Место моего рождения: Чикаго. Год рождения: 1993. Зовут меня… Впрочем, какое это имеет значение? Всего лишь череда букв. Что, в самом деле, значит имя в круговороте страстей, надежд, страданий и боли, именуемом жизнью? Ничего. Единственное, что имеет значение, это сам факт моего существования. И его цель. Итак, начнём сначала. Место рождения: Чикаго. Возраст: 21 год. Цель: убить человека. Я верю, что никто не приходит в этот мир просто так. Каждому уготовано своё предназначение – только ему и никому другому. Но многие несчастные умирают, так и не узнав, в чём оно заключалось. Мне повезло больше. Смысл моего существования открылся вскоре после моего пятнадцатого дня рождения. Именно тогда стало ясно: я живу на этом свете, чтобы убить мистера Р. Д. Дэвиса. Моя охота на него длилась шесть долгих лет, пока след не привёл в Хейзелтон, небольшой городок на северо-востоке Пеннсильвании…
Пятница, 12 сентября, 10 часов вечера. Я стою возле обшарпанного табачного киоска и смотрю на дверь бара, расположенного на противоположной стороне улицы. Я жду. Он обосновался в этом городе около года назад – долгое пребывание по сравнению с городами, где он останавливался раньше. Мне также известно, что практически каждый день он приходит в этот бар – на противоположной стороне улицы. И вот он здесь. Высокий, худой, светло-русые волосы, кожанная куртка и лицо, которое я не забуду до конца моих дней. Я вижу его первый раз за эти шесть лет. Теперь он выглядит старше, на нём другая одежда, но это он. Наконец-то. Он заходит в бар, а я отворачиваюсь и ухожу.
Я снимаю комнату в маленьком отеле почти в центре. Хорошее расположение, легко добраться со всех концов города. Я решаю идти пешком, чтобы немного подумать. В движении мне думается лучше всего. Но не в этот раз… В этот раз мысли меня избегают. Вместо них что-то холодное и тёмное зреет внутри. Предвкушение крови, которую я пролью собственными руками. Я представляю тяжёлые алые капли, падающие с кончиков моих пальцев… Он захлебнётся в крови. Она сплошь покроет его тело, насквозь пропитает одежду, оставив вены пустыми… Я захожу в свою комнату, падаю в кровать и засыпаю. Мне ничего не снится. Время, когда мне что-то снилось, давно прошло. Но я хорошо помню последний сон. В нём были Томми и Дженни, их смеющиеся лица, чётко и ярко. А потом ничего – только темнота.
Я возвращаюсь в бар следующим вечером. Он уже там, возле стойки, спиной ко мне. Я переступаю через порог, и он вдруг оборачивается. Взгляд, не задерживаясь, скользит мимо меня – вслед за молодой парой, вошедшей в бар минутой раньше. Потом его взгляд возвращается, безразлично останавливается на мне… и застывает. Правда, ничего в его лице не меняется, когда я спокойно пересекаю зал и занимаю место у стойки рядом с ним. Но я понимаю, что значит этот взгляд. Подобное для меня не редкость.
«Какое же у тебя красивое лицо!- Дженни повторяла это часто.- Жаль, что я не умею рисовать… Портрет получился бы потрясающим!»
Многих восхищает моя внешность. Мне же никогда не было дела до того, как я выгляжу.
— Ни разу тебя здесь не видел. Недавно в городе?
Я не поворачиваюсь и отвечаю, не глядя на него:
— Можно сказать и так.
— Что пьёшь?
— Скотч.
— Не рановато в твоём возрасте?
— С каких пор возраст определяет выбор спиртного?
Он усмехается и кивает бармену. Потом снова поворачивается ко мне.
— Как тебя зовут?
— Это имеет значение?
— Вообще-то нет. Но я подумал, надо же как-то к тебе обращаться.
— Для чего? Отдать дань традиции? Говоришь с кем-то – обращайся по имени. Не знаешь имени – непременно узнай. То же, что и справляться о здоровье, хотя на самом деле тебе глубоко наплевать.
Его губы вздрагивают в улыбке.
— И то правда. Кажется, ты начинаешь мне нравиться.
— Чушь,- я поворачиваюсь и смотрю на него.- Уже нравлюсь.
Ещё одна улыбка.
— Снова в точку.
Пока я смотрю на него, потолок и стены бара начинают надвигаться на меня со всех сторон. В зале становится темно, так темно, что я ничего не вижу. Только это худое скуластое лицо, тусклые невыразительные глаза… Именно таким я его и помню.
— Что привело тебя в эту дыру?- спрашивает он.
— Дело.
— Тогда послушайся моего совета: заканчивай его как можно скорее, а потом беги как можно дальше. Это место нехорошее, чёртово болото. На секунду замешкаешься – и уже затянет в трясину.
— То, что произошло с тобой?
— Да и нет. Но я – отщепенец, не стоит брать с меня пример.
— Не буду.
Я допиваю свой скотч и поднимаюсь с места.
— Мы же ещё увидимся?- спрашивает он.
— Увидимся,- и я ухожу, не оборачиваясь.
Мне нужно подумать, и я иду бродить по улицам. Темно, сыро, немного туманно… Я сворачиваю с одной улицы на другую, город кажется вымершим. Только редкие прохожие возникают из темноты и снова исчезают в ней. Я их едва замечаю. Погрузившись в раздумья, я оставляю без внимания беспорядочные выкрики старого пьяницы, заблудившегося среди затянутых дымкой улиц, и пристальные взгляды шайки отморозков, устремлённые на меня из узкого переулка. Один из недоумков подпирает спиной стену и что-то бормочет мне в след. Но я иду дальше, уставившись в пространство перед собой, почти не осознавая факта его присутствия.
Значительная часть моего детства прошла на улице. Грязные городские кварталы были моим единственным домом задолго до того, как мне стал понятен истинный смысл этого слова. Мне даже в голову не приходило усомниться, что мир вокруг может быть другим. Но иногда жизнь подкидывает что-то совершенно неожиданное. В моём случае это «что-то» носило имя мистера и миссис Стайнбек. Они приняли меня в свою семью, когда мне было семь. Я почти не помню моих настоящих родителей, было бы лучше вообще их не знать. Кен и Джейн Стайнбек обладали всеми качествами, которые можно пожелать для своих отца с матерью. А их дети, мои названные брат и сестра, стали моими лучшими друзьями…
Начинается дождь, но я бреду дальше. Значит, всё. Моя охота подошла к концу. Мистер Р. Д. Дэвис смотрит в лицо смерти и даже об этом не подозревает. Мой первый импульс при виде его, входящего в бар, – прикончить на месте. Но к чему так спешить? Мои поиски тянулись слишком долго для того, чтобы развязка наступила так быстро. Он получит небольшую отсрочку, а я – время насладиться моментом.
Два следующих дня я – его тень, наблюдаю за ним, изучаю его. На третий день я возвращаюсь в бар. Его ещё нет, я располагаюсь у стойки. Проходит пара минут, прежде чем бармен замечает моё присутствие. Когда он поворачивается в мою сторону, за спиной раздаётся знакомый голос:
— Скотч. И виски с содовой для меня.
Я не поворачиваюсь, пока он не усаживается рядом, и только тогда бросаю:
— Привет.
Он кивает и салютует мне наполненным стаканом.
— Я было подумал, мой совет возымел действие, и ты уже далеко отсюда.
Я делаю небольшой глоток.
— Не беспокойся. Я никогда не следую советам.
— Предпочитаешь учиться на собственных ошибках? В этом тоже что-то есть.
— Я предпочитаю не делать ошибок, а не учиться на них.
Он усмехается.
— Как продвигается «дело»?
Я снова делаю глоток.
— Пожалуй, выделю ему ещё пару дней. Может, неделю. Посмотрим.
— И чем собираешься заняться в остальное время?
Я пожимаю плечами.
— Что-нибудь придумаю.
— Отлично. Если ты не против компании, у меня есть пара идей и мест на примете, которые потрясут твой маленький мир до основания.
— Спасибо, обойдусь. Это маловероятно, не слишком разумно и противоречит моим убеждениям.
Он легко вскидывает брови.
— Убеждениям? Что-то вроде религии? Никогда бы не подумал.
— Почему? У каждого есть своя религия.
— У меня нет. Я не верю ни в Бога, ни в дьявола. Не верю даже в жизнь после смерти.
— Тоже религия в какой-то мере.
Он улыбается.
— Как скажешь. А во что веришь ты?
— В ад. Но не в тот, что описан в Великой Книге,- я выпиваю стакан до дна.- Каждый находит свой собственный ад рано или поздно, иногда ещё на земле.
— Ты тоже?
— Есть вещи, которых не избежать.
Он явно собирается спросить что-то ещё, но я резко поднимаюсь с места и заявляю:
— Так и быть. Не думаю, что тебе удасться потрясти мой маленький мир, но можешь попытаться.
Он хлопает меня по плечу.
— Так-то лучше!
С этого вечера мы встречаемся почти каждый день. В округе в самом деле есть пара мест, о существовании которых большинство благопристойных горожан даже не подозревает. Он берёт меня с собой в Уилкес-Барре и Аллентаун. На несколько дней мы выезжаем в Филадельфию. Чаще всего мы болтаемся по ночным клубам и стрип-барам. Хотя, бывает, и просто бродим по улицам, молча или обмениваясь редкими репликами.
— Честно говоря, иногда ты меня пугаешь,- как-то заявляет он.
Солнце садится, горизонт кажется залитым кровью. Мы бредём по пустынной улице где-то на задворках Аллентауна.
— Тебе не по себе в моём присутствии?
— Скорее, в твоём присутствии я сам не свой,- хмыкает он.
— Серьёзно?
— Так серьёзно, что меня это даже смущает,- он качает головой.
Я смотрю на закатное небо, едва его слушая.
— И почему же я тебя пугаю?
Он неопределённо поводит плечами.
— Сдержанность, молчаливость, и в то же время поразительная способность находить на всё отговорки. Ты никогда не улыбаешься. Но самое жуткое – твои глаза. Иногда я просто цепенею под твоим взглядом.
«…Единственное, что мне не очень нравится, это твои глаза,- как-то полушутя сказала Дженни.- Такие красивые, но холодные, как ледяные кристаллы. Иногда я тебя почти боюсь.»
«Не надо,- очень хотелось сказать мне.- Я никогда не смогу причинить вред тебе.»
— Тебе приходилось убивать людей?- вдруг спрашивает он.
Я резко оборачиваюсь.
— А тебе?
Он улыбается и отводит глаза, шутливо прикрываясь рукой, словно его в самом деле пугает мой взгляд. И через мгновение признаётся:
— Да, и не раз. Никогда не видел такого необычного цвета глаз. Серебристо-серый… Или как определить точнее?
Я дёргаю плечами.
— Определяй как хочешь.
— Тебе это совсем не важно?
— Цвет моих глаз? Всегда было наплевать,- я отворачиваюсь и иду дальше.
— Нет, что я убивал людей.
— Мне-то что за дело?
Несколько мгновений он молчит в задумчивости.
— Даже не знаю, зачем я тебе всё это говорю?
Отстранённо и равнодушно я наблюдаю за ним день за днём. Как он пьёт виски, как ведёт машину, как флиртует со стриптизёршами. Временами он напивается и тогда просто сидит за столом и таращится на меня.
— Я ничего о тебе не знаю,- однажды говорит он.- Ни откуда ты, ни куда направляешься… Даже твоего имени. Ты просто здесь передо мной… с каменным лицом и волосами как сажа…
Он пьян сильнее, чем обычно. Я наблюдаю за его дёрганными движениями и не говорю ничего. Он придвигается ко мне ближе.
— Что привело тебя сюда на самом деле?
— Обстоятельства, что же ещё?
Его губы кривятся в горькой усмешке.
— Ты всегда говоришь загадками, маленькое изворотливое отродье…
Он вдруг протягивает руку и с нежностью гладит меня по щеке. Я не шевелюсь.
— Ты ведь останешься здесь ещё какое-то время? — спрашивает он.
— Почему бы и нет?
— Не знаю. Иногда я думаю, ты можешь исчезнуть… Вот так,- он щёлкает пальцами.- Как призрак…
Он устремляет на меня долгий тоскующий взгляд.
— Говорят, лучше задушить младенца в колыбели, чем пестовать неутолимое желание. Думаешь, это правда?
— Ты уже душил младенцев в колыбели?
— Не в колыбели,- он издаёт короткий хриплый смешок.- Но я знаю, что значит пестовать неутолимое желание.
Я смотрю на него пустым взглядом и пожимаю плечами.
— Отвратительное чувство, не так ли?
Из его горла вырывается рычание. Он наклоняется ко мне через стол, зло сузив глаза.
— Ты доводишь меня до бешенства! Лицо как у сфинкса, ледяные глаза, и это снисходительное безразличие!- он с силой бьёт кулаком по столу.- Хочешь знать, как я обеспечивал своё существование? Я брал всё, что мог, у других. Всё, от их мобильных телефонов до жизней. И я никогда не сожалел ни о чём! Но ты…
Я продолжаю равнодушно смотреть на его. Его лицо темнеет, глаза угрожающе вспыхивают.
— Ты играешь с дьяволом.
Я молча встаю и собираюсь уходить. Он пытается подняться и удержать меня:
— Нет, останься… пожалуйста… Не уходи…
Но я ухожу, даже не оглянувшись, и иду бродить по улицам.
Месяц прошёл с того момента, как он зашёл в бар, не подозревая, что за ним следят чьи-то глаза. Эти глаза продолжали следить за ним всё это время. Теперь я знаю его лучше, чем содержимое собственных карманов. Его голова для меня – хрустальный шар. И я знаю, что происходит в ней в этот самый момент. Я не просто убью его – я его уничтожу. Я усмехаюсь и смотрю на предрассветное небо. Когда одна единственная мысль настолько овладевает сознанием, никакая цель не кажется невыполнимой, никакая жертва – слишком большой, никакое расстояние – слишком далёким. И никакое уничтожение врага – слишком жестоким.
Я вспоминаю первые месяцы моей охоты, отчаянные попытки напасть на след. Дни шли за днями, безумие и отчаяние окружали меня стеной. Кошмар стал моей реальностью, состояния сна и бодрствования смешались и перестали отличаться друг от друга. Желание найти его граничило с одержимостью… И вот он в моих руках. Время пришло. Я представляю его подёргивающееся лицо, недвусмысленно умоляющий взгляд и чувствую отвращение. Не хочу видеть его сейчас, даже для того, чтобы убить. Я жду шесть лет и последний месяц, пара дней уже не имеет значения. Я добираюсь до своей комнаты, принимаю душ, переодеваюсь, затыкаю за пояс пистолет и ухожу.
Я возвращаюсь через три дня. Перед отелем вижу знакомую худую фигуру, нервно меряющую шагами площадку перед входом. Меня удивляет, что он знает, где я живу, но я не замедляю шага. Когда он видит меня, в его глазах вспыхивает облегчение.
— Ты нашёл меня,- констатирую я.
— Точно!- нервно улыбается он.- Теперь никуда не денешься!
— Что-то случилось?
— Это я должен спросить у тебя! Три дня никаких признаков жизни!
— Мне нужно было подумать.
— О чём?
— Ни о чём конкретном. Просто подумать.
Он делает несколько дёрганных шагов взад-вперёд.
— Ты доведёшь меня до сумасшествия!
— В самом деле?
Он резко останавливается.
— А то ты не знаешь!- он действительно кажется сумасшедшим.- Но тебе ведь наплевать! На всё наплевать!..
Я молчу. Из его горла вырывается короткий нервный смешок.
— Наверное, это безумие… По-моему, я серьёзно на тебя запал…
— Знаю,- соглашаюсь я.- Идём.
— Куда?
— Утолять неутолимое желание.
За всю дорогу мы не обмениваемся ни словом. Он живёт в небольшом доме недалеко от города и, конечно, не догадывается, что я здесь не в первый раз и знаю этот дом как снаружи, так и внутри. Он открывает дверь и пропускает меня вперёд. Я переступаю порог, миную коридор и захожу в гостиную. Потом поворачиваюсь к нему. Он стоит на пороге, не сводя с меня глаз. Подходит ко мне, я не двигаюсь. Он судорожно вздыхает.
— Твоя красота кажется сверхъестественной…- его пальцы мягко скользят по моему лицу.- Мне трудно дышать, когда ты рядом…
Его руки смыкаются на моих плечах, но я его резко отстраняю.
— Подожди.
Я сбрасываю куртку и свитер. Его глаза завороженно ощупывают каждый сантиметр моего тела и останавливаются на небольшой круглой отметине на груди. Он касается отметины кончиками пальцев.
— Что это?..
— А на что похоже?
— Шрам от пулевого ранения… Бедное дитя…
Я с издёвкой качаю головой.
— Неужели это раскаяние?
— Что ты имеешь ввиду?
Я делаю шаг назад, вытаскиваю из-за пояса пистолет и направляю на него. Он ошарашенно смотрит на меня, и вдруг лицо застывает, он начинает пятиться.
— Невозможно…
Он выглядит потрясённым, почти испуганным. Но едва ли он помнит каждую деталь сцены, которая навязчиво стоит передо мной, неважно, что я делаю, куда иду, сплю или бодрствую. Стекленеющие голубые глаза Джейн, смотрящие в потолок, окровавленная рука откинута назад и почти касается мёртвого тела на полу рядом с ней… Кен, мой отец… Он даже не понял, что произошло. В отличие от Томми, истерично всхлипывающего над его бездыханным телом, пока очередная пуля не прекращает и его агонию… И Дженни, моя маленькая обожаемая сестрёнка, которой исполнилось десять всего неделю назад… Она выплёвывает кровь, отчаянно пытаясь что-то сказать… и умирает у меня на руках… А потом я поднимаю голову и ловлю на себе безжалостный взгляд тусклых невыразительных глаз, тех же глаз, что сейчас таращатся на меня с маниакальным обожанием.
— Боже Всемогущий…- шепчет он.
Я усмехаюсь.
— Теперь мы поменялись ролями. Посмотри на меня с другой перспективы.
Он бешенно мотает головой.
— Я не могу… не могу смотреть так… как ты… Твои глаза были полны ненависти… Я не могу тебя ненавидеть…
На несколько секунд воцаряется молчание. Я смотрю на его покрытое потом лицо, слушаю прерывистое дыхание… И вдруг понимаю, что мне нужно сделать на самом деле. Опускаю пистолет и бросаю ему. Он ловит оружие с ожидаемой ловкостью и с удивлением смотрит на меня.
— Я не понимаю…
— Что здесь непонятного? Закончи то, что однажды начал.
Он медленно подходит ко мне, пистолет безвольно болтается в руке.
— Хочешь, чтобы я убил тебя?..
— Ты уже сделал это много лет назад. Нажать на спусковой крючок сейчас – простая формальность.
Он тянет руку к моему лицу, гладит по щеке, наклоняется ближе.
— Но ты ещё ребёнок…
— Когда это тебя останавливало?
Он молчит несколько секунд, потом отступает назад. Губы бессмысленно улыбаются, в глазах – безумие.
— Так в этом заключалось твоё «дело»…- его шёпот едва различим.- Я же говорил, заканчивай его скорее!
Он отступает ещё на шаг, поднимает пистолет к виску и, улыбаясь той же идиотской улыбкой, спускает курок. Я равнодушно смотрю на его тело.
Он выглядит именно так, как я представлял его много раз: в крови, с остекленевшими глазами, бледный и мёртвый. Мёртвый. Моего врага больше нет, задача выполнена. Но я не чувствую удовлетворения или радости, не чувствую даже ненависти, которая однажды помогла мне выжить, дала силы и цель. Я не чувствую ничего. И это – то, что я подозревал уже давно, но не был уверен до настоящего момента. Я – такой же мертвец, как и те, кого я любил. Моё тело двигалось, оживляемое жгучей жаждой мести, словно разрядами тока. Но внутри него была пустота. Сама месть была химерой. Мне просто нужно было что-то, за что я мог бы уцепиться в этом мире, раз уж меня оставили в нём. Но не более того. Я поворачиваюсь спиной к тому, что недавно было мистером Р. Д. Дэвисом и покидаю его дом.
Уже светает, когда я иду вниз по улице. Дженни восхищал рассвет, и какое-то время я убеждал себя, что мне он нравится тоже. Но это было ложью. На самом деле рассвет всегда оставлял меня равнодушным. И едва ли что-либо ещё способно меня взволновать. Я не испытывал никаких эмоций очень давно и уже забыл, на что это похоже. Хотя, если даже сердце этого монстра смогло что-то тронуть, может, надежда не совсем умерла и для меня? Но, нет, вряд ли. Мои эмоции умерли вместе с теми, кого я любил, и даже смерть того, кого я вроде бы ненавидел, не изменила ничего…