Шесть лет без Ольги Бешенковской
И горы облаков, и кактусов отары
И горы облаков, и кактусов отары,
Двугорбый божий бомж над папертью песка…
Здесь так чисты цвета… И мы ещё не стары.
И птица на лету касается виска.
О, родина всего! О, пафос Палестины!
О, живопись пустынь — причудливей Дали !
Льдовеющая соль. Блаженные крестины
в Отеческих руках… Купель. И корабли
исчезли. Стёрт прогресс. Ни дыма. Ни детали
терновых наших дней. Вернулся в окаём
первоначальный смысл.
И след Его сандалий
впечатан в твердь воды и солнцем напоён…
Досмотреть эту жизнь до конца
Досмотреть эту жизнь до конца, проморгав
переход
в тишину Тишины и в Господне пространство иное…
Отчего негатив? – Бело-черный булгаковский кот
на ученой цепи … (Метафизика иль паранойя?)
Я не верую в рай, кроме детства, когда махаон
трепетал на ладошке, её перепутав с ромашкой.
С рельс взлетел паровоз. Отмелькал золотой
марафон…
Гол Приёмный Покой. И невидимый почерк размашист.
Снег слепит – как в саду царскосельском в
крещенский мороз.
Я не верую в суд, кроме честного взгляда в
зерцало…
Этот лёгкий дымок изо рта – этот вечный вопрос:
неужели Душа? Неужели уже отмерцало?
Дотерпеть эту жизнь, эту боль, и очнуться в
другой,
где Иисус не распят, не отравлены реки и книги.
Доверяя земле, трогать тропы босою ногой
и не знать, что за крылья повсюду расплата –
вериги…
Чего мы ждём от зябнущего мира
Чего мы ждём от зябнущего мира
В ночном сиротстве с ним наедине?
Несовершенна личность, а не лира,
Не мир, а миф о собственной цене.
И даже самый вздох о благородстве –
Он слишком сладок около восьми…
В своём сиротстве и в своём юродстве
Мы виноваты сами, чёрт возьми!
Вот снег идёт…
Идёт рабочий стаж…
Идёт зарплата. Иногда – работа.
И о расплате думать неохота,
Стремительно взлетая на этаж
И снег идёт – пока не на виски…
И не были б желания простыми,
Но рано стали улицы пустыми…
И проводов седые волоски
О материнских мне напоминают
Кощунственно, но вовремя зато:
Пока ещё идет она, родная,
В моём снегу и в стареньком пальто…
И снег идёт…
А ты уходишь в снег …
Один из всех. Единственный – внезапно.
Ты ждал меня, а я смеялась: «Завтра!»
А снег идёт…
И ты уходишь с ней…
А я прижму – насмешница, гордячка –
К твоей груди надменное чело…
Наверно, это белая горячка
От снега и не знаю отчего…
А снег идёт, и улицы пустеют…
Любимый, прощай и прости…
АЛЕКСЕЮ КУЗНЕЦОВУ
Любимый, прощай и прости,
Что мало стихов посвятила.
Сначала ссыхались в горсти,
Мерцая гордыней чернила.
Потом наших дней круговерть,
Пелёнки, и плёнки, и гости.
И кажется столько стерпеть
Должны мы без приступов злости.
И вот роковая черта –
За ней не напишешь и строчки.
Любимый! Я больше не та,
Я вижу моря и листочки.
На ней, на черте роковой
Виднее любовь и разлука,
И если б Амур был живой,
Он выстрелил снова из лука.
24 августа 2006 года
(Последнее стихотворение Ольги Бешенковской,
4 сентября 2006 года её не стало.)