Отзвуки Серебряного века

В мастерской художника А. Я. Головина при Мариинском театре страшный переполох. В присутствии именитых сотрудников творческой мастерской, один знаменитый поэт подошел к другому и дал пощечину. «Вы поняли?» — грозно спросил Волошин Гумилева. Тот ответил: «Да. Я вызываю Вас на дуэль!». Огромный Волошин и небольшой худенький Гумилев. Это действо поразило присутствующих. А причиной этой невероятной сцены была, вдруг ставшая знаменитой, по крайней мере, в журнале «Аполлон» поэтесса Елизавета Дмитриева. Она под псевдонимом Черубина де Габриак с подачи Волошина, отправила подборку своих стихов в редакцию журнала «Аполлон», в котором Гумилев был главным редактором литературно-критического отдела. Когда он читал стихи этой таинственной де Габриак, ему сразу представилась средневековая Испания, подвиги рыцарей и необычная красота поэтессы. Он просто влюбляется в автора и настаивает, чтобы были напечатаны все присланные ее стихи. А автор стихов скоро получает от Гумилева восторженное письмо с предложением о встрече. И вот, в мастерской Головина он пытается отыскать загадочную де Габриак, совсем не подозревая, что его возлюбленная сидит прямо напротив него с сияющими глазами. Она рядом с Волошиным, который лукаво поглядывает на Гумилева. Он вдруг понимает, что стал объектом насмешек и публично гневно выразил свое негодование в адрес Дмитриевой- де Габриак. Какие именно слова были высказаны поэтессе неизвестно. Но вот тогда «этот тихий и добрый» Волошин дал Гумилеву пощечину. Эта история едва не кончилась для двух выдающихся поэтов Серебряного века трагически. И они, не владевшие в совершенстве оружием, стали дуэлянтами. Стрелялись там же, где и Пушкин —  в Петербурге на Черной речке. К счастью, дуэль ничем не кончилась. Гумилёв промахнулся. Возможно, даже намеренно. Хотя изначально Гумилев требовал стреляться на расстоянии пяти шагов до смертельного исхода. А пистолет Волошина дал осечку. Казалось, что не только секунданты, но и сама судьба противилась этой дуэли. Спустя несколько лет поэты снова сблизились, забыв обиды. А Елизавета Дмитриева-Черубина де Габриак стала известной поэтессой. Ее стихи прекрасны и сегодня:

С моею царственной мечтой
Одна брожу во всей вселенной,
С моим презрением к жизни тленной,
С моею горькой красотой.

Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба.…

Николай Степанович Гумилев родился третьего апреля 1886 года в Кронштадте. С ранних лет увлекался поэзией. В 1894 года его семья переехала в Царское село, и он поступил в Царскосельскую гимназию, но из-за болезни вынужден перейти на домашнее обучение. В 1903 году он вновь поступает в Царскосельскую гимназию. По воспоминаниям директора гимназии И. Ф. Анненского особого интереса к учёбе Гумилев не проявлял и часто был даже на грани отчисления. Но Анненский всегда настаивал на том, чтобы оставить этого ученика в гимназии, заявляя в его оправдание: «ведь он пишет стихи». И в этих стихах Анненский чувствовал в Гумилеве будущего истинного поэта. Весной 1906 года Николай Гумилёв всё-таки сдал выпускные экзамены и 30 мая получил аттестат зрелости.

За год до окончания гимназии была издана его первая книга стихов «Путь конквистадоров». Этот сборник удостоился даже отдельной рецензии Валерия Яковлевича Брюсова, который считался в то время самым авторитетным поэтом и критиком. Свою рецензию мэтр завершил словами «Будем считать, что эта книга только „путь“ нового конквистадора, на котором его победы и завоевания — впереди». И долгие годы Гумилёв воспринимал Брюсова как своего учителя. После окончания Царскосельской гимназии, поэт уезжает в Париж и поступает в университет Сорбонну. В 1908 году выходит в печати его очередной сборник стихов «Романтические цветы». Эта книга положила начало уже зрелому творчеству поэта. В Сорбонне Гумилёв впервые встретился с молодой поэтессой Елизаветой Дмитриевой, которая впоследствии сыграла роковую роль в его судьбе.

В 1909 году в Петербурге Сергей Маковский, историк искусства начала века, совместно с Гумилёвым создают иллюстрированный журнал изобразительного искусства и литературы «Аполлон».

В летние месяцы Гумилев неоднократно приезжал в Крым, в Коктебель в гости другого поэта, к Максимилиану Волошину. Там у Волошина был большой дом с пристройками, и многие писатели и поэты России были завсегдатаями этого дома. Они здесь работали и отдыхали, обсуждая вопросы литературы и искусства. Поэтому в Коктебеле нередко бывали, кроме Гумилева, Осип Мандельштам, Михаил Булгаков и многие другие. По сути своей этот городок — посёлок стал центром культуры эпохи Серебряного века.

С Коктебелем крепко был связан и Алексей Толстой, приезжавший к Волошину. Впоследствии Толстой писал: «Гумилёв часто приезжал на взморье, близ Феодосии, в Коктебель. Мне кажется, что его влекла туда встреча с Елизаветой Дмитриевой, молодой поэтессой. Он тогда еще не знал, что она безнадежна была увлечена Волошином и не только его творчеством». И все было прекрасно, пока Елизавета Дмитриева не стала вдруг Черубиной де Габриак.

Николай Гумилёв, обладая несомненным поэтическим даром, показал себя также неутомимым путешественником дальних стран и бесстрашным воином. С детства он много читал о русских путешественниках. И среди них особенно его интересовал подвиг русского офицера-путешественника конца ⅪХ века Александра Булатовича. Это был первый европеец, который пересёк из конца в конец всю Эфиопию (Абиссинию). В прошлом он аристократ «с состоянием и бесчисленной толпой поклонниц». И в то же время он — корнет Лейб-гвардии Гусарского полка. Но однажды Булатович бросает офицерскую службу и оставляет светскую жизнь. Он решает уехать на войну в далекую Эфиопию. Во второй половине ХⅨ века после открытия Суэцкого канала Эфиопия оказалась в центре стратегических интересов европейских держав. И на африканском континенте развернулась ожесточенная борьба между европейскими странами за колониальное господство. Но Эфиопия к концу XIX века стала самой могучей страной черного континента и могла дать достойный отпор иностранному нашествию. Ещё в 1888 году терский казак Николай Иванович Ашинов во главе отряда в полтораста человек и в сопровождении архимандрита Паисия высадился на берегу Красного моря и объявил о создании поселения «Московская станица». Раздел Африки очень привлекал внимание российского правительства. И укрепление контактов с Эфиопской империей, сильнейшей страной черного региона стало для России очередной задачей в Африке. Тем более что Эфиопия ради российской поддержки уже приняла православное христианство. В 1896 году огромный караван российской миссии отправился в Абиссинию. И Булатович, молодой офицер, олицетворяющий собой честь русской армии, оказался в составе российского представительства. В этом опасном пути через пустыни и горы его охранял конвой из казаков под начальством сотника П. Н. Краснова, будущего донского атамана Белого движения России.

С тех пор у Российской империи были дипломатические отношения с Эфиопией.

Целый год Булатович путешествовал по неизвестной стране, занимаясь разведкой необследованных территорий. Ему пришлось даже быть свидетелем борьбы абиссинской (эфиопской) армии с враждебными племенами. Позднее Гумилев посвятил этому путешествию свою «Африканскую поэму»:

Сквозь голубую темноту Неслышно от куста к кусту Переползая словно змей, Среди трясин, среди камней Свирепых воинов отряд Идет — по десятеро в ряд. Мех леопарда на плечах, Меч на боку, ружье в руках, —То абиссинцы; вся страна Их негусу⃰ покорена, И только племя  Гурабе Своей противится судьбе, Сто жалких деревянных пик — И рассердился Менелик.

Булатович постоянно вёл дневник и составлял географические карты, чем всегда делился с императором Эфиопии Менеликoм II. А когда в 1897 года пришла пора возвращаться в Россию, император Эфиопии в знак признательности подарил Булатовичу боевой плащ из львиной шкуры и головную повязку с львиной гривой. В России он сходил с парохода «Амазон» уже поручиком Лейб-гвардии Гусарского полка. Миссия была высоко оценена: он получил серебряную медаль от Русского географического общества за работы по Эфиопии. В 1900 году, по личной просьбе императора Николая II, он оказывается на Дальнем Востоке в Порт-Артуре. С 1898 года весь Дальний Восток был охвачен восстанием Цинской империи Китая против захватнической политики европейских государств и Российской империи. И Булатович как офицер Русской армии оказывается в кровопролитных боях, отстаивая честь Российской империи. Как пишут современники тех далеких событий, он проявил себя «бесстрашным воином». Казалось, судьба к нему благоволила. Но совсем неожиданно для всех 27 января 1903 года, он увольняется в запас и постригается в монахи.

В марте 1910 года Гумилев, спустя десять лет после Булатовича, решает отправиться в опасное путешествие по далекому континенту. И в России появляется новый фанатик исследования Африки. Что двигало им? «Охота к перемене мест»? Иль поиск острых ощущений? Как говорят сегодня, добавить в кровь адреналина? И бросить вызов опасным бурям жизни. Быть может так. Для начала Гумилев собирается повторить весь маршрут Булатовича. Достигнув африканских берегов 24 декабря, он послал письмо своему учителю В. Я. Брюсову. Как всегда, с юмором и лёгким пренебрежением к себе: «Завтра еду вглубь Эфиопии к Аддис-Абебе, столице императора Менелика. По дороге буду охотиться. Здесь есть все, до львов и слонов включительно… Солнце палит немилосердно. Глупею по мере того, как чернею. Но впечатлений хватит на две книги стихов. Если меня не съедят, вернусь в конце января. Пересечения экватора я не заметил, я читал Бодлера на своем верблюде». Пройдя с караваном всю пустыню, Гумилев достиг Аддис-Абебы.

В пути он, как и Булатович, вёл дневник, в котором описывал уклад жизни обитателей этих земель и местную природу. Он побывал даже на парадном приёме у умудрённого опытом императора Эфиопии, Менелика II, сумев его расположить к себе.

В горной части Эфиопии располагались земли метрополии, а внизу жили многочисленные племена, не принявшие власть императора Менелика II. Именно там, в центральном городе Харрар многие годы провел французский поэт Артюр Рембо. Из Аддис-Абебы опять через пустыню Гумилев шел в соседствующее с Эфиопией, карликовое государство Джибути. Ему приходилось неоднократно участвовать в настоящих сражениях армии Менелика с непокорными племенами. По пути он собирал абиссинские песни и предметы быта. Несколько песен он переложил на русский язык. Поэт восхищался «величавой простотой абиссинских песен». Конечно, песни были очень своеобразны, но это есть культура Абиссинии:

Раз услышал бедный абиссинец,
Что далеко, на севере, в Каире
Занзибарские девушки пляшут,
И любовь продают за деньги…

…И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.

На него нападали воры,
Он убил четверых и скрылся,
А в густых лесах Сенаара

Слон-отшельник растоптал его мула…

Из путешествия Гумилев привез, помимо трофеев, тропическую лихорадку, которая мучила его всю дорогу домой. И стихи. Среди них можно прочитать необычное стихотворение, которое приводит в ужас неподготовленного читателя:

Экваториальный лес

…Пьер, ты заметил костры?
Там всегда появляются люди.
Неужели же мы, наконец, спасены?
Это карлики, сколько их, собралось…
Пьер, стреляй! На костре — человечья нога!
«Врукопашную! Помни, отравлены стрелы…
Бей того, кто на пне… он кричит, он их вождь…
Горе мне! На куски разлетелась винтовка…
Ничего не могу, повалили меня…
«Нет, я жив, только связан… злодеи, злодеи,
Отпустите меня, я не в силах смотреть!..
Жарят Пьера…, а мы с ним играли в Марселе,
На утесе у моря играли детьми…
«Через год я прочел во французских газетах и печально поник головой:
Из большой экспедиции — к Верхнему Конго до сих пор ни один не вернулся назад».

Николай Гумилев, 1918 год

 

Самая известная поездка Гумилева в Африку состоялась в 1913 году. Она была хорошо организована и согласована с Академией наук. Он путешествовал по Черной Африке в этот раз с военным отрядом абиссинцев. В его дневнике можно найти запись: «Я должен был отправиться в порт Джибути, оттуда по железной дороге к Харрару (город на востоке Эфиопии). Потом, составив караван, двигаться на юг, в область, лежащую между Сомалийским полуостровом и озерами Рудольфа, Маргариты, Звай. Я старался охватить возможно больший район исследования».
В процессе своего путешествия Гумилев сделал много фотографических снимков, собирал этнографические и зоологические коллекции, записывал песни и легенды. Он прошел Данакильскую пустыню, где познакомился с малоизвестными племенами. На этот раз Гумилев не участвовал в военных рейдах, а занимался научной работой, собрав большую этнографическую коллекцию, посетив древний город Харрар. Во время путешествия ему удалось убить слона. Это было поистине героическое деяние в глазах абиссинцев. По местным обычаям убийство слона приравнивалось к поражению сорока врагов и давало право носить в ухе золотое кольцо и выставить хвост убитого зверя перед своим домом. По возвращении в Петербург Гумилев не раз рассказывал о своем триумфальном шествии «со слоновьим хвостом».

Брюсову Гумилев писал из Харрара: »Вчера сделал двенадцать часов (70 километров) на муле, сегодня мне предстоит ехать еще восемь часов (50 километров), чтобы найти леопардов. Так как княжество Харрар находится на горе, здесь не так жарко. Сегодня ночью мне предстоит спать на воздухе, если вообще придется спать, потому что леопарды показываются обыкновенно ночью. Здесь есть и львы, и слоны, но они редки, как у нас лоси, и надо надеяться на свое счастье, чтобы найти их».

До Аддис-Абебы он не добрался, из Харрара Гумилев отправился в обратный путь. В Россию он вернулся первого сентября 1913 года

Как пишет журналист Игорь Попов «до сих пор африканская миссия Николая Гумилева считается одним из самых продолжительных и героических путешествий по африканскому континенту за всю историю российской науки, в результате которого в музей по возвращении были переданы ценнейшая этнографическая коллекция и коллекция фотонегативов. Но кроме этого Африка нашла отражение и в его поэтическом творчестве, явившим миру уникального поэта, виртуозно использовавшего в стихах африканский фольклор, где в каждой луже запах океана, в каждом камне веянье пустынь…».

28 июля 1914 года в результате известной провокации Австро-Венгрия объявила войну Сербии, и началась Первая мировая война. Гумилев принял активное участие в манифестациях в поддержку сербов и твердо решил пойти на фронт. Но…

Еще в далёком 1907 году его вызывали на медицинское освидетельствование, и приговор медиков тогда был суров: «Признан совершенно неспособным к военной службе по причине болезни глаз. Выдано Царскосельским Присутствием по воинской повинности 30 октября 1907 года за № 34-м».

Теперь с этим «приговором» Гумилев решил бороться. Если его правый глаз был почти слепой, он учится стрелять с левого плеча. И первая победа была одержана им далеко от фронта, в Царском Селе. Доктор подписал акт о полной и безоговорочной капитуляции медиков: «Свидетельство № 91. Сим удостоверяю, что… Николай Степанович Гумилёв, 28 л. от роду, по исследованию его здоровья оказался не имеющим физических недостатков, препятствующих ему поступить на действительную военную службу».

Вспоминает Анна Ахматова, жена поэта: «Гумилев уже в солдатской форме. Друг Гумилева Александр Блок в это время ходит по семьям мобилизованных для оказания им помощи. Когда мы остались вдвоём, Коля сказал: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьёв».

О том, что он сам может погибнуть в начавшейся мясорубке, поэт не думал.

Писатель, критик и историк балета А. Я. Левинсон, отмечает: «Николай Гумилев, будучи сторонником сербского народа, принял войну, можно сказать, в боевой готовности. Патриотизм его был столь же безоговорочен, как безоблачно было его религиозное исповедание». Гумилева принимают в армию добровольцем в Лейб-гвардии Уланский Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк. Ему был предоставлен выбор рода войск. Он предпочел кавалерию и был назначен в сводный кавалерийский полк, расквартированный в Новгороде. В ожидании боевых действий, частным образом за отдельную плату, Николай Степанович обучался мастерству владения шашкой. 17 октября 1914 года, Гумилев принял боевое крещение. Получив боевого коня, Николай Гумилев отправился на передовую, к границе с Восточной Пруссией. Как и раньше в африканской пустыне, теперь с оружием в руках, Гумилёв двигался по широким просторам навстречу неизвестности, навстречу опасности. Но и в это трудное время он не выпустил из рук и другое оружие — перо поэта:

Наступление

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня…

…И так сладко рядить победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Гумилев ведет подробнейший дневник военных дней. Потом это станет материалом для повести под названием «Записки кавалериста». Вот беглые, дневниковые записи событий: «Наступать — всегда радость, но наступать по неприятельской земле, это — радость, удесятеренная гордостью, любопытством и каким-то непреложным ощущением победы…»

В ходе ночной разведки и поисках противника Гумилев почти вплотную столкнулся с немцами:

«Я, не отрываясь, смотрел на врагов. Невысокий пожилой офицер, странно вытянув руку, стрелял в меня из револьвера.… Два всадника выскочили, чтобы преградить мне дорогу. Я выхватил шашку, они замялись… а, я только придерживал лошадь…». Эта хладнокровная храбрость поэта не может не вызвать чувства глубокого уважения к нему.

В редкие минуты тишины Гумилев пишет стихи, которые часто старается переправить своей жене Анне Андреевне Ахматовой. Впоследствии в журнале «Отечество» в № 4 за 1915 год было опубликовало его стихотворение «Война»:

…Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.
Как у тех, что гнутся над сохою,
Как у тех, что молят и скорбят,
Их сердца горят перед тобою,
Восковыми свечками горят…

Уже в 20-е годы писатель А. И. Куприн писал: «Мало того, что он добровольно пошел на современную войну — он — один он! — умел ее поэтизировать. Да, надо признать, ему не чужды были старые, смешные ныне предрассудки: любовь к родине, сознание живого долга перед ней и чувство личной честиНо он по этим трем пунктам всегда готов был заплатить собственной жизнью». И поэтому он был всегда в гуще кровопролитных сражений, приближая тот день, «когда гвардейская кавалерия одновременно с лучшими полками Англии и Франции вступит в Берлин». В марте 1915 года стояли сильные морозы и Гумилев, находясь в окопах, получил воспаление легких. Его привезли в Петроград. В лазарете он пролежал два месяца. По состоянию здоровья Гумилёв был признан негодным к военной службе, но, как и в начале войны, ему удалось переубедить врачей, и в мае он снова на фронте. Летом 1915 г. Гумилёв награжден вторым Георгиевским крестом 3-й степени за спасение пулемета под огнем противника. 28 марта 1916 г. Гумилёв получил первый офицерский чин прапорщика с переводом в 5-й Александрийский гусарский полк. Новый 1917 год Гумилев встретил снова в окопах, в снегу. В апреле 1917 года из штаба полка пришло сообщение о награждении прапорщика Гумилёва орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, но поэт не успел его получить. Как-то незаметно для него пришла Февральская революция. Не заметил он и Октябрьскую революцию. Но свержение царя для него, убеждённого монархиста, стало драмой. Теперь он стремится попасть на Салоникский фронт, воевать там, в составе Русского экспедиционного корпуса. С помощью друзей добивается направления за границу. В середине мая он прибывает в Англию, оттуда во Францию. Отправка на Салоникский фронт затягивается, и Гумилёв туда уже и не рвётся. Парижская жизнь увлекает его. Он становится офицером по особым поручениям во Франции при военном комиссаре Временного правительства Е. И. Раппе. На этой не слишком обременительной должности он увидел войну с другой, отнюдь не романтической стороны. В марте 1918 года солдаты 1-й бригады Русского экспедиционного корпуса, поддавшись большевистской агитации, подняли настоящий бунт. Они требовали вернуть всех на историческую родину. Но России, стране Советов Русский экспедиционный корпус был уже не нужен. После неудачных попыток Е. И. Раппе и Гумилёва договориться с бунтовщиками армейское командование приказало артиллеристам открыть по лагерю 1-й бригады орудийный огонь.

— О Господи, спаси Россию и наших русских дураков, — тихо произнёс Гумилёв, когда раздался орудийный залп.

В сентябре Н. Гумилев подготовил хронологический обзор восстания солдат 1-й особой пехотной бригады в лагере Ла-Куртин для представления генералу М. А. Зенкевичу и военному комиссару Е. И. Раппу. И в последний раз он пытается попасть в действующую армию. Он пишет рапорт с просьбой послать его на Персидский фронт, где сражались английские части. Командование не возражает. Однако последняя команда в Азию уже отправлена. И Гумилёв возвращается на Родину, теперь уже в Советскую Россию.

У Гумилева началась новая жизнь в новой стране. Он издает книги, читает лекции, преподает в студиях и кружках, занимается переводческой деятельностью. Его популярность в Петербурге была фантастической. Он входит в состав редакционной коллегии издательства «Всемирная литература». Его избирают председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов. При этом Гумилёв совсем не скрывает своих религиозных и политических взглядов. Он крестится на храмы и открыто заявляет: «Я — монархист и клятву верности Царю я не нарушу». Эта демонстрация верности своему расстрелянному монарху, сыграли не последнею роль в гибели поэта.

И случилось. 3 августа 1921 года Гумилёв был арестован как участник террористической «Петроградской боевой организации Таганцева», которая ставила своей целью свержение советской власти. Было ли там его участие, была ли эта «Петроградская боевая организация» или нет, осталось недоказанным. Но вопрос с ненавистным для власти поэтом был решен. Как пишет публицист Алексей Зайков «заговор, скорее всего не существовал вообще, он полностью был сфабрикован ЧК…».

О мужественном поведении Н. Гумилёва в ЧК ходят легенды. Из тюрьмы он писал жене: «Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы». В тюрьму он взял с собою Евангелие и стихи древнегреческого поэта Гомера. 26 августа его расстреляли. Президент общества «Мемориал» А.В. Доливо-Добровольский писал: «В день ареста Н. Гумилёв провел свой последний вечер литературного кружка, окруженный влюбленной в него молодежью. В этот вечер он был оживлен, в прекрасном настроении, засиделся, возвращался домой около двух часов ночи. На квартире у него была засада. При аресте Гумилев был спокоен. На допросах он был так же спокоен, как когда-то стрелял львов и водил улан в атаку. Говорил о верности „своему Государю“ в лицо матросам Балтфлота».

Чекист Дзержибашев отмечает, «перед расстрелом Гумилёв написал на стене камеры простые и мудрые слова: „Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь“. А с каким достоинством Н. Гумилёв вел себя на расстреле. Знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу. Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Мало кто так умирает…».

Прошло 85 лет со дня смерти поэта. И сегодня, уже в ⅩⅪ веке в Коктебеле, отдавая дань памяти выдающемуся поэту Серебряного века, каждый год в Доме культуры «Юбилейный»: проходят Гумилевские чтения. И каждый год вручается премия имени поэта Николая Гумилева. Именно там, недалеко от места, где сейчас находится Дом культуры, у Волошина часто проходили встречи лучших поэтов того времени. А в 2006 году перед Домом культуры был установлен памятник Гумилеву.

Памятник Гумилеву. Автор: Николай Хомич

Гумилев ушел из жизни так же мужественно, как и жил, никого не оговорив, не предав. Он был вправе надеяться, что после смерти, как писал он в своем последнем стихотворении, «представлен будет перед ликом Бога и ждать спокойно Его суда».
Август 1921 года был самым скорбным месяцем русской поэзии. Седьмого августа скончался другой русский поэт Александр Блок, вечный соперник и антагонист Гумилёва. Гумилёв не мог ему ни простить, ни понять его поэму «Двенадцать», где Александр Блок оправдывал бессудные расстрелы и грабежи, а во главе революционных матросов кощунственно поставил Иисуса Христа: »…В белом венчике из роз —

Впереди — Иисус Христос». Гумилёв говорил, что этой своей поэмой Блок вторично распял Христа и еще раз расстрелял Государя. А сам Николай Гумилев не пытался скрывать своих убеждений даже на допросах у чекистов перед лицом смерти. Потрясенный почти одновременной смертью двух лучших поэтов России, Максимилиан Волошин посвятил их памяти стихи:

…Темен жребий русского поэта.
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, Русь.
…Но удел не выберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,

И с тобой, как Лазарь, встать из гроба.

Несмотря на это страшное кровавое время, когда гибли самые близкие Волошину люди, поэт готов был спасать всех. И красных, и белых, друзей и недругов своих, рискуя жизнью.

В стихотворении «Дом поэта» Волошин в 1926 году писал:

В те дни мой дом — слепой и запустелый —
Хранил права убежища, как храм,
И растворялся только беглецам,
Скрывавшимся от петли и расстрела.
И красный вождь, и белый офицер —
Фанатики непримиримых вер —
Искали здесь под кровлею поэта
Убежища, защиты и совета.
Я ж делал всё, чтоб братьям помешать
Себя — губить, друг друга — истреблять,
И сам читал — в одном столбце с другими
В кровавых списках собственное имя…

В апреле 1986 исполнилось 100 лет со дня рождения Гумилева. И совсем неожиданно произошла полная литературная реабилитация этого «контрреволюционного» поэта. И в том же месяце 1986 года в газете «Литературная Россия» впервые в истории Советского Союза были опубликованы стихи почти забытого поэта. В это же время были напечатаны стихи Гумилева и в журнале «Огонек» № 17.

А в 2017 году в самом значимом для Гумилева городе Санкт Петербурге на Васильевском острове был установлен барельеф поэта. Автор барельефа Ольга Окатова.

Не забыла знаменитого поэта и русская интеллигенция США. 28 апреля 2003 года в Гай Мэйсон парке Вашингтона был создан целый мемориальный комплекс русской культуры, который стал называться «Аллеей русских поэтов, композиторов и художников». И одно из центральных мест парка посвящено памяти Николая Гумилева.


⃰Негус — титул императора Эфиопии, «царь царей»

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий