Видно, ветер нашу встречу подстерег

Луна

(Сергею Есенину)

 

Барынею томной, круглобокой
На речные свежие шелка
Улеглась луна в ночи глубокой,
Подстелив кувшинки под бока,
И вода, приняв ее в объятья,
Нежно моет в чуткой тишине
Золотые складки ее платья,
Рассыпая блестки по волне.
Дивный шлейф по тихой сонной речке
Протянулся сказочной тропой,
И крадутся лунные колечки
К берегу веселою толпой.
Пастушок-мальчонка сквозь осоку,
Затаясь, глядит на водопой,
И боится, как бы ненароком
Конь не выпил отблеск золотой.

Открывший миру Дон

 

Где-то далеко за океаном
Воспалённый солнце щурит взгляд,
О загадочных донских тюльпанах
Под гитару молодой поёт мулат.
От своей подружки темнокожей
Взгляда до утра не отведёт,
Будет петь ей, как она похожа
На цветок, что на Дону растёт.
А она, наивная, не знает,
Как цветёт тюльпан и где тот Дон,
Как весною степи оживают
Под горластых жаворонков звон,
Как лазоревым упругим цветом
Будит степь сердца казачьи вновь,
Души обжигая майским ветром,
Настигает полымем любовь!
Девушке поёт рыбак из Кубы,
Смыслы русских постигая слов,
Так ему понятны и так любы
Люди из донских степных краев.
Лижут волны лодки у причала,
Парень пахнет рыбой, табаком,
Книгу из России прочитал он,
В дар оставленную русским моряком….
…Далеко-далёко где-то Вёшки.
Здесь в порту — гитары перезвон…
С хитрецой в глазах глядит с обложки
Шолохов, открывший миру Дон!

По душам

 

Сяду с бабушкой на старенькую лавку,
Самовар старинный разбужу
И пучком засушенную травку
В чай для аромата положу.
Выпьем чая да с вареньицем, конечно,
До чего ж малинка хороша,
И польется разговор у нас неспешно,
Как положено за чаем, по душам.
Побеседуем и песню заиграем,
Как по Дону казаки плывут,
От пережитОго ли, от чая
Влагой щеки бабушки блеснут.
И, на нас как будто бы серчая,
Чуть ворчит пузатый самовар,
А под крышкой треснувшей крепчает
Трав духмяных знахарский отвар.
И течет беседа, ширясь-полнясь,
Так тепло на сердце у меня.
По душам… А время уж за пОлночь,
Но не зажигаем мы огня!

Храм живой

 

За седой хуторскою околицей,
Где ручей под обрывом ворчит,
Словно старенькая богомолица,
Верба сгорбленная стоит.
Всем ветрам и дождям покорная,
Гнется, в пояс поклоны кладет,
И как будто молитву упорную
Обращает за нас на восход.
Ветер хлесткий ей путает ветви,
Пересмехом сосульным звенит,
Как монашка, за всех нас в ответе,
И молитву за всех нас творит.
За несущих в душе своей веру,
За потерянных в жизненной мгле
Помолись за нас, матушка-верба —
Храм живой на родимой земле!

Старый журавец

Ветхий журавец на груше старой
Сторожит колодезную синь
От черемух вешнего угара,
От осенней горечи осин.

Кланяясь упорно в полдень жаркий,
Добрым людям щедро раздает
Древних недр бесценные подарки,
Влагу чистую, холодную, как лед.

Родников глубоких бормотанье,
Словно добрый заговор от бед,
Бережет семейное преданье
Трепетно уж больше сотни лет.

Дар земли — вода — первооснова!
Чистота: ни скверны нет, ни лжи!
Журавец поместья родового
О прошедшем память сторожит.

Перо иволги

 

Посмеялась иволга за садом,
Поманила, скрылась за бугром,
И бежишь ты за мечтой-отрадой,
За счастливым золотым пером.

Следуя старинному поверью,
Ищешь ты заветную красу-
Иволгой оброненные перья,
Что тебе удачу принесут.

Руки в травы вновь твои ныряют,
Обивая с таволги росу,
Только редко иволги теряют
Перья золоченые в лесу.

Тихий вечер

 

Тихий вечер так задумчив,
Так покоен и широк,
Солнце прячется за тучи,
За ковыльный бугорок.

Через стебли повилики
Пьет закат речную тишь,
И малиновые блики
Зацепились за камыш.

Сторона моя степная,
Век дышу — не надышусь
Вешним ветром, отчим краем,
Что зовется гордо — Русь.

Не гадай, кукушка…

 

Не гадай мне, кукушка, вослед,
Седину ты мою не оплакивай,
Изменился волос моих цвет,
Ты, кукушка, об этом помалкивай!

Улетели мои соловьи,
И стрижи вдруг исчезли куда-то,
И, понятно, зови не зови,
Им уже не вернуться обратно!
Ты заметила это одна,
Разболтать все сорокам готова,
Только знаешь, душа молода,
Коль весна зазвучала в ней снова.
Над моей головой не кружи,
Не отсчитывай жалобно сроки,
Пусть мои улетели стрижи,
Но не станут друзьями сороки!
Не рыдай же притворно мне вслед,
Мою осень, прошу, не оплакивай.
Изменился волос моих цвет,
Ты, кукушка, об этом помалкивай!

 

В разных омутах

 

Видно, ветер нашу встречу подстерег,
А черемуха подслушала признанье,
Пылью разнесли на семь дорог,
Нашу тайну — наше наказанье.
Мы не первые, кому полынь-молва
Нагорчила, наперчила, напесочила,
Для кого-то пересуды — трын-трава,
Нам они — разлуку напророчили.
Как черемуха созревшая горчит!
Мы, на милость глупым сплетням сдавшись, —
В разных омутах надуманных обид,
Бестолковых пересудов испугавшись.

 

Художник апрель

 

Дальних дебрей лесных закоулок,
Где зимой дико плачет метель,
В стиле редких старинных шкатулок
Разрисует художник апрель.

Малахитом изысканным травы
Заплетутся в волшебный узор
Колдовскою живою оправой
Первобытных зеркальных озер.

Вспыхнет бронза прожилками сосен,
Заискрится янтарный их мед,
И, извечная тайна всех весен,
Сон-трава над водой зацветет.

И повеет далекой, глухою
Стариной от такой красоты,
Что поверишь: здесь с Бабой-Ягою
Можешь запросто встретиться ты!