Памяти матери
Сергей Иванович был стариком (семьдесят один год скоро) практически здоровым, редкие хвори приключались, конечно, что в таком возрасте и не удивительно, но особых проблем не было. С головой, в смысле, с памятью и психикой — тоже был порядок, — ум сохранял ясный, запросто помогал внуку студенту в «лабиринтах» начертательной геометрии, мехмата или сопротив-ления материалов, а всякие оккультные и мистические вещи отвергал. Как сейчас модно говорить, вëл адекватный и активный образ жизни, груза лет практически не чувствовал. Правда, «глядя в календарь» иногда задумывался о смерти, но отгонял эти мысли, успокаивая себя неизбежностью предначертанного и нашей беспомощностью перед грядущим: «Так зачем себя лишний раз расстраивать?», — говорил он. ***
Самым обычным весенним утром жена попросила съездить в магазин. Сергей Иванович заученными движениями открыл ворота на улицу, с наслаждением вдыхая запахи первой нежной травки. Вдобавок весёлая птичка громко и радостно чирикала, поднимая настроение. Сел за руль, включил заднюю передачу, сосредотачивая внимание на проёме ворот; на той стороне улицы, в зеркале заднего вида, мелькнул очень знакомый силуэт женщины. Не отвлекаясь, выехал за ворота, вышел из машины, и тогда внимательно посмотрел на проходившую. Первая мысль даже не испугала: «Да это же моя мама». Потом — Стоп! «Как мама? Не может быть мама! Мамы нет уже много лет.» Ещё и ещё раз, он внимательно всматривался в удалявшуюся фигуру, но ничего не вызывало сомнений, — это мама. «Чушь какая-то, я же не сошел с ума?» — думал он. Но сходство было поразительным: фигура, походка, даже лёгкое пальто песочного цвета, были еë, и какая-то кокетливая шляпка на голове в её стиле. Да каждый из нас часто встречает людей очень похожих на кого-то: и внешне, и жестами, и голосом — это особо и не удивляет, а здесь появился страх, вернее непонятно что, трудно подобрать правильное слово.
Бежать за ней он не стал.
Первым порывом было желание пойти рассказать жене. Но зачем? О чëм? И чем она может помочь? В чëм помочь? Да, она скажет: «Не расстраивайся, ты же понимаешь, что это только показалось», — он и сам это прекрасно понимал.
В сильном волнении Сергей Иванович поехал в магазин, там, не отдавая себе отчëта, брал с полок какие-то продукты, машинально клал их в корзину и постоянно высматривал среди покупателей маму. В голове мысли: «Это наверное какая-то соседка?» — но соседей всех знал. — «Наверное приеха-ла к кому-то? Но какая разница теперь, в конце концов?»
Когда он вернулся домой жена сразу почувствовала неладное.
— Что случилось с тобой? — взволнованно спросила. — Ничего не случилось, расстроен я — петля на воротах заржавела и плохо открываются, на ступеньках споткнулся, чуть не упал. — Ой, врешь ты, похоже, вид у тебя какой-то неправильный. — И ты ещё! … Отцепись! — Дурной что ли? Не с той ноги встал? — справедливо обиделась она и ушла в другую комнату.
Оставшись один, Сергей Иванович заперся в кабинете, пытался привести сумбур в голове хоть в какой-то порядок, это удавалось с трудом, вернее, вообще не удавалось, — любая логика бессильна. С одной стороны: «Бесспорно, это была мама», а с другой: «Этого не может быть потому, что не может быть никогда». Оставалось только ждать что будет дальше? Несколько волновался, что во сне появятся кошмары. Но ничего страшного не произошло. Со следующего дня в голове стали появляться «картинки» о маме, причем такие о которых он и не подозревал, что они в памяти есть.
. Мама моя, — думал он, — отличалась от мам друзей или других женщин соседок, сейчас бы сказали — у неё был отличный от других менталитет, но тогда такого слова не знали. Произошло это, вероятно, от еë сильного желания изменить (в перспективе) свою безрадостную жизнь.
Перед войной, в пятнадцатилетнем возрасте, она с мамой и бабушкой переехала из хутора в райцентр, где они приобрели саманную «завалюху» под соломенной крышей. Две безграмотные женщины (прабабушка даже читать не умела) и девочка (мужчины исчезли в водовороте гражданской войны и коллективизации). Средства к существованию давал огород…
А какие перспективы у девочки? Работа на колхозном поле, муж, дети…?
Эти мысли прервало другое воспоминание. Он, совсем маленький, сидит на корточках у печки во дворе дома и ковыряет палочкой в горящих углях, а рядом в большом тазу какая-то огромная рыба (бабушкин друг-рыбак принес её в подарок) пугает его открывая зубастый рот. Палочка в руке дрогнула и красный кончик еë коснулся голой ноги. От боли и страха он начал истошно кричать. Прибежала мама, и вместо того, чтобы боль убрать, только усиливала еë — накладывала на «рану» неприятно пахнущую мазь, затем повязку, специально (как он думал) делала ещё больнее. Потом она поняла, как правильно надо — посадила его на колени, гладила по голове и целовала. Это сразу помогло. Боль начала утихать, он, всхлипывая судорожно успокоился и начал засыпать — стало тепло и приятно…
«Да, отца тогда уже не было, в детстве его не было, — подумал Сергей Иванович, — но первое короткое замужество многое изменило в маминой бу-дущей жизни, с ним она как бы перешагнула в другой социальный статус». Она — жена офицера-лётчика (сначала курсанта, конечно) старалась этому соответствовать. Одевалась «по-городскому», закончила какие-то «фармацевтические» курсы и пошла работать в аптеку, правда, сначала кассиром, но «среди интеллигентных людей», — так она говорила. Простые сельские женщины беззлобно и уважительно называли еë — «Городская». За несколько лет совместной жизни отец сумел привить ей любовь к чтению. Книг мама прочла, конечно, мало, но достаточно, чтобы понять главное: «Читай сынок, больше читай, в книжках написано очень много умных вещей, которые так нужны в жизни», — часто повторяла она». Случилось так, что отец на войне встретил другую женщину, с матерью разошлись.
Затем пошли «картинки» уже из школьных лет.
Из глубины всплыло, как мама пришла со школьного собрания и говорит: «Сынок, ты молодец, сегодня учительница хвалила тебя. Я очень рада. Сидела там и гордилась тобой». И обоим стало так хорошо, весь вечер они, будто беспричинно, хохотали и рассказывали друг другу веселые истории, — сегодня он забыл какие.
Вдруг возникла горящая елка в новогодний вечер, и тогдашний страх, совершенно реально сегодня, сжал сердце. …Только появились первые «Бенгальские огни» и маме кто-то объяснил, что они не опасны, от них ничего не загорится. Однако вся ëлка полыхала, и на ней покоробленная открытка с надписью –1955 год. (Значит, ему тогда было 9 лет, а маме, соответственно, 31. С ума сойти, как давно, — подсчитал Сергей Иванович.) …Мама повалила горящее дерево на пол, сверху одеяло, стала топтать всё это ногами, громко трещали раскалываясь, безвозвратно уничтоженные, такие красивые игрушки; вдобавок она принесла из кухни ведро воды и вылила еë сверху, затем, сев на стул, начала громко плакать. Мальчик успокаивал её и говорил: «Мам, ну мамочка, не плачь, мама, получишь зарплату и купишь себе другие игрушки, лучше этих»…
Когда Серёже исполнилось четырнадцать лет, мама вышла замуж второй раз за простого деревенского мужчину, работавшего конюхом. Кругозор которого далеко не дотягивал до первого мужа, но она как могла «воспитывала» его, и даже приучила по праздникам одевать галстук. Новый муж оказался работящим и умелым; они построили новый дом— просторный, с большими окнами и верандой, покрасили его в яркие цвета, все соседи приходили любоваться и перенимать опыт. На зависть сверстникам и у Сережи появилась своя комната. Но муж, как большинство сельских жителей, сильно пил, и когда у Серёжи родился сын, отчим умер от цирроза, оставив маму опять с двумя бабушками.
Воспоминания о маме переплетались с фрагментами собственной биографии, возникла обида на самого себя за те огорчения (мягко говоря), которые он причинял маме. …В переходный возраст — 8-й, 9-й классы — «много номеров откалывал», но она как-то умудрялась понимать его и до конфликта дело не доводила. Однажды, например, привел девочку Надю к себе ночевать. Мама сделала вид, что и ничего особенного, вкусно покормила их на ночь и уложила спать в разных комнатах, а потом (как у Шукшина в «Калине красной») жестко следила, чтобы он не зашел к Наде… в конце каникул, после 9-го класса, он вообще решил бросить школу и уехать в большой город учиться в техникум — то есть, уехать от мамы. Мама считала поступок глупым, уговаривала закончить школу говорила: «Сынок, ты же умница у меня, закончишь десятый, потом поступишь в институт, зачем же два года из жизни выбрасывать?» Но он упёрся и поступил по-своему…
Мама старалась изо всех сил и к его 20-ти рублевой стипендии добавляла еще десять. Несколько раз приезжала к нему в общежитие с огромными сумками всяческой еды. А он навещал еë на каникулах. И когда наступало время уезжать, мама начинала плакать еще за три дня до отъезда: «Я понимаю, понимаю сынок, что надо, но очень скучаю по тебе», — всхлипывая говорила она. Дальше ещё хуже — он бросил техникум на четвёртом курсе и в девятнадцать лет решил жениться. Вот здесь мама убивалась сильно. Что она говорила, всем, конечно, ясно, — каждая мама говорила бы то же. Говорила всё справедливо. И вот тут-то, совсем юному тогда ещё Сергею Ивановичу, пришла в голову простая, абсолютно правильная мысль: «Ты же собираешься жениться, значит считаешь себя мужчиной? А раз так, то надо совершать мужские поступки».
Сыграли свадьбу. Несколько месяцев с молодой женой прожили у мамы. Жена работала экономистом, т. е. небольшим начальником в узле связи, а он монтёром — с «когтями» и страховочным поясом для лазания по столбам. Однако за эти несколько месяцев он смог сдать экстерном экзамены за 10-й класс в своей бывшей школе и поступить на заочный факультет Московского Электротехнического. Мама очень радовалась этому и говорила: «Сынок, какой ты умничка у меня, закончишь институт, устроишься в городе и, может, меня заберешь… Как я хочу повернуть кран у себя в квартире, а оттуда течёт горячая вода!»
Ближайший филиал института был в Ростове-на-Дону, да и вообще тянуло обратно в город, потому вскоре с женой переехали туда. Несколько лет пришлось жить на съёмной квартире, и опять же мама помогла — из последних сил она собрала тысячу рублей, да своих добавили шестьсот, и вот за такую сумму (сумасшедшую в 1971 году) приобрели двухкомнатную кооперативную квартиру. Можно было бы и маму, наконец, забрать в город, но куда девать двух бабушек?
…Время шло, мама старела, появился внук, который большую часть времени гостил у бабушки. Мама очень радовалась этому, но на сына обижалась за редкие приезды. Он воспринимал это как «капризы», — что ли?..
Вдруг, переключась в настоящее время, Сергей Иванович подумал: » А твой сын и внук, сейчас часто навещают тебя, наверное тоже считают капризным стариком?»
…Вспомнил отрадный момент: когда писал диплом в Москве, было много времени, и он приобрёл билеты почти во всё театры, музеи, галереи, и все возможные достопримечательности Москвы, и пригласил на «культурную программу» жену и маму. Жили в центре города на Кутузовском в красивой гостинице, и не менее половины месяца ездили, посещали, смотрели, восторгались, приобщались. Мама была на вершине блаженства и вспоминала об этом всю жизнь. Конечно, она не была театралкой, да она вообще никогда не была в театре, и еë восхищало всё, но особенно поражалась в музеях живописи: «Никогда не думала, что люди могут так здорово рисовать, я читала иногда, что существует такое искусство, но чтобы так — поразительно!..»
Незаметно для себя, Серёжа превратился в Сергея Ивановича, работу свою делал хорошо и в тридцать пять лет стал Главным инженером телецентра. Мама гордилась необычайно. К месту и не к месту хвасталась своим друзьям, и даже незнакомым: «Посмотрите, посмотрите — видите вот тот молодой человек? Этой мой сын! Знаете какой он умница? Такой молодой, а уже большой начальник», — к смущению Сергея Ивановича, а если честно, и к гордости тоже (больше, почему-то, за маму). А когда приобрел автомобиль, и возраст мамы ещё позволял ей путешествовать, он брал её с собой в отпуск. Надо сказать, жена (умница) особо и не возражала. Показал маме Сочи, Абхазию, вершины Кавказа, даже на рыбалку она иногда ездила с сыном и внуком. Правда, они ловили, а она смотрела.
Когда бабушки умерли, мама переехала к Серёже. Лет десять она прожила в городской (сбылась мечта) квартире, немножко вместе с сыном, а затем рядом, в соседнем доме, потому что вышла замуж и счастливо прожила с мужем до своих последних дней. Так радовалась: «Наконец-то будем видеться каждый день, хоть на старости лет!» Но, увы. Времени катастрофически ему не хватало, — да, по телефону общались часто, а виделись, приходя в гости по праздникам. Или Сергей Иванович, спеша по неотложным делам мимо маминого балкона, приветствуя её жестом торопливо говорил: «Ма, прости, тороплюсь очень». А когда Сергей Иванович строил загородный дом, мама часто просила: «Возьми и нас с дедом на свежий воздух, так мне нравится, как у соседей петухи поют». Но он старался еë брать пореже, потому что она, уже совсем старенькая, без конца норовила помочь перемещать кирпичи или вывозить строительный мусор.
Вспомнил ещё один момент… По телефону (из соседнего дома), мама рассказывала: «Стою на балконе, вижу, внучек бежит домой из школы, в каждую лужу лапку сует. Я кричу ему, — зайчик, зайди к бабушке! Сгущенным молочком тебя угощу, да и ноги заодно просушим», — а он отвечает: «Спасибо, ба. Я лучше побегу к маме!..»
——————-
Почему так мало в жизни мы сделали для своих мам, а они так много?
5 октября 2018 г. г. Ростов н\Д