Изгнание беса
в каком-нибудь огнедышащем действии
развивающемся вихреобразно
хищная романтика древних культов
творимая во имя разновеликих богов
плотным кольцом окружающих жизнь
и обряды обряды обряды
до всесветного головокружения —
все это лишь горсть пепла
рассыпчатой ветхозаветной чепухи
смытой смеющимся временем с круглого стола жизни
который никогда не превратится
в вертящейся столик спирита
и шахматную доску математика
переставляющего тенеобразные фигуры логики
с глубокомыслием фарисея
и первобытной радостью обладателя талисмана.
Старый Петроград
Сирота в пальтишке
силуэт двора-колодца
молчание
за ним
окрик квартального надзирателя
властный
выворачивающий карманы
и смех
частый
прыгающий со скакалкой
незаконнорожденный
ждать некого
метла дворника
на шаг опережая своего владельца
равномерно двигается по двору
растирая большие серые лужи
уже вечер
в окнах появились желтки ламп
сгущаются сумерки
и дребезжа звонит телефон
старый
с вертящейся ручкой.
Игрушечная духовность
забинтованная стальной проволокой нравственности
допустимая только за закрытой дверью
говорящая только намеками
и многозначительно прикладывающая палец
к липким губам
измазанным в сладком джеме красивых слов
обольстительных как игривый бант
на тонкой вертлявой и такой притягательной шее
таящей
(если отнять ее от теплого тела)
разгадку кроссфорда
в темном углу вечерней газеты
брошенной в мусорный ящик.
Маленький кусочек плоти
Маленький кусочек плоти
и затаившаяся в нем —
как нерв в сломанном зубе —
ноющая душа
на фоне огромного голого неба
это все что осталось
съедена (вот и косточки рядом)
постаревшая мудрость
и никчемны
напитки наивных фантазий
уходите
как уходят белые облака
за забор горизонта
и будьте (как можете) счастливы.
***
Мечты как кони
мчатся вдаль
давно
от этих скачек
придорожной пылью
покрылось старое лицо надежды
в ее рябом старушечьем платке.
***
Солнце золотистым апельсином
на высоком дереве небес
ожидает скорого прихода
жадных и пузатых облаков
и они разинутыми ртами
его даже с кожурой проглотят
и сползут отяжелев куда-то
за далекий низкий горизонт
и тогда погашенные звезды
как большие черные вороны
свой неистовый поднимут крик
и начнется светопредставленье
и луна как в приступе безумства
вдруг сорвет свой ядовито-желтый
к голове приклеенный парик.
***
Хорошо бы
чтоб жизнь превратилась
в кольцевую дорогу
навечно
где начало не стало концом
а конец не казался началом
и мы все бы
кружились кружились
и мелькали бы станции Нежность
Детство Юность Любовь или Счастье
за окном
как в степи полустанки
когда мимо летят поезда.
***
Невеселые мысли
клопами впиваются в кожу
а смешные — как кудри вихрами змеятся
но больше всего досаждают
идиотские мысли —
тупые иссохшие рожи
этих старческих мыслей
наверное взяты в аренду
у египетских мумий
люблю же
только мысли под памятным знаком —
плевать
пусть все катятся кубарем к черту
где вырыта яма
и крест так давно заготовлен
чтобы всю долгую мерзлую вечность стоя
***
Пространство — лист бумаги
время — круг
который нарисован на бумаге
а вечность — как рука
которая тот круг нарисовала
и бросила
свой черный карандаш
когда как плеть
безжизненно упала.
***
Я все хочу
за стареньким ковром
открыть большую
золотую дверцу
я предан миру кукол
но не гном
я деревянный
у меня нет сердца
в колодец я
по кроличьей норе
всю жизнь свою
спускаюсь и спускаюсь
расту в июле
ну, а в ноябре
когда родился
снова уменьшаюсь
и кто-нибудь
когда-нибудь найдет
меня играющим
со вздорной королевой
в ее придворный
сказочный крокет
в ее колоде карт
я буду первой.
***
На чердаке безмовной ночи
я подобрал
полотнище живого неба
повесил вместо солнца
над домами
и пусть оно
роняет свои звезды
в земную пыль
быть может
прорастут
как зерна
той таинственной любви
что заполнят поле жизни
где все бродят
одиноко
чьи-то души
до самого утра.
***
Когда утонут в море
корабли
когда попадают
все звезды с неба
тот кто был рядом
пропадет в ночи
что было белым
станет снова черным
тогда ты вновь
один придешь туда
откуда вышел
чтобы не вернуться.
***
Неизбежное белое утро
как смятая простынь
на растерзанной за ночь кровати
или примочка от боли
озверевшим желаньям
и их толкотне
суете в подворотне сознанья
где могут как в давке
на площади
в бешеный праздник
вообще задавить
если выйдешь
с резиновым шариком счастья
беспечно гулять
попадая под грохот оркестра
в котором и тонешь
среди машущих рук
и зияющих пятнами лиц
на замызганном сером асфальте.