3 января 1965
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
I
Что Греция? что вечная молва?
у памяти украли острова
у женщин поредели кружева
речной шиповник не заменят ели –
что вешняя молитва пустомели?
ах если люди ходят по земле
обычен хлеб на праздничном столе
в провинции болезнь навеселе
узнать февраль по привкусу рассудка
что вешняя молитва? злая шутка!
ах если людям уставать нельзя
тогда обычны добрые друзья
ах если людям чёрная стезя
узнав печаль по привкусу рассудка
припасена – какая злая шутка!
ах что со мной! но если помяну –
у памяти украли наяву
опальное – у памяти в плену
опаздывать до будущей недели –
что вешняя улыбка пустомели?
в провинции да будет грешен тот
рыдающий над скопищем зевот
да будет счастлив если проживёт
и позовёт – да только не при деле –
что вешняя молитва пустомели?
II
Определи – и да и нет
опередили этот свет
опережающих примет –
кто нынче соколом одет
тот завтра – если не секрет
опереди и да и нет!
опережающим хвала!
так опорожнена игла
вязаньем – так опередив
теченье прячется челнок
разливами хотя разлив
определить никто не смог
определяющих молю
чтоб музу бедную мою
едва забрезжит март спасли
пока разливами земли
припасена морская высь
определениям не снись
так оперением лучась
бывают зори у плеча
пока февральскую юдоль
опережающим изволь
на берегу песчаной лжи
горючим камешком лежи
определение: в тиши
звезду? оплачет? не греши –
оплатит! но и в этот раз
тебе разливы этих глаз –
движением твоим дыша
но и на этот раз душа.
III
Какой брадобрей – эти чахлые скверы?
но сверишь как с музыкой сверишь часы –
измерены веры и сверены меры
и вечен огонь если дождь моросит
какой попугай – эти двери картавя
издразнит и клювом откроет тебе –
покуда оставлена склянка отравы
отравлена чарка полночной судьбе
по городу слухи что мир помогает
что с миру по нитке что по миру – но
откуда же луны хрустят под ногами
откуда же утром так странно темно?
от этого мира мне только изнанка
где клавиши выбиты чёрным перстом –
откуда же в полночь бредут спозаранку
откуда же в полдень и руки крестом?
о кто гениален чтоб мир не приметив
воздать ему славу крича о таком
что в самом открытом? – и веря приметам
так на две ладони разломан закон
земных притяжений – так двух полушарий
не хватит для чувства – разломаны вдоль –
так женщины плачут упав в полушалок
цветастою розой прокалывать боль
о кто же? от мира – хотя и не миром
отпет – на какие раздарен кресты?
пока ещё крылья измучены лирой
пока ещё жизнью и смертью просты.
Январь 1965
* * *
Для меня припасены слова
коктебельских камешков журчащих –
для меня ли спасены права
знающие тени настоящих
прав? узнав и проповедью – стой! –
берега кропя солёной пылью
это скажет изредка прибой
в дополненье к рогу изобилья
дав Нептуна праведный зубец
послуживший поводом для тризны –
у Земли не спрашивал Творец
на какие делится отчизны!
так и мне – продлится ли испуг?
только нынче нам на пару шарить
мавританский медленный недуг
прицепив на пояс полушарий.
4 февраля 1965
* * *
Чтиво огниво и рыжая прядь –
где же потомки? наверно в потёмках!
не за чем брать нечего взять
в чёрную магию тощей котомки!
мальчики жгут голубые костры
пальцы жгутом и надкушены губы
головоломкою нашей поры
лжёте в горах – довели перелюбы
до – перемелят ли нашу печаль
волны? стучит и царапает днище
вороном вьётся – не замечал? –
завтра черёд – и в могиле отыщет!
заспаны лица – проспали потоп –
снова проспят – недоспавших пытайте –
если расскажут будет потом
чтиво огниво и рукосплетанье
4 февраля 1965
АВТОПОРТРЕТ
Далеко где за лирой хной
перекрашенной остаюсь
далеко где зарыла зной
на окраине снежных уст
далеко где сухой водой
озаряя зарёван пруд
далеко где сухой звездой
осеняя меня не ждут
отыгравший за лирой нем
за роялем участлив слеп
проигравший семи поэм
цепенеющий белый хлеб
сухари умоливший взять
колокольцем бренчу во ржи
соловьиную зная зябь
Соломоном хожу во лжи
далеко где тебе меня
на постылого променять
далеко где тебя со мной
разлучат как сыча с совой
на границе скалы и сна
на –
Она:
когда проснёшься помяни
на уголёчке именин
зажгу задумчивый узор
осиротевших тех озер
когда задумаешься сон
на шторы камнем опущу
зажгу венчальный перезвон
чтобы не слышал как грущу
когда забудешься слова
опережу и сохраню
пока разбужена сова
и этажи костьми по дну
когда загадываешь гнев
в монисто бусиной и тын
переплетёт чеканный Днепр
на берегу журчащих тин
когда забудешь во краях
где песня до смерти жена
когда кровинкой во кровях
на паперти скажу: жива –
Я:
не родни меня с Москвой
голубиная родня –
с нерадивою морской
голытьбой родни меня
я сегодня ни при чем
только ночи протяни
не родни меня с лучом
а с лучиной породни
нерадивая! с тобой
застывающий на льду
не родни меня с толпой
невозвратные придут
успокоившие их
утешенья и тогда
проводы вобравши в стих
продувные города
суетятся – протяни
до скончания ночей
целованье – породни
возвращением очей
не родни меня со мной –
перегаданные сны
на пергаменте земной
земляничной тишины –
я сегодня ни при чем
только ветви протяни
не родни меня с плечом
а с печалью породни
в перегаданных лучах
по кручине круче скал
берегами прокричав:
не родни меня тоска!
26 января 1965
БАТЮШКОВУ
Колыбель в кабалу – кабалу в колыбель!
у меня от морей только злая изжога
у тебя от небес отлучённый апрель –
если годы больны невозвратны дороги!
на такую протяжную горечь ручьём?
не причислят ли после насколько возможно
к облакам? на такую-то повесть ни в чем
не винись не вини и вино не поможет!
колыбель в кабале – в колыбели зиме
не придётся – насколько не сказано помню –
не вини не храни – по чужой стороне
погуляем пока не разбужены полдни
говорящих верни говорящих куда
заживающих – так не разбужены звоном
убывающих чарок – но если следа
не оставим – куда же? погасших бессонных
городов удивленье на время дождей –
время снега забывчивей – только ли это
повеление смерти уводит людей?
или молча? но вслух повеление ветра –
до зари! и последнее – завтра ли снова
уцелевшие лица и проводы слова?
25 февраля 1965
РЕЧЬ
I
Я брошу пить – мне помнится тогда
пришли рассветы проще расставаний
я брошу быть – припомнится стыда
означенное птицей расстоянье
уже метель не будет знать куда
мести роняя гребни частокола
уже предместьем спрячут иногда
иначе знать – не добрести до школы
ещё тогда за будущее плыть
чужое петь будило не спросившись –
когда вернусь позвольте позабыть
ещё живых и попросту грустивших
вернётся даль – не добрести до шпал
уже весна – но сколько же до прочих!
ещё тогда – надолго ли провал?
о человек – какие камни прочишь?
я брошу знать – уже сейчас смотри
тот край куда не знаю откровений
я брошу спать – пока не говори
на поездах не примут окрылений
уже сейчас означены как ста
размахов знаки догуляем мнимы
уже сейчас разъездами верстать
таких любимых и таких гонимых
ещё тогда – но доставая вширь
и в даль дотла и до творенья слушал
ещё тогда случайный пассажир
ещё тогда – до пламени – но лучше
и проще петь – мне слышится – уже
открыты двери – видится хоть глуше
на тайном донце ваших гаражей
застенчивое ваше двоедушье
я брошу знать – мне слышится: пора! –
и ветр впридачу – но приводят встречи –
и время прогоняя со двора
надолго ждёт и убивает речью.
II
Так прощая не иначе –
дети юга и угла
так пощадою не значась
обозначена уга-
дана зрителю незримость
обеспечена впотьмах
только вымершему Риму
это мнение на страх!
недочитанное с книги
недогляденное с карт
это мнение веригой
для такого седока –
так узревшему у зримых
невдомёк упавших чар
обеспечены даримы
толки – только сгоряча
наша верность сохранима
до прочитанных впотьмах
шестикнижным Серафимом
обеспеченных грехах –
проходящим спозаранок
примеряющим дотла
убивающимся сразу
обеспечена зола!
приходи! в ряду извечных
как узревший жил – и всё ж
как незримый жил до речи
после речи – словно ложь
на суставах кровью стыла
словно степью наугад
где сутулые могилы
оглянуться не велят.
III
У каждого – пойманный бег!
укажете: помнится чтится –
у каждого – помнится – век
у каждого – помниться сбыться
возможно что это луна
у города может излишки
указанных – только до сна
досказанных нами и слишком
расторгнутых – дожил до ста
и снова угадывал пришлых
у матери верен завет
обещаны батюшки-светы
до этих пределов дошед
достигший – ты дожил до сметы
достывших – ты дожил до жал
из жалости знающих имя –
усопшие степью кружа
насколько простятся с живыми
встречают – насколько уйди
желанно – насколько пугая
изучены наши почти
бессмертья от края до края
успевший к отъезду иди!
уставшая ласточка улиц
не прячься пока по груди
извилины жил протянулись
у каждого – гол или бос –
неважно! окажется – что же?
откуда пришло началось?
напомни насколько похожи
у каждого – давний маршрут
троллейбуса или трамвая –
на каждого – помнится – жгут
невинные люди свивают.
IV
Я от вас никуда не уйду
только белые ветви в бреду
вам подскажут дорогу ко мне
да и то уведут в стороне
замерзающей синей волны
только мало такой стороны
я от вас никогда и ни с кем
только снежная грусть на виске
вам случится но в этих ли снах
наше дело опять сторона
эти поздние гости вольны
только много такой стороны
я не знаю надолго ли жить
на опушке звезду сторожить
лопоухий ледыш в колее
для чего я живу на земле
эти поздние ночи больны
на распутье (на распятье) такой стороны
я не знаю надолго ли знать
нашей тени ещё замерзать
придорожной росой у плетня
подорожней золой у огня
огорошенным нашим кострам
я не знаю надолго ли к нам
я не знаю надолго ли пить
что заломленной долькой копыт
в темноте увидав наугад
я не знаю надолго ли рад
нашей дружбе уставший когда
погасает у моря вода
я не знаю надолго ли быть
что летящие лики любить
что ломать обессилив навек
перебитые горлышки рек
нашей дружбе узнавшей когда
погасает у горя звезда.
V
Бог обращается к речи
Бормочу – на любой крест
наделю а потом врозь
бормочу – на любом мест
не считать а потом в рост
на тебя ничего нет
чтобы жаловалось узнав –
для пустыни храним свет
для пустынницы тень прав
на тебя не великий пост
на меня невелик чин
отпустите меня! прост
до изорванных тех овчин
если долго просить – знал
говоривший уже глух
если сразу простить – звал
недосказанный свой слух
или облако или лёд –
это значит одна мгла!
на обломке впишу – врёт
онемела и слог жгла
недосказанностью свинца
наше – только не зря не в зор
недосчитанностью конца
неразменностью до сих пор.
Февраль 1965
СТИХИ О МОСКВЕ
I
Не тревожит беда-лебеда
закатила белки слобода
и на гипсовой башне крутой
часовой принимает покой
наше время свеча и полынь
можно вымолвить или молчать
говорливую эту теплынь
до чего же люблю величать
угольками запёкшихся слов
на печи шевелится молва
на тебя телеграфный покров
надевают сегодня Москва
уцелевшие губы укрыть
на широкой кушетке прилечь
на тебя кумачовую прыть
ворохами дождя уберечь
человечеству нужен урок
чтобы чудилась говора таль –
отпечатай же свой уголок
на машинке «Континенталь»
или яблоко нам покати
чтобы слышали вечера крен –
возвращение стай впереди
городи разрешение стен.
II
Перечитывает школы
твердолобый карантин
пересчитывают пчёлы
вереницу паутин
запирают гармонисты
околесицу трибун
и выходит под расписку
Красной площадью горбун
или душу околпачит
или яблоню поймёт
разрешение чудачеств
положение широт
умирают оркестранты
тяжелеют голоса
и кремлёвские куранты
собирают адреса.
III
Перемирие горою
и толчёной крови вкус
недоверие не скрою
не ручаюсь не берусь
это первая считалка
от чего и ни к чему
или галочка гадалка
накрутила кутерьму
и тогда я не умею
переспрашивать урок
и речного Водолея
мимолётен мотылек
и от ласки улыбаясь
пригорюнилась молва
баю-баю голубая
черноморская волна
и табачных полукружий
утомительная тьма
и зачинщиков досужих
деревянные дома –
наша ртутная отсрочка
с ударением на нет
или ночи оболочка
проигравшая запрет.
IV
По Москве голубей рей
угорелые льды смут
по Москве главарей вей
угорелые льны жгут
я люблю ковылей ложь
воробьиный угар цвель
переулками лишь грош
перелесками лишь хмель
и гитарою до зорь
и заставою до стай
отгутарили кто зол
и заставит ли кто встарь.
Апрель – май 1965
3
* * *
Я сын без родины я человек без крова
в Перми пермяк одежду обменив –
проворожив над пряжею суровой
ещё судьбе скажу: не обмани
круги грачей сплетаются в морщины
вручите план врачуйте говоря:
«учитель спи!» – да притчами причины
а главный скиф король монастыря
ещё метель в часы переворота
ещё грозя едва из озорства –
куда же? дверью? двориком? ворота
и на прощенье первая верста
нас будут помнить ничего не зная
нам не понять мы проживём впотьмах
не обессудьте – в трёх шагах от рая
на третий день недолгая зима
на подоконник локоток убогий
смогу ли я откуда ни возьми
сказать о том что к времени мы строги
хоть устилаем путь ему костьми?
на первый раз не полагалось знаться
на долю снег на дольках апельсин
на долю боль – не полагалось браться
спасибо встречный тронуть упросил.
1965
* * *
Ты меня не занимаешь но толк
если месяц – хорошо хорошо
полюбили ненадолго не в долг
полюбили городи шалашом
ты меня не занимаешь молчи
не настолько знаменит некрасив
не настойкою пьяны горячи
косари поводыри караси
ты меня не понимай занимай
это надо же – на том берегу
запорожцами грести за Дунай
запорошены цветы на бегу
ты меня не понимай утоли
истомили увели увели
исполинами вели удали
Ипполитово люби улови
Ипполитово утешь утоми
проклинаю невелик недалёк
опалите – горячей на крови
уберите уголок узелок
что утеряно зову дозовусь
или терему косач глухарёк
или дереву сову татарву
или велено царёк уголёк
и малины старомодный отвар
у долины лиловей хуторов
и рябины не видать – здорова
и растёрта на крови вечеров.
1965
* * *
Когда вовсю гуляет самозванство
я старше вас хотя бы потому
что жить хочу и прячу постоянство
и ничего не спрашивал в Крыму
семиколечной обладая пробой
как лунь пуглив чего же пожелать
и чёрный уголь учредить попробуй
мне жить как жать а временами ждать
где канцелярским клеем свяжут злыдни
пустоволосый выгорел Борей
а что забыл и Богу не обидно
и ты Азов приятель голубей.
1965
* * *
Тавриды благодать теплее исподлобья
злопамятная глушь поверье ли тоске
ты руки протянул и вьётся в изголовье
зимы кручёный мел на грифельной доске
египетской сумой на столике укромном
и розовым вьюном табачного цветка
ты время подарил и поровну дворовым
ты жизни пожелал печаль моя легка
холодным серебром касаться переулка
ты радуге верни не в силах повернуть
осенние цветы ограды и прогулки
акации вокруг и некуда взглянуть
так будет же светла за то что называла
медлительным веслом венком и наконец
ты руки протянул и время миновало
и нежности своей жестокий образец.
1965
* * *
Так доверчиво прятать с другими
рукодельем растянутый зной!
победителя лживое имя
мелкой зыбью покрыто и мглой
в наше время любая потеря
умещается в малом ковше
чтобы тетерев звался тетерей
и таил недовольство в душе
наши сосны раскинулись вровень
у калитки трава широка
и лунатиков тёплые брови
треплют прядь моего парика
и торгуют цветы напоследок
и до самых верховий Днепра
надевают цыгане браслеты
и романсы поют фраера.
1965
* * *
Чужаки прощелыги красавцы
вашей спеси доверия нет
надо листьями мысли касаться
и смотреть несговорчиво вслед
надо жить начиная и вторя
не турецкою выдумкой крыш
не колючей грядой троеборья
проклинающей шаткий гашиш
надо жить начиная равняться
зимовать собираться навзрыд
и надуманным лаком богатства
не терзать доморощенных плит
чтобы видеть овалы понятий
наряду с неразборчивой мглой
и густые шары восприятий
укрепить настоящей смолой.
1965
* * *
Словно в зеркальце лето застыло
словно крошево проще подчас
так навязчиво здесь изобилье
васильков и зажмуренных глаз
для меня непростая затея
собирая тепло лепестков
услыхать что теперь горячее
позывные шаги моряков
что от синего всплеска фланели
и янтарного круга монист
по песку осыпает шрапнелью
полумесяца вяленый лист
иногда отгоняют соседки
удивленье и дым папирос
и маслин сухопарые ветки
не боятся щекотки стрекоз.
1965
* * *
Когда раскрывая окно
мы слышим кружение влаги
чернее стучит домино
и комкает груду бумаги
тогда за роялем разгул
и лозы послушны погоде
которую ливень согнул
и розу подслушал в народе
такая забота сулит
вторичные признаки света
и низкие клювы синиц
едва шевелят эстафету
и только изменится зов
незыблемых свитков рожденья
стрижи начинают с азов
и майских жуков наважденье
а вечером свежей травой
припухшей от жалости пятен
и рвущей зрачки синевой
раскованный гомон понятен
тогда тишине по плечу
корнями рождённого строя
качать нараспев алычу
и лето заполнить собою.
1965
* * *
Если взору вопреки
остывая без оглядки
вынимают маяки
черепицу всухомятку
что же думать и гадать?
и с тесьмою на запястье
вознамерившись плутать
появляется ненастье
мята просится домой
и сегодня нет причины
задержавшись по одной
заговаривать маслины
а какие поезда
донимали пассажиров
и линяли провода
и фуражки командиров
и какая красота
вниз по наволочке мокла
и зубрила суета
доморощенные стёкла
как по комнатным цветам
пробегало огорченье
и лучилось по пятам
всенародное прощенье
это к слову о таком
что считается излишним
нарядившись петухом
красный гребень точит вишня
что сегодня к пирогу?
ветка грецкого ореха
и на каждом на шагу
неизменная помеха
так не мешкай мешковат
и навязчив на поверку
километра киловатт
отвергающий примерку!
что за дьявольщина вновь
бродит позднею порою?
это катится вино
под горою пир горою
разве матери письмо
не доставлено почтовым?
не желает по прямой
шелковистая основа
у шелковиц и коряг
рядовых в строю Востока
удержала якоря
шестигранная морока
кашей гречневой крупой
пропитанием пернатых
на сегодняшний запой
обеспечены палаты
и тогда-то и тогда
оставаясь самозванцем
опрокинул города
лучевой задор пространства
стали вербы в серебре
целовать сухую поросль
полумесяц на ребе
переламывать укоры
словно косы косари
уронили на колени
словно стали звонари
перезванивать молебен
и размытые суда
между Тигром и Евфратом
собирались по садам
и по райвоенкоматам
и тогда-то в самый раз
босиком среди разлива
руки вскинув напоказ
затеряться в несчастливых.
1965