АННОТАЦИЯ
Героиня рассказа, Ирина, кажется, вполне довольна своей жизнью и работой в Будапеште. Неожиданно она встречает свою бывшую коллегу по работе и её мужа, итальянца Марио. Эта встреча навеяла на Ирину воспоминания о своей юности в Ленинграде, ныне Санкт Петербурге, жизни в коммунальной квартире, замужестве. Особенно сильны впечатления о её первой любви и поездках в Керченскую бухту на Азовском море.
Оказывается, дядя Марио служил на подводной лодке, которая затонула на Азовском море. Марио загорелся организовать экспедицию в Крым и попытаться разыскать следы подводной лодки. Он приглашает Ирину и её друзей стать участниками экспедиции.
Подготовка к путешествию помогает героине по новому взглянуть на свое прошлое и дает ей надежду вновь обрести свой «потерянный рай».
Елена Уолш
Памяти Ляли Бессекерской
«Подобно заболеванию корью любовь наиболее опасна,
когда она случается в жизни поздно»…
Лорд Байрон
Ну почему у меня так всегда получается? Мужики всегда не те попадались, друзьями становились те, с кем особо дружить не стремилась, но кто близко жил, или более активно поддерживал контакт. «Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает»,…«и ходят в праздной суете разнообразные не те» – это все про меня. Наверное, я всегда довольствовалась тем, что меня кто-то выбирал, или что-то выбирал за меня. Так и с ВУЗом, и с работой было. Родители решили, что надо идти в технический ВУЗ, хотя у меня к гуманитарным наукам больше склонность была, даже на лекции на Филфак бегала, когда в ЛИТМО уже училась. Отец пристроил после распределения в ящик, где я умудрилась дослужиться до почетного звания ветерана труда, правда, ни медали, ни привилегий так и не получила. Даже второго мужа для меня выбрал мой сын…
С призванием жизненным тяжело определиться, не у всех с детства проявляется талант или осознание своего предназначения. Но с выбором друзей или любимых должно быть все-таки проще, но опять же не у меня. Недавно закончила читать «Бриду» Пауло Коэльо. Там волшебник учит героиню узнавать своего избранника, друга души, по особому свету над его левым плечом. Героиня романа нашла своего избранника, свою настоящую любовь, но осталась жить со своим другом. А в жизни, скорее всего, получается так, что многие пары так и не знают, прожив бок о бок всю жизнь, кто же был их истиной любовью.
Многим бы пригодилась эта техника, но для меня уже поздновато, наверное. Если верить жертвам этого странного феномена, любовь – мало изученное, но такое желанное многими нарушение сердечной деятельности, которое замедляет работу мозга, вызывает потерю аппетита и сна, блеск глаз, румянец и высокое артериальное давление. Крайние формы проявления этой «болезни» специалисты-циники описывают как «временное безумие, излечимое с помощью брака».
А более серьезный народ, ученые, считают, что в организмах влюбленных происходят определенные химические реакции. В английском языке даже выражения есть: «между ними определенно есть химия», или «между ними нет никакой химии». Один из ведущих экспертов в этой области выделяет три частично совпадающие стадии явления: вожделение, влечение и привязанность. На первой стадии, которая, как правило, редко длится более месяца, в организме «пациентов» происходит повышенное выделение определенного набора веществ. Причем, у тех, кто только что подвергся заболеванию, повышается уровень молекул белка, называемых «фактором роста нерва», однако уже через год он возвращается на нормальный уровень.
На второй, более сложной и романтизированной стадии, у «пациентов» наблюдается непрерывное выделение набора веществ, которые стимулируют в мозгу так называемые «центры наслаждений». Обычно, именно на этой стадии пациенты испытывают побочные явления, замеченные многочисленными представителями, как научного, так и ненаучного мира: сильное возбуждение на фоне потери аппетита, нарушения сна и увеличения сердцебиения. Эта стадия обычно длится от полутора до трех лет. В организме тех, кто достиг третьей стадии, в надежде найти излечение от «недуга», и вступил в брак или завел детей, зарегистрирована более высокая концентрация определенных веществ. Стадия привязанности может длиться десятки лет.
Получается, что любви в полном научном смысле я так и не испытала, оба мои брака не достигли третьей стадии любви, привязанности, не дотянули до критической отметки. Возможно, если бы я сама выбирала избранника, то все было бы по-другому? И была бы я не сама по себе, а привязана к кому-то, жила бы его интересами, даже детей бы еще нажила…Впрочем я, кажется, себя уговорила, что моя жизнь меня вполне устраивает. А кто-то, вероятно, даже мог бы и позавидовать моей жизни.
Учеными доказано, что запахи также играют существенную роль при выборе объекта влюбленности. Но как эти факторы распознать? Не будешь же у понравившегося тебе человека просить кровь на анализ или обнюхивать каждого, кто приглянулся? В детстве в Питере я всегда узнавала весну по запаху корюшки, который напоминал запах свежих огурцов, таких долгожданных после долгой зимы. Продавали корюшку прямо на улицах из деревянных ящиков. А готовили её, сначала обжаривая до золотистой корочки, а потом сдабривая маринадом с морковкой, луком и томатом. А как пахнет твой будущий возлюбленный? Если бы мне кто-то предсказал, например, что своего возлюбленного я узнаю по запаху огурца, я бы, наверное, лучше старой девой осталась.
Такие вот любовно-кулинарные мысли нахлынули на меня, когда я сидела в ресторане «Папагено» в Будапеште, вдыхая пленительные запахи итальянской кухни и поглядывая на моих друзей, Олю и Марио, которые как голубки сидели напротив меня и были заняты изучением меню. Оля, впрочем, моей подругой никогда не была, а как раз и была одной из категории «разнообразные не те». Мы с ней работали когда-то давно в одном «ящике», правда, в разных отделах. И, надо признаться, я её даже недолюбливала, поскольку каждый раз, когда она появлялась в нашей комнате, мне предстояло отвечать на множество вопросов в связи с нашим совместным проектом. Казалось, было бы легче прочесть ей курс лекций по моей специальности.
Был ли это признак возраста или признак того, что мне чего-то не хватает? Но с недавних пор я с удивлением заметила, что меня все время тянет на воспоминания. Причем, настолько стали они меня распирать, что я даже написала небольшую повесть. Никогда не подозревала, что у меня могут быть литературные способности, но когда начала писать, то получалось, что повесть писалась как-то сама собой, будто призраки прошлого водили мои руки по клавишам компьютера, словно руки медиума по столу на спиритическом сеансе. Самое удивительное, что один уважаемый толстый журнал, который как я думала, уже давно прекратил свою деятельность, даже напечатал мою повесть, хотя и со значительными сокращениями.
Каждый раз, бывая дома, в Питере, встречалась со своей школьной подругой Валей, и каждый раз мы мечтали, хорошо бы найти и собрать тех, кто еще жив. Но годы пролетали, мечты оставались мечтами, а информационные технологии развивались…Однажды услышала про сайт «Одноклассники», зарегистрировалась, и сразу нашла нескольких друзей, которых в последний раз видела только в школе или в институте.
Один из моих друзей собрал фотографии тех одноклассников, кто нашелся и поместил на сайте нашей школы вместе с нашей выпускной фотографией. Меня прямо до слез разобрало! Я и не предполагала, как они мне все дороги, так хотелось всем им объясниться в любви. Но я не многим написала, да и как уложишь все, что пережила за это время в строки электронного сообщения. Из сорока одного человека «нашлось» пока только двенадцать. А точнее, фотографий было тринадцать, поскольку один наш одноклассник поместил фотографию, где он был изображен вместе с дамой, женой ли, возлюбленной – неизвестно. Но нас без этой дамы все равно было тринадцать, чертова дюжина, потому, что есть и еще один, о котором я так часто вспоминала, видела во сне, да, скорее всего и не забывала никогда, Сэм, Саша Семенов. Но на страничке с его именем вместо фотографии зиял тревожный вопросительный знак. Один одноклассник написал мне, что у Сэма недавно умерла жена, он замкнулся, ушел в себя. Я написала ему, но ответа не получила.
Неожиданно, словно снова возвращая меня в прошлое, пришло сообщение с этого сайта от Оли, в котором она писала, что живет теперь в Милане. С первым мужем-итальянцем, она развелась, а теперь замужем за Марио и вполне счастлива. Оказывается, мы покинули наш «тонущий» ящик примерно в одно и то же время. И даже заграничных мужей нашли через одно и то же бюро знакомств! Я вспоминала время, проведенное в ящике, как кошмарный сон, а Оле казалось, что это было самое лучшее время в её жизни. А я считала, уже познав вкус любимого дела, что потратила эту часть жизни впустую, не принеся никому пользы.
Скупым языком электронных сообщений я поведала Оле, что вырастила сына, Алешу, а покинула наш ящик в связи с новым замужеством, переехала в Англию, работала с мужем в России, развелась, купила квартиру в Лондоне, но сейчас живу и работаю в Будапеште.
На самом деле впечатлений у меня было более чем достаточно, и порой довольно противоречивых…После изнурительной процедуры развода со вторым мужем я долго не могла найти работу. Валя советовала – найди мужика, может, и работа не понадобится. Я вступила в стрелковый клуб Мэрилбоун в Лондоне, по принципу, где оружие там и настоящие мужики, но Джеймса Бонда там не встретила. Подала заявление в MI6 (Военная разведка, Секция 6), где служил легендарный агент «007». Думала, может, англичанам пригодится мое знание русского и навыки стрельбы из мелкокалиберной винтовки но, очевидно, как всегда, нашлись более молодые и одаренные претенденты.
Мелькнула идея создания частного сыскного агентства, почерпнутая из многочисленных фильмов и книг, но видно, нет у меня деловой хватки, привыкла, чтобы мной кто-то руководил. Правда, окончила, наконец, курс по международному развитию в Открытом Университете. Может, это и помогло мне, в конце концов, получить работу по контракту в международной организации со штаб-квартирой в Будапеште. Она занималась предупреждением СПИДА и помощью жертвам этого страшного заболевания.
Штат организации, как это здесь принято, был укомплектован представителями самых различных национальностей. Все, конечно, были лет на десять-пятнадцать моложе меня, так что я ощущала себя каким-то динозавром. Куда, интересно, делись представители моей возрастной группы? Рано вышли на пенсию, выиграли лотерею или сидели на пособии, устав слышать вежливые отказы работодателей? Со мной работали американцы, англичане, греки, выходцы из бывшей Югославии, венгры и даже девушка из Филиппин. Моим непосредственным начальником был армянин, от которого я уже с избытком натерпелась самодурства.
Ну ладно, он не сумел еще избавиться от совковых методов менеджмента, но и западные коллеги не переставали меня удивлять. Особенно когда начинали действовать прямо вопреки только что изложенным ими на очередном тренинге принципам менеджмента. В конце концов, я пришла к выводу, что навыки менеджера зависят в большей степени от его или её личных качеств, нежели от национальной принадлежности. Хотя внешне все было довольно мило, в офисе царила обстановка скрытого напряжения. Венгры, обычно сдержанные в своих эмоциях, были явно недовольны определенным неравенством в оплате и привилегиями международного персонала.
Правда, сам город, который напомнил мне одновременно и Лондон и Питер, просто покорил меня. Я наслаждалась прогулками по его улочкам и набережной Дуная в любую погоду. Неожиданно нашла я и друзей. Как-то, отдыхая со вторым мужем в Доме творчества кинематографистов в Репино, познакомилась с москвичкой Надей Шуман и её дочкой Верой. Муж Нади был оператором российского телевидения и в то время работал в Китае. Надя, казалось, знала все и всех в мире кинематографа и без умолку трещала об их жизни в Китае, в то время, как мой муж увлеченно беседовал с Верой по-английски. Я даже немного его приревновала. Так получилось, что мне потом удалось побывать в Пекине, и моими гидами оказались Надя и Вера. Мы регулярно обменивались «емелями», и через какое-то время они мне сообщили, что Егор, муж Нади, получил назначение в Будапешт. Мои знакомые стали моими гидами и добрыми друзьями в Будапеште.
Но обо всем этом я не сочла необходимым делиться с Олей. А она, похоже, избавилась от своей дотошности и довольствовалась полученной информацией, поглощенная своей новой семейной жизнью.
Однако вскоре моя бывшая сослуживица загорелась приехать с мужем-журналистом в Будапешт, так мы с ней снова и встретились. Хорошо, что она предварительно прислала фотографию, а то бы я её и не узнала в аэропорту. Со свадебной фотографии на меня смотрела улыбающаяся, красивая, но располневшая Оля и её муж, напомнивший мне молодого Франко Неро. Я уже, правда, и сама далеко не газель, а насчет красоты не мне судить, но иногда замечаю на себе взгляды редких ценителей. Пока, однако, не нашелся смельчак, готовый видеть меня каждое утро без макияжа.
Второй итальянский муж Оли явно оценил этот небольшой ресторан, скорее даже бистро, расположенное на небольшой улочке Семмелвейс, недалеко от синагоги. Я уже давно приметила его и часто здесь бывала, наслаждаясь постоянным обновлением меню, интимной атмосферой и блюдами, приготовленными из свежайших ингредиентов. Обслуживание было безупречным с неизменным вниманием к деталям. Недаром, как я с удовлетворением отметила, этот ресторан в английском справочнике о Будапеште называют «самым охраняемым секретом» города.
Вот и на этот раз, в меню оказалось множество новинок, ресторан только что приобрел нового владельца. Довольные, но немногочисленные посетители ресторана бросали монетки на пол, на удачу. После бурных обсуждений меню я заказала себе улитку с травами, шпинатом и чесноком, консоме с перепелиным яйцом и с большой ложкой хереса в сопровождении корзины овощей. Оля возжелала стэйк тартар, пюре тунца и баклажаны, а Марио решил довольствоваться маринованной поросячьей отбивной «Наф-наф» с красной капустой в меду и клецками «додоль».
Разговорчивый официант объяснил нам, что Венгрия является старейшим производителем вин в Европе. Всего в двух европейских странах, Венгрии и Греции, существуют слова нелатинского происхождения, обозначающие вино. По-венгерски вино – это «bor». В остальных странах виноделие стало развиваться только после их завоевания римлянами. Марио заказал бутылку Tokaji Aszu Essencia 1995 года. Обычно мучительный пересчет с форинтов в евро или фунты показывал, что уровень цен здесь был довольно приемлемым, особенно, после столицы туманного Альбиона. Но, когда я посмотрела на стоимость бутылки, примерно $200 в пересчете с форинтов, я не поверила своим глазам, но Марио заверил, что заплатит за обед.
Я не чувствовала себя неловко, потому что мне удалось достать билеты в оперный театр на «Волшебную Флейту» с Анной Нетребко в роли Папагены, что тоже оказалось недешево. В ожидании заказа мы стали обсуждать предстоящее нам сегодня вечером мероприятие. К своему позору я оказалась незнакома с именами персонажей этого творения Моцарта. Оказалось, что одного из мужских персонажей зовут Папагено, а один женский персонаж носит имя Папагена. Так что наш вечер проходил под знаком героев оперы Моцарта.
Официант вернулся с бутылкой вина, которая, как он с гордостью заметил, была изготовлена вручную с копии XVIII века. Смакуя сладкое розоватое вино, мы старались уловить в нем обещанный на этикетке привкус яблока и айвы, и разговорились о венгерских винах. Я помнила «сладкие» вина нашей юности, венгерские Мурфатляр в длинных бутылках и Токайское в пузатеньких, еще по студенческим временам. Потом то ли вкус поменялся, то ли эти вина исчезли, но мы стали пить сухие вина. Правда, когда бывали в Крыму, всегда наслаждались восхитительным мускатным шампанским.
– Я, наверное, этих вин уже не застала, я ведь училась в институте лет на десть позднее. А у Марио есть свои винные погреба, – сообщила Оля. Могла бы и не заострять внимание не нашей разнице в возрасте. Я и так уже себя в зеркале иногда не узнаю, особенно по утрам, – подумала я.
– Это не совсем так. Дело в том, что я только что вступил в права наследования. Моя тетка умерла и оставила мне виллу с виноградником на Сицилии, ну и соответственно погреба. Так что мне еще многое предстоит узнать о виноделии, – поправил её Марио. По-английски он говорил с некоторым трудом и иногда прибегал к помощи жены, которая, судя по всему, вполне освоила итальянский. – А вот мой дядя Энрико был большим знатоком вин. Во время войны он служил офицером на подводной лодке и погиб где-то на Азовском море. После его гибели тетке пришлось осваивать и продолжать семейный бизнес, – продолжил Марио.
– Интересно, я в студенческие годы ездила с друзьями отдыхать на Азовское море, под Керчь. Мы обычно жили в палатках в бухте, прямо на берегу, и я слышала, как наши знакомые рассказывали, что где-то неподалеку затонула итальянская подводная лодка, и даже как будто какие-то ценности на ней были. Я еще удивлялась, что подлодка была итальянская, – сказал я.
Марио заметно оживился. – Подлодка, скорее всего, действительно была итальянская. Италия к началу второй мировой войны была известна своими достижениями в области строительства и эффективного использования подводного флота. Например, итальянцы первыми сконструировали дыхательный аппарат для подводного погружения, который не создавал пузырей воздуха на поверхности воды. Они достигли особого успеха в уничтожении кораблей противника, используя миниатюрные подлодки и водолазов – людей-лягушек. В январе 1942 года немецкое командование впервые в истории германо-итальянского военного альянса запросило у Италии конкретную помощь – усилить их военно-морское присутствие на Черном море. В ответ на эту просьбу адмирал Рикарди сформировал 101-ую флотилию в составе 4 торпедных катеров «MAS», 6 миниатюрных подлодок класса «CB» водоизмещением 35 тонн, 5 торпедных мотолодок и 5 лодок-самоубийц, «barchini», и отправил её на Черное море с конвоем Моккагатта. Конвой под командованием капитана Франческо Мимбелли проследовал по Дунаю через румынский порт Костанца в Ялту.
– Откуда такая осведомленность? – поинтересовалась я. – Я просмотрел множество материалов на эту тему и даже написал статью. Кстати, катера «MAS» сражались и на Ладожском озере. А миниатюрные субмарины были особенно удобны для использования на Азовском море. Экипаж такой лодки состоял их четырех человек, а лодка была оснащена двумя торпедами. После поражения немцев под Сталинградом в январе 1943 года командование итальянского флота разрешило своим морякам вернуться домой, оставив немцам свою флотилию. Однако, многие итальянские экипажи продолжали сражаться до августа 1943 года…После этого остатки флотилии были транспортированы в Костанцу, где в августе 1944 года они попали к русским, – Марио сделал выразительную паузу.
– Где-то слышала, что теперь на Украине есть даже новый вид отдыха – для искателей приключений организуют ныряние за морскими сокровищами, поиски затонувших кораблей, – вспомнила я. – Впрочем, нам надо спешить в театр.
За разговорами и подоспевшим десертом время пролетело незаметно. Марио щедро расплатился с официантом, и мы едва успели дойти быстрым шагом до оперного театра. После окончания представления, от которого все были в восторге, как и от самого театра, проводила друзей в гостиницу. Я порекомендовала им небольшую, уютную гостиницу Арт-отель, но они предпочли современную Кемпински-хотел, недалеко от театра и моего дома.
Устав от обилия впечатлений, была рада вернуться в свою уютную квартирку. Недавно отреставрированный дом, очевидно, постройки XIX века находился неподалеку от моста Эржебет в престижном V районе города. Отсюда все было близко: моя любимая улица Васи с многочисленными магазинами, ресторанами и кафе, Базилика Святого Иштвана, Цепной Мост, здание Парламента, построенное по образцу здания парламента в Лондоне.
Витые перила лестницы с мраморными ступенями, лепными потолками и зеркалами напомнили мне наш бывший дом Эмира бухарского в Питере в его былом величии, конечно. Так что, поселившись здесь, я как бы оказалась в своем старом доме, но только на век раньше.
Организация оплачивала аренду моей просторной двухкомнатной квартиры с французскими окнами на балкон, откуда открывался потрясающий вид на Дунай. Я приготовила себе чашечку горячего шоколада и вышла на балкон. Октябрь стоял на удивление теплый, и я с наслаждением вдыхала запах реки, приправленный ароматом опадающих листьев и всевозможных блюд, подаваемых посетителям уличных кафе. На балконе у меня стоял небольшой мраморный столик и кресло-качалка, здесь я обычно и проводила большую часть своего свободного времени. Ради этого вида я готова была терпеть даже самодура-начальника…Правда, в качестве антидота я все чаще употребляла более крепкие, чем шоколад, напитки.
По набережной реки, со стороны Пешта, все еще деловито сновали трамваи. На противоположном берегу Дуная красовался подсвечиваемый огнями замок Буда, немного левее моста Эржебет возвышался холм Геллерта, увенчанный статуей Свободы. Когда я впервые увидела эту скульптуру женщины, держащей пальмовую ветвь над головой, на вершине холма, я удивилась, что венгры до сих пор чтят советских воинов-освободителей. Хотя они называют их оккупантами, но скульптуру сохранили на первоначальном месте. Все остальные скульптуры, связанные с советской эпохой, венгры демонтировали и поместили в «Парк скульптуры», куда организуют так называемые туры «Серпа и молота». Вместо того, чтобы вычеркнуть из памяти 50 лет истории своей жизни в цепких объятиях «старшего брата» по соцлагерю, они теперь получают с этого дивиденды.
Любопытно, что первоначально скульптура на вершине холма должна была увековечить память сына властителя Венгрии, Миклоша Хорти, который правил страной с 1920-го до 1944-го года. Сын этого «адмирала без флота и регента без королевства» погиб в авиакатастрофе, и, по замыслу архитектора, женщина должна была держать над головой не пальмовую ветвь, а лезвие пропеллера. После освобождения Будапешта советскими войсками находчивые венгры нашли применение этой скульптуре, дополнив композицию фигурой советского воина у постамента.
Называется холм в честь бенедиктинсокого монаха Геллерта, который приехал в Венгрию из Италии по приглашению короля Святого Иштвана для распространения христианства и стал первым венгерским епископом. В начале XI века непокорные язычники сбросили проповедника в Дунай, поместив его в бочку. Но король Иштван все-таки сумел превратить страну кочевников в государство католиков. Скульптура Святого Геллерта находится на противоположной стороне холма. С этого холма обычно запускают праздничный фейерверк в день национального праздника Венгрии 20 августа. В этот день в 1083 году король Иштван был канонизирован. Его корона, полученная от Папы Сильвестра II, хранится в Парламенте, а мумифицированная правая рука – в Базилике, построенной в его честь.
Более двух тысяч лет назад эту землю населяли кельтские племена – предки моего уже бывшего мужа. Потом на эту землю пришли римские завоеватели. В пятом веке нашей эры отсюда правил империей гуннов от Дуная до Балтики и от Германии до реки Урал грозный Аттила по прозвищу «Бич Божий». По этой реке плыл на подлодке класса «СВ» дядя Марио, Энрико, чтобы остаться вместе с ней на дне чужого моря. Много наших солдат полегло на этой земле. Мой отец закончил войну в Будапеште…А на салют по случаю Дня победы мы всегда ходили с ним на Кировский мост к Петропавловке…
Мать с отцом развелись, когда я уже оканчивала институт. Я уже давно знала, что между ними не все гладко. Мать вечно ревновала отца, дома были бесконечные ссоры по поводу его частых командировок, поздних приходов домой, телефонных звонков каких-то женщин. В конце концов, решив, что я уже довольно взрослая, чтобы принять её сторону, мать указала ему на дверь. Но сторону её я принять не могла, я любила и жалела отца. Решили разменять нашу трехкомнатную сталинскую квартиру у метро Петроградская на однокомнатную для отца, однокомнатную маме и комнату мне… Для обмена наняли маклера, и, в конце концов, у нас выстроилась довольно сложная цепочка обмена. Мать надеялась, что мы будем жить в двухкомнатной квартире. Но я предпочла эту комнату в коммуналке только ради того, чтобы жить рядом с отцом и подальше от матери.
С этого момента началась история моей жизни на фоне коммунального быта…Возможно, мне стоит утвердить себя на литературном поприще и написать «Записки жертвы коммунального быта»? Кстати, где-то читала недавно, что в одной из квартир нашего бывшего дома, приобретенной новыми русскими, нашли записки архитектора Кричинского, создателя дома Эмира. Впрочем, новые русские уже скупили целый подъезд этого дома. Помню, как мы пошли с отцом смотреть комнату в доме №44 на Кировском, ныне Каменноостровском, проспекте.
Сам дом не показался мне тогда каким-то особенным. В Питере все дома кажутся одинаково серыми, особенно в осенне-зимний период. Это уже позднее, узнав его историю, открыла для себя его великолепие. Вошли в подъезд первого двора дома. Поднявшись по мраморным ступеням лестницы, остановились перед дверью квартиры и отыскали нужный звонок с табличкой «Спасская Т. С.». В ответ на наш звонок, дверь открыла величественного вида седоволосая дама.
– Будьте любезны, следуйте за мной, – пригласила она нас после обмена приветствиями.
На вид ей было лет семьдесят. Её все ещё красивое лицо хранило выражение какой-то досады и надежды одновременно. Она поплыла впереди нас, гордо неся свою голову с густыми волнистыми волосами, которые были подняты наверх и сколоты черепаховым гребнем. На ней была кремовая шелковая блуза, украшенная брошью-камеей у высокого ворота, и черная струящаяся юбка. Фрейлина, – подумала я. Отец, приосанившись, следовал за ней по длинному темному коридору, а я замыкала процессию.
Фрейлина остановилась перед двустворчатой дверью и, распахнув её, царственным жестом, пригласила нас – Прошу! Просторная комната с высокими окнами и потолками была обставлена старинной мебелью, на стенах висели картины в массивных позолоченных рамах. В одном углу комнаты стоял рояль, вдоль одной стены стояли книжные стеллажи, а в центре другой стены – чудесный камин с голландской печью. Другой угол комнаты был отгорожен красивой китайской ширмой. За ней оказалась уютная спальня, состоящая из кровати, шкафа и инкрустированной перламутром тумбочки. Хозяйка пояснила, что рояль – это её хлеб, она дает частные уроки музыки, а книги – это остатки коллекции её отца и мужа.
Госпожа Спасская предложила показать нам «места общего пользования», которые явно не соответствовали присвоенному ей мною статусу. Ванная и туалет не отличались от того, что я уже видела во многих коммунальных квартирах. Хотя стены ванной комнаты, в которой даже было окно, были украшены красивой изразцовой плиткой, сама ванная на чугунных, с львиными головами ножках, была пригодна разве что для стирки белья. Кухня была по традиции просторной и как обычно уставлена многочисленными плитами и тумбочками по количеству семей в квартире. Пока Татьяна Сергеевна, так звали хозяйку, показывала нам свою конфорку и тумбочку, на кухне появились две неприветливого вида неопрятные женщины. Даже не ответив на наши приветствия, они принялись греметь кастрюлями возле своих плит, словно выражая этим свое недовольство нашим вторжением. Пролетарки! – определила я.
Когда мы снова вернулись в покои Фрейлины, она, словно отвечая на мои мысли, пояснила: – Этот доходный дом был построен по заказу Эмира бухарского в 1914 году и поселились в нем, помимо создателя дома Кричинского, ученые, военные, юристы, а дом во втором дворе предназначался для мусульман-гостей столицы. А после революции сами знаете…Впрочем, я уже привыкла. Сейчас вот племянница предложила съехаться, я и согласилась.
Напоследок отец галантно поцеловал ей руку…Фрейлина уехала, пролетарки остались и появилась я в виде тонкой прослойки интеллигенции второго поколения…Правда, была еще Майя Николаевна, Маечка, душечка, бывшая учительница, которая деликатно воспитывала всех детей в квартире…Потом Маечка рассказала, что Фрейлина была дочерью известного военного хирурга, они жили в доме с момента постройки. После революции их «уплотнили», она вышла замуж за ученика отца. Отец умер от инфаркта, муж был репрессирован, их снова «уплотнили», потеряла сына в войну и мать в блокаду. С Маечкой мы очень подружились, и часто, не покидая квартиры, совершали литературно-исторические прогулки по городу. Ей я обязана развитием и формированием своего литературного вкуса, да и самим фактом выживания в том мире.
С первым мужем, Костей, я познакомилась на сборах. После института продолжала заниматься стрельбой из МКВ, мелкокалиберной винтовки…Костя был женат, когда мы познакомились. Встречаться нам было особенно негде, все мои поклонники становились неиссякаемым предметом обсуждений моих соседей. Приходилось довольствоваться нечастыми встречами в квартирах друзей, уезжавших в отпуск или командировку. В конце концов, Костя развелся, и я прописала его в своей комнате…Правда, его бывшая жена еще долго продолжала звонить мне с угрозами…
Жизнь в коммунальной квартире, да еще когда окна комнаты выходят во двор-колодец, не оставляет пространства для интимной жизни. Как-то раз во дворе меня и Костю остановил какой-то фотограф-любитель. Предложил нам выкупить фотографии, которые он сделал из окна своей квартиры. На фотографии мы с удивлением узнали себя, запечатленными в один из самых интимных моментов нашей жизни. Мы с возмущением отказались…
Поначалу, как и многие жильцы дома, я гордилась, что живу в таком известном и загадочном доме. И даже не очень пугалась идеи коммунального быта. В конце концов, родители часто рассказывали, как после войны они жили в общежитии, и это были самые счастливые годы их жизни. Но постепенно я осознала, что война по сути дела не закончена, потому что в нашем доме, в нашей квартире, продолжали бушевать классовые битвы. И передовой линией этого фронта была наша коммунальная кухня. Стала все чаще поглядывать на черный чехол на шкафу, где хранилась моя мелкашка. Осознав, что в этой войне победителей быть не может, я стала готовить в комнате сначала на плитке, а потом на микроволновке.
Соседи, подобно воинственным гуннам, терроризировали хрупкий мир цивилизации, оплотом которого в нашей квартире были Маечка и я. Похоже, свои идеи о человеческом общежитии они почерпнули из единственной прочитанной ими книги, «Золотой теленок», из глав о «Вороньей слободке». А мы с Майей находили убежище в мире наших любимых героев Габриэля Гарсиа Маркеса, Хулио Кортасара, Айрис Мэрдок, Ивлин Во. Это про него у нас как-то опубликовали критическую статью, назвав его «гнусная антисоветчица», Ивлин Во. Бывшие ученики обычно снабжали Маечку книгами, которые было не купить в магазинах.
Вопреки закону жанра моё ружье так и не выстрелило, но расчехлить «орудие» мне однажды пришлось. В нашей квартире жила семья Зайцевых. «Зайчиха» Зина работала уборщицей в д/к Ленсовета, а «Заяц» работал грузчиком в каком-то магазине и постоянно пил. Довольно часто он умудрялся все-таки доплестись до дома, но в последний момент автопилот отказывал, и он приземлялся на пол, прямо на пороге перед квартирой. Однажды он устроил очередной дебош, вернувшись с работы. Очевидно, на этот раз он сумел дотянуть и переступить порог квартиры. Как можно было догадаться по крикам, доносившимся из их комнаты, он опять пропил последние деньги, и Зине было не на что купить еды.
Она накормила детей, приготовив обед из последних запасов, а мужа кормить отказалась. В конце концов Заяц-дебошир вытащил бедную визжащую Зину в коридор и поволок на кухню. Я, не в силах больше терпеть этих криков и ругани, схватила свою мелкашку и выбежала на кухню. – Отпусти жену, или ты станешь жертвой несчастного случая, – приказала я Зайцу, наведя на него винтовку. В кухне уже собралась толпа зевак, которые при виде меня с оружием, сразу расступились. Заяц нехотя выпустил из рук свою жертву и удалился к себе в комнату. Зина, заголосив пуще прежнего, устремилась за ним. После этого эпизода волна террора немного ослабла, и при моем редком появлении на кухне соседи сразу замолкали. А Зина даже предложила делать уборку мест общего пользования в дни моего дежурства.
С Костей я развелась вскоре после рождения сына Алеши. «Любовная лодка разбилась о быт»…Правда, кроме быта была еще и ревность, муж продолжал ездить на сборы, в телефонной трубке раздавались голоса женщин, жаждущих общения с моим мужем. Сын незаметно вырос и работал менеджером в российско-германской фармацевтической компании. Костя уехал в Германию с новой женой, а свою однокомнатную квартиру оставил сыну. Я продолжала жить в коммуналке…
Во мне будто зрела классовая ненависть ко всем, кто жил в отдельных квартирах, мог принимать душ, когда хотелось. Не могла понять, как мать может быть так эгоистична, ну зачем ей отдельная квартира, она уже пожила своё, – думала я. А мне все, включая мать, говорили, что надо устраивать личную жизнь. Но как её совместить с коммунальным бытом? Я даже вступила в партию, когда в ящик пришла разнарядка на женщину. Презрительные взгляды сослуживцев я выдержу, а лишних очков партийная принадлежность могла добавить при распределении жилья.
Друзья-евреи один за другим уезжали в Израиль, Америку, потом в Германию. Как-то мои бывшие друзья, кто уже обосновался в Америке и открыл свою фирму, звали меня ехать к ним работать, я отказалась, не хотела оставить сына, хотя он уже жил самостоятельной жизнью…Ухаживал за мной один еврейский юноша, друг моих друзей, даже похоже собирался мне сделать предложение, увезти в Израиль. Но Валя сказала, что им, евреям, разведка Моссад дает премию за каждую русскую женщину, привезенную в Израиль. Я испугалась, и перестала встречаться с моим ухажером.
Однажды я ехала в переполненном вагоне метро с работы. Глядя на пожилого мужчину в каком-то старорежимном пальто с меховым воротником, подумала – А почему бы мне не завести богатого любовника? По крайней мере, жила бы безбедно, может даже не надо было бы ездить в постылый ящик, где нам уже и платить перестали…Незнакомец, хотя и не производил впечатление преуспевающего человека, но напомнил мне зубного врача, у которого я недавно делала коронки. «Дантист», словно прочел мои мысли, и вроде даже кивнул мне как-то мысленно, мол, выйди на следующей остановке. Он действительно вышел на следующей остановке, и даже постоял на перроне, а я осталась со своими мечтами о лучшей жизни.
Часто на улицах или в музеях я с интересом наблюдала группы иностранных туристов. Видела опрятных, подтянутых седоволосых мужчин и их пожилых спутниц с неизменно ухоженными волосами и удивлялась. Чем я хуже этих женщин? Почему у меня не может быть такого мужа? Потом, уже позже, будучи замужем за иностранцем, я замечала такие же взгляды моих соотечественниц, адресованные моему избраннику…
Почему-то я не могу вспомнить ни одного анекдота про коммунальный быт. Слышала анекдоты про времена репрессий, даже про войну, а про жизнь в коммуналке – нет. Может, это потому, что коммунальный быт – страшнее войны? У военных есть понятие, синдром «усталости от битв», а я устала от каждодневной битвы за быт, от жизни в коммуналке…Возможно, как в любви, в процессе жизни, особенно коммунальной, уровень какого-то вещества, например, «фактор роста терпения», достигает критического значения. Коммунальный быт – явление мало изученное, и вполне возможно, что в организмах его жертв происходят определенные химические реакции. Перенасыщение любовью наступает уже через год, а как долго человеческий организм способен терпеть тяготы быта?
Система Монтессори, о которой я узнала позднее по роду деятельности, основана на воспитании индивидуальности в детях. А нас лишили какой-либо собственности, включая собственность на личную жизнь, и распихали по коммуналкам, заставив тех, кто жил в аду, строить новую счастливую жизнь. В конце концов, я стала жертвой коммунального быта, устав жить надеждой на счастливую жизнь. Поэтому, наверное, я с такой готовностью «влюбилась» в своего иностранного Жениха. Сын уже давно твердил – посмотри, твоя подруга по ящику, Лена, вышла замуж за испанца и уже давно живет в Мадриде, а ты все сидишь, как клуша…Он поместил мое объявление в Бюро знакомств, не сказав мне ни слова. Неожиданно ко мне стали приходить письма из-за границы. Казалось, в моей жизни появилась надежда вырваться из коммунального мира…
Вскоре появился Жених из Англии, который работал в банке консультантом по инвестициям, учил русский в школе и университете, интересовался Россией…Он был ирландцем по маме и англичанином по отцу. Темперамент, как я потом выяснила, у него был явно от мамы, но иногда брала верх, очевидно, английская осторожность и рассудительность отца. Но о моем втором браке мне сегодня вспоминать не хотелось, это было еще слишком болезненно…Не хотелось омрачать впечатлений хорошо проведенного дня.
Ночью мне снилась итальянская подлодка класса «СВ» с экипажем из нашей «Вороньей слободки» на борту, которая медленно погружалась в пучину Азовского моря под звуки арии « В груди моей вскипает жажда мести» Царицы ночи из второго акта «Волшебной флейты» Моцарта.
На следующий день я повела гостей в баню. Поначалу, когда я только приехала в Будапешт, и Надя посоветовала сходить в баню, я содрогнулась от идеи, памятуя опыт своих походов в баню у Ситного рынка… В коммунальном мире я должна была обнажать не только свою душу, но и тело. Даже перед свадьбой пришлось идти мыться в баню…Однако вскоре походы в бани стали для меня любимым времяпровождением в Будапеште.
Будапешт славится своими термальными источниками. На месте современного города располагалось римское поселение Аквинкум, где лечили легионеров от ран. С тех времен в Венгрии сохранилось 11 фрагментов римских бань. Строили купальни на термальных источниках и во времена турецкого завоевания в XVI-XVII веках. Постепенно я обошла все 10 круглогодичных и 5 летних купален города, словно восполняя недостаток водных процедур, испытанный мною в юности. Особенно полюбилась мне купальня Сечении на воде из артезианского колодца в парке Варошлигет.
Прямо под холмом Геллерт находятся пещеры с термальными источниками и обнаружена старейшая древнеримская баня. А внутри холма находится резервуар, хранящий запас питьевой воды для города. У подножия холма на источнике лечебной термальной воды построена классическая турецкая купальня – Рудаш. Купальня предназначена исключительно для мужчин, поэтому мы решили начать наш банный экскурс с купален Геллерт. Купальни являются частью гостиницы Данибиус Геллерт, расположенной неподалеку от холма, сразу за мостом Свободы в районе Буда.
Посещение бассейна и термальных купален обошлось нам всего по 13 евро с человека, но, безусловно, стоило того. Турки определенно понимали толк в банной культуре, а венгры оказались умелыми продолжателями их традиций. Плескаясь в лазурной воде купальни с высокими двухъярусными сводами, украшенными мозаикой, мы ощущали себя если не богами, то частью какого-то священного ритуала…Заплатив еще примерно по такой же сумме, мы насладились расслабляющим массажем.
Выйдя из гостиницы, я попыталась найти кафе, в котором как-то пробовала замечательно приготовленного судака. Но все настолько устали, что зашли в первое попавшееся кафе и в ожидании «комплексного обеда» заказали себе по бутылочке рекомендованного мной местного пива Borsodi Bivaly. Я уже оценила сладковатый вкус этого мягкого и довольно крепкого пива, немного похожий на портер. Цены на пиво в Венгрии на удивление низкие, а качество – отменное. Все утро Марио возвращался к нашему вчерашнему разговору о затонувшей подлодке. Вот и сейчас он вернулся к любимой теме.
– Об обстоятельствах гибели дяди я знаю довольно мало. Последнее его письмо тетка получила в феврале 1943 года, где он писал, что вскоре собирается вернуться домой, так что сможет помочь жене с предстоящим урожаем винограда. В апреле этого же года пришло письмо от немецкого командования Kriegsmarine. В нем тетку извещали, что подлодка мужа попала под обстрел вражеской авиации и затонула, а её муж, Энрико, пропал без вести. Сослуживцы мужа потом рассказывали ей, что база подлодок находилась в то время на Азовском море под Керчью, где лодка и затонула. Судя по всему, у экипажа дядиной подлодки не было шансов спастись. Теперь, когда я получил наследство моих родственников, считаю своим долгом перед памятью дяди пролить свет на обстоятельства его гибели. Все итальянские источники я как будто изучил. Ваш вчерашний рассказ о затонувшей подлодке натолкнул меня на мысль. Хочу съездить в Керчь, посмотреть местные архивы, опросить свидетелей, если они остались… Надеюсь, вы поможете мне найти бухту? – поинтересовался Марио.
– Конечно, Марио, я бы с удовольствием, но я не уверена, что смогу её найти после стольких лет, – неуверенно ответила я.
– Я, кстати, нашла вчера много интересной информации о Керчи в Интернете. Оказывается, это один из древнейших городов мира! В VII веке до нашей эры на месте Керчи древние греки основали независимый город-государство, Пантикапея, что означает «Рыбный путь». На горе Митридат располагался Акрополь…Весь город со временем был опоясан мощной системой каменных укреплений, превосходящей афинскую. Он должен был противостоять коренному населению – скифам. Позднее Пантикапея стала столицей Боспорского государства Спартокидов. Мне тоже хотелось бы побывать в Керчи, посмотреть один из старейших в мире православных храмов, храм Иоанна Предтечи, турецкую крепость Ени-Кале, Царский курган, – заявила Оля.
– Да, похоже, там есть, что посмотреть…Ирина, расскажите что-нибудь ещё о ваших поездках, – попросил меня Олин муж. Причем, мое имя он произносил удивительно правильно в отличие от англичан, которые норовили сделать из меня Ирэн или Айрин.
Оля, оказывается, все-таки не рассталась со своей дотошностью, а мне – опять двойка, – подумала я. И не сказала, что я то ли не помнила, то ли не знала всех этих исторических подробностей, приведенных Олей. Побоялась, вдруг Марио передумает пригласить меня в поездку…
– Обычно кто-то из друзей встречал нас на машине в Симферополе или Керчи и отвозил сразу в бухту, в наш «карманный рай». Мы не любили бродить по Керчи, изнывая от жары, потому что в самом городе нет хороших пляжей. За продуктами обычно ходили пешком в ближайший поселок, Багерово. Слушали записи Жванецкого на плохой пленке, пили разливное вино, ели мидий с гречневой кашей…Еще помню, что неподалеку от бухты было Чокракское соляное озеро. Одну поездку я запомнила особенно хорошо, – начала я свой рассказ.
–Я уже работала в ящике, и в тот год я не собиралась ехать в Крым. То ли у меня были другие планы, то ли что-то еще мешало мне поехать вместе с друзьями, не помню. Но вдруг в разгар отпускного сезона мой начальник поинтересовался, не хочу ли я бесплатно полететь на самолете в Симферополь. Я поначалу насторожилась, подумала, не приглашает ли он меня провести с ним отпуск. Но оказалось, что от одной дружественной нам фирмы по маршруту Ленинград-Симферополь летел самолет-лаборатория, предназначенный для испытания специального оборудования. Очевидно, экипаж самолета составляли отпускники, замаскированные под сотрудников лаборатории. Я с восторгом приняла предложение и послала друзьям, которые уже отдыхали под Керчью, телеграмму до востребования. Почту они обычно проверяли регулярно, и я получила ответное послание, что меня встретят, место в палатке и спальник для меня есть. Всю поездку я буквально пролежала в просторном салоне самолета на полу, в который был врезан гигантский иллюминатор, и любовалась пейзажами, проплывающими за бортом.
Друзья меня в Керчи почему-то не встретили в условленном месте…Я решила взять такси и доехать до ближайшего поселка, а оттуда уже идти пешком. Таксист, молодой парень, охотно согласился, ожидая хорошо подзаработать. В дороге, как это обычно бывает, разговорились. Я, наверное, рассказала, что еду к друзьям, которые отдыхают в бухте. Неожиданно, я осознала, что водитель свернул с основной дороги куда-то в степь. Хорошо, у меня хватило смекалки помешать его безумному плану. Если бы я не наплела ему, что он мне очень понравился, не наобещала ему, что мы с ним обязательно встретимся в Керчи, лежала бы я уже в земле сырой в безвестной могиле. Он, очевидно, поверил моим обещаниям, а может, просто одумался, но вернулся на дорогу и довез меня до поселка. Я расплатилась с ним и, шатаясь от пережитого ужаса, поплелась по степи с чемоданом в сторону бухты. Тогда нас никто не пугал, что жизнь полна опасностей не только для молодых наивных барышень, и кругом полно маньяков-убийц. Теперь-то я даже в Лондоне сажусь в такси с опаской…
Только я стала взбираться на холм, чтобы продолжить свой путь, как передо мной на вершине холма выросли какие-то фигуры людей в белых халатах. Я решила, что, наверное, перегрелась на солнце или пребываю в состоянии шока. Но, выяснилось, что это были студенты-медики из Москвы, которые отдыхали в одной из бухт. Они оказались очень славными ребятами, помогли мне разыскать нашу бухту и донесли мой чемодан. Потом мы с ними дружили бухтами…А в халатах они ходили после купания, чтобы не обгореть, – закончила я свои воспоминания.
– Да, такому приключению не позавидуешь! Однако вы проявили завидное присутствие духа. Давайте выпьем за успех нашего предприятия, чтобы нам не пришлось пережить таких страшных минут, – предложил Марио.
– В Венгрии не принято чокаться пивом…Как мне объяснили, во время войны за независимость от Австрии в 1840-х годах австрийский солдат получал кружку пива за каждого убитого мадьяра, – пояснила я.
– Обычай нарушать нельзя, хотя среди нас и нет венгров. Давайте закажем что-то более приличествующее случаю. Как насчет венгерского шампанского? – предложила Оля.
– Отличная идея! – подхватила я. – Будапешт считается не только городом термальных источников, но, прежде всего, городом вина и шампанского. Лучшее в мире после Франции шампанское, а точнее, игристое вино производится прямо на склонах Будапешта, в Будафоке, в юго-западной части Буды. Почва там по составу очень напоминает почву в Шампани. А основал производство шампанского в Венгрии Йозеф Торлей (или Терлеи), когда он перенес свой бизнес сюда из Франции в конце 19-го-начале 20-го века. Сейчас производство принадлежит компании Хенкель. Журнал Уолл Стрит признал игристое вино Törley Grand Cuvee самым лучшим в мире после шампанского, – блеснула я наконец своим знанием предмета.
В меню этого напитка не оказалось, но официант настоятельно порекомендовал имеющееся в наличии Törley Talisman Demi Sec. Оно оказалось прекрасным дополнением к нашему обеду. Из предлагаемых вариантов комплексного обеда мы выбрали грибы, фаршированные сыром и обжаренные в сухарях, филе судака в соусе паприка и знаменитые блинчики Gundel, фаршированные грецкими орехами, лимоном и изюмом и щедро политые шоколадно-ромовым соусом.
Под звон бокалов мы скрепили наш тройственный союз – мозговой центр будущей экспедиции – операции «Керченская бухта». Решили, что я свяжусь с друзьями, подготовлю состав участников с российской стороны, а Марио постарается найти спонсора и подготовить все необходимое со своей стороны. Договорились держать связь через Олю. Мои друзья вскоре уехали в Милан, довольные своей поездкой и полные надежд на новое путешествие. А я начала готовиться к предстоящей экспедиции. Времени до начала отпускного сезона было достаточно, чтобы собрать команду участников.
Моя теперешняя работа, если не считать начальника-самодура, мне очень нравилась. Я координировала программы работы организации с Россией и странами бывшего Союза. Я должна была связываться с правительственными и неправительственными организациями, занимающимися проблемами СПИДА, обеспечивать информационную поддержку, проводить тренинги, распределять гранты. Как раз недавно мне удалось «выбить» грант для организации в Питере, которая занималась помощью детям-жертвам СПИДа, находящимся в домах ребенка. Но теперь помимо работы, у меня появилось новое занятие, которое целиком поглотило мое свободное время.
Прежде всего, я составила список потенциальных участников экспедиции из тех, кто бывал в бухте более одного раза. Впервые я поехала в бухту с Сэмом в год окончания института. Мы учились с ним в школе, и я все два года была в него безнадежно влюблена. Он, насколько я догадывалась, был безответно влюблен в девочку из другого класса.
После школы я даже поступила в тот же институт, что и он, но на другой факультет. В институте, впрочем, наши дороги особенно не пересекались, помимо как на институтских вечерах и встречах с бывшими одноклассниками. Лето я обычно проводила на сборах в спортивных лагерях.
Поэтому приглашение Сэма провести мое первое отпускное лето после окончания института с ним в Крыму было для меня полной неожиданностью. Он мне уже рассказывал о своих поездках в бухту под Керчью, и идея показалась мне весьма привлекательной. В Симферополе нас встретили друзья Сэма, с которыми он учился в группе, а теперь работал – Шура, Витя Шуранов, его подруга, Галя, Сурок, Коля Сурков, и Петровы, Таня и Гена. А в Керчи нас встречали друзья Петровых, которые там жили. Они-то и открыли для моих друзей, а теперь и для меня эту бухту…
До бухты добрались уже затемно. Друзьям пришлось сделать две «ходки» на стареньком Москвиче. Наспех поставили палатки, успев напоследок полюбоваться бархатным южным небом, щедро усыпанным бриллиантами звезд. Наутро моему взору открылась небольшая бухта, обрамленная песчаным пляжем и морем с одной стороны и скалистым обрывом с многочисленными нишами с других сторон. Кроме нас в бухте никого не было. Здесь я провела свой самый счастливый отпуск и, как первая женщина в раю, познала своего первого мужчину. Иногда мы с моим другом заплывали в соседнюю бухту, где предавались любовным утехам прямо в море, а потом нежились на золотистом песке.
«Море синее вдаль откатилось лениво,
Но остались в глазах приоткрытых твоих
Две волны. Их море тебе подарило».
Я тогда изучала французский язык и захватила с собой сборник стихов Жака Превера. Я читала стихи Сэму, и мы вместе пытались подобрать поэтический перевод строкам его изумительной поэзии. В ту пору я больше наслаждалась звучанием языка, нежели смыслом прочитанного. Уже много позднее я нашла сборник стихов Превера в переводе на русский. Многие строки наполнились для меня новым звучанием, я словно осмыслила свою жизнь по-новому и вдруг осознала, что, я прожила большую часть своей жизни в ожидании любви, что, по сути, жила:
«Не зная, что значит жизнь,
Не зная, что значит день,
Что значит любовь, не зная».
А наша коммуна жила по своим сложившимся законам. Все вкладывали в общий котел определенную сумму денег и добавляли по мере необходимости. Мужчины обычно ходили пешком за продуктами и вином, заготавливали дрова и разводили огонь, женщины готовили по очереди на костре и примусе, посуду каждый мыл или не мыл сам. Но все безропотно выполняли свои обязанности.
После нашего возвращения к городской жизни, я практически не видела Сэма. А через некоторое время узнала от Шуры, что Сэм, к неудовольствию родителей, женился на своей коллеге по работе, женщине старше его и с ребенком. С Шурой и Галей мы продолжали встречаться и в городе, и даже с Сурком стали свидетелями на их последовавшей свадьбе. Потом Шура и Галя стали моими хорошими друзьями и были свидетелями на моих двух свадьбах. Правда, счастья в семейной жизни это мне не принесло. Но тогда, до моей первой свадьбы я еще несколько раз ездила в бухту. Кто бы ни присоединялся к нам в наших поездках, неизменными участниками всегда оставались Шура с Галей, я и Сурок. Мы даже шутили, «Сурок всегда со мною», впрочем, он откликался и на Коляна.
Петровы как-то постепенно отошли от нашей кампании. Гена стал сильно пить, а Таня занялась своим бизнесом, то ли сахар привозила с Украины, то ли что-то еще…Зато я как-то пригласила на отдых своего коллегу по работе, Пашу. Между нами ничего не было, но
Паша играл на гитаре и пел слегка высоким голосом, и вообще внес оживление в нашу кампанию. Вскоре после этой поездки Паша женился, но быстро развелся. Он увлекался парусным спортом, и поэтому с нами больше не ездил. А потом, уже после моего ухода из ящика, вдруг услышала от кого-то, что Паша стал геем. Может он и раньше был геем, но только недавно это осознал, я не знаю. Только это показалось мне довольно логичным. Его высокий голос, мама, которая души не чаяла в единственном сыне, скоропостижная женитьба и развод…
Ездили с нами в бухту и друзья друзей, и моя подруга, и подруга подруги, которая потом стала режиссером на телевидении. Недавно смотрела её серию передач по «Культуре». Каким-то образом наша бухта помогла многим, кто в ней побывал, принять жизненно- важные решения, сделать свой выбор в жизни. Было ли от этого хорошо другим, это уже другой вопрос.
Итак, я решила связаться с Сэмом, который открывал список участников экспедиции. Поскольку на мою «емелю» он так и не ответил, я взяла его телефон у Юры Северина, ангела-хранителя нашего школьного сайта. Он вкратце поведал, что Сэм живет с дочкой Наташей, работает программистом, но из дома никуда не выходит. Сын его жены от первого брака живет в Москве. Дочка – врач, ей 28 лет, не замужем. Моему Алеше – 32, и он все еще не женат, хотя от невест отбоя нет, – подумала я.
В ответ на мой звонок ответил женский голос – Наташин, как я и предположила. Я вдруг почувствовала себя на удивление глупо, уже пожалела, что ввязалась в эту авантюру. Через несколько секунд, которые мне показались вечностью, я услышала Сэма. В его по-прежнему таком знакомом голосе не было никакого удивления, а тем более волнения, очевидно, Юрик предупредил его о моем звонке. Я выразила запоздалые соболезнования по поводу смерти его жены и кратко изложила ему предложение моих знакомых организовать экспедицию в Керчь.
Сэм опять не выразил никаких эмоций и сказал, что должен посоветоваться с дочкой. Я намекнула, что присутствие врача в составе экспедиции будет весьма желательным. Договорились, что Наташа сообщит мне об их решении. Возможно, что сказалась наша совковая страсть к халяве (участники экспедиции должны были оплачивать только свое питание), а не романтические воспоминания о нашей поездке в бухту, но вскоре я получила согласие Сэма. Наташа вызвалась его сопровождать.
Связаться с Шурой не представляло никаких проблем. Мы часто обменивались звонками по «Скайпу» и виделись, когда я бывала в Питере. Шура всегда приходил мне на выручку в разных жизненных ситуациях, устраивал сына на практику на их фирму, помогал хоронить отца, каждый год возил мою маму на дачу на своей машине, пока Алеша не приобрел свою. Его жена Галя умерла несколько лет назад, и я как могла, старалась его поддержать, находясь за сотни километров. Несколько раз звала его приехать, сначала в Лондон, потом в Будапешт, но он всегда находил предлог отказаться. Но теперешнее мое предложение о поездке в Керчь он принял сразу. – Ирка, ты молодец! Я уж думал, что никогда туда больше не выберусь, – как всегда лаконично отреагировал он. Правда, попросил уточнить время поездки, поскольку должен был согласовать свой отпуск с начальством.
Шура вызвался связаться с Сурком, которого тоже долго уговаривать не пришлось…Он уже целиком был занят воспитанием внуков, иногда подрабатывая ремонтом компьютеров, и улаживать проблему с отпуском ему было не надо. Мой сын неожиданно выразил желание ехать с нами. Он уже давно увлекался подводным плаванием, каждый год ездил на Красное море. Но на этот раз был готов изменить свой традиционный маршрут.
Время начала операции приближалось на удивление быстро. Решили лететь в Крым в конце мая, когда еще не очень жарко. По договоренности с Марио я заказала авиабилеты на всех членов экспедиции и гостиницу в Керчи. Обещанный спонсор должен был возместить мои расходы. Пока искала гостиницу на Интернете, нашла много интересных деталей к портрету современной Керчи. Перед любой своей поездкой я вначале совершала виртуальный тур в место моего назначения.
Купальный сезон на Азовском море длится с мая по октябрь, температура воды достигает 28 градусов. На мысе Опук, на месте бывшего военсовхоза, в первозданных степях, чудом сохранилась колония розовых скворцов, которые не встречаются больше нигде в мире. Оказывается, Багеровский винсовхоз до сих пор производит недорогие сухие и крепленые вина, а рыболовецкие артели и рыбколхозы промышляют осетров, бычков, хамсу и знаменитую керченскую сельдь! Ту самую, которую Александр Галич обессмертил в своей песне, «Право на отдых, или баллада о том, как я навещал своего брата, находящегося на излечении в психбольнице в Белых Столбах». Эту песню я впервые услышала от Сэма, который исполнял её речитативом: «Первача я взял ноль-восемь, взял халвы, пива рижского и керченскую сельдь, и отправился я в Белые Столбы, на братана, да на психов поглядеть…»
В Керчи, помимо селедки, я обнаружила два театра, четыре гостиницы эконом-класса, семнадцать ресторанов, баров, кафе и клубов и три детских дома – цена перехода к рыночной экономике….Церковь Иоанна Предтечи, о которой упомянула Оля, сохранилась с периода X-XI веков – расцвета Тмутараканского княжества. Оказывается, было такое – со столицей на месте современной Тамани. Что же, имеем право на отдых в окрестностях Тмутаракани! Проверила, стоимость бутылки пива на Украине, как показатель благосостояния народонаселения. Оказалось, что бутылка импортного пива стоит примерно 35 рублей, а бутылка такого украинского пива, как «Оболонь бархатное», которое я и намеревалась попробовать, стоит 20 рублей. Но эту диспропорцию сейчас собираются устранить путем повышения цен на национальную продукцию.
Я не удержалась и проверила цены на недвижимость в Керчи. У меня после развода и покупки квартиры в Лондоне оставалось немного сбережений. И я мечтала купить себе квартиру где-то на побережье моря, и даже присмотрела себе на Интернете вариант на побережье Италии. В результате виртуального поиска недвижимости в Керчи я присмотрела себе «таунхаус» площадью 115 кв. метров за $150000, правда с участком в
1 га. Говорят, прошли времена, когда в Керчи можно было купить квартиры за 2-3 тысячи долларов. Теперь однокомнатная квартира стоит 35-40 тысяч долларов, а трех-четырех-комнатная – до 65 тысяч. Все-таки доступнее, чем в других частях Крыма и в Москве, но кое-где заграницей можно купить дешевле!
Кстати, вместо гостиницы я заказала пансионат в Керчи, прямо на берегу моря, с бассейном с морской водой. Комнаты на двоих обошлись всего по $40 в сутки! Хотя я вспомнила, что мы с мужем как-то отдыхали в Испании на Коста Бланке всего за $30 в сутки с полным пансионом. Выходило, что отдых в бывшем Тмутараканском княжестве мог получиться не таким и дешевым с учетом растущих цен на пиво и недвижимость!
Перед отправлением в путешествие как всегда решила погадать. Открыла наугад страницу последней книги, которую я читала, «Антология ирландской современной прозы», загадала номер абзаца, и наткнулась на строки, отрывок из какого-то стихотворения: «Как я приветствую любимого, если встречу его после долгих лет разлуки? – слезами и молчанием»…По крайней мере, я знала, что меня ожидает…
В самолете в Питер со мной летела делегация от администрации Санкт-Петербурга. Рядом со мной сидела дама, которой время от времени коллеги передавали бутылку венгерского бренди, палинки. Судя по этикетке, «Кечкемет Барак», это была абрикосовая палинка, другие сорта производят из сливы, груш, яблок и вишни. После того, как моя спутница узнала, что я русская, мне тоже предложили присоединиться к дегустации. Представитель администрации, заведовавший разливом, пояснил мне, что у венгров существует так называемый «сухой тест», почти как у нас – после первой не закусывают. После первого стакана, а пили мы из пластиковых стаканчиков, надо выждать 5-10 минут, а потом «занюхать» ароматом напитка из второго стакана. Если напиток – не подделка, то кроме аромата фруктов ничего присутствовать не должно.
Очевидно, «нанюхавшись» палинки, я впала в состояние полузабытья. Очень скоро передо мной стали проплывать не пейзажи родной природы в иллюминаторе в полу самолета, как в мою первую поездку в Керчь, а события моей недавней жизни…А может причиной моих воспоминаний стали мои исследования о современной жизни Пантикапеи-«Рыбного пути»? Все, что связано с рыбой, особенно в промышленных масштабах, вызывает у меня с недавних пор неприятные ассоциации. Рыбный путь, а точнее рыбный бизнес, привел на этот раз нашу любовную лодку к крушению.
После замужества поселились в южном пригороде Лондона, Баламе, где Майкл, (так звали моего избавителя от коммунального ада), приобрел дом после развода с первой женой. Балам – «Ворота на Юг» – мало чем отличался от других пригородов столицы, но был удобно расположен из-за близости к вокзалу Виктория в Лондоне и аэропорту Гатвик. Впрочем, после второй мировой войны здесь проживало много поляков, но теперь, как и повсюду, появились представители других национальностей.
Я постепенно привыкала к реалиям местной жизни. Муж продолжал работать в банке, а я устроилась в школу преподавать информационную технологию. Поначалу Майкл ругал меня, что я так долго выбираю все в магазинах. А мне, хотя цены на продукты и казались более дешевыми, приходилось их пересчитывать в рубли, а потом сравнивать с ценами в соседних супермаркетах, чтобы в итоге по привычке купить что-то подешевле. Когда у Майкла брала верх его английская часть характера, он интересовался, почему так быстро закончились деньги на хозяйственные расходы. Потому что были еще деньги на оплату счетов и выплату ипотечного кредита. Я даже завела гроссбух и стала хранить все чеки и квитанции.
Довольно часто, впрочем, мой муж проявлял свою ирландскую вспыльчивость. Как-то раз мы встречали мою подругу, которая везла мне бандероль от сына. На бандероли было написано моё имя, ИРА, но латинскими буквами. Когда подруга проходила таможенный досмотр по прибытии в Гатвик, возник скандал, поскольку таможенники решили, что бандероль предназначена для членов Ирландской Республиканской Армии (сокращенно ИРА). Майклу пришлось вмешаться – недоразумение разрешилось. Обычное чувство юмора изменило мужу, и вместо того, чтобы посмеяться над этим эпизодом, мне предстояло выслушать его возмущенную речь о моей беспечности и неосторожности моих друзей и родственников. Как правило, подобные вспышки гнева заканчивались риторическим вопросом: «И как только вы могли выиграть войну?». Как будто подобными «неразумными» действиями со своей стороны я могла преуменьшить историческую роль своей родины в великой победе.
Однажды Майклу позвонил один из его старых школьных друзей, а связи в Англии играют не последнюю роль, как я поняла, и сообщил, что есть возможность поехать в Россию поработать в Нижнем Новгороде. Оказалось, что друг Майкла устроился работать директором программы Агентства технической помощи государствам бывшего Союза в России и набирал команду. Зарплата предлагалась весьма привлекательная, плюс оплата жилья, медицинская страховка и прочие бонусы. Майклу предложили должность менеджера по развитию малого бизнеса, а мне – координатора по работе с детскими учреждениями. Пришлось, конечно, пройти формальное собеседование, но работу мы получили. Дом решили сдать, чтобы выплачивать ипотеку с арендной платы.
Нижний Новгород был в ту пору весьма популярным для представителей иностранных организаций и бизнеса. Иностранных гостей, очевидно, привлекала близость к Москве и демократически настроенный губернатор. Понравился город и мне. Я словно очутилась в сердце старинной Руси, в сказочном Китеж-граде, после экзотических заморских странствий. Потом я узнала, что согласно легенде, Китеж находился на месте озера Светлояр, в 130 км на север от Нижнего Новгорода. Его до сих пор посещают многочисленные любопытсвующие, поклонники эзотерики и паломники. Кто-то называет Китеж «русской Атлантидой», кто-то – символом утраченного рая, символом веры. Но только те, кто истинно верит, могут видеть купола храмов, погрузившихся на дно много веков назад, и слышать звон колоколов, доносящийся из-под вод озера. Позднее, когда я читала «Книгу Воина Света» Пауло Коэльо, мне показалось, что он использовал эту легенду для своего произведения.
Я чувствовала себя очень комфортно вблизи речного простора и обилия великолепных церквей. Но оказалось, что ощущение комфорта было недолговечным – я вернулась в Россию, чтобы потерять свое недавно обретенное семейное счастье. Мне часто приходилось ездить в командировки, также как и мужу, обычно в разное время. К тому же у него было много клиентов, жаждущих открыть или развить свой бизнес. Была среди них некая «фиш-леди», как мы её называли. Эта энергичная дама открыла свой бизнес по торговле рыбой, которую она привозила из Норвегии, поскольку местный рыбный промысел давно и безнадежно захирел.
Я уже давно чувствовала, что между Майклом и этой леди происходит что-то «фиши» («фиши» по-английски это «рыбный», а на сленге – «подозрительный») …Она без конца находила всяческие предлоги для общения с Майклом в офисе или по телефону. В конце концов, она даже уговорила его давать ей частные уроки английского языка. Однажды наш коллега по работе, Джонатан, доверительно сообщил мне, что видел «фиш-леди» в гостинице в Москве, где они с Майклом остановились, когда ездили недавно в командировку. В тот раз я промолчала, но однажды встретила их вместе в кафе, куда я зашла, чтобы заказать ужин для членов делегации, ожидаемой в нашем офисе. По версии мужа их встречи были всегда случайными и носили исключительно деловой характер..
Последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, была наша чисто бытовая ссора. Как-то раз Майкл пригласил к нам в гости очередных заезжих бюрократов, которые периодически осаждали нас проверками. Я как всегда приготовила свое единственное коронное блюдо – цыпленка «Антуанета». Когда я вытащила противень с дымящимся цыпленком из духовки, он соскользнул с плиты и с шумом упал на пол строго в соответствии с законом бутерброда. Майкл, ругая мою неуклюжесть, помог мне поднять все кусочки с пола и разложить по тарелкам, и даже настоял, чтобы я не забыла положить и ему порцию незадачливой «Антуанеты». Блюдо, как ни странно имело успех у «высоких» гостей.
Однако, после приема мне пришлось выслушать гневную речь мужа. К моим недостаткам хозяйки добавились, конечно, моя вечная подозрительность, ревность и отсутствие навыков менеджмента. Этот последний намек, впрочем, был ссылкой на нашу недавнюю ссору. Я отказалась принять на работу в качестве постоянной переводчицы его протеже – молоденькую выпускницу ВУЗа, которая иногда помогала Майклу с переводами документации. В ответ на все предъявленные мне обвинения я указала мужу на дверь.
Я выгнала его, как своего первого мужа, Костю, как когда-то моя мать выгнала своего мужа, моего отца… Мои оба брака распались, не достигнув третьей стадии любви, привязанности. Может, я просто не создана любить мужчин? Возможно, я просто хотела, чтобы кто-то был рядом, поскольку отец вынужден был уйти от нас? Боясь потерять своих любимых, уже привязавшись к ним, я отталкивала их, едва заподозрив, что могу их лишиться из-за неверности. А может на самом деле я лесбиянка? Муж как-то обратил мое внимание, как на меня иногда смотрели женщины…Действительно, я получала не меньше комплиментов от женщин, чем от мужчин…Да и я сама иногда удивлялась, что нахожу некоторых женщин весьма привлекательными, правда, не в сексуальном плане. Вон Паша, мой бывший сослуживец, осознал, в конце концов, свою ориентацию…
После нашего развода, отягощенного разделом имущества, я осталась в Англии, а Майкл снова уехал в Россию. Денег у меня было недостаточно для покупки дома в престижном районе, но вполне хватило, чтобы купить квартиру во вполне респектабельном Чигвелле. Дом, правда, был бывший муниципальный, но большинство квартир было уже выкуплено жильцами. Я была рада, что сада у меня теперь не было. Садовника из меня явно не получилось, в нашем саду в Баламе я устала бороться с бесконечными сорняками и набегами соседских кошек. Когда я, наконец, нашла работу, то квартиру сдала и уехала в Будапешт. Отсюда, с берегов Дуная я так часто мысленно возвращалась в свой город на Неве, в свое прошлое.
Мои воспоминания прервал голос стюардессы – «пристегните, пожалуйста, ремни, самолет идет на посадку»…В аэропорту Пулково меня встретил Алеша, сгоравший от нетерпения продемонстрировать свой новенький Пежо.
В Питере съездила на могилы отца и Маечки, заскочила к матери, сбегала посмотреть на дом Эмира бухарского. Теперь вход в первый парадный двор дома отгорожен шлагбаумом, словно отрезая мой путь в прошлую жизнь. Все участники экспедиции собрались за день перед отлетом в гостинице «Астория», где остановились Оля и Марио. Очевидно, наследство тетки позволяло Марио наслаждаться стандартами пятизвездочного отеля. Помню, когда Майкл впервые приехал в Санкт Петербург встретиться со мной, мы обедали здесь в пустом зале ресторана. Пожилой пианист исполнял мелодии, которые мы ему заказывали. Я пришла в ужас, когда за обед мой жених выложил тогда эквивалент моей месячной зарплаты, которой я, впрочем, не видела несколько месяцев.
Встреча с Сэмом оказалась совсем не такой, как мне было предсказано. Слез не было, зато была стена молчания, которую я и не пыталась пока пробить…Когда я увидела его, совсем седого, полностью безучастного ко всему, еле сдержала слезы. Чтобы не выдать свои чувства, я принялась рассказывать ему о своей работе и жизни в Будапеште. Горевал бы он так по мне, если бы я была его женой? – мелькнула эгоистичная мысль. Может его ушедшая жена как раз и была его единственным «другом души»?
Правда, Наташа, дочь Сэма, улучила момент поблагодарить меня, что я пригласила их в поездку. Наташу трудно было назвать красавицей, но лицо у неё было очень живое, а изящная фигурка, очаровательная манера общаться и одеваться делали её неотразимо привлекательной. И, как я заметила, между Наташей и моим Алешей определенно возникла какая-то химия. А с Шурой встретились, словно и не расставались. Удивилась только, что такого завидного жениха все еще никто не прибрал к рукам. Сурок, как всегда, перебрал лишнего, знакомясь с содержимым гостиничного мини-бара.
Марио рассказал о целях экспедиции. Я уже знала, что нас в Симферополе должна будет встречать съемочная группа итальянского телевидения. А оттуда мы должны были на автобусе ехать в Керчь. По плану мы должны будем найти бухту и даже провести одну ночь в палатках, опросить местных жителей и посмотреть архивы, нанять вертолет и совершить облет территории, нанять катер и исследовать дно с помощью современного оборудования…Координатор проекта уже сделал необходимые приготовления. Марио нашел обещанного спонсора, который взялся оплачивать экспедицию, телефильм об итальянских моряках, сражавшихся тут во время войны, а заодно рекламировать свою продукцию. Предприимчивый западный народ!
На следующий день мы летели в новую страну, АРК – автономную республику Крым. Казалось, совсем недавно книга «Остров Крым» Аксенова была для нас фантастикой. Тогда, впрочем, многое казалось фантастикой – беспризорные дети, наркотики, СПИД, поездки и жизнь заграницей. Фантастикой представлялось и путешествие в прошлое. Мы летели в страну нашей юности, где мы кода-то обрели свой земной рай…Найдет ли кто-нибудь из нас свой Китеж-град, свой «утерянный рай»?
Летели бизнес-классом, сидя в просторных сиденьях Боинга. Напротив нас через проход сидели Оля и Марио, размышляя о дяде Энрико, о подлодке, о последних мгновениях его жизни и о своём будущем. Перед ними – Сэм с дочкой, думая о своей жене и маме Наташи… Впереди нас сидел наш неизменный Сурок, разомлевший от халявной выпивки. Рядом с ним сидел мой сын, поглядывая на Наташу…
Сидя рядом с Шурой в кресле самолета я вдруг осознала – а ведь получается именно к этому человеку я была по-настоящему привязана все это время, пока он ухаживал за своей будущей женой, жил семейной жизнью, заботился о больной жене, старался смириться с её потерей и одиночеством…Но возможно ли сразу оказаться на третьей стадии любви, не пережив первых двух стадий? Или я их уже пережила их когда-то, но так ни себе, ни ему и не призналась? Ведь недаром мне порой казалось, что между нами существовала какая-то невысказанность и вместе с тем осознание какой-то общности. Может это была как раз та самая «химия»? Возможно, ответ на этот вопрос ждет меня совсем недалеко, в Керченской бухте…
Я украдкой открыла наугад сборник Превера, который собиралась подарить Сэму, загадала номер строки и прочла:
«И с тобою мы можем уйти
И вернуться,
Уснуть и проснуться,
Забыть, постареть
И не видеть ни солнца, ни света…
Можем снова уснуть,
И о смерти мечтать,
И проснуться опять,
И смеяться опять,
Остается любовь!»
Copyright © Elena Walsh 2008