Регулировщик света

* * *

Ну, что с того, что я там был…
Юрий Левитанский

Ну, что с того, что не был там,
Где часть моей родни осталась.
Я вовсе «не давлю на жалость»…
Что жалость — звёздам и крестам

На тех могилах, где война
В обнимку с бывшими живыми,
Где время растворяет имя,
Хоть, кажется, ещё видна

Тень правды, что пока жива
(А кто-то думал, что убита),
Но память крови и гранита
Всегда надежней, чем слова.

Ну, что с того, что не был там,
Во мне их боль, надежды, даты…
Назло врагам там — сорок пятый!
Забрать хотите? Не отдам.

* * *
Лумумба, Дэвис, Корвалан…
Кто помнит звонкость их фамилий.
От «жили-были» до «забыли» —
Тире, как от «пропал» до «пан».

А я вот помню. «Миру-мир»
Кричал на митингах со всеми.
Прошло своё-чужое время.
Конспект зачитан аж до дыр.

А мира не было, и нет.
Похоже, здесь ему не рады.
И эхо новой канонады
Летит, как бабочка на свет.

* * *
Дым воспоминаний разъедает глаза.
Память о доме, как воздух, закачана в душу.
Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?
— Ты ведь не струсишь поднять свою руку? — Не струшу.

Трусить — не трусить… Любишь вишневый компот?
Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?
Память с трудом отдаёт. Но, зато как поёт…
Дым превращая в дыханье. А минусы — в плюсы…

* * *
Здравствуй, дедушка, это ведь я, твой «Курчатов»,
Что не стал академиком, как ты мечтал.
Всё случилось не так, как хотел ты когда-то,
Если б только ты знал, если б ты только знал…

Буратино с Незнайкой и с Кариком Валя –
Время добрым казалось, бессмертным слегка.
Мы читали с тобой, дни за днями листали…
И судьбу прошивала дорогой строка.

Что успел — подарить мне любовь между строчек,
Что хотел — научить не стесняться себя…
Ты прости, что я был благодарным не очень.
«Ты прости» — это нынче шепчу я, любя.

Становлюсь на тебя я похожим с годами.
Интересно, узнаешь меня, или нет…
Преломляется время, парившее с нами,
И рождает, как в детстве, мерцающий свет.

* * *
Хочется сделать музыку громче.
И не слышать в ответ: «Тише, тише»…
Он почти позабыт и просрочен,
Где-то лишний, а, может, не лишний,

Тот мотив, над которым смеются
(Исчезая, случайно воскресни)…
Пусть не вовремя треснуло блюдце.
Чай заварен под новые песни.

* * *
На берегу чужой реки
Сижу и жду своей погоды.
Но проплывают только годы,
Как междометья вдоль строки.

Уйти? Могу и не могу.
И слышу, как она смеётся,
Собою заслоняя солнце,
Чужая тень на берегу

* * *
Вдоль шерсти, против шерсти — как в гору и с горы,
И, кажется, удача поёт, как Пугачева.
А память — это песня про школьные дворы,
Где если скажешь слово, оно важней второго.

Там тени фотовспышек — как мушки в янтаре,
И мы с тобой там, помнишь, — планируем вернуться.
Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,
Как сморщенные яблочки на разбитом блюдце.

* * *
Подлецов не становится больше.
Их и раньше хватало с избытком.
— Не по паспорту бьют, а по роже, —
Повторил он, — попытка не пытка.

Он пытался, то тихо, то громко.
Он не знал, что такое усталость…
Недодуманных мыслей обломки —
Всё, что было, и всё, что осталось.

* * *
Прозванивая горизонт, простукивая пустоту,
Жизнь выходит на капремонт. Это значит — невмоготу.
Это значит — забыт пароль. Кто идет? А в ответ молчок.
«До-ре-ми» не зовут «фа-соль». И фасоль не зовёт стручок.

Не заметишь — конец игре. Пас, обводка и — угловой…
Чьи-то даты в календаре делят время на «свой-не-свой».
За окном перезвон цикад, С горизонта идёт рассвет.
«Заховался» — не виноват. Вот и всё. Виноватых нет…

* * *
Летящий вправо — теряет полночь.
А слева гаснет вчерашний день.
Чужая слава зовёт на помощь.
И тот, кто целит, тот сам мишень.
Мы не застыли. Но мы в засаде,
Где вечность дольше на целый стих.
Летящий справа ещё не найден.
Но память длится, как этот миг.

* * *

А я из ушедшей эпохи,
Где бродят забытые сны,
Где делятся крохи, как вдохи,
На эхо огромной страны.

Я помню, и не забываю,
Откуда, зачем и куда.
Мечты о несбывшемся рае,
Сгорая, не гасит звезда.

* * *
Состоящим из неба и звезд
Среди будней легко состояться?
Даже зная, что «мир так не прост»,
Ждать и ждать, и не факт, что дождаться

Неизвестно чего и когда,
Ощущая, что небо и звёзды,
Это те же песок и вода,
И что «рано» становится «поздно».

* * *
Старость — это совсем не то,
Чем кажется снаружи.
Может быть, это — конь в пальто.
Хромает он, простужен.

Правый карман — таблеток горсть,
Левый — очки с «корегой»…
Я не забыл, что только гость.
Но мыслил — друг, коллега…

* * *
Кажется, никого больше нет,
Кроме облака в вышине.
Но потом проявляется свет,
И облако звучит во мне,

Заполняя собой горизонт,
Разговоры, судьбу, дела…
Тень от облака — это дисконт
Или память, что жизнь была.

* * *
Маска, маска, кто ты, я не знаю,
Или просто не могу узнать.
Понимаю то, что «хата с краю»,
Помню про «особенную стать».

Маски по спирали и по кругу,
Смена масти-власти каждый миг…
Каждый отражается друг в друге,
И при этом каждый многолик.

* * *
Ничего не разрешилось,
Не забылось, не прошло.
Лишь покрылось слоем пыли,
Где добром не стало зло.
Глуше боль непониманья,
Реже облако обид…
Ни «прощай», ни «до свиданья»
Зло добру не говорит.

* * *

И рыба, ищущая там, где глубже,
И птица, что стремится выше, выше…
Я нужен вам или не нужен,
Как не родной, что был родным, и вышел.
Уж не ищу я глубины доходной,
От высоты — лишь голова кружится.
Но где-то рядом рыщет зверь голодный,
Чтоб съесть меня, как рыбу или птицу.

* * *
А к вечной жизни нет пути. Закрыто. Красный свет.
Я детству прошептал: «Прости». Чудес не свете нет.

Казалось раньше всё — пустяк. Бегут за днями дни,
Как будто кошки от собак, торопятся они.

Куда, зачем, сквозь вечный зов ушедших в небеса…
Не знаю. Но уже готов поверить в чудеса.

* * *
В той старой квартире, где лица сменились на лики,
Невидим и даже неслышим, гуляет мой смех,
И с ним разговоров забытых витают обрывки,
И быль сновидений, в которых тот смех не для всех.

И я там незримо гуляю по памяти детства,
Для нынешних я незаметен, как воздух в окне,
Забытый, но, всё ж, различимый для цели, как средство.
Я вновь возвращаюсь. И ты оживаешь во мне.

* * *
Окно планшета — это жизнь взаймы,
В которой я — регулировщик света.
Не только, впрочем, света, но и тьмы,
Всего, что есть, и, к сожаленью, нету.

Я — свой-чужой в потоке новостей,
Где только взгляд от правды до обмана.
И только фотографии детей
Сигналят честно — выключать свет рано.

* * *
И музыка играла, и сердце трепетало…
Но выход был всё там же, не далее, чем вход.
Не далее, не ближе. Кто был никем — обижен.
Я помню, как всё было. А не наоборот.

Я помню, помню, помню и ягоды, и корни,
И даты, как солдаты, стоят в одном ряду.
А врущим я не верю, Находки и потери
Приходят и уходят. И врущие уйдут.

* * *
Это не зловредность, не злопамятство, но…
Просто «стоп» на пути к «забывать».
Это птица, что стучится крылом в окно.
Это «прытью» вдруг ставшая «стать».

Как об этом забудешь, хоть днём, хоть впотьмах,
Где тревогой мерцает рассвет.
На другом языке направление — «нах»…
На родном языке его нет.

* * *
Где ты, пространство на семи ветрах,
Там, где старый клён и девчата…
«Плюс» — это «минус», забывший про страх,
Где «как будто» ушло в «когда-то».

Склад надежд под диваном весь в пыли,
Свой с чужими устал от спора…
Гаснет свет. И ляхи не помогли.
— Грянет буря? — И очень скоро…

* * *
Из закрытого окна не сквозит.
Но из песни прибежал холодок.
Это памяти включился магнит,
И сигналит, что к себе путь далёк…

Путь далёк и от себя, и к себе.
Незаметно «да» сменилось на «нет».
«Холодок бежит за ворот» — я пел…
И память ищет последний куплет.

* * *
Сначала ввязаться в бой,
А что потом — будет видно.
Со мной или не со мной…
Новое слово — «гибридно».

Чуть что — головой в песок.
Бои, как всегда, без правил.
Кто близок, тот вновь далёк,
Как Пётр. А, возможно, Павел…

* * *
Небо Аустерлица
проглядывает сквозь синеву.
Оно прямо здесь, надо мною,
и я его вижу.
Что происходит?
Сгущается мрак не во сне, наяву.
И гром канонады внезапно,
бессовестно ближе.
Князя Андрея зрачки отразились
в чужих небесах.
И вечность читает на русском,
не чувствуя боли.
Там, в облаках, леденеет
Ещё не прочитанный страх,
Который остался забытою книжкою в школе.