Праздничный пирог
Все таяло, за окном пищали птички, и это дико меня раздражало. Я встал не с той ноги, и пока курил, выдыхая дым в открытую форточку, ругал про себя эти мелкие комки перьев, прыгающие с ветки на ветку. Небо было голубое, солнце слепило. Закрыв форточку, я взглянул на часы. Было восемь.
Спустя несколько часов я узнал, что значит возвыситься надо всеми друзьями. Вот как это было: я просто ехал в троллейбусе и нащупал в кармане брюк лотерейный билетик. Этот бережно сложенный листочек привлек мое внимание, обычно я ничего не ношу в карманах брюк. Бездумно разворачивая билетик, я скорее ожидал увидеть там сколопендру, чем десять перечеркнутых цифр.
Я не ждал этого момента. Настолько не ждал, что забыл… Я позвонил по номеру, крупным шрифтом указанному на обратной стороне билетика. Назвал номер своего билета, выходя из троллейбуса, и при этом зацепился курточкой за поручни. Мне сказали, что перезвонят…
Вообще я давно играю, покупаю эти маленькие купончики дважды в неделю на протяжении семи лет, но до этого выигрывал такие мелкие суммы, что их едва хватило бы на пачку сигарет. Скорее всего, я играл по привычке. Идешь домой, покупаешь еду и заодно билетик… Сидишь перед телевизором и вычеркиваешь совпадающие циферки.
Мой мобильный зазвенел, и мне сообщили, что со мной говорит представитель Икслото, и что я выиграл миллион долларов. Слушая голос девицы, специфически искаженный мобильной связью, я вспоминал вчерашний вечер. Пиво было ни при чем. Я выпил всего пару банок. Два пива не могут сделать с человеком такое. Как я мог забыть? Вот что было вчера вечером: я разбирался с документацией по работе и параллельно вычеркивал циферки под шоу Икслото.
Итак, это случилось. Сначала я не поверил в случившееся. Пока я поднимался в лифте, меня медленно, как бы сквозь толщу воды настигала радость. Интересно, почему так?
Зайдя в офис, я окинул взглядом коллег, уже ссутулившихся за письменными столами, и что-то щелкнуло. Их плечи и затылки выглядели устало, несмотря на то, что стояло утро. В помещении не хватало света, и звон включенных дневных ламп создавал усыпляющую атмосферу. Света все равно не хватало. Кто-то обернулся и, увидев меня, протянул руку, чтобы поздороваться. Протягивая руку в ответ, я почувствовал, как вхожу, влипаю в это помещение как муха в липкую ленту. Ритуал влипания был в самом разгаре. И тут до меня дошло окончательно.
Я выбежал из чертова офиса. Показалось, земля уходит из-под ног: голова кружилась. Свершилось! Наконец-то! Можно больше не бывать здесь! Ни-ког-да! — произнеся это слово, я чуть не заплакал.
Выхватив мобильный, я набрал номер матери. Она в это время шла вдоль трассы, и из-за шума машин не разобрала ни слова:
— Я тебе перезвоню, здесь ездят машины, ничего не могу понять, — и короткие гудки.
Мне было неприятно. Мне нужно было поделиться радостью от получения своего первого миллиона! Ведь теперь все изменится. Я еще не знал, что именно буду делать с этими деньгами, но теперь точно все переменится к лучшему. Эта радость переполняла меня, все цвета вокруг стали ярче, все звуки радовали, даже писк птичек, раздражавший меня накануне. Распалённый еще больше, трясущимися руками стал искать в контактах номер брата. Брат, зная меня лучше многих, сразу поверил. Я пообещал купить ему лучший шотландский виски, он ответил скромной благодарностью (он вообще человек очень скромный) и мы решили ехать в столицу за чеком вместе.
Мы выехали в полночь; на столике между нами возвышалась обетованная бутылка виски, фрукты, закуска. С нами ехал толстый смешной человек с сальными волосами и горизонтальными рельсами морщин через весь лоб. Василий был не только охоч до чужого виски, но и любитель повеселить. Редкий человек. Словом, поездка удалась. Домой мы ехали уже втроём: Василий напросился к нам в гости. Чек на миллион долларов упоительно грел карман, а в голове у меня уже рождался бизнес-план.
Открыв свой бизнес в течение двух недель, спустя два месяца я сделал первые деньги. Все как-то легко получается, подумал тогда я, и тут же сплюнул через левое плечо, чтоб не сглазить. Как всякий уважающий себя русский, был обязан «обмыть это дело». Друзей собралось невиданное множество, и все были необычайно приветливы. Каждый хотел познакомиться поближе. Я разрезал пирог и рассказывал свой любимый анекдот, и счастью моему не было предела: у меня никогда прежде не было столько друзей!
На мне была новенькая дизайнерская рубашка персикового оттенка и серый брючный костюм. Дамочки засматривались. К слову, пирог был покрыт мастикой примерно такого же цвета — так совпало.
Так вот, дело уже шло к чаю, блюда с жирной пищей были убраны, компания раззнакомилась и уже вошла в стадию распада на маленькие сообщества. Эта стадия развития большой компании исключает публичность отдельного человека. В такой момент можно запросто исчезнуть, если отлепиться от двух-трех персон, с которыми ты ведешь беседу. Человек, сидящий слева от тебя, смотрит на того, кто сидит слева от него, он не видит тебя. Этим я объясняю себе то, что произошло потом.
Разрезав пирог и передав блюдца, я вдруг ощутил резкую боль в правом боку. Отскочив и чуть не столкнув блюдце со стола, я оглянулся. Моя подруга жевала кусок мяса, а на губах у неё была кровь. Бок саднил. Приложив к нему руку, я ощутил такую же резкую боль в плече. Я рывком обернулся — мой брат с окровавленным ртом жевал кусок торта цвета моей рубашки. Рядом с ним кушал пирог, попеременно жуя и рассказывая новую шутку, Василий. Мама кушала, подруга кушала, все кушали пирог.
И тут все прояснилось.
Я стал праздничным пирогом. Я настолько стал праздничным, что стал пирогом, и теперь они хотят меня съесть. Они откусывали кусочки пирога, аккуратно лежащие на их тарелочках, и явственно ощущались эти укусы на моем теле.
— Прекратите! — воскликнул я. — Прекратите есть пирог! Это же я!
Но гости не слышали. Мама, сёстры, брат, друзья — откусывали от меня кусочки, всем хотелось стать мною. Вместе с тем я становился прозрачным, мой голос утратил способность достигать их слуха.
Вскоре от меня не осталось ни крошки, я стал призраком и наблюдаю за всем этим сбродом. Поют птички. Нечеловеческие голоса перебрасывают друг другу нечеловеческие слова над головами людей, столпившихся во дворе дома.
Мои друзья ходят по дому в растерянности, вызывают полицию. Они оплакивают меня, считают меня пропавшим без вести. Им кажется, будто бы я вышел покурить и не вернулся. Какая-то женщина сказала, что ей стыдно, что она ела пирог, пока меня похищали. Какой-то мужчина согласился с ней, что это могло быть похищение молодого бизнесмена. Должно быть, скоро потребуют выкуп, сказал другой мужчина.
А я рад, что стал пирогом и что меня съели. Я не должен был не быть съеденным, и вот, что я вам скажу. Я спасён.
К тому же, процесс поедания меня прошел почти безболезненно.
К тому же в момент поедания я как никогда отчетливо осознавал, что именно со мной происходит.
Джоанна
Красавица, именем которой было совершено столько подвигов, думая о которой, я убивал драконов и сражался с воинами, одна мысль о которой давала мне силу, равную силе пяти воинов — красавица из иного мира, которая, возможно не помнит меня — разве не стоит она благодарности? Я видел ее только раз. Это было в День Всех Бардов. Нас было — человек двадцать с лишним, мы шли на площадь. Приближаясь, мы все отчетливее слышали музыку. Состязания бардов уже начались. И вот тут-то я и увидел Ее. Время вмиг расширилось и стало многомерным, оно дышало, двигалось, становилось материальным. Минуты предопределяли всю судьбу. Смотри, говорило время: вот Она приближалется к тебе, неземное существо, сотканное из облака. И я смотрел. Это был переломный момент, я явственно ощущал это. Больше всего меня поразило то, как волшебно сочетание ее оттенков: волос, глаз, кожи, губ — вписано в линии; я в первый и последний раз увидел Совершенство. Я затаивал дыхание, когда она улыбалась: мне было страшно, что-то, что было ею — невидимое, тайна ее — испугается и вспорхнет стайкой бабочек, и я тогда останусь один. Что это было — не знаю, может, ее улыбка или она сама, или волшебство, которое незримо между нами сияло.
Мы подходили к площади; во мне росло отчаяние, хотя время все еще искрилось совершенством ее красоты. Музыка заглушала голоса, предугадывая будущее. С каждым мгновением нас обступало все больше людей: чужие лица, руки, одежды. «Мы вот-вот расстанемся, — говорил я себе, подозревая, что навсегда, — это будет драмой всей жизни — потерять эту девушку, которую я знаю не больше получаса». Я знал, что просто нельзя сделать иначе, я взял Ее руку и сказал:
— Джоанна, стань моей женой! Я люблю тебя.
Она улыбнулась. На секунду мне показалось, что она сейчас исчезнет, но нет — ее рука покоилась в моей, умиротворяюще теплая и маленькая, пальчики-спички.
— Я ждала этого всю жизнь. Я стану твоей женой, если ты мне докажешь, что достаточно силен — она отняла руку и тут же вернула. Что-то холодное. Взмах ресниц. — Это мое сердце, и оно теперь будет с тобой всегда.
— Но это же камень, — возразил я. В этот же момент раздался голос ее отца. Он позвал ее по имени, и она исчезла. Сколько я не искал ее глазами, взгляд наталкивался на фон — серый лес лиц, среди которого не было солнца. Имя и эта теплеющая тяжесть в руке. Джоанна. Я стал выговаривать это имя, сначала про себя, потом шепотом и, наконец, вслух. Джоанна, говорил я и слушал. Не выдержав, я разрыдался. Забыл сказать — мне тогда было шесть, а Джоанне на вид — восемь или девять.
— Жан, что с тобой, Жан? — спрашивала мама. — Кто обидел тебя?
Когда я показал ей кулон в форме сердца, который Она подарила мне, мама не поверила, что это подарок.
— Здесь не было никакой девочки, Жан. Не выдумывай. Ты всю дорогу шел один.
Мама пыталась утешить мои слезы. Мама говорила, что я все выдумал. Но я-то — я-то знаю, что Она есть, она где-то здесь, рядом, среди этих лиц, Ее голос вплетен в этот нестройный шум, и если я прислушаюсь, услышу его, говорил я себе. Ее лицо где-то здесь, среди этих лиц, нужно вглядываться предельно внимательно. Но ее больше рядом не было.
Когда я понял, что я больше не увижу мою возлюбленную, когда свыкся с этим — но не смирился — Джоанна стала для меня всем. Тектоническое изваяние живого времени остывало, в нем больше не было дыхания. Всматриваясь в лица других людей, в пейзажи или случайные линии, узоры трещин, я узнавал ее черты, вслушивался в голоса, шум прибоя, шелест трав — и слышал ее интонации. Время шло. Я рос и становился сильнее, и ждал: я знал, что должен стать сильнее, должен стать рыцарем, чтобы все то, что я предугадал в своем видении, свершилось. Это было в порядке вещей — жить так, становясь сильнее, ища ее, идя к ней. Я знал, что не умею жить по-другому, знал, что иначе не может быть. Признаться честно, часто притворялся скептиком, когда речь заходила о любви. Мой друг сказал, что я заблудился в пустыне и ищу пригрезившийся мираж. В других женщинах я сразу же находил изъяны, ни одна и близко не походила на нее. Они были — не она.
Рыцарская служба оказалась делом всей моей жизни. Я стал лучшим рыцарем, король доверял мне самые опасные и важные задания. Спасая королевство от драконов, колдунов, ведьм, разрушая тайные заговоры, усмиряя восставших крестьян, на самом деле я искал ее. Я узнал, что ее нет в нашем королевстве. В соседних королевствах ее тоже не было. «Но ведь мир велик, — говорил себе я, — где-то же она есть! Она ждет меня, она собирает цветы». Только ее сердце было подтверждением ее существования. Призрак, сущий призрак, сказка для младенца. Она перевернула мою жизнь и исчезла. Что было бы со мной, если бы я ее не встретил? Кем бы стал я тогда? Иногда мне не спалось, и такими ночами воцарялась тишина: ночные птицы переставали петь, куда-то девались сверчки и стихали все шорохи, я невольно вслушивался. Звучал ее голос — но то было эхо, заблудившееся в лабиринте десятилетий.
Когда я стал слишком стар, чтобы рыцарствовать, то поселился в замке и стал учить юношей искусству боя на мечах. Мой день образцово прост, каким был всегда. С утра до позднего вечера — тренировки. Я по-прежнему смотрел на горизонт и вспоминал ее, но все чаще — как сон, мечту, которой не суждено воплотиться. В жизнь вливался деготь сомнения. Что-то неумолимо гасло во мне — жизнь, вера в ее реальность — для меня они всегда были едины. Я всегда точно знал, что Любовь умрет со мной. Джоанна жила где-то далеко, или не жила уже, или?.. Все чаще я думал, что это проделки какой-то злой силы.
Я был погружен в свои мысли, собираясь отойти ко сну. В камине потрескивал костер, старая мышь точила доску в углу. Внезапно раздался скрип двери. Я поднял глаза: сперва копна золотых волос, а потом весь мальчик протиснулся в дверь. Принц никогда не стучал, входя. Ему нравилось появляться внезапно.
Он забрался в кресло рядом с камином и уставился на меня, улыбаясь. Ему снова захотелось историй, подумал я. Что на этот раз?
— Чего желает ваше величество?
— Отец сказал мне, что ты убивал драконов. Расскажи мне про драконов! Я тоже хочу убивать драконов, как ты.
Эти громадные склизкие твари вызывали отвращение, но мальчику надо представить себе их мощь. Ему нужны впечатления. Я начал издалека, воскрешая воспоминания, описывать один из походов на драконов:
— Уже третий день мы кружили по Болотным Лесам, рискуя, ступив не туда, погрязнуть в топях навеки. Уставшие воины просили повернуть назад, но я решил твердо: пока не убьем эту тварь, в город мы не вернемся. Дракон жил на ветвях здешних сосен, он спал днем, а ночью сжигал поселки. Нужно было найти дракона до заката, застать врасплох. Я знал, что он рядом, мы приближались к нему с каждым шагом. Дракон нас не слышал, он спал, как ягненок. Драконы вообще очень крепко спят. Если ты когда-нибудь днем увидишь спящего дракона, можешь делать с ним все, что взбредет тебе в голову — спящий дракон — груда мяса… — я на секунду задумался: видела ли Она драконов?
… И вдруг я проснулся.
Знаете, как это бывает, когда ты видел прекрасный сон: первые секунды думаешь, что-то была реальность, а это — сон. Это состояние длится какие-то секунды, но тебе кажется, что оно длится долго. Но вот что-то меняется в мозговой активности, и от мечты остается самая малость — надежда. Ты уже просто надеешься, что сможешь заснуть и снова попасть в тот мир… Не выходит, кошмарная реальность обступает тебя со всех сторон, и вот уже стерлась волшебная дверь в сон. Ты окончательно проснулся, это был сон, просто сон. Во сне все было другое, во сне был другим ты сам ты.
Реальность настигает меня, подкравшись сзади, существование, без спроса ворвавшееся в мою дверь, участь миллионов. Моя реальность: выкрашенные в желтый цвет стены, белый потолок, запах лекарств, щупы капельницы, въевшиеся в кожу тела, ни одна из мышц которого не повинуется мне. Можно смотреть на потолок, можно перевести взгляд на стены и краем глаза увидеть окно (свет слишком ярок, такого оттенка были волосы мальчика во сне). Открываю рот и пытаюсь произнести ее имя — вырывается только бессвязный хрип. Мечутся, точно загнанные в ловушку звери, мысли, подхватывают снегопад воспоминаний о той, настоящей жизни.
Джоанна…