Его мелодии были крылаты — словно фамилия оказалась вещей; точно подтверждалась глобальная связь всего со всем; они были крылаты и легки, и нежность подлинности заполняла их с избытком.
Евгений Крылатов дарил миру песни с щедростью волшебника, знающего, что необычный дар его должен быть расплескан по миллионам душ.
Песня в чём-то сродни хлебу; и — лакомству одновременно — без неё нет жизни, как и невозможен праздник.
Хлеб питает надеждой, крепит поддержкой, а лакомство — балует радостью.
И радовали, взлетая выше елей, бесконечные детские качели, хоть сквозь ритмы и проступала грусть: грядущего прорастания во взрослую жизнь, а как оно там? Неизвестно…
И плыли нежными облаками песни из мультика про Умку, и разнообразно переливались всеми оттенками музыкальной палитры мелодии из «Чародеев», «Каникул в Простоквашино», «Деда Мороза и лета»…
Евгений Крылатов точно не умер — но растворился в магических звуках песен, отражённых в таком множестве детских и взрослых душ, что понятие «смерть» становится бессмысленно.
Александр Балтин