, не говорят ли ему что-то мои имя-фамилия? Виктор задумался на пару минут, а потом сказал, что, к сожалению, не знает меня. Тогда я напомнил ему нашу Лесную школу и его соседа по парте. Он опять задумался и опять, с сожалением, сказал, что никогда там не был. И в подтверждение тому сказал, что он родом с Кубани, там же и школу окончил и не жил в те годы в Подмосковье.
Я еще раз переспросил его имя, фамилию и год рождения и рассказал обо всей этой истории своему собеседнику. На что тот очень оживился, поразившись такому совпадению, и спросил отчество моего Мережко. Но откуда я мог знать его, учась в четвертом классе.
— Жалко, — сказал нынешний Мережко. — Мое – Иванович. Но это точно не я. Правда, жалко. А вы вообще-то, чем занимаетесь?
Я не стал говорить, что работаю инженером и представился журналистом,
— Это интересно, — весело ответил он, — нам надо встретиться и познакомиться. Только сейчас заканчивается съемка моего очередного фильма, и я провожу все время на студии или в экспедиции. Вы меня и сегодня-то поймали совершенно случайно. Давайте договоримся, позвоните мне через месяц и мы все обговорим. Согласны?
— Согласен, — сказал я, поскольку ничего не мог возразить. – До свидания, Виктор Иванович, я обязательно позвоню вам.
— Обязательно звоните, — ответил Мережко и повесил трубку.
Я тоже положил трубку и почувствовал, что у меня вспотела спина. Надо сказать, что о своей задумке насчет сценария я не упомянул Мережко ни слова, ни намека. И не потому, что забыл, а просто во время разговора мне показалось это нетактичным, тем более, что он оказался не тем человеком. Мне не хотелось, чтобы он воспринял мой звонок как желание набиться в соавторы. Мне ведь совсем не это было нужно.
….Прошел еще месяц-другой. Пару раз я пробовал звонить Мережко, но безрезультатно. Я и прекратил, чтобы не быть назойливым. Но история на этом не закончилась…
Однажды я пошел в кино. Вообще-то я следил за киножизнью, читал газеты, журналы, особенно «Искусство кино» и «Киносценарии», а поэтому ходил на фильмы, о которых имел предварительное представление и смотрел не абы какие.
К фильмам, сценарии которых написал Мережко, я проявлял особое внимание и смотрел их регулярно. А на этот раз я пошел на картину «Полеты во сне и наяву», зная, что сделана она по сценарию Виктора, но, не представляя, о чем она.
Итак, я пошел в кино. Думаю, что многим этот фильм понравился (К слову говоря, Мережко получил за него Государственную премию), но меня он просто ввел в ступор. Уже погас экран, уже зал покидали зрители, а я все еще не мог подняться с кресла. Весь фильм, каждый его кадр казался мне написанным мною. Помните, у меня была задумка написать сценарий про сорокалетнего мужчину, который я так и не написал? Но « Полеты» было именно то, что я хотел сделать, что неоднократно прокручивал в голове. Хотя я четко помню, что тогда, во время нашего первого разговора с Виктором Мережко, когда у меня было желание «продать» ему мою задумку, я ни одним словом не обмолвился о ней. Ни одним словом, ни одним намеком. Значит, он дошел до этой темы сам? Или все же какая-то телепатия была между нами тогда? Не знаю, не знаю…
Я с Виктором никогда потом не говорил об этом фильме, хотя, бывало, мы встречались с ним на разных тусовках, кинофестивалях, презентациях. Я даже принес ему свой первый сценарий «Синий заяц», который Виктору понравился, хотя он посоветовал, что надо доработать. Через какое-то время я сделал с Мережко большое интервью, и оно понравилось ему тоже. Несколько раз я побывал в его солидном рабочем кабинете, где проживал большой красивый попугай, а на стене висела целая коллекция холодного оружия.
С тех пор я смотрел все картины, в которых Виктор Мережко был не только сценаристом, но уже и режиссером, и даже актером. И хотя я знал, что он не тот человек, с которым я жил рядом и дружил в Лесной школе имени Первого мая, но каждый раз, даже встречая его имя, мне вспоминалась та наша школа, и почему-то возникал запах торфа, запах моего детства.
