***
У меня сегодня много дела:
надо память до конца убить,
надо, чтоб душа окаменела.
Надо снова научиться жить.
А. Ахматова
Так вот какая ты, любовь до гроба,
когда всё стало мёртвым на земле.
Что было кровным — сделалось бескровным,
что было всем — застыло на нуле.
Замолкли губы, что меня будили
горячим поцелуем поутру,
и глаз, что мы друг с друга не сводили,
огонь угас, как свечка на ветру.
Твои черты разглядываю в оба,
разглаживаю складочки на лбу…
Люблю тебя до гроба и за гробом,
любила бы тебя и там, в гробу.
Прощай, прощай! Я вечно помнить буду!
Не забывай меня и там, смотри!
Увы, я знаю, не бывает чуда,
но чудом были наши тридцать три.
Нет, не прощай! Любовь не охладела,
и Ариадны не прервётся нить.
А у меня сегодня много дела —
мне надо память о тебе хранить.
***
Смерть-охотник в зайчика стреляет,
умирает милый зайчик мой…
Пусть ещё на свете погуляет,
каждый день я жду его домой…
За меня цеплялся слабый пальчик,
но разжался, ускользая в рай.
Зайчик моей жизни, солнца зайчик,
не погасни, будь, не умирай!
О прости, что я не защитила,
пулю на себя не приняла.
Я судьбе по полной заплатила.
Я с тобой счастливою была…
***
Мой бедный мальчик сам не свой,
с лицом невидящего Кая,
меня не слышит, вой не вой,
меж нами стужа вековая.
Но жизни трепетную треть
как свечку, заслоня от ветра,
бреду к тебе, чтоб отогреть,
припав заплаканною Гердой.
И мне из вечной мерзлоты
сквозь сон, беспамятство и детство
проступят прежние черты,
прошепчут губы: наконец-то.
Благодарю тебя, мой друг,
за всё, что было так прекрасно,
за то, что в мире зим и вьюг
любила я не понапрасну,
за три десятка лет с тобой
неостужаемого пыла,
за жизнь и слёзы, свет и боль,
за то, что было так как было.
***
Читала я стихи тебе над гробом,
которые просил прочесть вчера.
Всё сожрала смертельная утроба.
В миры иные ты ушёл с утра.
Как ты просил: «Ну покажи, ну дай мне!»
Я отмахнулась: после, недосуг…
И вот теперь читаю их в рыданье,
но до тебя не долетит ни звук.
Хотела искупать тебя к обеду,
да отложить решила до зари.
Ты умер в ночь со вторника на среду.
Я обмывала косточки твои.
Есть только миг! Сегодня нас связало,
а завтра слижет чёрная дыра…
Минуточку! Тебе не досказала,
какой я сон увидела вчера.
***
Одноклассник, плачущий над гробом.
Холм цветов, в котором погребли…
Как же были счастливы вы оба,
как наговориться не могли!
А мои слова и поцелуи,
что теперь лишь о тебе одном,
как дождя ласкающие струи,
вечно будут плакать за окном.
Я тебя в себя вбираю взглядом,
постигаю вечности азы.
Раньше твоё сердце билось рядом,
а теперь лишь тикают часы…
Старый дом, увитый виноградом,
тишина хрустальная вокруг,
и друзья, которые мне рады —
наш старинный неизменный круг…
А вчера щегол подал мне голос, —
помнишь, ты подсвистывал ему?
Я не верю смерти ни на волос,
если ты пробился через тьму.
Вот твои любимые конфеты —
горсть любви и нежности земной.
Жду твоих ответа и привета.
Так несладко мне теперь одной.
Я к тебе взлетаю на качелях.
Облако твоё над головой…
Тяжело лишь в жизненных ученьях,
в небесах легко, там каждый свой.
Я к тебе прильну на новом месте
и тебя согрею, как тогда.
Будем мы опять с тобою вместе,
чтоб не расставаться никогда.
***
«Ушёл за хлебом. Скоро буду, жди.
Целую». — Я нашла твою записку.
Ей двадцать лет исполнилось, поди.
Теперь она подобна обелиску.
Не правда ли, всё будет хорошо?
Ты торопился, до дому бежал всё.
Ты за небесным хлебом отошёл
и там всего лишь чуть подзадержался.
Мы встретимся в Ничто и в Никогда
и превратим их в Здесь, Везде и Вечно.
И снова будем не-разлей-вода.
Я верю в это свято и беспечно.
***
Возьмите всё — и радости, и грёзы,
все праздники, добытые в мольбе,
возьмите смех, оставьте эти слёзы,
что вечно будут литься по тебе.
Моя любовь к тебе не перестанет.
Твои шаги мне слышатся все дни.
Они всё ближе с каждым днём скитаний,
вот, кажется, лишь руку протяни…
Всегда твоя от пяток до гребёнок,
и ты весь мой, от тапок до седин.
Ты за руку держался, как ребёнок.
Не удержала… Ты ушёл один.
Прощай, любимый. Нет, не так — до встречи!
Ты где-то там, на лучшей из планет.
А боль свежа, как этот летний вечер.
И жизнь прекрасна, но тебя в ней нет.
Теперь ты часть пейзажа, часть вселенной,
в иное измеренье перейдя.
А мне брести по этой жизни бренной,
выть на луну и слушать шум дождя…
***
наш город которого в сущности больше нет
который остался на контурной карте лет
кукушка в часах разевает голодный клюв
мне нечем кормить тебя птица уйди молю
всё пожрала кукушка лет больше нет
любимые души взирают с иных планет
рассвет в окне заливается краской стыда
за то, что не вытянет в небо наш день уже никогда
***
Ты глядишь с высоты украдкой,
укради меня, укради!
Я навстречу тебе с тетрадкой,
с неизбывной тоской в груди.
Хоть какой-нибудь знак и милость,
хоть какую благую весть…
Что привиделось и помстилось —
мне важнее того, что есть.
Я бреду к тебе за ответом,
свою душу зажав в горсти.
Память вспыхнет нездешним светом,
стоит сердце лишь поднести…
***
Мы в опале божьей этим летом,
в небесах горит звезда Полынь.
Холодно тебе под новым пледом,
несмотря что за окном теплынь.
Я иду на свет в конце тоннеля,
факелом отпугивая смерть.
Все слова из пуха и фланели,
чтобы твои рёбрышки согреть.
С болью вижу, как слабеет завязь,
нашу жизнь из ложечки кормлю.
Как я глубоко тебя касаюсь,
как же я до дна тебя люблю.
***
Татьяной была или Ольгой,
весёлой и грустной, любой,
Ассоль, Пенелопою, Сольвейг,
хозяйкой твоей и рабой.
Любовь заслоняя от ветра,
как пламя дрожащей свечи,
Русалочкой буду и Гердой,
твоей Маргаритой в ночи.
Пусть буду неглавной, бесславной,
растаявшей в розовом сне,
лишь только б не быть Ярославной,
рыдавшей на градской стене…
***
Замки — на песке, храмы — на крови,
ну, а мы стоим на одной любви,
держимся пока как на волоске,
теплимся свечой, жилкой на виске,
бьёмся как об лёд, стали ей жильём,
ибо мы вдвоём однова живём.
***
Этой песни колыбельной
я не знаю слов.
Звон венчальный, стон метельный,
лепет сладких снов,
гул за стенкою ремонтный,
тиканье в тиши, —
всё сливается в дремотной
музыке души.
Я прижму тебя как сына,
стану напевать.
Пусть плывет как бригантина
старая кровать.
Пусть текут года как реки,
ровной чередой.
Спи, сомкнув устало веки,
мальчик мой седой.
***
В начале лета нет ещё тоски.
Пока весёлый дух его витает,
ещё мы с нашим временем близки.
Оно нас незаметно вычитает.
Когда нас будит щебет за окном,
цветут сады и зеленеют рощи, —
легко дышать и думать об одном,
естественней любить и верить проще.
О лето, ты садовник наших душ,
ты поливаешь светом их потёмки.
И этот освежающий нас душ
смывает с них все грязные потёки.
На краткий тёплый миг бессмертны мы.
Прекрасна эта детская беспечность.
До осени, а может, до зимы
продлится наша суетная вечность.
***
Но разве знала, неучёна,
когда была я влюблена,
что у луны позолочёной
есть теневая сторона?
Что ты моё забудешь имя,
что жизнь застынет на нуле,
что станем мы с тобой одними
из обречённых на земле?
Искала помощи и веры,
ныряла в залежи веков,
пыталась жить поверх барьеров,
писать поверх черновиков.
И, душу отряхнув от праха,
спасалась музыкою сфер…
Живу поверх тоски и страха,
и это взятый мной барьер.
***
Я не успела придумать роли —
жизнь захватила меня врасплох.
Всем открыты мои пароли,
виден слог мой — хорош ли, плох.
Я не успела надеть вуали,
спрятать острую боль в ножны.
Слова, что в моей глубине кричали —
всем доступны и всем слышны.
Я ничего под замок не прячу.
Нету тайн от тебя, народ.
Не закрываясь руками, плачу
и смеюсь во весь алый рот.
Ты прочитаешь меня как книгу,
где на последней строке умру.
Лес облетевший стоит, взгляни-ка.
Жизнь и смерть красны на миру.
***
Ни под сливой, ни под оливой,
ни на небе, ни на звезде
мне уже не бывать счастливой
никогда и нигде.
Поезда пробегают мимо.
Ни вблизи и ни вдалеке
мне уже не бывать любимой
никогда и никем.
И порой сама не пойму я —
всё во сне или наяву.
Я пока ещё существую,
но уже не живу.
Я устала с собою биться,
из души выкачивать слизь.
Говорят, стихи могут сбыться.
Вот они и сбылись.
***
Как в могилу, лечь в кровать
и глаза смежить.
Больше не к чему взывать,
не для кого жить.
Мой трамвай идёт ко дну.
Впереди тот свет.
Я схожу через одну.
Я схожу на нет.
***
Как одной встречать мне эту осень?
Для чего мне этот свет дневной?
Чтобы биться головою оземь,
изнывая мукой и виной?
Не напрасно нас разлуки мучат,
заставляя обживать Тот свет.
Холода ценить тепло научат.
Тьма заставит полюбить рассвет.
***
Как обернулись близкими стволы,
чтоб ветки я их гладила как руки,
когда голы, пусты мои тылы,
и ни души не слышится в округе.
Ты сможешь эту истину понять,
сорвав с души последние отрепья.
И если стало некого обнять —
то обнимай собак, детей, деревья…
***
Я руку тебе кладу на висок —
хранителей всех посланница.
Уходит жизнь как вода в песок,
а это со мной останется.
Тебя из объятий не выпустит стих,
и эта ладонь на темени.
Не всё уносит с собою Стикс,
не всё поддаётся времени.
Настанет утро — а нас в нём нет.
Весна из окошка дразнится…
Мы сквозь друг друга глядим на свет,
тот — этот — какая разница.