Ильяда

Фантастическая история, которая могла плохо закончиться

***1

Томленье духа, суета, мелькают тенью дни, недели.
Все тот же дом крупнопанельный, двор — две березки, три куста.
Неутомимо ноет кот, ревёт истошный перфоратор.
Хамят. Повысили квартплату. Жена открыла третий фронт.
Работа над душой тираном: заказчик жаден, код с изъяном.
Эмаль отколотая в ванне, шерсть на продавленном диване.
А помнишь, было всё не так?! Метели — чудо, не ненастье.
Ручьи, галоши, лай собак и муха в кулаке, — всё счастье.
Где лучший друг, с которым в пять любили голубей гонять,
Курили в десять и отцами побиты были? Не видать.
Обходит дом твой стороной — поддатый, сумрачный и мятый,
Лишь борода торчит лопатой, и запах — тоже чумовой.
А встретишь — рад, заулыбался, ощерится беззубым ртом,
Стрельнёт на пиво, а потом исчезнет, словно не встречался.

***2

Илья поскреб кадык небритый и те, что чешутся, места,
Отставил сбитень недопитый. Работал час, второй — устал.
Воздел глаза: застыли что ль часы на стенке желтоватой?
Тут пауки покрыли ватой углы, а тут летает моль.
Он молча встал, расправил стать — не метр сорок, Бог — свидетель.
Рост есть, где счастья бы достать? В сети поищем? В Интернете?
Как хорошо бы кликнуть сайт, который всё тебе расскажет
И объяснит, и может даже немного в этом мегабайт.
Ведь где-то есть оно, поди, но открывается с паролем,
А, может, просит: «Заходи!» и ждет, когда его откроют.
Илья присел, нахмурил лбище. Морщины — мысли удержать.
От напряжения дрожа, склонился… ищет, ищет, ищет.
Чего же проще — сел, набрал с клавиатуры «счастье», точка?
И вот оно. Пошло как вал: весна, томление, цветочки,
Мелькают ссылки к порносайтам, кричат: «Илья! Скорее к нам!»
И вся надежда угасает, и стыдно телу и глазам.

***3

Стряхнул от крох мышиный коврик, закрыл зависший Интернет,
Без аппетита съел обед, с ним заодно прикончил полдник.
Икнул, решительно поднялся, вновь нерешительно присел.
Принять решение успел, но вот отваги не дождался.
Так дальше жить, — герой наш взвесил, — желанья нет и смысла нет.
Пора по городам и весям — какой-то шанс найти ответ.
Мой друг, я знаю, то не ново, что делает Илью суровым –
Обычный кризис возрастной. Бедняга мучает собой
Себя, жену, соседа, кошку, нас горемычных понемножку.
Я сам рассудку вопреки стяжал подобные грехи.
Судьбу свою листая с детства, он углубился в самоедство
И то, что сделано не так, где не замечен нужный знак –
Припомнил всё умишком задним, гипоталамусом своим.
Давайте ж, мы его простим и в путь за ним без опозданий.

***4

Не стал писать «Ушёл, прости», отставил пульт с запавшей кнопкой,
Пяток банкнот движеньем ловким упрятал слева на груди.
Ключи — на столике журнальном, где кот прищурился нахальный.
Защёлкнул дверь, ступеньки вниз… Привычно всё, и всё банально.
Ни гром не провожал, ни дождь, ни гимн, руки достойный Баха.
На клетке лестничной галдеж. Как в стаю сбившиеся птахи,
Пьяны с бутылки пива в стельку — кто до икот, кто до истерики –
Подростки на площадке млели от взрослости своей смелели.
Но скоро мамки их придут и по квартирам разведут,
И эти смелые апаши вновь обратятся в восьмиклашек
И будут Пушкина читати: «Во глубине сибирских руд».
А к девяти вернётся батя. А завтра химия и труд.
— «Нет, видно, счастья на Земле, — вздохнет угрюмый восьмиклассник, –
И Ленки не видать в окне, и улетел куда-то ластик».
Но речь сегодня не о нём. Ведь мы направимся втроём
В дороге счастье испытать: Илья и мы с тобой, Читатель.

***5

Набычив лоб, расставив стопы, раскинув пальцы веерком,
Стоит сосед, водитель Стёпа, и греет душу матерком.
«Привет, Илюха, лысый перец, ты чё замученный такой?
Всю ночь играл в настольный теннис? И снова левою рукой?»
Для связки слов добавил «ля» и три колена нецензурных,
В стене кремлевской с прахом урны перевернулись. Вуаля!
Несвежий дух из-под телаги — в семье привычные напряги,
Сам в перьях словно в плюмаже — итог ночёвки в гараже.
— «Здоров, Степан, какие вести?» — «С утра заделали по двести,
Культурный, скажем, самогон. А Путин едет в Вашингтон».
— «Признайся, Стёпа, только взвесь и только честно, счастье — есть?»
–«А как же, — хмыкает Степан, — скажу, коль выдашь на стакан.
Второй этаж, соседка Рая, и всё что нужно есть при ней.
Она подруга боевая, а счастье выйдет в 100 рублей.
Стакан — и поведу тебя к ней хоть сейчас собственноручно.
Могу и свечку подержать, коль в темноте вам несподручно.
Илюха, прояви активность, сорви с души своей невинность,
И будет счастье высший класс. У ей ж не зад, а плексиглас».
— «Нет, плексиглас я не хочу… Я, Степа, право, не шучу,
Найду его я хоть ты тресни. Мне это, Степа, по плечу».
— «Болван», — махнул Степан, и твёрдой направил в дерево струёй,
И захмелевшая берёзка в ответ мотнула головой.
Оставив Стёпу в созерцании искристых брызг, струи журчанья,
Илья в штаны собрал живот и твёрдо ринулся вперёд.

***6

Здесь, схлопнув до воспоминаний свой двор, сквозь арку вышел он.
Трамвая розовый вагон спешит, дразня и обгоняя.
Эфир Илье напоминает, сквозь пыль тревожа нос его,
Что всё цветёт и распускает, и обострение всего.
Весна… Там Тютчев, здесь Есенин и те, кто рядом не стоял,
Но рад присесть «в тени», «под сенью» на их шершавый пьедестал.
Смотреть с почтительных дистанций на свет их вечного огня.
А молодой весны засланцы, возможно, целятся в меня.
Будь я Ильёй, на этом месте, истории б моей конец.
Я б тёк пломбиром на сиесте и, да простит меня отец,
Слезливо б пялился на мир, на всех сомненьях ставя точку,
Куплеты б с кошками вопил, нанизывая рифмы-строчки.
Но у Ильи характер твёрже сырокопчёной колбасы,
Босым гулять он будет позже. Пусть у поэтов недосып,
Когда трамвай рифмуют с маем. Илья сегодня несгибаем,
Вошел, решительный, как пёс, с которым рядом есть хозяин,
В вагон с рекламой порошка. Открыты окна, ветер носит,
На стёклах пыли два вершка, седой кондуктор мелочь просит.

***7

Вагон годов восьмидесятых. Тогда огромная страна
Вдруг неожиданно иссякла, как будто выпита до дна.
Сначала кончилась вся водка, за ней вино, грузинский чай,
Дальневосточную селёдку с костями съели невзначай.
Печален взгляд универмагов, в столовых кончилось меню,
И туалетную бумагу всю поистёрли на корню.
Как в омут иль ещё куда седые канули года,
А что Прибалтики не стало, так, оказалось, ерунда.
Пришла эпоха девяностых, когда всего хлебнули вдосталь:
Пропал Михал Сергееич, с ним — Молдавия, Кавказ и Крым.
Беда, конечно, небольшая, но вот для друга моего
Моя страна теперь чужая, а для меня — страна его.
Потом смотрели дружно порно, в укор пропорциям своим,
По тем, кто счёл себя чужим, стреляли долго и упорно.
Вагон не транспорт, а музей. Меж стекол мухи мавзолей.
И держишь сталь открытых окон, как плечи юности своей.

***8

Илья повис локтями сзади, чтоб принимать парад фасадов,
Что спотыкаясь убегали, плакатов придержав медали
И аксельбанты кабелей, фуражки крыш, антенн кокарды.
Киоски — скромные бастарды — бегут за ними всё смелей.
И лишь огромный дом напротив, схватив оптический эффект,
Не удаляется, а вроде наводит лёгкий марафет,
Светлей становится и выше, и даже ближе, может быть,
Как голос милой, что не слышен, а всё никак не позабыть.
Возможно, дома притяженье или неровность мостовой –
Трамвай дрожит от напряженья и ноет словно домовой,
Но скоро повернёт к проспекту на запах мясокомбината
И с сладострастьем людоеда сглотнёт на остановке смятый
В один комок людской поток. Защемит дверью кровоток.
Сопрёт подвыпивший браток последний воздуха глоток.

***9

Жена ворчит — закроешь уши. Два дембеля салагу душат —
Глаза отвел. И всё путём! И успокоился на том.
Но нос — он орган аномальный, учуяв запах сей банальный,
Как глаз его не отведёшь, как уши не закроешь тожь.
Он самый честный, неподкупный, и если кто-то дружелюбный
Схватил за пуговицу, грузит… Верь носу — нос нельзя сконфузить.
Илья решил, сей запах — знак, что надо выйти из трамвая,
В окошко выдвинул чердак, грудь свежим воздухом вздымая.
Свой нос под свитер спрятав ловко — что значит опыт и сноровка! –
Он как кабан иль прочий зверь сумел прорваться через дверь.

***10

Из глубины одной из книг — немногих, читанных в постели –
Пришёл к Илье бортпроводник, под ником «Паоло Коэльо»,
Нудил: «Живёте вы не так, огузы, сербы и калмычки!
Пора искать чудесный знак, намёки, стрелки и отмычки.
Бросайте ваши города! Туда! Пусть море лижет берег!
Там встретит счастье и еда, там будут чемоданы денег».
Признаюсь честно, даже я рацеи слушал вроде этой.
Но вряд ли так же как Илья отправлюсь шествовать по свету.
И в знаки верю — верю, да, когда их над капотом вижу:
Дорога главная туда, а здесь, извольте, скорость ниже,
Там светофора яркий свет, краснее морды после бани,
А этот круг — «проезда нет», зато есть протокол в кармане.
На Библии не поклянусь, но не лукавлю, утверждая,
Что на двойной не развернусь, и скорость редко превышаю.
— «Пункт три- один, знак восемь- пять, — к нам дядя с палочкой опять, –
Во избежанье осложнений, есть предложенье взяткодать».
Мои купюры взятковзяв, он — на большак, на перекрёсток,
Других, таких как я, раззяв в свои разыгрывать напёрстки.

***11

Мы за рулём — Илья пешком, о смысле жизни строит фразу.
Причёска, словно гребешком её не трогали ни разу.
Трусы в трамвае сбились комом, и, кажется, ботинки жмут.
Как трудно жить вдали от дома уж целых… двадцать семь минут!
Илья идёт — в лице стремленье, тверда походка — загляденье.
Груз сумкой на плече висит. Неровен час — и миозит.
Спина не любит перекосов, мотор — палёного бензина,
Шпион — с пристрастием допросов, а наша кровь — холестерина.
Советовать Илье «как жить», увы, отсюда я не в силах.
При личной встрече, может быть, с креветками за чашкой пива.
Но, впрочем, я могу помочь осанки выправить изъяны.
Мне ж рифму в ступе потолочь — и вот спешат к нему цыганы.
Теперь осталось наблюдать. Герой отпор способен дать,
И автор за него спокоен, как за слона слоновья мать.
«Касатик, стой, ты должен знать, не то споткнёшься о судьбину!
Хочу тебе я погадать. Куда бежишь? Постой, дубина!»
Сияя золотом зубов, похожим на нитрид титана,
Стоят цыганки вдоль домов, как на шоссе стоят путаны.
С их бесприютною тоской, ромалы шумною толпою
Всегда охотятся за мной, как поспешили за Ильёю.
Подмышкой дети, словно утварь, бредут потомки Брахмапутры.
Затормозил, не доглядел — нарвался вмиг на беспредел.
Ушли монеты и купюры как в космос, как под медный таз.
Ну разве сыщешь в этих юбках хоть что-то кроме наглых глаз?
Вот так Илья лишился разом и денег, и иных припасов,
И оптом получил проклятья себе, родителям и братьям.
Откуда морок? Что за чушь! Что, получил холодный душ?!
Зря НЛП не обучался! Не суйся в драку, коль не дюж.
Вода, по принципу Бернулли, дыру всегда найдёт в трубе
И чтоб тебя не обманули, кудрявый мой, не стой как «бе-е-е».
Пропала плечная сума, все планы с нею, полагаю.
Зато спина Ильи пряма, как красный флаг в начале мая.

***12
Теперь, ругаясь от досады, он ищет знаки на фасадах,
А мы же, в очередь свою, осмотром жалуем Илью.
Не мальчик — муж. За тридцать, вроде. Не глуп, не скуп, не старомоден.
На люмпена — нет, не похож, в аристократы вряд ли вхож.
Хотите знать национальность? Учтите местную реальность:
На Средней Волге россиянин всегда чуть русский, чуть татарин.
Есть в скулах что-то от марийца, есть чуть раскосые глаза,
По носу — точно Бер Лазар. Короче, истинный ариец.
Прозрачно, как сама вода (не средневолжского разлива),
Что наш герой не любит пива — от пуза нету и следа.
Ботинки, джинсы, и футболка тайком пригрелась в свитерке.
Я обнаружил взглядом долгим, что нет мобильника в руке.
Он поясной ремень не тянет, не оттопырен им карман,
И с шеи крепкой не свисает наш повседневный талисман.
Пришли от пейджеров к смартфонам. Звучат симфонии рингтонов,
А гладкость тушек телефоньих — игрушка сотен миллионов.
С ним католический аббат «он лайн» снимает прегрешенья,
И просит молодой солдат стрелять у мамы разрешенье…
Забудешь — словно наркоман всё ходишь по цепи кругами
И щупаешь пустой карман, и воздух теребишь руками.
Эх, мегапиксельный ты мой, полифонический, цветной.
Где ты потерян, где оставлен, ведь ты практически живой.
Лежишь печальный, одинокий, так хочется тебя спасти.
Не сгинь же словно сотни «Нокий», забытых кем-то на пути.
Бразилец сжился с таксоплазмой, гельминта носит папуас,
И телефоны — вот зараза! — паразитируют на нас
И вечных требуют дотаций. А лишь расслабишься слегка,
Так тут же вздрогнешь от вибраций или внезапного звонка.
Он как хозяин и куратор торопит: «Время истечёт!
Ты зарядил аккумулятор? А сотню положил на счёт?»

***13

Мы отвлеклись. Илья в смятенье, играют тени на лице,
Журчит под мышками потенье. Беда иль слава ждет в конце?
Здесь пригодился бы предлог: мол, не нашёлся старый камень –
Тот, измалёванный словами, что на развилке трёх дорог.
Но скрой, читатель, удивленье, глаза открой: стоит себе
Он группой белых объявлений на электрическом столбе.
Здесь слева — телефон досуга, а справа — тысячи взаймы,
Потом, когда не будет туго — отдашь (за тридевять цены).
Чуть выше — синяя пластинка — знак «пешеходный переход».
На ней глухой, слепой дурилка куда-то горестно бредёт.
Итак, налево — будешь пьян. Там дамы, совести изъян,
Кружат как мухи над какавой и лезут ласково в карман.
На право — бит, а прямо — в рай. В герои метишь? Что ж, давай
Да, зебра есть на перекрёстке. Но кто ж пропустит? Не зевай!
Предупреждён — вооружён. Не стоит прыгать на рожон.
Есть путь назад — вернись с позором, и совестью уничижён.

***14

Но есть другие измеренья, и есть отличные пути
От наших плоских намерений, коль проведенье потрясти.
Двухмерно мыслящих голов прошу усилить напряженье:
Создать из этих плоских слов 3д нескучное круженье.
Судьба всегда предоставляла, чтоб до последнего суда
Сознанья бабочка летала из не оттуда в не сюда.
Не ждать, как таракан дебелый, тяжёлых ног и страшных бед!
Сменить решительно и смело свою координату зет!
Уйти в астрал, лететь в трубу, бежать издёвок и ухмылок,
Привесить парус на губу, приделать крылья на затылок.
Илья доверился судьбе, стал наблюдать счастливый случай:
Вдруг надоумит мелкий бес, вдруг ангел выглянет из тучи.

***15

И вот он в скрипе тормозов, и вот он в запахе бензина
Сияет пламенем усов: «Неужто не признал, скотина?»
И в этом дьяволе пузатом довольно нелегко узнать
Серегу с номером десятым, что умудрялся забивать
Из ситуаций невозможных, укладывал замахом ложным.
Теперь — мужчина на все сто иль девяносто (без пальто).
И как всегда не унывает — Сергей Геннадьевич в миру, –
Он так себя и величает на «Одноклассник-точка-ру».
«Совсем не изменился! Рад! Откуда ты?! С какого света?!
А я вот нынче депутат пока что местного Совета.
Есть агрофирма, рестораны, есть треть качалки нефтяной.
Один ведь город — даже странно, что не встречаемся с тобой.
А сам-то как?» — «Семья, работа. Специалист по Си-плюс-плюс».
— «Специалист подобен флюсу, за кем-то может повторюсь.
Узришь такой унылый вид, враз потеряешь аппетит,
Садись в машину! Да не бойся — я депутат, а не бандит».
— «Я не боюсь. Но ты скажи мне, где в жизни счастье? Есть иль нет?»
— «Вопрос хорош! Но будет жирно без коньяка давать ответ.
Давай-ка, подтяни шнурки! Вперёд! В Большие Матюки!
К нам! Обязательно с ночёвкой! Я ж дом поставил у реки –
Свой персональный парадиз — такой был у жены каприз.
Мы с ней семейка Карабасов. А чем я, скажем, не маркиз?
Теперь и лес, и дол, и склон, земли — с футбольный стадион,
Забор — полметра не до неба, фонтан — почти за миллион.
Вот что касается дороги, ты к нам спеши не торопясь.
Асфальта нет, машин не много. Зимой сугробы, осень — грязь.
Народ ворчит, пешком тюки в Большие наши Матюки
Несёт и матом помогает. Уж на язык они легки.
Сейчас пути не замело, и, обещаю, скоро будем.
И, кстати, есть свой НЛО! Я сам не видел — верю людям».

***16

День уходил в страну теней — туда, где тайна, вслед за ней,
Храня мечтательное «если», неся Илью в уютном кресле.
И я от клавиш оторвался. Огромный бутерброд… Дорвался.
И глядя в мутное окно, подумал — к лучшему оно.
Весь запад красками расцвечен. Я рассудил: « Чего желать?
Илья постелью обеспечен, и я спокойно лягу спать».
Но говорит моё окно: «Боюсь, мой друг, не суждено,
Меня не зря прозвали Windows, сейчас зависну несмешно».
Компов характер любят черти, а мы вкушаем их понты:
То пригрозят нам синей смертью, то исковеркают шрифты.
Возможно, вирус нематодный змеёй пробрался подколодной
И аскаридой жрёт ресурс — больной в смятенье, нитью пульс.
Звонок специалисту: «Друг, не знаю, что случилось вдруг,
Проконсультируй, умоляю, прости, что в голосе испуг».
В ответ услышишь про контакты, про «Пуск» про кнопочку «резет»,
Что в поздний час звонить бестактно, и что пришлось занять клозет,
Про повышение культуры, про форумы, про интернет.
Мол, отделяй клавиатуру от кофе, мух и от котлет…
Но взвыл процессор устаревший китайским кулером своим,
Процесс пошел, и вслед за ним ушел и сон, слегка назревший.
Компьютер, ночь, и лунный коврик сквозь шторы на паркет прилег.
А путь ночной наш недалек — из понедельника во вторник.

***17

Их встретил дом и пес брыластый, фонтан у дома и жена,
Чуть неестественно грудаста, чуть неестественно юна.
Признаем: в том, что грудь упруга, заслуга модного хирурга,
Добавлен дряблости взамен под кожу ботокс, коллаген.
Больницы стали магазины, набух губами силикон.
Финал — резиновые Зины нам заменили нежность жён.
Илья хвалил фонтан, паркет, жену, английского бульдога,
Форель кусочками, паштет. Всё прожевав: «Скажи, Серёга…
В чём правда, брат?» — «А правда в силе ума и твёрдых кулаков»,
— «В чём сила, брат?» — «А сила — в правде, что нам хватает дураков,
Которым жизнь — мозоли с потом, которым праздник — рупь в карман.
Других — которым неохота — лови на жадность, впарь обман».
— «А радость в чём?» — «А вот в таких: в простых хрустящих и цветных.
Несчастен тот, кто собирает, но счастлив тот, кто тратит их».
— «И неужели для тебя?..» — « А что?! Работает железно». –
«Всё забирай и потребляй? Нет, это вряд ли мне полезно…»
Нажав на споре кнопку «сейф», потолковали о футболе,
В согласье мнений преуспев и слово вечное «доколе»
В конце поставив, помолчали, разлили по второй — и в рот.
Вновь передернули плечами: «Зараза — хорошо идет!»
Политику прошли галопом: про то, кого считать Европой,
Про Украину и про газ, про то, за что не любят нас.
«А что другой он — это чушь, похож на папу младший Буш»,
«Мы пить Обаму заставляли — бушь пить, скотина, иль не бушь?!»
«А как арабов нам понять? Сегодня друг, а завтра тать!»
«А что случится, коль китайцы решатся всех завоевать?»

***18

Промыв своим знакомым старым все кости с пяток до зубов,
О школе вспомнили под плов и про подшефные гектары,
Про Юльку… Кто ж по ней не сох! «Четвертый год она в разводе.
Не нарастила телесов, и красотою не уходит.
Встречаемся, прикусит ноготь сантиметровой вышины,
Глаза закроет, словно сны какие в подсознании бродят,
И что-то мутное твердит, сама с собою говорит:
Ах, взял б меня тогда Илья, была бы счастлива и я».
Илья припомнил выпускной, её хмельною и весёлой,
И ночь прощания со школой, и сердце для неё одной.
Потом ворвался в этот мир Владлен, девчоночий кумир,
Сынок родителей богатых, в семнадцать — с собственною хатой.
Шептались парни: «На игле». И джинсы новые — «рэнгле»,
И мотоцикл при нем — «Ямаха». Небрежно ей: «Пошли, Юляха?»
И так она ушла легка, а ты тому не противлялся,
Лишь виновато улыбался, откуда-то издалека.

***19

Как будто сели у стены, глядят как на младенца в люльке —
Бездонный взгляд беспечной Юльки и тихий добрый взгляд жены.
Тряхнув башкой от наважденья, Илья спросил про телефон,
Хоть не большое наслажденье — просить прощения у жён.
— «Тут… срочная командировка, — замямлил он не слишком ловко, –
Не знаю сколько задержусь. Ну да… естественно… вернусь.
Да, пили… что-то. Нет, не чай. Вот… встретил друга невзначай.
Ну ладно, брось. Не беспокойся. И это… сильно не скучай».

***20

Долго этот вечер длился, спит Илья, главе конец.
Только надо ж, черт приснился иль ещё какой подлец.
С виду — так, простой прохожий, серы легкое амбре.
На Серёгу чуть похожий, отсидевшего в тюрьме.
Вся блатная мишура, пиджачишко несуразный.
На лице глубокий шрам. Фиксою блестит отвязной.
Взгляд в глаза не поднимает, спичка серая в зубах,
В пальцах лезвие играет, в душу загоняя страх.
Шепчет в ухо: «Счастье — там. Нужно выпить двести грамм,
Влезть на крышу, разбежаться… Дальше — руку я подам».
Тут Илья упал с дивана, и послал чертяку в ж…
Пять. Вставать, как будто, рано. Небо светлое уже.
Жрать так на ночь не годится по любому комильфу.
Пёс всхрапнул, отверз глазницы, вновь закрыл, услышав «фу».
Вот вода (спасибо крану), миновал Илья охрану,
Вышел в двери осторожно, никого не потревожив,
Мимо комнаты Серёги, целлулоидной жены.
Пусть же спят, пусть будут сны их спокойны и убоги.

***21

Там где кончается асфальт — там начинается Россия.
Здесь грязь — как факт, и не понять, откуда столько наносили.
Она продукт национальный. Им не понять — рациональным,
Как эта грязь спасла народ от голода и от невзгод.
Застряли в жиже крестоносцы, по шею — сам Наполеон.
Страна к нему не на поклон, а припечатала морозцем.
Монголы ускакали от — широких северных широт,
И танки вермахта завязли, как будто банки из-под шпрот.
А мы потопчемся немножко — и нам, пожалуйста, дорожка,
А коли выпьем двести грамм, то без дороги проще нам.
И пусть живём не очень сытно, но знаю я, и знаешь ты:
О, сколько там всего сокрыто под толщей вечной грязноты!
Адепты нанотехнологий Россию двигают вперёд,
Народ немножко отстаёт, народ — он сирый и убогий.

***22

Май соловьями заполняет прозрачный воздух. Гладь пруда.
Черемуха напоминает, что скоро грянут холода.
Придут, слегка поколобродят, подзаморозят что-нибудь.
Как пьяный муж домой приходит и не успел ещё уснуть.
Но лето грянет непременно. Пыльцой летая по стране,
Запустит счастье внутривенно, отмерив капельку и мне.
В период всяческих апатий, и подведений ИТОГО,
Секрет моих гомеопатий — та капля летнего всего.
Я сохраню её в панаме, пропахшей ветром всех морей,
И в фотокарточке на память. И прицепившийся репей,
Кольнув меня, напомнит: «Лето! Оно придёт! Не унывать!»
Десятилетним шпингалетом заставит заново мечтать.
Илья, как видно, не готов был слышать песни соловьев
И как-то даже растерялся от этой музыки без слов.
Он по озимым, как по травам, ступал и в мыслях не держал
Того, что штрафов за потраву ещё никто не отменял.
Простим Илью — он городской, со среднерусскою тоской,
И хорошо, что спит деревня, и некому огреть доской.

***23

Где лес налёг на луговину, напряг герой свой взор орлиный,
Орлиный слух напряг и нос, и даже корни всех волос.
Он видит странный чум чукотский… Такой пейзаж с гигантской клёцкой.
Кто знает, может СС-20 привыкли так маскироваться?
Какая странная скирда! Антенн торчащих до черта,
Там что-то светится, мигает. А не пойти ли нам туда?
Чем ближе к месту — больше дрожи, живот бурчит, вскипели дрожжи.
Так это ж, братцы, крибле-крабле, как есть — космический корабль!
Стучимся в корпус НЛО, и очень вежливо: «Алло?!
Вы как, друзья, насчёт контакта? Эй! Не контачите чего?»

***24

Ветер, ловок, шелковист, вихрем обогнул постройку.
Издаёт корабль свист, взвыл как Соловей- Разбойник.
Свист в руладу перетёк, щелканье и вновь рулада.
Тут без всяких подоплёк, разлилась в Илье бравада.
Разбудив адреналин, кровь быстрее побежала.
Пальцы в рот — и задрожала вся поляна перед ним.
Что-то щёлкнуло в ответ, звук утих, погас и свет:
«Залезай, коли не шутишь. Грязь отшкрябал или нет?»
В вышине округлый вход сам открылся, приглашая.
В глубине прозрачный свод, комнатушка небольшая.

***25

Яркий свет мутит сознанье. Кресло, стол, сидит созданье,
Строго на Илью глядит, делая разумный вид.
Смотрится весьма опрятно: тело, щупальца, глаза,
Рта не видно. Деликатно скажем: звук идёт из-за.
Проскрипел: «Здоров, землянин. Что-то ты без пузыря?
Ты уже с утра не занят? (Как у вас тут говорят.)
Как-то раз открыл заслонки, проявил излишний такт –
Тут же двое с самогонкой устанавливать контакт.
Не работают, бухают, и не знаешь, как прогнать.
Русского не понимают — контактёры, ихню мать!
Я застрял на три недели — все давно по гроб свои
И порядком надоели. Чей же будешь, говори?»

***26

В кулачок прокашляв горло, просипел герой: «Илья, –
Вытер руку незаметно краем верхнего белья. –
–Я из города Большого, я системщик, программист.
Говорят, вполне толковый. По натуре оптимист».
— «Ты прости меня, Илюха, нашумел тебе на ухо,
Встретил лихо, как злодей, как разбойник-соловей.
Сам смотри: иллюминатор весь в веснушках и акне.
Шумом птиц пугать мне надо, чтоб не гадили оне.
Кто не понял — я не здешний, из системы Пендырей,
Андрокосм из связей внешних, местные зовут „Андрей“.
Втихаря, без популизма здесь идеи продвигаем,
Технологий нанонизм вам, землянам, предлагаем.
Мысли чьи-то будоражу и своим ищу ответ:
Что Галактика подскажет? Есть в ней счастье или нет?»
— «Что же, в этом мы похожи, дай же щупальца пожму.
Я гляжу, ты теплый тоже, — вздох. — Одно лишь не пойму.
Раз уж речь зашла о водке — чем ты пьешь, не вижу я?»
— «Клизмой!» — просто отвечает. — «Клизмой?» — тут и сел Илья.

***27

Только вдруг Андрей Пендырский ликом шибко загрустил,
Распластался в кресле низко, ноги в руки заломил.
Солнце выползло над лесом, трактором шумят поля,
Тарахтение прогресса и жужжание шмеля…
— «Худо! — встал и всхлипнул задом, уши щупальцами трёт. –
— Плоскостной тринигилятор через два часа рванёт.
Вслед за ним и вся деревня, с ней и город твой Большой,
Пол-Европы (м-м-да, плачевно) он утянет за собой.
Что Тунгуска — просто шутка, мощности давно не те.
Так рванёт — палёной уткой приземлишься в Воркуте.
Я, когда к вам прилетел, по нужде сходить хотел,
Возвращаюсь из леска — два здоровых мужика
Ломом лупят по ракете, взять пытаются цветмет…
Или слить бензин? Заметим, что тарелка не мопед!
Я прицельно свистнул задом — вмиг, как не было их рядом.
Внутрь заполз — жена честна! Диспозиция ясна.
Всю посуду мне побили. Ситуация — инсульт!
Пиво из пендырской гнили лужей вылили на пульт.
Слаще тех вонючих ягод только Куперов полип,
Бортовой компьютер влип, да и я, уж думал, на год.
Мне пора б писать трактат про сироп и про контакт.
Самый лучший в этом деле я во всей вселенной — факт.
Лили вёдра самогона — здесь контактов миллионы!
Тёр на совесть — вот, изволь — в целый щупалец мозоль.
Изучал фольклор в три уха, научился водку пить.
Чтоб счастливым быть, Илюха, надо в социуме жить.
Уложился в три недели, ключ на старт, душа в огне.
Что компьютер мне ответит? Под конём иль на коне?
Грянул Виндовс, загрузился, показал рабочий стол,
Вроде бы не зря возился. Раз гудит — процесс пошел.
Только импульсный маяк мне устроил краковяк:
Сообщает — мы на Марсе. Проще говоря, бардак.
Ты куда, процесс проклятый? Нам с тобою не туда.
Зажужжал тринигилятор, и без всякого стыда
Отключились блокировки, связь, адаптер, суперспид,
Объявлять не очень ловко, но, похоже, всё взлетит.
Ничего не помогает, как тут быть, не знаю я,
Реноме моё страдает, и безвинная Земля».

***28

«Ну-ка сдвинься, друг Андрюха, — говорит герой наш сухо. –
Надо было раньше звать… Буду Родину спасать».
Мне не очень-то понятны эти их «сетап», «сейфмод»,
Но Илья, схватив за жабры, взял систему в оборот.
Снял конфликтные устройства, нигилятор обошёл,
Поменял у файлов свойства, восемь вирусов нашёл.
Диск очистил от излишков, переправил адреса,
Всё включилось как по книжке, в общем, просто чудеса.
Андрокосм глазам не верит, лезет щупальцем обнять
И спешит земле Пендырской поздравленья передать.
Дескать, живы, всё в порядке, скоро буду, жму педаль.
Ну зачем?! Не нужен орден, я согласен на медаль.
Одному — великий подвиг, для других — привычный труд,
Лишь, случается, любимой ту работу назовут.
Гимн пою специалисту — слесарю, геодезисту,
Электронщику, врачу, — с ними море по плечу.
— «Если море — по колену», — улыбнулся наш герой.
Да, бывает и герои улыбаются порой.
— «Зря, Андрюха, ты лукавил, что не лазил в Интернет.
Не поставил — против правил — антивирусный пакет».
— «Любопытствовал немного, — признаются сквозь конфуз, —
про любовь у осьминогов и про секс среди медуз».

***29

Обменялись адресами, мало ль будет что в пути.
«Что ж, теперь мы дальше сами», — «Да и мне пора идти».
Спрыгнул, охнул (чуть затёк), распрямился, огляделся.
Глянь, как в детстве — ручеек! Глянь, и ландыши — как в детстве!
Сверху катится комок в десять рук, а может ног.
Знать, торопится, бедняга, держит в щупальцах кулёк.
Грустным вздохом шелестит: «Вот хочу преподнести,
Типа „каменный цветочек“, глаз не сможешь отвести».
— «Ладно уж», — Илья смутился, сгрёб случайную слезу,
Вместо «виктори» в привете показал рукой «козу».
Проводил тарелку взглядом. Старт отличный — молодцом.
Повернулся к солнцу задом, к лесу, стало быть, лицом.
Развернул он тот кулёк: чудо — каменный цветок,
Светит солнечною искрой каждый лёгкий лепесток.

***30
Распрямив свою сутулость, подтянул герой штаны
Красоту в карман засунул — есть подарок для жены!
Постоял, послушал пенье деревенских петухов.
Эх, погодка! Загляденье. Да и сам Илья каков!
(Вспомним дуб: кривая нежить, лист пробьёт — и будет нежить
взгляд Балконского собой. Рано, князь, вам на покой!)
Стал счастливей он, но строже, стал минутой дорожить.
Той минуты ведь, похоже, что случись, могло не быть.
Ничего не изменилось, всё как шло, так и идёт:
Там Степан опять упился, перфоратор стену бьёт.
Восьмиклассник чешет в школу, кот пометил под кровать,
В таборе цыган весёлый учит сына воровать,
Просыпается Серёга, ставит ногу в мех бобра,
Где-то мчит трамвай дорогой из сегодня во вчера.
Матюковские крестьяне кашу начали варить,
НЛО летит по небу, — всё в порядке, будем жить.
Где-то свет не выключали — значит, ты не одинок,
Утоли её печали этот солнечный цветок.

***
PS.
И пусть семья чуть-чуть обуза, хомут — работа, деньги — жесть,
 Как тот ди-джей послесоветский, я утверждаю: «Счастье есть!»
  Не потому, что жизнь прекрасна, а потому что жизнь — дана,
   Есть в добром голосе лекарство, есть в чутком сердце — глубина.
    Молчи ты или многословь, но всё останется как прежде:
     Есть в каждом имени любовь, есть в каждом голосе надежда,
      Есть в пальцах зуд прикосновений к листве, к бумаге, к волосам,
       Фильм о семнадцати мгновеньях и страсть магнита к полюсам,
         И есть надежда на спасенье… Простые, в общем, рассужденья.

26.12.08 г

PPS. Нет, Аффтар, дрянь твоя «Ильяда». Иди на форум — выпей йаду.