Плач о потерянном времени

«Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально играет на флейте.
Но ведь песни берет он из вашей души».
                                            Андрей Дементьев.

Прислушаться бы мне к Андрею Дементьеву, прежде чем писать эту статью. Но разве кого мы слушаем?! А ведь кто-то ещё гениально играет на флейте. И конечно, конечно ведь это не ты.
Вот Андрей Дементьев ушёл, а звуки его флейты будят душу.
Культура как одно из явлений общественного сознания (наряду с политикой, наукой, религией) является наиболее консервативной. И как утверждают некоторые публицисты, только преодолев консерватизм культуры, общество может сделать рывок в экономике, как это произошло в Японии, Сингапуре, Южной Корее. Именно литература является главным двигателем культуры. Политика — это как ветер: сегодня дует справа, завтра слева. Но вдруг наступает безветрие. И люди в страхе оглядываются по сторонам, ожидая беды. Так что лёгкий сквознячок нам необходим. Чтобы нам казалось, Боже, как мы легко обманываемся, что всё ещё впереди. И эту надежду нам внушает культура. В силу своего консерватизма, сделав шаг вперёд, уже не возвращается назад. Узнав Пушкина, литература как главный двигатель культуры, не возвращается к Тредиаковскому или Сумарокову. Впрочем, бывают сбои, и часть литературы местами возвращается к прошлому футуризму, правда в несколько новом обличии, как это случилось с нынешним авангардом, представленным Кедровым-Челищевым в его «Журнале Поэтов». Напомню его поэзию:

«На улице апрель апрель апрель
Апрель снаружи и апрель извне
А в голосе свирель свирель свирель
Из нерва в нерв из нерва в нерв из нерва в нерв»

Тут и Давид Бурлюк, и Гийом Аполлинер. Правда, от Аполлинера взято напрокат только отсутствие знаков препинания. Но яркости авангарда Аполлинера нет и следа.
Но мы спустимся с высот литературного олимпа на грешную землю. Опять социальный феномен! Ведь можно признать социальным феноменом литературы и тот факт, как начинал автор. Кто открыл двери ему в литературу. Нашёлся ли для него «Старик Державин», который заметил и, «в гроб, сходя, благословил». Надо чтобы вовремя профессионал сказал, что ты настоящий. Иначе доказывать это ты будешь очень долго. А часто всю жизнь. Услышали бы мы о Велимире Хлебникове, если бы не Давид Бурлюк?
Вот известный «предатель Родины» и не менее известный писатель (наш литературный кумир 90-ых) Виктор Суворов. («Ледокол», «Аквариум», «Кузькина мать»). Его привёл в литературу Сева Новгородцев. Британский журналист, сотрудник Русской службы Би-би-си.
Барду Веронике Долиной открыл дверь в литературу Булат Окуджава. А вот известный московский поэт Вадим Ковда постучался к Борису Слуцкому, и русский мир узнал этого замечательного поэта. Может, и мне повезло, я встретил Вадима. И я благодарен ему. Он ввел меня в круг ганноверских поэтов. Ковда рекомендовал меня Батшеву, и я впервые увидел свои сочинения в литературном журнале. Это был «Литературный европеец». Ковда предложил мои стихи известному российскому литератору Тугову, и они появились в поэтической антологии «Земляки», изданной в Москве. И далее — статья Александра Абрамова «Поэтическая антология Владимира Тугова» И вдруг я вижу несколько строчек о себе, как о литераторе: «Тонкий лирик из Германии Михаил Аранов представлен несколькими изящными стихотворениями. Вот как завершается его стихотворение «Венеция»:

«Истомлена морскою качкой,
забросив юбки за бедро,
Венеция роскошной прачкой
полощет ветхое бельё».

Вадим Ковда рекомендовал меня Борису Марковскому, главному редактору журнала «Крещатик». И Марковский много лет печатал мои прозу и стихи. Рекомендация для автора — это тот же социальный феномен литературы.
Но бывают и счастливые случайности. Как–то перелистывая журналы из ЖЗ, я вдруг обнаружил свою статью «Мойка 48» в журнале «Слово — Word» (США). С этим журналом я не был знаком. Автором той статьи значился посторонний человек. Оказывается, мой давний приятель, живущий ныне в США, посетил свою бывшую Родину — Питер. Собрал листки сочинений своего ленинградского товарища. Среди этих листков оказалась и моя статья «Мойка 48». По приезду в США он отдал листки в редакцию журнала «Слово — Word». Мои листки были замечены главным редактором журнала Ларисой Шенкер, и статья «Мойка 48» в отличие от остальных предложенных листков была напечатана. И Америка узнала, что в Ленинграде есть река Мойка. Своё авторство мне не пришлось долго доказывать. За год до этого случая «Мойка 48» была издана в Интернет — журнале «ZA-ZA». Спасибо за это Евгении Жмурко, главному редактору этого журнала. Редакция журнала «Слово — Word» передо мной извинилась, прислала бесплатно экземпляр журнала. Но до сих пор не могу понять, что заинтересовало в моей статье «Мойка 48» редакцию престижного журнала из ЖЗ. Но я благодарен Ларисе Шенкер, которая разглядела во мне писателя.
И вот уже много лет, с 2012 года журнал почти ежегодно печатает мою прозу. И даже прислушивается к моим рекомендациям, произведения моих литературных друзей появляются на страницах этого журнала. И опять спасибо нынешнему главному редактору Алексу Пушкину. А ведь в этом журнале публиковались: и Андрей Битов, и Александр Межиров, Фридрих Горенштейн, Андрей Синявский, Наум Коржавин, Дина Рубина, Михаил Эпштейн, Борис Хазанов.
Очень важно, чтобы пишущий человек находился постоянно в литературной среде. И нынче создал и поддерживает существование литературного сообщества главный редактор журнала inter-focus Виталий Шнайдер. И именно литературное сообщество позволяет найти человека, которому ты мог бы, тревожно не оглядываясь, послать для обсуждения свои сочинения. Но редеют ряды этих товарищей. Ушли: поэт Иосиф Моков, поэт Дмитрии Додошидзе, писатель и журналист Ольга Ландман.
Писать я, можно сказать, профессионально начал лет в двадцать пять. Почему я это так нагло утверждаю — проза, созданная в те годы, нынче напечатана во многих журналах мира. «Новый журнал», «Слово –Word», «Зарубежные записки», «Крещатик» и др. А когда-то всё это написано вечным пером. В Ленинграде на Литейном проспекте было машинописное бюро. Принёс свои листки, напечатали их, сделали твёрдую обложку. Так была издана моя первая книга. Тираж- один экземпляр. Это было примерно в 1965 году. Мне было тогда 27 лет. Помнится, в году 1970 предложил повесть из этой книги «Я ненавижу свой дом» журналу «Аврора». Мне редактор: «Конечно, есть некая литература. Но о чем вы пишете, молодой человек! О пьяницах, о драках в коммуналках. Напишите о том, как героически работают на стройках коммунизма. Вот тогда и приходите». Через сорок лет я увидел эту повесть в журнале «Слово-Word». Тема оказалась до сих пор актуальной.
Со стихами я ходил в Лито Ленинграда. Но запомнилось недолгое посещение одного из них. Не сохранилось в голове имя поэтессы руководившей этим Лито. Помню только её соблазнительные коленки, которые она открывала, поддёрнув юбку, усаживаясь на высоком стуле перед аудиторией. Она была старше меня года на три-четыре. В Лито стоял невероятный гвалт. Каждый лез со своими стихами. Я же боялся заявить о себе. Но коленки меня волновали. Я не выдержал и стал читать:

«Как любимой быть хочется женщине.
Как горька по весне метель.
Каждой ночью, кому-то обещанной,
Необъятно пуста постель.
И над той окаянною бабой,
Как куражится ночь опять.
Ах, как хочется быть слабой,
Чтоб потом зарыдать.
Или броситься без оглядки
Под откос, под откос, под откос.
Сколько можно играть в прятки!
Или ждать до седых волос.
Чтоб каким-то отчаянным утром,
Без «до завтра», не провожал…
Электричкой прострелянный, будто,
Повалился назад вокзал.
Плачет женщина. В белом уборе.
И несвежий начёс под Бриджит…
Неуёмное бабье горе
В два ручья по щекам бежит».

И тут руководительница Лито вроде заметила меня. Что-то хотела сказать. Но выскочила девчонка и заорала:

Приходит муж. Я узнаю его по грустной роже.
Поди-ка друг и вынеси помойное ведро».

Все заржали. Про меня мгновенно забыли, и руководительница ЛИТО тоже. А девчонка не успела закончить своё выступление, перекричал её рыжий юнец:

«Наши танки идут по Праге.
Реют красные наши флаги.
Запад подлый пускай заткнётся.
На кулак наш крепкий нарвётся».

То был 1970 год. Не думаю, что этот «рыжий юнец» знал стихотворение Е. Евтушенко. Хотя стихотворение «Танки идут по Праге» написано было ещё в 1968 году — год «Пражской весны»:

«Танки идут по Праге
в затканой крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета».

Вот вроде вспомнил фамилию этой милой дамы, что руководила тем ЛИТО. Кажется, Королёва. Может, эта была известная нынче поэтесса Нина Королёва? Уже, будучи в Германии, попался мне в руки в невзрачной обложке сборничек «Русские поэты Израиля». И там поэтесса Королёва. Что-то вдруг знакомаое померещилось в ней. Только померещилось. Но печально только одно: коленки той Королёвой запомнились, а стихи её — нет.
Мимо меня проносились поезда многих возможностей. В каждом окне их что-то обещало мне. Но я этого не понимал. И ни разу не рискнул вскочить на подножку проносящегося мимо меня состава. Я потерял пятьдесят лет. А ведь в моей жизни промелькнули люди, которые могли мне приоткрыть дверь в литературу.
Жизнь подобна спирали, где все последующие кольца сужаются. Если в начале своего жизненного пути ты не встретил человека, который определил бы твою судьбу, со временем вероятность встретить такого человека практически исключается.
Вы помните, когда вы сидели за школьной партой, как бесконечно долго длился скучный урок. С годами время ускоряет свой бег. Проносятся недели, годы. Будто, совсем недавно отмечал в ресторане своё шестидесятилетие. Но вот уже семидесятилетие. И скромное семейное застолье. А из зеркала смотрит на тебя уставший от жизни человек. Ты опрокидываешь зеркало. И вдруг:

«Мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы лёгкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, Минута — и стихи свободно потекут». Ах, Пушкин, что делает поэзия с человеком?!
И ты садишься перед компьютером, строчишь безумный текст. Ты опять юн. Полон страсти. И жизнь, кажется, только начинается. Проходят стремительно часы, герои твоего повествования побеждают. И ты вместе с ними, молодой и сильный, празднуешь победу.
Но вот устало откинулся на спинку кресла. И опять в зеркале тот же изнемогающий от жизни человек. Ах, старик Державин, как же ты нас не заметил, когда мы были молодые и чушь прекрасную несли.

«Боже, время осталось немного.
Но хотелось так много сказать!
Может, руку кто даст на подмогу?
Или годы вдруг двинутся вспять».

М.А.
Вот начну с замечательных встреч моей жизни, которые, случись чудо, могли бы открыть дверь в литературу. Но чудо не случилось.

 

Самуил Аронович Лурье

Самуил Лурье русский писатель, эссеист, литературный критик, историк литературы. Когда-то его родители и мои были друзьями. Елена Антоновна Доброхотова, жена Арона Наумовича Лурье, была подругой моей матери, вместе они преподавали в техникуме. Очень часто в Ленинграде, на Мойке 48, у нас дома собирались гости, и самым ярким был Арон Лурье. Когда он говорил, все замолкали и лишь с восторгом слушали его. Это был блестящий литератор и оратор. Арон Лурье в те годы преподавал литературу в Педагогическом институте им Герцена, на территории которого находилась наша квартира. При общем восторге, который окружал Арона Лурье, только мой отец, как коммунист во втором поколении, пытался слегка язвить по поводу женских восторгов, связанных с Ароном. Верно, в речах Арона Лурье тогда проскальзывало некое свободомыслие. И это моего отца несколько настораживало. Он порой говорил что-то о «сионистском душке» Арона. Но дальше кухни его замечания не уходили.
Мой дед по отцу был из старых большевиков. Даже улицу власти Гомеля хотели назвать его именем. Но вовремя остановились в 1948 году (Дело ЕАК). Для Арона время тоже остановились в 1948 году. Он был уволен из института. Впрочем, это не помешало семейству Лурье встречаться у нас на Мойке за «рюмкой чая». И всегда приходил с ними тихий мальчик, лет пяти-шести по имени Саня. Из тихого мальчика Сани Лурье вырос известный литератор Самуил Аронович Лурье. Работал в редакциях журналов «Звезда» и «Нева». К этому времени дружба с семейством Лурье иссякла. Кажется, рано умерла Елена Антоновна.
Уже в нынешнее время, в году 2001, я принёс в «Неву» своё сочинение «Вернутся ли голуби в ковчег». Там ещё до 2002 г работал Самуил Лурье. В редакции мне сказали: «Ну, написано неплохо, но надоело нам, надоело всё про этих эмигрантов!» Но повесть была не об эмигрантах. Там описана судьба русского немца в годы войны и далее в советское время. Был в повести сюжет о том, как кормилось руководство блокадного Ленинграда: подсобное хозяйство в пригороде Ленинграда, откуда везли в Смольный овощи, фрукты, молоко и мясо. Нигде в официальной прессе упоминания об этом нет. Единственное, что было дозволено сообщить в Ельцинские времена это о том, что во время блокады в Смольном на столе А. А. Жданова (Первый секретарь Ленинградского Обкома ВКПБ) всегда стояла вазочка с пирожными буше. В реальной жизни подсобным хозяйством руководил в годы блокады мой дядька, муж родной сестры моей матери, Константин Яковлевич Репальд. Латыш по национальности. Напомню, что латыши в СССР в годы войны были изгоями, как евреи после 48 года (Дело ЕАК).
Теперь многие свидетельства реальных людей не укладываются в историю ВОВ нынешнего её толкования. А в Думе готовится закон «о необходимости введения уголовной ответственности для тех, кто умышленно искажает правду о ВОВ». И вообще, как утверждает нынешний министр культуры Владимир Мединский, историю России надо представлять только с патриотических позиций. Так что сюжет о «подсобном хозяйстве» вполне мог насторожить редакцию журнала.
Но возвратимся на шестнадцать лет назад, встретить бы мне тогда в редакции журнала «Нева» Самуила Ароновича Лурье. Напомнить о дружбе наших родителей. Самуил Аронович Лурье был достаточно значимой фигурой в среде питерских литераторов. С его мнением считались. Впрочем, время меняет людей. Захотел бы он вспоминать о встречах на Мойке 48? И тем более читать мой текст.
В 2006 году был опубликован мой рассказ в журнале «Зарубежные записки». И смотрю, в этом журнале статья Самуила Ароновича Лурье. Что-то в его статье меня задело. Звоню в редакцию: «Этого Самуила Ароновича в детстве не звали Саня?» Редакция: «Звали в детстве Саня. И сейчас его так зовут близкие люди». Было у меня в запасе тогда почти десять лет. Но я опять не решился напомнить Самуилу Ароновичу о дружбе наших родителей. Самуил Аронович Лурье умер в 2015 году.
Уже в наше время я узнал, что Елена Антоновна Доброхотова, мама Самуила Ароновича, происходит из старого княжеского рода Гедройц. Из тех Гедройц, что и врач-хирург, княжна Вера Игнатьевна Гедройц, которая в войну 1914 года работала в Царском селе в Дворцовом госпитале, была подругой императрицы Александры Федоровны. Эта семейная истории опубликована в биографии Самуила Ароновича Лурье. Не исключено, что истории с княжеским родом Гедройц — семейная легенда. В моей семье тоже есть легенда, будто, моя бабка по матери — незаконнорожденная дочь Григория Григорьевича Елисеева. Помнится ещё в детстве, когда дед приводил меня в Елисеевский магазин, всегда что–то странное мне говорил о Елисееве. Именно из этой «семейной легенды» родился мой роман «Баржа смерти». Роман издан в 2018 году в СПб. А самые кровавые главы его опубликованы в журнале «Дружба народов».
В 2013 году моя повесть «Вернутся ли голуби в ковчег» вошла в Лонг –лист «Русской премии». Председателем жюри «Русской премии» был главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин. Только через четыре года решился я отправить эту повесть в журнал «Знамя», надеясь, что Сергей Чупринин вспомнит отмеченную им повесть. Но чуда не случилось. В редакции сочли, как определяет сам Чупринин, что это не есть «артхаусное произведение». То есть, не «высокая литература».
Может, если бы сам Чупринин, просмотрел мою повесть, вспомнил бы авторов Лонг-листа «Русской премии» за 2013 год. Впрочем, предполагать это смешно. Сколько текстов, вошедших в Лонг-лист, пришлось перелистать за прошедшие пять лет Сергею Чупринину?
Ещё один афронт я потерпел от редакции не менее престижного журнала, чем «Знамя» — «Нового журнала» (США). Несколько лет стучался в редакцию этого журнала. И вот мне повезло. При очередном моём звонке в редакцию, трубку взяла Марина Адамович, главный редактор «Нового журнала». Я ей сказал, что послал в редакцию свой роман о белогвардейском восстании полковника Перхурова в 1918 году. (Роман «Баржа смерти»). Через некоторое время получил доброжелательное письмо от Марины Адамович: «События романа описаны ярко. Будем печатать». Но вскоре получаю другое письмо: «В своём романе Вы хвалите Марию Спиридонову. А она принесла России бед не меньше, чем большевики. Нет, мы печатать Ваш роман не будем». Писать главному редактору о том, что хвалит Спиридонову не автор, а герой романа, левый эсер, было, верно, делом безнадёжным. Уже ни на что, не надеясь, послал в редакцию небольшой рассказ «С Новым годом, с новым счастьем», который, однако, вскоре был напечатан. Разумеется, зная строгие правила журнала — не принимать тексты, опубликованные ранее, я предварительно проверил, нет ли в Интернете этого рассказа. Уже осмелев, через полгода отправляю в «Новый журнал» свой очередной свежеиспечённый текст, отмеченный литературной премией. Через некоторое время звоню в редакцию, представляюсь и слышу суровый голос «ответственного секретаря» господина Рудольфа Фурмана: «Как Вы смели нас обмануть, чтоб ноги Вашей не было в нашей редакции. Нам позвонил Владимир Батшев и сказал, что рассказ «С Новым годом, с новым счастьем» был напечатан в его журнале «Литературный европеец». Бессмысленно было оправдываться, что текста этого рассказа в Интернете нет, что печатался я у Батшева пятнадцать лет назад и не помню, что там публиковалось из моих текстов. Рассказ этот я изрядно переделал, не догадался только изменить название. Господин Фурман не желал меня слушать. А вот зачем господин Батшев из далёкой Германии позвонил в Америку, чтоб сообщить эту «радостную весть» Рудольфу Фурману, остаётся загадкой. Может, господин Батшев хотел похвастаться, мол, и этот у меня печатался, а вот нынче дорос до «Нового журнала». Разумеется, это просто шутка. А со стороны Батшева точно был гаденький донос. Конечно, быть напечатанным в журнале, основанным Марком Алдановым и Иваном Буниным, уже орден. Но не судьба….
Но поучительная история произошла с моими сочинениями ещё раньше. Первая моя изданная книга называлась «Скучные истории из прошлой жизни». Отдал я эту книгу в библиотеку, в Питере. Через месяц спрашиваю библиотекаршу, как книга? Она: «Ой, я предложила почитать дочке. А дочка сказала, мол, написано же, что скучные истории, так зачем читать, если скучные?!» Вот так буквально понимает нас читатель.

 

Александр Гитович.

Александр Ильич Гитович (1909- 1966). Известный русский поэт, переводчик китайской и корейской литературы. Переводчик Мао Дзедуна. А это в те годы много значило. Кто помнит:

«Русский с китайцем братья навек.
Крепнет единство народов и рас.
……………………………………….
Сталин и Мао слушают нас».

Александр Гитович был военным поэтом:

«Мы знали всё: дороги отступлений,
Забитые машинами шоссе,
Всю боль и горечь первых поражений,
Все наши беды и печали все».

Учился я в школе № 210. Школа находится на Невском проспекте. Она была базовой школой Государственного педагогического института им. А. И. Герцена. Стена школы отмечена мемориальной доской с надписью из блокадных лет: «Эта сторона наиболее опасна при обстреле». Школа по тем временам считалась элитной. Там учились дети известных людей Ленинграда. Впрочем, вместе с ними «грыз гранит науки» и сын сапожника. Сапожник сидел со своими щётками на углу Невского и Мойки. Учился со мной в классе Андрей Гитович, отец его — Александр Ильич Гитович.
Я с Андреем Гитовичем дружил. Часто ездил зимой на дачу его родителей в Комарово кататься на лыжах. Там первый раз в жизни попробовал водку. В тот раз во время лыжной прогулки мы с Андреем изрядно промёрзли, и Александр Ильич, угощая нас обедом, налил нам из хрустального графинчика по рюмочке водки. Так я познал настоящую жизнь.
Помню, как-то повздорил я с одним из Лиговской шпаны. (Лиговка в те годы считалась бандитским районом). До сих пор помню его фамилию — Блюмкин. Школа была во дворе. Вот закончились уроки, а на выходе меня встречает толпа «Лиговских». Андрей Гитович со мной рядом. А сзади испуганно жмутся ученики моего класса. Блюмкин на меня с финкой. Я не успел руки поднять, а Андрюша первый ударил Блюмкина по морде. Тут и я осмелел, стал размахивать кулаками, а на нас шпана с кастетами. Но выскочила уборщица, закричала: «Убирайтесь, милицию сейчас вызову». Шпана покинула школьный двор. Блюмкин мне пригрозил, мол, ещё встретимся. Но не встретились. Позже я узнал, что Блюмкина убили.
А с Андрюшей по окончанию школы мы разошлись. Он, как и я не поступил в институт. Фамилии подкачали. В те годы с этим было строго. Но Андрюша был гордый, запретил отцу идти разговаривать с институтским начальством. Известному на весь Советский Союз поэту институтское начальство наверняка пошло бы навстречу. А дальше, как и положено вызов в военкомат. Военком, такой доброжелательный, мол, мы знаем, кто Ваш отец. Суёт ему записочку: деньги в руки, и вы освобождаетесь от армии. Андрей опять ничего не сказал родителям, а пошёл в милицию. Военкома посадили. Андрюша отправился служить отечеству. Я тоже отслужил 3 года и он столько же, но мы уже не встречались. После армии мне бы со своими исписанными листками к Александру Ильичу придти. Но закружила, завертела молодая жизнь.

Виталий Сейнов

Ещё одни замечательный человек учился со мной в одном классе: Виталий Сейнов. Рано заявил о себе как прекрасный певец. Бас, исполняющий бардовские песни под гитару. Жил на Гороховой в коммуналке. Там собирались начинающие барды. Вход был — бутылка водки и двести граммов сыра. Организатором и вдохновителем всей команды был Александр Генкин — сокурсник Виталика по Военмеху, тоже исполнитель бардовских песен, но до уровня Сейнова явно не дотягивал. Генкин познакомил Виталия с Кукиным и Клячкиным. Там на Гороховой в коммуналке Сейнова можно было их встретить и услышать, как они поют.

«Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак».
Люди сосланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегают от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги».
Ю. Кукин

«Сигаретой опиши колечко,
Спичкой на снегу поставишь точку.
Что-то, что-то надо поберечь бы,
А не бережем — уж это точно».
Евгений Клячкин.

Был в их команде и Александр Городницкий. Но он был аристократ. И коммуналок не посещал. Хотя вместе с Виталием часто выступал на концертах. Виталий исполнял песни Городницкого:

«Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках».
Александр Городницкий.

Разумеется, эти песни давно уже не звучат. Но это память и боль моего уходящего поколения. Совсем недавно Александр Городницкий выступал в Ганновере с концертом. Я спросил его, помнит ли он Виталия Сейнова. «Знал, знал такого» — отвечал академик.
Как инженер-электромеханик Виталий ездил по командировкам на военные спецобъекты. Несколько раз бывал на Байконуре. Но Виталия захватила бурная богемная жизни, поездки с концертами по стране, постоянные шумные пьянки, девочки на одну ночь. Жены на пару лет. На работе он постоянно брал дни и недели за свой счёт. Наконец начальству КБ, где он работал, всё это надоело и его уволили. Трудно сказать, на что он в это время жил. Но, вероятно, концерты давали ему какие-то средства к существованию. Помнятся его первые поездки ещё в шестидесятых годах, когда оклад инженера был 90-110 рублей. За выступление в Риге он получал 30 рублей. Я видел его все реже и реже. В 1984 году он присутствовал на свадьбе моей дочери. Он был один. С красавицей Тамарой, первой женой, прожив несколько лёт, он развёлся. Развёлся он и со второй женой, оставив ей двоих детей. Но слава — ветреная спутница, не оставляла его. Возвращаясь, домой со свадьбы моей дочери в вестибюле метро Виталий стал петь, и своим басом привлек к себе толпу пассажиров. А появившиеся стражи порядка вмиг превратились в простых слушателей. Поезда метро останавливались, чтобы послушать его песни. Он махал рукой, чтоб они не задерживались. Мол, пассажиры торопятся: кто на работу в ночную смену, кто домой с позднего свидания с любовницей или с подругой. Своим басом он мог управлять поездами. Но такова роковая судьбина. Закончил он свою жизнь рабочим-электриком в метро. А ведь был подающим надежды инженером.
Поездки по стране компаний бардов организовывал некто Лёня Губанов. Но это не тот, который в начале 1965 года вместе с Владимиром Алейниковым, Владимиром Батшевым, Юрием Кублановским участвовал в создании независимого литературно-художественного объединения СМОГ. Это были московские ребята. И Леонид Губанов (1946 –1983) — талантливый поэт, не доживший до своей славы. Его судьба чем–то схожа с судьбой Велимира Хлебникова. Оба прожили по 37 лет. Но Хлебникову повезло больше: около него был Давид Бурлюк.

«Сиреневый кафтан моих обид…
Мой финиш сломан, мой пароль убит.
И сам я на себя немного лгу,
скрипач, транжир у поседевших губ».
Леонид Губанов.

Леонид Губанов — типичная судьба несостоявшегося поэта.
А ленинградский Лёня Губанов — из комсомольцев, направлен Ленинградским Обкомом ВЛКСМ, а может КГБ. Губанову был поручен контроль за бардами, чтоб они не выходили за рамки дозволенного. Концертирующим бардам оплачивались проезд, гостиница и питание. Залы были переполнены.
Я издали слышал грохот колесницы, на которой проносилась ватага Виталия Сейнова. Случайно узнав о концерте, я мчался, чтоб проорать: «браво», надеясь, что Виталий меня услышит. Но он был мне недоступен.
А вот финансовые сборы за концерты бардов значительно превышали затраты на их содержание. Кому уходили деньги? В обком ВЛКСМ, комсомольцу Лёне?
Уже много позже на мой вопрос о гонораре Виталий грустно улыбался: «Слава дороже денег. Но на водку хватало».
К концу девяностых годов бардовский бум стал спадать. Лучшие уходили, а смены было не видно.
Виталий Сейнов жил тогда в однокомнатной квартире, которая досталась ему от родителей. Но одна из его гражданских жён вынудила отдать ей эту квартиру. Виталий опять возвращается в коммуналку, правда уже на Петроградской стороне. Какие-то аферисты угрожают ему, пытаясь отнять эту комнату в коммуналке. Ему уже шестьдесят лет. Он совершенно один, дети и бывшие жёны не хотят знаться с ним. Но счастливый случай, он встречает свою бывшую Тамару, уже далеко не красавицу. Тамара — вдова. Её второй муж недавно умер. Последние годы Виталий живёт с Тамарой, и оба облегчают душу в запоях.
Когда я уезжал в Германию, Виталий пришёл меня провожать. Водки пил мало. Пришёл без гитары. Уже не пел.
И вот таков круг моих несостоявшихся встреч. Виталий Сейнов — и несётся его шумная колесница. А я стою на обочине, и только пыль, пыль. Нет, не от шагающих сапог. Пыль эта — от уходящего времени. Кому я мог быть интересен в компании бардов? Саша Копосов, Юрий Визбор, Борис Полоскин.

Ю.Визбор, В.Сейнов, Б.Полоскин, Ю.Андреев. Конец шестидесятых

Может, кто-то из бардов и на мои стихи написал бы песню. А может, послали бы меня, мол, у нас своих сочинителей хватает. Нет, нет. Так никто бы не сказал. Там были очень доброжелательные ребята. И мой школьный товарищ Виталий Сейнов вдруг произнесёт: вот, может, Саша Дулов на твои стихи песню сложит. А может и сам Андрей Петров твой стих возьмёт. Вот Женя Клячкин, говорил, что музыка Петрова великолепная, а вот стихи не всегда удачно подбираются. А всё спасает музыка. И Виталий цитирует Клячкина: «Стихи здесь не только не убедительны, здесь романтика ничем, по существу, не подкреплена. Все на себя взяла музыка. Я думаю, что композитору следовало бы более ответственно подбирать текст, чтобы потом не спасать его музыкой». Это Клячкин сказал в октябре 1965 года в Ленинградском «Доме культуры пищевой промышленности». Приглашала в Дом культуры афиша: «Вечера — встречи — конкурсы — диспуты, молодость, песня, гитара».
Но особенно в этой компании меня привлекал поэт Глеб Горбовский. До сих пор помню его строчки:

«Кого спасает шкура,
Кого — огонь азарта.
Одних хранит культура,
Других — обед и завтрак.
Тебя спасет помада,
Его спасет работа.
Меня ж спасать не надо,
Мне что-то неохота».

И опять та же мысль, которая пронзает иронию текста: поэзия не терпит рядом с собой никаких иных увлечений. Иначе истинный поэт не состоится.
Уже гораздо позже я узнал, что автор популярной блатной песни «Когда качаются фонарики ночные» — Глеб Горбовский:

«Когда качаются фонарики ночные,
Когда на улицу опасно выходить,
Я из пивной иду,
Я никого не жду,
Я никого уже не в силах полюбить.
Мне девки ноги целовали, как шальные,
С какой-то вдовушкой я пропил отчий дом,
И мой нахальный смех
Всегда имел успех,
Но моя юность раскололась как орех».

Я мечтал встретиться с Глебом Горбовским, но не случилось. И Виталий Сейнов уже не скажет про мои стихи, на которые кто-то песню сложит. Поезд мой давным-давно уже ушёл.
Звучат где-то пронзительно бардовские песни, но я их не слышу. Я сижу в машинном зале ВЦ. Уже вечер. ЭВМ сломалась. Ремонт — моя обязанность. Кончается вечерняя рабочая смена. Тридцать первое декабря. Все сотрудники отдела уже собрались в ресторане «Невские берега» отмечать Новый год. Последний день года — самый поганый для заводского ВЦ. На ЭВМ готовятся годовые отчёты для главка, министерства и прочих важных и не очень важных контор. И без этих отчётов ну никак нельзя обойтись. И всё в Москву. Кабы не в Москву, а для внутреннего потребления завода, можно было бы в предновогоднюю ночь и не напрягаться. Цеха подождут и заводская бухгалтерия подождёт. Но с Москвой не до шуток.
Умер Виталий в 2001 году. Он прожил 62 года. Его первая и последняя любовь — Тамара ушла следом за ним. На похороны Виталия пришел бригадир и его коллега из метрополитена. Я жил уже в Германии.

«А три сосны передо мною
Как три судьбы, как три судьбы»
А. Дулов

Виталий похоронен на кладбище при крематории. Каждый свой приезд в Питер посещаю его могилу. На могиле нет даже бумажных цветов. Впрочем, в годовщину его смерти друзья по певческому цеху организовали вечер памяти во дворце культуры имени Газа Санкт-Петербурга.

Александр Самойлович Массарский

Академик Международной академии информатизации при ООН. Заслуженный работник культуры Российской федерации. Заслуженный тренер России по самбо и дзюдо. Изобретатель СССР. Член Союза кинематографистов России. Член гильдии актеров советского кино. Член творческих союзов и спортивных федераций. Почетный доктор Балтийского государственного технического университета «Военмех». Кавалер ордена «Звезда созидания». Награжден Международной академической медалью «Человек творец».
А. С. Массарский по праву считается одним из основателей отечественной школы каскадерского киноискусства и занимается этим опасным делом более 60-ти лет. Он дублировал в трюках многих известных артистов и сам снимался как актер. Созданный им отряд каскадеров «Ленфильма» многие годы работал на всех киностудиях страны. Поставленные им трюковые эпизоды широко известны в фильмах: «Белое солнце пустыни», «Мертвый сезон», «Король Лир», «Транссибирский экспресс», «Блокада», «Человек-амфибия», «Тревожное воскресенье», «Ермак» и других.
Разумеется, об этом я ничего не знал, когда поступил в секцию самбо к Александру Самойловичу в 1955 г. Тогда ещё школьник. Секция была при Педагогическом институте им. Герцена. В тот же год появился в секции Анатолий Рахлин. Он начал учиться на факультете физической культуры в Педагогическом институте им. А. И. Герцена.
Почему-то во всех опубликованных биографиях «тренера Путина» — Анатолия Рахлина указано, что начал обучаться борьбе самбо во Дворце пионеров. Маловероятно, чтобы только секция самбо во Дворце пионеров могла сделать из Рахлина спортсмена. А то что пять лет (время обучения в институте им. Герцена) его тренером по самбо был А. С. Массарский, об этом ни слова. Вот что пишется во всех биографиях Рахлина: «После школы Анатолий Соломонович окончил Педагогический институт (факультет физкультуры), служил во флоте. В 1962-м стал тренером в заводском спортклубе „Турбостроитель“, где и набрал небольшую группу мальчишек, мечтающих овладеть дзюдо. Среди прочих в нее вошел и Владимир Путин». Среди «прочих» были и братья Аркадий и Борис Ротенберги, ныне придворные олигархи.
Обучаясь у Массарского как самбист, Рахлин не выделялся. Был посредственным спортсменом. И потому у Александра Самойловича он не пользовался особым вниманием. Массарский отмечал совсем других учеников, которые стали мастерами спорта и чемпионами Ленинграда. В последние годы тренировок в секции самбо в институте имени Герцена Массарский часто назначал Рахлина тренером новой группы начинающих самбистов. Может, понял, что из Анатолия не получится ни мастер спорта, ни чемпион Ленинграда. Но тренерские способности, возможно, проявлялись. И действительно Рахлин как тренер позже стал удачливым. Вероятно, благодаря знакомству с Путиным, сделал блестящую тренерскую карьеру. Безусловно, Анатолий Рахлин стал талантливым тренером. Иногда из посредственных спортсменов вырастают очень достойные тренеры. Но главную школу самбо Рахлин прошёл у А. С. Массарского.
Юный Путин поступил в Ленинградский университет и продолжал заниматься в секции самбо А. С. Рахлина. По некоторым сведениям Путин был принят в университет как подающий надежды спортсмен благодаря рекомендациям Рахлина. В ту пору для поступающих в высшее учебное заведение существовала такая прерогатива. Володя Путин жил тогда в Ленинграде на Басковом переулке 12. И замечательно было это место в Ленинграде только тем, что рядом был Мальцевский рынок. Много лет Рахлин был личным тренером Путина по самбо и позже дзюдо. За 50 лет работы подготовил более 100 мастеров спорта.
Вот бы подружиться мне в те ранние годы с Толей Рахлиным, может, яркие огни рамп, исходящие от ВВП, осветили бы не только Толю, но и меня. А я бы прославлял их обоих в своих стихах и прозе. Но нынче есть уже у нас придворный писатель Владимир Соловьев со своей книгой «Путин. Путеводитель для неравнодушных». Приведу лишь один отзыв на эту книгу: «Многочисленные повторы тем и даже целых абзацев наводят скуку. Чувствуется некая занудность в слоге автора».
В году 2010-м журналисты спрашивали Рахлина: «Вы встречаетесь с Путиным?» «Нет, он мне не звонит», — слышали в ответ. Анатолий Рахлин умер в 2013 году. Владимир Путин приехал в Санкт-Петербург, чтобы проститься со своим тренером по дзюдо. Гражданская панихида прошла в Центре дзюдо на Кондратьевском проспекте Петербурга. В этом здании располагалась одна из старейших секций борьбы в России.

 Анатолий Рахлин (1938-2013)

А я возвращаюсь в свои юные годы. Почти все ученики Александра Самойловича Массарского первого призыва через три-четыре года имели первые разряды по самбо. В том числе и я. Двое из нашей группы стали мастерами спорта и были чемпионами Ленинграда. Помнится, была у нас встреча: мы выступали за «Зенит» против самбистов ЦСКА. Мне Массарский тогда сказал, что сейчас я буду бороться с очень сильным парнем. Мол, продержись ну хоть первый раунд. И вот на первой же минуте сработал мой прием «передний переворот». И противник лежит на спине. Я же и сам не ожидал от себя такого успеха. Чистая победа. Через год на чемпионате Ленинграда по самбо мне сломали руку. Так закончилась моя спортивная карьера.
В армии, я служил в стройбате. И там мне приемы самбо очень помогли бороться с дедовщиной. Не раз приходилось драться, защищая «униженных и оскорблённых». Одному из старослужащих я серьезно повредил руку. Это танкисты или артиллеристы работают головой. А в стройбате совсем иное дело: повредить руку солдата из стройбата — больше чем преступление. За это я получил десять суток губы. И солдатское уважение в роте.
Сколько поездов пронеслось мимо меня. На подножку бы вскочить и почувствовать ветер перемен. Но литературный сквознячок меня освежил только в поздние годы.
И вот я обращаюсь к своим литературным друзьям, помните песню Булата Окуджавы:
«Не оставляйте стараний, маэстро, не убирайте ладоней со лба».
И очень странно, что эту сточку замечательный писатель Владимир Войнович считает бессмысленной. (См. «Автопортрет: Роман моей жизни» В. Войнович). Кстати, всем начинающим авторам рекомендую прочить этот «роман» Войновича. Всегда пытайтесь добиться встречи с главным редактором, чтобы он хоть полстраницы прочитал вашего текста. А если ваше сочинение попадёт в руки члена редакционной коллегии, которые часто просто несостоявшиеся учительницы русского, то на девяносто девять процентов получите отказ. Как пишет Войнович, этой «учительнице» проще написать отрицательную рецензию, чем доказывать, что текст надо напечатать.