Владимир Меньшов: «Мой талисман – моя семья»

Владимир Меньшов — один из немногих советских и российских «оскароносцев». Своего Оскара он получил как режиссер за свой широко известный фильм «Москва слезам не верит». Известен он и как актер, снявшийся во многих картинах.

— Владимир Валентинович, вы не возражаете, если мы поговорим не о судьбах российской кинематографии, а о вас лично?

— Не возражаю.

 — Первым фильмом, в котором вы снялись, как актер, была картина «Человек на своем месте». Было это еще в 1972 году. С тех пор вы стали не только актером, но и режиссером, сценаристом, продюсером, художественным руководителем студии «Жанр». И какое же из этих мест показалось вам наиболее своим?

— Все время я двигался к режиссуре, а актерский этап казался мне промежуточным. И по своему внутреннему состоянию, да и по мнению окружающих, режиссура это моя основная профессия, которой я отдаюсь полностью, полностью выкладываюсь и в которой полностью, если можно так сказать, самореализуюсь.

— Но актерскую работу вы же не забросили?

— Нет, конечно. Я снимаюсь в кино и даже играл в театре, в известной антрепризе у Леонида Трушкина. Так что на второе место я бы поставил актерство. Но время сейчас такое, что и сценарная, и продюсерская работа, и руководство объединением постоянно присутствуют в моей жизни.

— Вы родились в Баку в 1939 году, окончили школу в 57-м, затем в 65 году закончили в Москве Школу-студию МХАТ. А что же было между школой и ВУЗом?

— Еще в школе я решил стать артистом и учиться в Москве. Это было довольно серьезное и рисковое решение для провинциального мальчика. Но я поехал в Москву и обнаружил, что совершенно не готов к таким экзаменам. И я стал поступать в ВУЗ ежегодно, поступив только на четвертый раз. Но за эти годы, надо сказать, набрался немало жизненного опыта, потому что успел поработать в разных профессиях. Я работал на шахте в Воркуте, матросом на водолазном катере, токарем на заводе. И все это оказалось полезным в будущей моей режиссерской биографии.

— Если я не ошибаюсь, вы учились в одной группе с Андреем Мягковым. А кто еще из известных актеров учился вместе с вами? Вы поддерживаете контакты с ними?

— У нас была хорошая группа, учились там довольно сильные ребята. Кроме Мягкова народными артистами стали Алентова, Мирошниченко, Вознесенская, ну и я. Так что, считаю, процент хороший: из девятнадцати человек пятеро стали народными. Другим, может быть, не так повезло в жизни, не так сошлись звезды, но и они были талантливыми людьми. Что же касается контактов между нами… То, пожалуй, дружеских контактов нет, но наш бывший староста иногда собирает группу по различным поводам, к сожалению, уже стали появляться среди них и грустные.

— В 1970 году вы поступили во ВГИК в аспирантуру к Михаилу Ромму. Вы что, решили заниматься научной работой?

— Да нет, я и думать не хотел об этой лженауке под названием киноведение. Дело было по-иному. Ромм меня принял на режиссерский факультет, сразу на второй курс. А потом выяснилось, что руководство института было против этого, в результате чего я очутился в каком-то неопределенном положении. И тогда Ромм придумал такой выход: временно он берет меня в аспирантуру, а потом переведет в студенты. Но это так и не произошло и стало для меня мучительным состоянием, потому что, как аспирант я был несколько в привилегированном положении, получал больше денег, но с другой стороны, я не имел права снимать кино, чем собственно я и хотел заниматься. Я, конечно, снимал учебные работы, но все это было связанно с разными трудностями, приходилось постоянно делать какие-то отписки. Единственной пользой от этой ситуации было то, что как аспирант я часто встречался со своим научным руководителем, намного чаще, чем студенты. Я и домой к нему приходил, и на дачу ездил и даже в больнице навещал. А Ромм, сами понимаете, это был Ромм.

— По-моему, в то же время у Ромма учился и Никита Михалков.…По прошествии времени и вы, и Михалков стали лауреатами премии Оскар. А в то время у вас не было соперничества между собой?

— Да, действительно, в конце первого курса Ромм принял к себе студентом Никиту Михалкова. Но, в силу моего положения, я Михалкова по большому счету своим сокурсником не считал. Поэтому наши отношения были достаточно отдаленные.

— Известна история, когда «Москва слезам не верит» была представлена на Оскара, а вас не пустили в Америку за получением премии. Вы что, были тогда невыездным?

— Да, был…. В 1977 году я был во Франции и, как мне потом сказали, двое из моих коллег написали на меня донос. Меня сделали невыездным, но узнал я об этом только тогда, когда закончил эту картину, и начались приглашения на всякие фестивали. Меня никуда не пускали и это, конечно, было очень печально. Хотя картина имела не только Оскара, но и просто большой коммерческий успех во всем мире. Потом с фильмом стали выпускать только Алентову, и она успела за короткое время объездить более двадцати стран. А меня все не выпускали. В общем, все это такая глупость, что стыдно вспоминать.

— Интересный момент. На этот фильм в Москве, я помню, стояли толпы народа, а официальная критика была далеко не положительна. Вы были не в почете у руководства, а картину выставили на Оскара. Как вы считаете, чем это можно объяснить?

— Это — тайна! И как я не хочу выяснять, кто написал на меня доносы, что при желании сейчас можно было бы узнать, так я не хочу и выяснять, кто же послал картину на Оскара. Подозреваю, что ее выдвинули сами американские прокатчики, потому что я даже не знал о судьбе фильма, он где-то сам крутился. И я случайно узнал, что получил приз американских прокатчиков за 1980 год, что они фильм купили и, вероятно, не плохо на нем заработали.

— Вы сняли как режиссер не так уж много картин, но имеете высокие звания, стали лауреатом государственных премий. Как это увязать с вышесказанным?

— За свой первый фильм «Розыгрыш» я получил Госпремию РСФСР, за «Москва слезам не верит» — Госпремию СССР. И это точно было не по линии каких-то интриг, лоббирования. Насколько я знаю, «Москва слезам не верит» нравилась не только народу, но и начальству. Говорили, что и Брежневу.

— «Москва слезам не верит» — мелодрама, «Любовь и голуби» — комедия, «Ширли-мырли» скорее фарс. А какой жанр вам более интересен?

— Я думаю, что чистоту жанра в своих фильмах я особенно не выдерживаю, чистый жанр, мне кажется, не совсем интересен. И вот только в «Ширли-мырли» я попробовал сделать чистый фарс. Это оказалось выше и труднее, чем комедия или мелодрама. Но я решил попытаться сделать такую картину. И по-моему она получилась.

—Ваши фильмы шли во многих странах? На какие языки дублировались?

— Ну, «Москва.» шла более чем в 100 странах, дублирована, разошлась в кассетах и т. д., но остальные фильмы не имели такой счастливой судьбы.

— Вы режиссер и актер. По какую сторону камеры труднее?

— Актером быть легче, конечно. Ведь он отвечает только за свой участок, за свою роль. А режиссер является по существу создателем альтернативного мира, который живет параллельно существующему.

— Актерам с вами трудно работать, как с режиссером?

— Думаю, что нет. Потому что мое образование и актерский опыт позволяет мне очень хорошо понимать актера, все сложности, с которыми он может столкнуться.

— Меня совершенно потрясла игра Инны Чуриковой в «Ширли-мырли». Как вы выбираете актеров? У вас есть любимцы? Естественно, кроме Веры Алентовой.

— Да нет у меня любимцев. При выборе актеров находит какое-то озарение. Подобрать нужного актера это ведь тоже талант. Ну вот, я, например, пригласил Александра Михайлова, который до этого играл только героев, в комедию «Любовь и голуби». И он так попал в десятку, что сейчас его герои забыты, а Вася остался. Так было со многими. Того же Валерия Гаркалина я вычислил для «Ширли-мырли». И сразу почувствовал роль для Чуриковой.

— Как актер вы сами играли различные роли. От советского Рэмбо в картине «Чтобы выжить» до застенчивого человека в «Где находится нафелет?». Вам кто ближе?

— Я чувствовал, что могу играть и Рэмбо, и комедийные роли, но мне почему-то их не предлагали. И только, так сказать, на излете вдруг пригласили в эти картины. Я играл с удовольствием и того, и другого и, думаю, что нормально, поскольку обе картины живы и сейчас, хотя со дня их выпуска прошло уже достаточно времени.

— Как-то вы сказали, что идеалом фильма для вас вялятся «8 ½» Феллини. Но ведь это скорее какой-то виртуальный фильм, а ваши картины более земные…

— Этот фильм Феллини меня просто поразил своей глубиной, философичностью, замахом фантастическим. Он философски решил рассказать о творческом процессе и сделал это. В этом для меня понимание того, что такое высокий художник. Я ценю другие картины Феллини, но эту считаю шедевром из шедевров и уверен, что во второй половине ХХ века она — вершина в кино. Феллини рассказал о тайнах творческого процесса с юмором, что очень важно. Это не угрюмое кино Тарковского, хотя многие из его находок я ценю. Отсутствие юмора, самоиронии у художника мне мешает, просто убивает. А Феллини все сделал изящно, весело, талантливо.

— Владимир Валентинович, при такой большой вашей нагрузке в кино в свое время вы баллотировались на должность вице-губернатора Московской области. Представьте, что вы бы прошли, когда же кино тогда снимать?

— Да я с ужасом думаю, что было бы, если прошел. Конечно же, я кино никогда не брошу. Просто я не смог отказать своему товарищу, который попросил меня об этом. Мне хотелось, чтобы он стал губернатором. Я считаю, что дружеские обязанности надо выполнять.

— Вы являлись членом Политсовета партии «Единство». Много времени уделяли партийной работе?

— Все это было нужно мне для того, чтобы найти необходимые деньги на кино. Хотя это ни разу и не получилось. С другой стороны, я имел возможность наблюдать за той стороной жизни, которую я раньше не знал и которая, надеюсь, еще будет в моих фильмах реализована. Знаете, политическая жизнь это такой театр, за которым нормальному театру и не угнаться.

— Интересно, а чьи портреты висят у вас дома и в офисе?

— Висит портрет Михаила Ильича Ромма. Ну и, конечно, семья. Вера, Юля, внуки.

— Дочка Юля у вас есть. А вы сына хотели?

— Мы были уверены, что у нас будет сын. По всем признакам это совпадало. Мы девочке даже и имя не придумывали. А для мальчика — Егор. Но родилась Юля, которая меня радует и является предметом моей гордости.

— С вашей подачи она пошла в артистки?

— Нет. Да у нее, можно сказать, и выбора не было. Она росла за кулисами театра и на съемочных площадках. В некоторой степени она повторяет мой путь. Отработала в театре и ушла.

— А как вы относитесь к ее популярности?

— Замечательно отношусь. Слава Богу, ей не грозит «звездная болезнь», хотя к ней достаточно рано пришла слава. Она умная и серьезная девочка, а популярность ей помогает.

— Юля была в детстве маминой или папиной дочкой? Вы много времени уделяли ее воспитанию?

— Сначала только мамина, а потом лет с 13-14 стала уже и папина. Как-то специально я ее не воспитывал, уроки не проверял, но целенаправленно двигал на книги. У нас дома была большая и хорошая библиотека, и я подсовывал ей то, что нужно. И был период, что она читала запоем. Думаю, что это очень важно.

— А как вы себя чувствуете в роли деда?

— Чувствую себя хорошо, но, наверное, я не сразу стал полноценным дедом. Во-первых, просто не было времени, а во-вторых, сначала внуки были в том возрасте, когда женщины определяли их жизнь. А вот когда повзрослели, то и я стал иметь с ним «дедовские» дела.

— Если у вас появляется свободное время, на что вы его тратите?

— Пожалуй, одним из моих любимых занятий является чтение. Читаю много. Что читаю? Например, не могу сказать, что люблю Бориса Акунина, хотя прочел его всего. Но в основном мое свободное время это поиски нового фильма, нового сценария, новой тематики. Надо следить и за культурной жизнью, смотреть спектакли, фильмы.

 — А по дому что-нибудь делаете?

— Хозяйством занимаюсь. Я готовлю. Так у нас исторически случилось, что Вера в доме делает все остальное, а моя обязанность — продукты и приготовление пищи. Я плов, кстати, делаю очень хороший, борщ прекрасно готовлю.

 — А как насчет вредных привычек?

— Курить я бросил лет 15 назад и сделал, считаю, правильно. Да я просто, может, уже и не жил бы сейчас. Я курил очень много и тысячу раз хотел бросить, но не бросал. И, видно, организм уже сам не выдержал. Однажды утром он вдруг сказал: «Все, больше не могу». Я проснулся и не смог закурить сигарету. И как отрезало. А насчет выпить… Я даже с некоторым недоверием отношусь к людям, которые не пьют. Но учащать не надо.

— Ваши соседи по дому — Смоктуновские. Я не ошибаюсь? Вы с ними общаетесь по-соседски? Кто еще из известных людей живет в вашем доме?

— Когда был жив Иннокентий Михайлович, мы пересекались. Он к нам заходил, я к нему. Сидели, разговаривали, выпивали. Он был очень интересным человеком. Жил в нашем доме Володя Винокур, но перебрался в более просторную квартиру.

— Владимир Валентинович, чего вы боитесь?

— Единственно чего я боюсь, что уйдет талант. Я наблюдаю это на своих коллегах и вижу, как с возрастом их покидает талант, а они этого не замечают и продолжают делать кино. Но это уже совсем не то.… Это страшно.

— У вас есть талисман?

— Талисман… Семья. Вера, Юля. Они мне во всем помогают.