Не припомню такой тёплой осени, как нынешняя, гуляю себе в футболочке и лёгких брюках, и это сегодня самая подходящая одежда. Я бы и шорты надел, но стесняюсь, не по фигуре, да и не по возрасту, вроде. Вот, скажем, на Майорке, или в Италии, где-то в районе Римини или Лидо – пожалуйста! Так там все в шортах, просто форма такая, а тут, в Одессе, неудобно.
Пока я сам с собой вёл оживлённую дискуссию о погоде и длине штанов, неподалёку остановился блестящий, чёрный Мерседес. Я пригляделся, да, он, собственной персоной, вальяжный S — класс в длинном исполнении, он сверкал обильным хромом на солнце, заставляя меня чуть прищуриться (вот растяпа, опять тёмные очки забыл)! Передняя дверца выпустила проворного офицера, он был в штатском, но откуда-то я знал, что кремовый костюм в данном случае играл роль камуфляжа. «Кремовый» открыл заднюю дверь, и прохладное пузо лимузина резво покинул главный пассажир. О, этот был явно более интересным экземпляром для праздного разглядывания. Чуть ниже сопровождавшего его офицера, несколько плотнее – что ж, имеет право, похоже, мой ровесник, но выскочил весьма резво!
Главный пассажир выпрямился и повернул голову в мою сторону, как-то странно повернул, не горизонтально, а немного нырнув подбородком вниз. И вдруг я понял, что видел подобный жест неоднократно, только не сейчас, не в этой жизни, то есть в этой, конечно, но давно-давно, в юности, в СССР… Тем не менее, я уверен, что лицо это вижу впервые! Разве что глаза?.. Только уж больно день солнечный, точно не разглядишь, к тому же неудобно как-то пялиться столь бесцеремонно, поэтому я поспешил переместить взгляд на чахлый газон и пошёл себе потихоньку дальше. Просто гуляю себе по родному городу, свидания с которым я ждал с нетерпением, так зачем мне этот мужик, которого в принципе не может быть?!
Стоп! Откуда эта мысль? ПОЧЕМУ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ?! Я попытался вспомнить, восстановить ход мыслей, но память моя упрямо молчала. Тогда я призвал на помощь старый, испытанный метод: уставился в воду текущего рядом ручейка (огонь в печке или в камине для этой цели годится ничуть не хуже), повторил своему подсознанию вопрос, и отключил всё остальное. Есть только едва слышное журчание воды и сама вода, я сморю на воду и всё. Есть только вода, только лишь этот стремительный бегущий ручеёк, а ответ никуда не денется, придёт сам.
Почему-то вспомнилось давнишнее лето, июнь, уже около десяти, но всё ещё светло, мы гуляем с Лилей возле дома прямо Сегедской, в те времена улица была тихой, троллейбусы по ней ещё не ходили, да и машины — очень редко. Завтра экзамен, это где-то девятый или десятый класс. Она не моя подружка, слишком шикарна для меня, да я вообще-то ещё зелёный, нескладный пацан, а она, хотя всего лишь моя ровесница, смотрится совсем взрослой. У меня ещё смешно ломается голос и растёт несколько шальных волосков на подбородке. А у неё – грудь! Она великолепно сложена, прекраснолика (простите за вычурность, но это всего лишь констатация факта), впитывает восхищённые взгляды, будто собирает законный налог на красоту, спокойно, величественно, без суеты. Просто оба мы весь день зубрили алгебру и геометрию, и вышли чуть проветриться перед сном. Не шарахаться же друг от друга, раз она не моя девушка?!
– А куда делся твой брат? – спрашиваю я после продолжительного молчания. Просто, чтобы прервать эту странную, невольно становящуюся значительной паузу.
– Саша? – переспрашивает она, будто и правда у неё полно братьев, но не ждёт моей реплики и отвечает:
– Саша пропал.
– Куда пропал? – задаю я дурацкий вопрос.
– Если бы мы знали куда, это не назвалось бы «пропал».
Мне вспоминается, как её старший брат, Саша, поворачивает голову. Лиля рассказывала, что на тренировке по самбо у него была травма, поэтому он так странно пово…
Так вот же оно, вспомнил!!! Помог ручеёк! Да, этот самый, необычный Сашин поворот головы я и видел, хоть мужчина из Майбаха на пропавшего Лилиного брата был не очень-то похож. Да где он нынче, тот Саша!, ведь столько лет прошло!..
Вскоре пассажир шикарного Мерседеса выветрился у меня из головы, ведь задачка была решена. Однако, по прошествии четырёх дней, он присел около меня на скамейку в парке, где я любил прогуливаться и думать под ручеёк.
– Я сразу понял, что ты узнал меня, – начал он с места в карьер – в твоих глазах кричало узнавание и, в то же время, недоумение, непонимание. Всё правильно, ты узнал глаза, вернее взгляд, а главное – манеру поворачивать голову. Обычно я держу себя под контролем, но просто в тот день у меня опять разболелась травмированная в юности шея. Конечно же, ты не забыл и о том, что я исчез много лет назад, вернее, мы исчезли, трое парней из одного двора, образованного четырьмя пятиэтажками. Ты узнал меня, хоть сам себе и не поверил. Встретились мы тогда случайно, если принимать существование случайностей в принципе, но нашёл я тебя намеренно, внимательно изучил всё, что нарыл о тебе в интернете, и решил непременно встретиться.
– Да, я долгие годы вспоминал о вашем исчезновении, сначала Глеба (мы ведь дружили с его младшим братишкой), а потом уж двух Алексов, тебя и младшего сына дворничихи, Варшавского, его ведь чаще Шуриком звали? Понятное дело, вы нас, сопляков, не очень-то и замечали, пять лет разницы в возрасте были тогда широченной пропастью!
— Всё дело было в эксперименте, мы подходили по своим параметрам, а частности и личные обстоятельства никого и не интересовали. Мы потребовались родине, она порой ведёт себя непосредственно, чтобы не сказать нагло, как ребёнок. Вот и тогда она протянула железную руку и вырвала нас из семей, от друзей и знакомых, от любимых, а большинство – из жизни.
Мы были немного иными, плевали на авторитеты, придумывали что-то своё, на всё имели своё мнение, и каждый из нас был лидером небольшой группы. Это и решило дело. Военным потребовались свежие лидеры – дилетанты. Такой подход позволял раскрутить нечто принципиально новое. Мы придумывали, пробовали, разбивали лбы, и снова экспериментировали. Нам дали возможность работать над самыми фантастическими проектами!
– Над чем же работал ты? – Алекс, поморщившись, вновь помассировал шею и ответил:
– Я не стану тебе рассказывать о тупиковых направлениях, это скучно, а многое и горько, но о теме «Муха», и о том, как пришёл к ней, пожалуй…
Он сидит рядом со мной, удивительно преобразившийся – привычка к маскировке. Несколько талантливых штрихов идеально вписывает его облик в окружающую среду. На нём изобретательно измятая, будто её неделю носили в кармане, летняя шляпа хрущёвских времён и блёкло-лиловой расцветки ковбойка с забытыми нынче «турецкими огурцами», зато нас никто не замечает. Ну, сидят себе два пенсионера, так и что?
– Ну, так для чего я тебе ещё мог понадобиться, кроме как для разговора? Денег у меня нет, властью тоже не пахнет, на какие-либо физические упражнения я уже не способен, значит, тебе могло понадобиться лишь моё ухо? Что ж, слушать я умею.
– Я знаю.
– Откуда бы? Мы ведь в те времена были едва знакомы, что тебе дело до подростков, одним из которых был я?
– Верно, ничего, но я прочитал твою книгу, кроме того, сестрёнка моя отзывалась ещё тогда о тебе с уважением. Предваряя твой следующий вопрос, объясню: да, я хочу, чтобы ты меня выслушал, да, и не просто выслушал, а написал обо мне.
– Это что, заказ что ли? – скептически ухмыльнулся я – очередной «NEXT» желает выглядеть добрым бандитом? Так я не пишу по заказу!
– Нет, не заказ. Напишешь, если тебе ЗАХОЧЕТСЯ об этом написать, платить я тебе не буду, но зато и всяческие претензии и несогласия с твоей версией тоже исключаются.
– Ой ли, наверняка я что-то по-своему перевру, ты ж знаешь, автор…
– Да-да, я помню, …имеет право художественного вымысла. Не беспокойся, я просто физически не смогу тебе возразить, – «успокоил» он меня.
– ?
– Врачи прогнозируют очень скорое завершение моей биографи
– Стоп! Давай-ка по порядку! Я только пару дней назад видел тебя в шикарном Мерсе, с личным шофёром и с жополизом безопасности, а сегодня ты вдруг надумал умирать?
– Так уж вышло – усмехнулся он. – Как ты помнишь, пропало нас тогда трое – Саша Варшавский, Глеб Коробов и я. У нас было много общего и, встретившись однажды в мрачном здании на улице Бебеля, мы не были слишком удивлены. Все мы отличались невероятным нахальством, изобретательностью и, к тому же, хорошей порцией авантюризма, граничащего порой с безумием. Вот этот бурлящий дурной энергией коктейль и понадобился в один прекрасный или не очень день моей родине.
Варшавский погиб первым, о нём запустили слух, будто его подрезали где-то возле шашлычной на Черёмушках, но ты этому не верь. Глеб погиб через пару лет на задании, каком и мне не известно.
– А во дворе говорили, мол, он должен был принести в этот день зарплату, да ещё с аккордом, будто это бандиты…
– Поверь мне, это ложь. Сегодня я могу это сказать тебе уже без опасений.
Четыре года, нескончаемой череды курсов и тренингов, было у меня за спиной, кстати, курсы мы получили интереснейшие! В нас развивали замечательные способности, и физические, и ментальные, и бог ещё знает, какие! Если б ты знал, что за чудеса были нашей повседневностью! Так вот, после успешных и не очень заданий, тестов и пр., мне поручили задание, от которого я наотрез отказался. Всё равно я бы его не смог выполнить, зато концы отдал бы с гарантией. Отказавшись, я всё ещё имел какой-то шанс выжить.
Я рискнул и выиграл, меня всего лишь посадили! Да и не могло быть иначе – я стоил государству уже прорву денег, некоторые программы, выгодные сильным мира сего были замкнуты на меня, так что прикончить меня за отказ было бы просто расточительностью. Впрочем, могли и убить – незаменимых по-прежнему нет.
Первое время на нарах я наслаждался и отдыхал от интенсивных занятий и тренировок, потом просто скучал, ловил мух от нечего делать, да так ловко насобачился их прихлопывать, что сам диву давался. Потом стал дозировать силу удара, научился бить их так аккуратно, чтобы мушиный трупик получал некоторую деформацию, но не размазывался в кляксу, и чтобы никакие части при ударе не отлетали. Вот тут-то я и подметил любопытную закономерность: процентов 60 жертв моего развлечения часа через два-три начинало потихоньку ползать подобно ханурикам в поисках опохмелки, через некоторое время и крылышки их, висевшие после удара кое-как под разными углами к «фюзеляжу», постепенно выправлялись, и ожившая муха взлетала вновь!
Ты только подумай, если тебя или меня слега пришлёпнул бы великан, в 350-400 раз превышающий наши габариты, (во столько примерно раз мы больше мухи), пускай при этом он даже постарался бы не превратить нас в кляксу, что бы от нас осталось?! При этом учти, что у мухи поддерживающего конструкцию скелета, как у нас, и в помине нет, так, скорлупка, корпусная, облегчённая до предела конструкция.
Именно в это время вызывают меня к начальнику тюрьмы. До того я его в глаза не видел, а тут ведут. Само собой, все правила игры соблюдаются, то есть: просунь руки в окошечко, получи браслеты, повернись к стене, повернись, направо, налево, не оглядываться… Наконец, пришли. Сатрап мой, интеллигентного вида очкарик, заявляет, что изучил моё дело и чем-то там проникся. Не важно, чем он проникся, но желает непременно облегчить мою участь и пр. Каких просьб ожидал он от меня? – Без понятия, но уж явно не тех, которые я ему высказал:
— Посадите меня в одиночку, надоели уже эти дебилы — сокамерники, устал каждый раз доказывать им, что я подготовлен лучше и ничего, кроме новых побоев их цепляния ко мне не принесут.
На самом деле урки эти были весьма опасны, ибо они могли спать спокойно, я же должен был постоянно быть настороже, но нас натренировали и для таких случаев. Я просто выставлял на вахту своего энергетического двойника, и он предупреждал меня, как только возникала непосредственная опасность.
Кстати, коль мы уже коснулись темы двойника, объясню тебе кое-что. Ты иногда упоминаешь в своих стихах и рассказах такую штуку, как обида. Так вот, обижаясь на кого-либо, ты отправляешь своего энергетического двойника убивать своего обидчика. Это происходит неосознанно. Чем мощнее твоя энергетика, тем ощутимее ущерб.
Однако я отвлёкся. Кроме одиночки я попросил у нежданного своего благодетеля всю литературу про мух, всё, что найдётся в центральной библиотеке.
Очкарик обещал попытаться. Во всяком случае, одиночку я получил в тот же день, а ещё через три дня мне принесли оглавления 23-х книг, найденных в библиотеке. Изучив информацию, я попросил пять из них.
Самым трудным в этой истории было дождаться освобождения, вернее проникновения в биолабораторию, где я намеревался дальше искать этот удивительный мушиный чудо-восстановитель, ибо в книгах ничего подходящего я, естественно, не нашёл. Получалось, что в живой, нормально мерзко жужжащей мухе, невзирая на всю её противность, искомого вещества не было. В покалеченной цокотухе через пару часов, откуда ни возьмись, появлялось это вещество, совершало чудо исцеления, и… исчезало бесследно!
Как ты догадываешься, меня, наконец, выпустили, более того, я сумел заразить начальство своим любопытством. Подозреваю, что и появление на «сцене» начальника тюрьмы уже было вызвано интересом к тому, чем я занимаюсь с таким увлечением. Само собой, видеозапись велась непрерывно.
Вот как вышло, что три замечательных биолога вместе со мной, любопытным дилетантом, несколько месяцев искали чудесное вещество. Кто-то из авторитетных умов славно подметил, что исследовательская работа – это удовлетворение собственного любопытства за счёт работодателя.
– Неужели нашли? – воскликнул я. – Не хватило выдержки дослушать до конца без вопросов и комментариев.
— А как же! Но оказалось, что это даже не полдела, а от силы четверть! Ведь целью являлось лекарство для восстановления после сильнейших травм человека, а не мухи. Ты помнишь роман Моруа «Флеминг»? Фактически весь роман посвящён созданию пенициллина. Уверен был, что умру от скуки, читая книгу, хоть автор мне очень нравится. В итоге, меня от неё за уши было не оторвать. Так и наши поиски вещества были и увлекательны и драматичны, нас преследовали то отчаяние, то успех, то надежда, то уныние…
– Что-то я не припомню бума в связи с появлением чудо-восстановителя, мечты травматологов! – решил я слегка подрезать крылья рассказчику.
– Именно поэтому, вернее, для этого я и рассказываю тебе эту печальную историю! – терпеливо разъяснил мой собеседник. – «Муху», так мы условно назвали препарат, тут же захапали и засекретили военные, мол, этот препарат имеет, прежде всего, военное применение, и в руки врагу он не должен попасть ни в коем случае!
– Почему же историю с таким жизнеутверждающим завершением ты называешь печальной? – спросил я.
– Видишь ли, монополия на «Муху» министерства «обороны» меня просто ужасает. Мне грезится, будто я вижу, как прокручивается в головах генералов мультик их грандиозных планов. Вот они бросают в бой целые армии, а потом собирают искалеченных солдатиков в авоську, окунают в чудодейственный раствор «Мухи», и вскоре вновь получают своё пушечное мясо, своих оловянных солдатиков, свой неразменный пятак в готовности к следующим войнам за чьи-то амбиции, власть, наркотики, деньги…
Я мечтал, чтобы «Муха» была в обязательном наборе любой машины скорой помощи, в аптечке автолюбителя, в спортзале, а не оказалась бы спрятанной лишь в рукавах горе факиров – милитаристов!
Ну а печален конец истории, кроме того, потому, что я смертельно болен, а наши спецы считают, что у меня нет иного выхода, как подвергнуться искусственному максимальному травмированию с последующим применением ударной дозы «Мухи». Они надеются, что такая последовательность издевательств может избавить меня от смертельной болезни.
— То есть клин клином — то ли спросил, то ли обощил я. Он кивнул и с печальной улыбкой добавил:
— В конце концов, любой архитектор обязан стоять под мостом, когда по нему проедет первый грузовик. Прецедентов пока не было, а ждать, пока они появятся, у меня просто нет времени.
– Алекс, а ты не думал о том, что со мной произойдёт, когда я попытаюсь опубликовать эти данные?
– Думал! На случай обвинения со стороны военных, я даю тебе заверенное у нотариуса свидетельство, что все факты получены от меня. Спрячь на всякий случай несколько копий по разным местам.
Больше я Лилиного брата не видел, а всё услышанное от него постарался изложить максимально точно.
Прошло ещё несколько лет. Однажды, когда я направился в издательство, нога моя соскользнула с последней ступеньки (ещё хорошо, что не с первой), и я рухнул прямо у крылечка с открытым переломом голени. Скорая прибыла довольно быстро, но я понимал, что возраст и остеопороз здорово усложняют ситуацию.
Жена включила «сарафанное радио» – на предмет нельзя ли достать что-то новое, особо эффективное. Одесса – большая деревня и все всех знают, если и не непосредственно, так через дядю Мишу, тётю Бетю, Иван Михалыча или ещё кого, но все знают всех.
Через день к нам явился мальчик лет 10-и с маленьким пакетиком.
– Вас зовут В.?
– Да, а кто тебя прислал, мальчик?
– Это Вам от бабушки! – протянул он пакетик.
– А как зовут бабушку?
– Лиля! – и он пожал плечиками, мол, неужто не ясно? Как же ещё могут звать бабушку?!
В руках у меня оказалась обыкновенная аптечная упаковка с таблетками. На коробочке изображалось что-то среднее между мухой и самолётом. «РЕАКТИВНОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ» – значилось на коробочке, а ещё имелась маленькая приписка от руки:
– Будь здоров!
Алекс