Он кричал «гевалт» так громко, что было слышно на ресепшн. Там, на регистрации посетителей, сидели две немолодые женщины, одна негритянка, другая по виду еврейка, полная, с грустным взглядом темных глаз. Обе вздрагивали при громком крике врача, еврейка при этом опасливо смотрела на дверь кабинета. Все же «гевалт» на идише означает «караул», и это было одно из немногих слов, которые она помнила с детства.
Пациентка, лежащая на зубоврачебной кушетке, тоже знала это слово. И тоже с детства. Тетушка, приехавшая к ним в гости из Риги, привезла с собой старые, еще довоенные пластинки — в подарок. На одной из них пронзительный женский голос громко выкрикивал «гевалт», а потом быстро-быстро пел про какие-то «варнечки». Маленькой Рите — тетка предпочитала называть ее Ривкой, было объяснено, что варнечки — это вареники, и этими варениками певица собиралась приманивать жениха. А пока его не было, она кричала гевалт.
Врач был необычный. Рита, боявшаяся стоматологов как огня, пришла к нему, когда зуб уже ныл без передышки и не обращать на него внимания стало невозможно. Врач был той специальности, с которой Рита столкнулась всего один раз, как только они с Аликом приехали в Америку. Тогда тоже зуб разболелся ни на шутку, боль шла из-под коронки, и Рита, замученная неусыпной болью, решила уже, что нужно ехать в Россию, к стоматологу Мише, чтобы он снял эту поставленную им же коронку. Про американских стоматологов она слышала, что они берут деньги уже за то, что пациент раскрыл рот, и идти к ним опасалась. Но подруга, поселившаяся в Америке задолго до их с Аликом приезда, сказала ей по телефону, что она дура, если хочет ехать в Москву лечить зубы. — Здесь есть такие врачи, — сказала подруга, — они называются эн — до-дон- ты, так вот, они, эти эндодонты добираются до рут-канала, не снимая коронки, они ее пробивают, поняла? Она посоветовала Рите найти в «Желтых страницах» врача этой специальности и записаться к нему на прием. — У меня есть свой метод, как определить хорошего эндодонта, — напоследок сказала подруга. — Могу поделиться: нужно, чтобы он был высокий, мускулистый и чтобы пел, когда работает…
В тот раз все получилось не совсем так. Песен не было. Молодой американский врач-эндодонт был баскетбольного роста, сильный и мускулистый. Здесь все совпадало. Но вот петь он не пел. Петь ему было некогда. Ритин случай был не из легких и он промучился с ее зубом ровно два часа, пробивая его, удаляя нерв и заделывая дырку. Врач вызвал у Риты восхищение, а Америка, в которой были такие врачи, перестала быть пугалом и страной «желтого дьявола», как звали ее на Ритиной родине. Да и за работу они заплатили совсем не ту астрономическую сумму, которая ей со страху рисовалась.
И вот теперь она пришла к эндодонту через двадцать лет после того посещения. Жили они с Аликом уже в другом городе и врач был новый, совсем не похожий на того, первого. Сухощавый, с коротко постриженными седыми волосами, далеко не молодой. Он вышел из кабинета вслед за предыдущей пациенткой, и, увидев Риту, тоскливо сидящую на скамье, улыбнулся и приветливо ей кивнул. Вроде симпатичный. Но ей все равно было страшно. На листке с направлением было написано его, как ей показалось, скандинавское имя. Фамилия Хамсун, имя Эдвард. Тут же ей вспомнилось, что в любимом ею с юности романе «Пан» Кнута Гамсуна героиню звали Эдварда. Вполне возможно, что его родители родом из Норвегии. Врач предложил ей лечь на стоматологическую кушетку и быстро сделал рентген. Увидев снимок на экране — Рита боялась туда смотреть, — он громко запричитал: — Нет, вы только посмотрите, это невозможно. Я не могу это сделать. Это уникальный, редчайший случай. Тяжелейший. Такого не бывает. Зуб мудрости, у него, скорей всего, два корня. Их еще нужно найти. Нет, это невозможно.
Рита еще больше съежилась. Он взглянул на нее, похолодевшую от страха, взял в руки шприц и предупредил: — Сейчас вы почувствуете укол. Сделав три укола в десну, он продолжил очень спокойно, словно не он только что кричал как ошпаренный: — Вы откуда? — Из Москвы, — пролепетала Рита, язык плохо ворочался в пересохшем рту. — А я еврей, мои предки жили в Испании. — Еврей… из Испании? А я думала, судя по фамилии, что вы из Норвегии… Там был такой писатель… Гамсун… Рита пыталась словами прогнать страх. — Не знаю такого писателя, — он помедлил и наклонился к ней. — Вы чувствуете онемение в правой части? Рита чувствовала онемение и справа, и слева, и во всем теле. Врач прикоснулся к ее зубу чем-то холодным, ее пронзила боль. — Ага, эта новость уже получше. Ваш корешок реагирует на холод… Вы слышите, это хорошая новость! Заморозка стягивала губы, но ей так хотелось отдалить все последующее, что она постаралась четко выговорить: — Так вы сефард? … Я тоже думала… всю жизнь… что сефардка… что из Испании. Но вот недавно дочка прислала тест… и я оказалась ашкенази… на сто процентов. — Почему вы решили, что сефардка? — Лион Фейхтвангер «Испанская баллада»… прочла в юности — и поняла, что я — оттуда… Он отрицательно мотнул головой, что могло обозначать, как и в первый раз: «Не знаю такого писателя». — А еще «Вид Толедо». Такая картина… не могу сейчас вспомнить автора… я увидела у нас в музее… на выставке… и мне показалось, что я жила в этом городе. — Эль Греко. Автор Эль Греко.
Он вставил в ее рот что-то вроде кляпа, чтобы зубная крошка не попадала в глотку, и взялся за свои инструменты… — А насчет того, что вы сефардка даже не сомневайтесь, эти тесты врут. Они учитывают только последние несколько поколений, за сто лет. А что было до того, не учитывают. Он долбачил ее зуб, искал канал, канал не находился. Тогда он несколько раз громко прокричал «гевалт». И ей вдруг стало смешно, что он кричит «гевалт» — и она знает это слово. Караул — и больше ничего.
Страх куда-то улетучился. И тут он запел. Тоже на идише. Слова были незнакомые, а мелодия совсем такая, какую напевал дедушка, когда был в хорошем настроении. И еще у врача был припев, что-то вроде ой-вэй. Так приговаривал ее папа, когда садился в кресло и думал, что никого рядом нет. — Наконец-то, — торжественно произнес врач, — отыскался ваш рут-канал… Прекрасно. Второй поищем в следующий раз, не все апельсины сразу. Он быстро заделал дырку — и на прощанье поглядел на нее светлым взгядом. Словно и не устал после долгой работы.
Из кабинета она вышла шатаясь. В голове было мутно, но зуб притих, действовала заморозка. Врач был уже в ресепшн. Она шаткой походкой подошла к нему близко и громко пропела пересохшим и стянутым заморозкой ртом, стараясь точно воспроизвести интонацию певицы со старой рижской пластинки: «Гевалт». Врач улыбнулся. Сидящая на телефоне полная еврейка с грустным взглядом, понимающе на нее посмотрела. Рита записалась на следующий прием и вышла на улицу. Собирался дождь. Голова раскалывалась, но зуб не болел. Рита перевела дыхание. Гевалт! Буду жить! И сразу подумала: сегодня обязательно позвоню Верке, поблагодарю за давний мудрый совет.
