Сколько их было? Дюжина?
Семнадцать иль двадцать пять?
Жизнь войной отутюжена
И не кому их считать.
Каждый из них был маэстро,
Гордость и слава страны.
В состав одного оркестра
Смертью они сведены…
* 1 *
Гласили фашизма законы,
Бог создал евреев зря.
И повезли эшелоны
Их в гетто и лагеря.
Из Франции, Бельгии, Польши
Везли их на смерть палачи.
Жизнь в лагере длится не дольше,
Чем время дойти до печи.
Не знали убийцы сомнений,
Приказы нельзя обсуждать.
А пепел как удобрение
Крестьянам легко так продать.
Одежда, обувь, игрушки —
Всему есть своя цена.
На деньги делали пушки,
Чтоб продолжалась война.
А кожу на абажуры,
Моды фашистской писк.
Правда, для тонкой натуры
Есть огромнейший риск.
Может не выдержать разум
Так трупы сжигать людей.
И выход нашёлся сразу
Евреев сожжёт еврей.
Дадим для таких отсрочку,
Может и смерть подождать.
А выполнят дело — точка.
Прикажем всех расстрелять.
Жиды нам твердят о вкладе
В мировую культуру.
Нет личности в этом стаде,
Знаем мы их натуру.
Еврей по натуре шлюха.
Продаст и родную мать
Скажем, и гениев духа
Арийцев будут играть.
И вот из всех эшелонов,
Прибывших из разных мест,
Для подтвержденья «законов»,
Собран был лучший оркестр.
Играйте Вагнера, Баха
И шанс есть жизнь сохранить.
Что побледнели от страха?
Не бойтесь, будете жить.
Каждый из них был маэстро,
Гордость и слава страны,
В состав одного оркестра
Смертью они сведены…
* 2 *
После вечерней проверки
В бараке оркестр не спал,
И каждый по личной мерке
Всю свою жизнь проверял.
Тишину разорвал скрипач,
Тот, что был всех моложе.
«Есть в сердце моём только плач:
Что ты делаешь Боже?
Когда мы играли Баха
В печь уходил мой отец.
И скрипка была как плаха,
И разве я не подлец?
Жизнь продлевать на коленях —
Это удел рабов.
Нет во мне больше терпенья,
Нет утешения слов.
Завтра я скрипку брошу,
Оркестра покину строй
Чтоб коменданта рожу
Не радовал я игрой».
— «Музыка наше оружие! —
Прервал его речь дирижер, –
Вскроем врагов мы бездушье,
Убийцам дадим отпор.
Танго написано мною.
У каждого выбор есть
Струсить пред вражьей стеною
Иль защитить свою честь.
Подарим надежду жертвам,
Расскажем о вечной любви
И пусть всех нас ждёт muerto*.
Спас он всегда на крови».
____________
muerto* — исп., смерть
* 3 *
А вечером после акции
Оркестр комендант собрал
И стал им читать нотации:
«Жид по натуре нахал.
Приказывал: Вагнер и Бах.
Что же вам так неймётся,
Думаете на небесах
Вам и это зачтётся?
Вы можете исполнять
Ваше жидовское танго,
Но вам придётся узнать
О принципе бумеранга.
Сыграете, в крематорий
Уйдёт от вас музыкант.
По пеплу узнаем вскоре
Сколько же весит талант.
А жизнь только раз даётся
И глупо зазря сгореть.
Выбор у вас остаётся:
Геройствовать — это смерть.
Мораль для тонущих гири,
И кто вас будет винить?
Играйте «Полёт Валькирий»
Чтоб жизнь свою сохранить».
Сказал и ушёл, оставив
Стоять музыкантов строй.
И каждый думал о праве
Себя сохранить игрой.
И каждый думал о близких,
Сгоревших в огне печи,
Об утреннем страшном риске,
И не было сна в ночи.
И не было сна и каждый
К утру для себя решил,
Хоть жизнь даётся однажды
Предателю свет немил.
А утром пришли вагоны,
И смертники строем шли.
И танго сквозь все препоны
Пело о вечной любви.
О том, что ждёт их всех счастье.
О том, что спасенье есть,
Что скоро пройдёт ненастье
И радостной будет весть…
Когда же покинул вагон
Последний новоприбывший.
Тромбон положил на перрон
Старик, что был всех их тише.
Он выбрал себе дорогу,
Ведущую в крематорий,
Как лестницу прямо к Богу,
С которым встретится вскоре.
И завтра играли танго,
И брошен был контрабас.
(А принцип ваш бумеранга
Коснётся наци и вас).
И так день за днём, играя,
Редел музыкантов строй,
И словно ворота рая
Оркестр открывал игрой.
Последней играла скрипка,
Как с Богом вела разговор.
И музыканта улыбка
Фашизму давала отпор.
Пощёчиной бил талант,
И став, как бумага белым,
В скрипача сам комендант
Свой разрядил парабеллум…
Сколько их было? Дюжина?
Семнадцать иль двадцать пять?
Жизнь войной отутюжена
И некому их считать.
Мир их исчез в круговерти.
Стёрт был с лица Земли.
И танго любви и смерти
Нот нигде не нашли.
А что же от них осталось?
Рассказ, а это не малость,
О том, как живые мишени
Погибли, не став на колени.
Каждый из них был маэстро…
***
Палачам Бабьего Яра.
И, что им слово господнее?
С тех, кого звали друзьями
Срывали даже исподнее
И голыми гнали к яме.
И там в них, не целясь, стреляли.
И падали в яму люди.
Стреляли и прибыль считали.
Лишь прибыль важна Иуде.
А вечером после акции.
Подарки дарили близким.
Платья, трусы, комбинации
(Правда — нуждаются в чистке)
Будь проклят, кто это забудет.
Впишите это в скрижали.
Когда вроде добрые люди
Соседей своих убивали.
***
Когда осядет пыль из-под сапог,
Когда оружие сдадут на склады,
И станет снова милосердным Бог,
Когда гостям незваным будут рады.
Когда долги научимся прощать,
И драки не устраивая, спорить,
Когда не будем врать и обещать,
И станет близким нам чужое горе.
Когда не будет брошенных детей
И старики не будут без опоры,
И власть не будет обижать людей,
И рухнут высочайшие заборы.
Когда не будет «во спасенье» лжи,
Когда предателей всё сгинет племя,
И государств исчезнут рубежи…
Как я хотел пожить бы в это время.
Розовые очки
Мы разбитых очков собираем осколки.
Нам сквозь розовый цвет так приятно смотреть.
Потерпите друзья — успокоятся волки.
А убитых «баранов» не стоит жалеть.
Нам кричат пессимисты, но мы им не верим —
Волк спокоен тогда, когда съеден баран.
Из слоновой кости мы построили терем.
Верим в то, что воздастся по вере всем нам.
Пусть разбили очки и забрали осколки.
Мы закрыли глаза и твердим всё «О` КЕЙ».
Мир изменится наш, и изменятся волки.
Только боженька сделай всё это быстрей.
***
Ах, как радовались карьере.
Ах, какие сияли дали.
Всё получено в полной мере
Деньги, слава, посты, медали.
Только вдруг решено и баста.
Разбирайте всё наше добро.
В среднем возрасте это часто
По-народному — бес в ребро.
И бросают «цари» свои царства.
В неизвестность уходят «цари».
Понимая, свобода богатство,
А не доллары, франки, рубли.
Вот Гоген наплевал на работу,
На жену, на друзей, на детей.
Как охотник ушёл на охоту
За палитрой далёких морей.
И не кризис причина ухода
Да и возраст совсем не причём.
Просто стала вдруг лётной погода,
Чтоб лететь за весенним дождём.
Моисей
С прошлым полная ясность.
Всё узнал, что желал.
Ощутил сопричастность
К тем, кого презирал.
Нужен век, а не годы,
Чтоб отсеять, кто слаб.
Раб лишь жаждет свободы,
А душою он раб.
Преклоняет колени,
Любит тяжесть оков,
И предаст без сомнений,
И создаст сам богов.
Как исправить такого,
Если сердцем он глух?
Нужен меч, а не слово,
Стаду нужен пастух.
Но пастух в рабстве том же
С тем же чувством груди.
Обещал землю боже.
Но в неё не войти.
Трубач
А он не умел делать деньги
И вечно был, замкнут в себе.
Любил ДжетроТалла и регги.
И соло играть на трубе.
Когда душа его пела
Ласкал он трубу, как жену.
И словно женщины тело
Она отвечала ему.
И было в музыке этой
Экстаз и томленье души,
Страсть, что горит как комета,
И шёпот в ночи: «Не спеши».
Вся жизнь от рожденья до смерти,
И радость, и горестный плач.
Весь мир на звучащем мольберте
Создал гениальный трубач.
Плевать, что скандалят соседи.
Сбежала жен. Денег нет.
Маэстро влюблён в силу меди
И вытянул счастья билет.
Ода меди
Золоту не дано
То, что умеет медь.
Разве может оно
По-человечьи петь.
Плакать словно труба.
Как саксофон страдать.
Золоту не судьба
Медью простою стать.
Медью гудит струна,
Медью тарелки звенят.
Медь и только она
Звуков построит ряд.
Медью звучит талант.
Медью он обрамлён.
Оттого музыкант
В силу меди влюблён.
***
Чем крепче бизнес, тем слабее муза.
Она робка и голос её тих.
Богатство творчеству всегда обуза.
У бедности пронзительнее стих.
Но если бедность станет нищетою,
То мысль одна — добыть насущный хлеб.
Сжигает голод душу, словно Трою,
Что сжег, когда-то кровожадный грек.
Как удержаться на тончайшей грани,
Когда в движенье постоянном мир.
В провинции, в глухой Тмутаракани
Лишь творчество надёжный балансир.
И я хотел на грани удержаться,
Но мне твердит любимая жена:
Тебе за сорок, а не восемнадцать.
О доме думай ирод, сатана.
А может, хватит постоянно мучась,
Домой идти как будто бы на плаху.
А может лучше Одиссея участь —
Гулять по миру и искать Итаку.
***
В каждом сне таится подоплёка.
Каждый сон желания хранит.
Мне приснилась Незнакомка Блока
Я надеюсь, Блок меня простит.
Он её любил на расстоянье
Он молил, она не снизошла
Расстоянье это расставанье.
Оттого и в ночь она ушла.
Девушки всегда не любят робких,
Их сердца слезой не растопить.
И терзают каблуков подковки
Тех, кто их не сможет покорить.
Мне приснилась музыка барокко
Всё смешалось: Запад и Восток.
Кстати новость для бедняги Блока
Незнакомки взял я адресок.
***
Пусть я уйду. Но мой уход
Не нужно принимать печально,
Ведь всё когда-то отцветёт.
Душа моя взлетит астрально.
Сначала тело облетит,
Затем взлетит всё выше, выше,
И черепицей зашуршит
От моего полёта крыша.
Потом над городом взлечу,
Душою породнюсь с туманом.
Зажгите за меня свечу.
Я стану пятым океаном.
И в день, морозный, словно снег,
На Вашу лягу я ладошку
И поцелую Вас при всех,
От счастья тая понемножку.
Страсть
Снежинкой падать на ладонь любимой
И таять на ней без остатка.
В руках её быть податливой глиной:
Лепи меня. Мне это сладко.
Делай, что хочешь. Я таю от жара.
Пластичен до неприличия…
Если на свете и есть божья кара —
Это твоё безразличие.
***
Поэту романтику Г.Сусуеву
А мы в душе с тобою капитаны.
Хоть седина нам серебрит виски.
Нам часто снятся рифы и туманы
И пляжей золотистые пески.
Нам часто снятся юные мулатки,
Портовый город и ямайский ром.
Мы не мечтаем умереть в достатке
И жизнь не оставляем на потом.
А мир погряз в рутине как в трясине.
Романтика для мира не нужна.
Вокруг жара, а мы на тонкой льдине
И головой не рушится стена.
Не рушится, а мы стену разрушим
И выплывем рассудку вопреки.
Романтика спасает наши души,
Как в рукопашной острые штыки.
Ведь в нашей жизни творчество не хобби –
Отдушина, где так легко дышать.
Где нет и места зависти и злобе.
Где можно над обыденным летать.
Пока заморские нас манят страны,
И мы берём принцесс на абордаж,
То мы с тобой конечно капитаны
И романтизм души не антураж.
***
Исчерпав предназначенье
Парус твой висит как тряпка.
Прошлых лет ночные бденья
Телу вовсе не зарядка.
Изменились интересы:
Краше рая тёплый угол.
Ни к чему тебе принцессы
С этим делом нынче туго.
Стал гуляка домоседом.
Жизни цель — покой для тела.
И казаться стало бредом,
То, что юность раньше пела.
Юность вдребезги разбилась.
Потерялась вся в траве.
Отчего всё так случилось?
Стих твой ветер в голове…
Пусть считают это дурью.
Крутят пальцем у виска.
Я себе желаю бурю
До последнего звонка.
***
Время крылья обрежет
Счастье прощай, уйди.
Будут всё реже и реже
Страсти кипеть в груди.
Возраст? В паспорте запись.
Крылья? Лечу без них.
Гложет соседей зависть —
Вновь разгулялся «псих».
***
Истории всегда бумажный след.
Бумага стерпит ведь любые сказки.
И, кажется, героев вовсе нет
Есть тщательно придуманные маски.
Историк, как художник-ретушёр
Лжеца венчает лаврами пророка,
А тот убийца, проходимец, вор
Стал рыцарем без страха и упрёка.
И вот для них возведен пьедестал
И мы хвалу поём им без границ.
Я книги о героях все продал.
Остался лишь гомеровский Улисс.
Я часто вспоминаю Одиссея,
Когда прейдя с гулянки допоздна,
Жене я объясняю не краснея,
Что опоздал, то не моя вина.
А виноват лишь Бог и обстоятельства:
Туман, гроза и сильный гололёд,
Что помешало моему сиятельству
Немного раньше завершить полёт.
Я часто вспоминаю Одиссея…
***
Гомер
Меня называют глупцом и слепцом —
Не видит он дальше деревни.
А мог он бы стать величайшим бойцом,
Ограбив соседские земли.
Но домик в деревне ничем он не плох.
Живу ни о чём не жалея.
Посеял редиску, морковку, горох.
И сел дописать «Одиссея».
***
Весна пришла, и птицы сбились в стаю,
Домой летят с югов на севера.
Я взглядом их печально провожаю.
В их крике слышится: пора, пора…
Донбасский край. Ковыль и терриконы.
В том городке меня давно не ждут.
Хочу туда. Плевать мне на законы.
Там абрикосы скоро зацветут.
Ну, что мне надо: здесь всё время лето,
Цветы и пальмы, море и песок.
И на печаль все наложили вето…
А мне домой хотя бы на часок.
Возьму бутылку, горькой, как чужбина,
Пойду один на старенький погост,
Ах, мама, мама, не ругайте сына.
Ваш сын не поумнел, хотя подрос.
Меня всё носит по морям и странам,
И всё ищу я то, что не терял.
Чужбина — это соль открытым ранам,
Которые я сам расковырял.
Я выпью всё, лишь на могилу стопку,
А крошки птицам, ведь они родня.
Они, как я, с весной летят вдогонку.
Домой, домой — зовут они меня.
***
А мы верны лишь только до порога
А за порогом вольные стрелки.
Нас соблазняет новизной дорога
Вперёд, вперёд ведь все мы мужики.
Нас провожают жёны горько плача.
Куда? Зачем? И как я без тебя?
Их успокоит всех соседский «мачо»
И время не потратят они зря.
Настанет день, и мы домой вернёмся
Кто на щите, а кто-то со щитом.
Мы с «женихами» быстро разберёмся
Всего важнее одиссеям дом.
Пройдёт неделя — мы залечим раны
Жена поможет и поможет Бог.
И вспомним мы — да мы же капитаны!
И снова нас потянет за порог.
Мир их исчез в круговерти.
Стёрт был с лица Земли.
И танго любви и смерти
Нот нигде не нашли.
А что же от них осталось?
Рассказ, а это не малость,
О том, как живые мишени
Погибли, не став на колени.
Каждый из них был маэстро…
Пронзительные строки, очень важные и по-прежнему своевременные и актуальные. Это нельзя забывать.
И нельзя из палачей делать героев.
Будь проклят, кто это забудет.
Впишите это в скрижали.
Когда вроде добрые люди
Соседей своих убивали.
Два ключевых слова — вроде добрые.
К сожалению, всё повторяется.
Спасибо за память, за стихи, Марк!