Зима

Зима

— День снова будет холодным, — сухо скрипит осипший голос Ветра.
— Лихолетье… Бесконечное лихолетье… — печалится тщедушное Деревце.
— Гасну! Я угасаю! Как же вы без меня?! — кричит в ужасе Солнце среди тлеющих углей Неба.
— Прощайте, замерзаю… — шепчет из последних сил Осока.
Мир застывает, звуки стихают…

***
Жаркое летнее утро. Город пробуждается, и по его зелёным улочкам уже рассыпается детский смех, играют в кронах деревьев солнечные лучи, там и здесь мелькают весёлые улыбки.
А в закупоренной мастерской художницы Йени Риори — безысходность, тоска, бессмысленное существование. Лишь огонёк в газовом рожке освещает бессонные штрихи.
Врывается Ветер, прекращает одержимое рисование. Окна закрыты. Откуда он взялся?
Страшно и холодно.
Поднимается снежный вихрь, спутывает длинные соломенные волосы, роняет краски, кисточки, мольберт. Прочные орнаменты паркета вытесняет тонкий лёд. Витиеватый туман прокрадывается сквозь щели в бездушных дощатых стенах, с упрёком заглядывает в выцветшие глаза. Жестокая зима, покинув холсты, разрывает обиходный переплёт в клочья.
Скалы, скалы вдоль, скалы поперёк… Пронзают пространство, словно острия кинжалов. Лавины захватывают подножия равнодушных гор. Едва видны несколько солнц — все они потухли, кроме одного, блекло-коралловый свет которого манит измученный взор Йени.
Ледяные оковы сдавливают грудь, больно глотнуть и малую толику воздуха. Беспомощность выливается в отчаянный крик. Его подхватывает и уносит с собой снежный ворох. Хрипота прожигает голос. Громкими шагами наступает глухота.
«Тик-так! Тик-так!» — с лязгом сокрушаются часовые стрелки с неба, рассекают тишину. Йени вздрагивает. Время остановилось. Пейзажи бездыханны.
Бессилие овладевает разумом, хрупкое тело теряет опору и исчезает под зыбким лоно замёрзшего моря. Кокон бездонной пустоты… Как же так? Жизнь пропала.
Вдруг высоко в пучине темноты загорается огонёк надежды. Он стремится к Йени, берёт её в свои объятия и вытягивает из мёртвой бездны.

***
Тепло помещения. Фантомы, брошенные полыхающими языками огня на деревянный потолок, меркнут под приближающейся тенью.
— Стиги? Как…
— Ты отдыхай, а я приготовлю завтрак, — Стиг укрывает Йени шерстяным пледом.
На потолке вновь приютились пылающие тени, а за окном медленно кружит снег.

***
Аромат свежего хлеба и крепкого кофе. Йени открывает глаза: Жостовский поднос с завтраком на журнальном столике.
И вот он, Стиг, рядом! Тот самый, родной Стиг. Ничуть не изменился его взгляд против далёкого взгляда, запечатлённого в сердце Йени много лет назад и хранимого всё это время по подобию старой фотографии. Трогательно-серьёзный тембр голоса звучит естественно и правильно. Волосы, чёрные как уголь, элегантно забраны в тугой хвост. Несмелая улыбка словно хочет что-то сказать, но молчит.
— Стиги, а мы где?
— Хм… Мы… Знаешь… Представляешь…
Замешательство в ещё не прозвучавшем ответе отражается страхом в душе Йени, и страх, побеждая любопытство, обретает беспокойно-ласковые тона:
— Не хочу ничего знать. Так хорошо с тобой. Ты только не исчезай, будь со мной, пожалуйста.
— Я здесь, — Стиг берёт Йени за руку.
Они смотрят друг на друга, и беззвучные слова-светлячки сияют в молчании. Всё ясно, всё не зря. Сердце Йени радуется. Она осматривается:
— Таким мы представляли наш будущий дом, помнишь?
— Да… Ну, как-то так… — улыбается Стиг.
Йени завтракает не спеша, по-настоящему чувствуя вкусы впервые за несколько лет. Пар от кофе создаёт мимолетные образы — воспоминания ушедших дней, заключая эфемерные мгновения в клетку вечности.
Снегопад за окном забывается в пируэтах, танцующему пламени становится тесно в камине.
— Скорее, теплые вещи! — Стиг выкидывает содержимое старинного дубового шкафа, обреченного стать тленом. — Вот, Йени, одень.
— Моё старое пальто! Твой подарок…
— Идём, идём!
Высокий стеллаж, полки которого были заняты сувенирами, альбомами с фотографиями, открытками, дневниками, крушится под силой огня. Огонь, не бросая пламени на ветер, стремится к двери, захватывая деревянные стены в вечный плен.
Стиг и Йени выбираются через окно, преодолевают клубы дыма. Горящий дом остаётся позади.
— Не оглядывайся, Йени. Ничего страшного, — спокойно говорит Стиг, оставляя на снегу один след за другим.
— Хрум. Хрум. Ох… Эй, вы! Осторожно там! Я вам не камни! — хрустит Снег под ногами.
— Ой, простите. Мы будем стараться ступать легче, — и даже голос Йени звучит легко.
— Ну, знаете ли, дорогой Снег, летать мы не умеем, — добродушно отмечает Стиг.
— Тогда плохи дела, — досадно шуршит Снег.
— Стиги, а давай снеговика слепим, как тогда в парке?
— Хм… У нас времени маловато.
— Конечно, у вас времени — как у лета снежинок! Даже не думайте. Что? Что вы делаете?! Оставьте меня в покое! Руки прочь!
Йени, задорно хихикая, уже скатывает снежный ком. Стиг разводит руками: «Снеговик — так снеговик». Слой снега — за слоем; ком — за комом. Результат веселья обретает образ — невеселый, однако. Он расплывается в коварной улыбке и сверкает на своих создателей недобрыми глазами. Послышалось его сиплое дыхание.
— Он что, живой? — Йени замирает в удивлении.
— Получился я такой же, как тот в парке? Чтó молчите? Не по нраву я вам?!
Вокруг него клубится дым в армию злобных привидений-снеговиков.
— Ха-ха, ой, я не могу…
— Стиги, что смешного? Нас сейчас в шары скатают и скинут с обрыва!
— Постой, ты только задумайся… Злóбный снеговик и его злóбная армия привидений-снеговиков! Ха-ха, просто ужасающе! Держите меня, не то лопну со смеху…
— Ну, да, как-то нелепо получилось… Нелепая лепка! — и Йени, поборов страх, тоже хохочет.
Снеговики останавливаются в замешательстве, не успев напасть на противника.
— Вы что, заледенели?! Схватите их и перенесите в царство туманов! — Гнев наносит штрихи на круглое лицо, искажая его, а Стиг и Йени всё сильнее заливаются смехом.
Ярость не пускает Снеговика. Теряя равновесие, он рушится сугробом на Снег, и Ветер раздувает его во все стороны.
С возгласами «Бедняга! Га… Га…» улетучиваются привидения.

***
Вокруг белым-бело, только сцепленные контуры гор прячутся в небесной тесноте. Холоднеет. Мир сникает под неведомой силой. Йени сжимает крепче руку Стига.
«Тик-так! Тик-так!», — разбивается воздух на части.
«Тук-тук!», — встревает эхо гулких шагов.
Звуки, лихорадочно повторяясь, сливаются в одном ритме.
Из снегов восстаёт мрачная башня, шпилем прорезает тускло-серое солнце, превращает его в огромные часы. Молниями падают стрелки на землю, осыпаются цифры градом.
Башня рушится, выкладываясь мраморной дорогой к ногам Йени и Стига. По ней шествует черное пятно. Оно приближается… И в нём уже проглядывается человек в черном плаще. Его голова опущена, и лица не видно из-под широких полей черной шляпы.
Сгущается белый туман. В нём исчезает всё, остаётся только человек. Вкрадчиво проникает в снежное марево его хриплый голос:
— Уходи прочь! Что ты ищешь здесь, Йени? Ещё немного, и тебе не выбраться. Я предупредил. Твой попутчик знает дорогу.
После сказанного, он оборачивается вороном и скрывается во мгле.
Стиг берёт Йени за руку:
— Идём отсюда.
— Стиги, я не понимаю… — голос Йени дрожит от страха.
— Лавина! Бежим!
Скорость Лавины не превзойти, да и спрятаться некуда. Силы на исходе; но в минуту отчаяния в белоснежное безучастие вмешивается Гора.
— Взбирайтесь на меня, — величественно обращается она к Стигу и Йени, придавая склону форму лестницы.
— Ух-ты, здорово! Мы тебе очень благодарны, дорогая Гора! Стиги, а помнишь, как… — поднимаясь, вдохновенная Йени поддаётся воспоминаниям.
— Может не надо мемуаров? Как-то мне не по себе, — осторожно намекает Стиг.
— Странное место, — грустно проговаривает Йени, опуская глаза.
— Вот и я думаю… — задумчиво подтверждает Гора.
— Соглашусь, — певуче рассеивается Туман.
Когда все ступеньки остались внизу, обиженная Лавина со словами «Ладно-ладно, сегодня не буду ворошить снега» отправляется восвояси.
— Осторожно! Колючее Облако! — предупреждает Гора.
— К земле! То есть, к Горе! — Стиг обнимает Йени, и они падают на каменистую поверхность.
Облако задевает гребень Горы.
— Ай! Ой! Больно! — возмущается Гора.
Облако останавливается, бросает ехидную фразу: «Раскинулись здесь, Горы! Тьфу на вас!» — и гордо уплывает прочь.
— Что это было? — спрашивает Йени.
— Облако… Колючее, понимаете ли… — стряхивая с себя кусочки поломанного гранита, отвечает задетая Гора.
— Интересно… Это с картины «Шипы в облаках». Прошу прощения, — Йени корчит виноватую гримасу.
— Предлагаю отдохнуть чуток, а после продолжить путь. Видишь, вдали виднеется ледяная Скала? В ней — пещера, в пещере — твоя мастерская.
— Откуда ты всё знаешь, Стиги? — хитро улыбается Йени.
— Доводилось бывать в этих местах.

***
Стиг и Йени шагают по тропинке меж высоких сугробов.
— Ещё немного — и, ура, мы на месте! — Стиг, держа Йени за руку, старается подбодрить её.
— Да, скоро, мы будем в мастерской! Стиги, смотри! Дом на Набережной! На третьем этаже наша квартира! Идём! — Йени сворачивает с тропинки.
В широком впалом ущелье плещется зовущее море. Массивные пласты шельфовых ледников застывают наперекор течению. Лишь один из них поддаётся власти волн и подплывет к высокому берегу. Знакомый балкон с вьющимися цветниками оказывается в шаге от путников. Дверь приоткрыта…
Тяжеловатый, но приятный запах духов, которые Стиг когда-то дарил Йени, наполняет помещение отголосками прошлого. Квартира выглядит заброшенной. Её мрачный вид не соответствует красочным воспоминаниям: стены побледнели в опустошённости; штофные портьеры утратили солнечный цвет и отдают теперь скучной желтизной; некогда узорчатая скатерть большого стола превратилась ныне в безобразные лоскутья; вместо хрустальной люстры на высоком потолке болтается лампочка на сомнительном проводе — она светит с перебоями, подчиняясь трели электричества; из мягкой мебели торчат пружины и перья.
Лейтмотив прошлого напрочь закрывает свои чугунные двери. Холодно. Слышно, как капает вода. Они идут в ванную.
— Странно, кран был неплотно закручен. Сейчас, Стиги, хоть руки погреем… Ага, тёплой воды нет. Брр! Ледяная!
— Тук-тук! Это я, ваш друг! — стучит в открытую дверь ванной комнаты карлик в сером колпаке, растянутой кобальтовой фуфайке, едва видной из-под густой длинной серебристой бороды, коричнево-зелёных штанах, заштопанных войлочных валенках.
— Вы кто? — ошеломлённо спрашивает Йени.
— Я? Я Домовой. Вернулись вы домой! Ой-ой-ой! — пританцовывая вприпрыжку, радостно тараторит карлик сверлящей тирадой. — Какое счастье! Идёмте на кухню. Здрасьте, здрасьте! — пожимает им руки. — Я заварил чай. Есть конфетки — «Сладкий май»! — Проходят в маленькую кухоньку, присаживаются за стол; Домовой разливает чай в фарфоровые чашки. — Посмотрите, как жилище приуныло! Ему грустно без вас было.
— Грустно?! — отзываются устрашающим воплем Стены. — Очень даже весело! А-ну, прочь отсюда! — и Стены грохочут.
— Ах, вы предатели! — злится Домовой. — Притворные доброжелатели! — прищурив глаза и сжав кулаки, топчет он ногами.
Стены расшатываются и рушатся, как в карточном домике. Проламывается пол. Домовой, повисший в воздухе, стараясь смягчить падение, берёт гостей за руки, и они приземляются на кованые лестничные перила, по которым скатываются на первый этаж. Отыскивают в обломках лазейку и выходят на шельфовый ледник, отплывший от берега в открытое море.
— Спокойно. Отдохните от забот. Будет вам парусный бот, — по-деловому объявляет Домовой.
Щелчок пальцами — и его крепкие руки перебирают летящими к нему досками и инструментами с ловкостью фокусника и быстротой ускоренной съёмки. В считанные секунды лодка состроена.
— Дорогие друзья, прощайте! По мне вы не скучайте, — подмигивает Домовой и испаряется.

***
Лодка причаливает к берегу. На его былую высоту нет ни единого намёка — он сравнялся с уровнем безмятежного моря. Стиг и Йени отправляются к пещере. Шаг за шагом, миг за мигом остаются в следах на Снегу. И вот, перед ними — вход в мастерскую. Секунды со снежинками кружат в воздухе. Стиг останавливается.
— Идём! Скорее! — тянет его за руку Йени.
— Прости. Мне жаль. Я не могу. Я всего лишь твоя иллюзия.
— Как? Ты не можешь быть иллюзией! Мы были вместе!
— Но я настоящий остался в прошлом.
— Ну, и ладно! Неважно! Пойдём со мной! Прошу тебя!
— Это невозможно, Йени. Пойми.
— Да ты здесь замёрзнешь!
— Я всего лишь странник, который исчезнет из этого мира после твоего ухода.
— Куда исчезнет? — Йени сжимает его развёрнутый воротник клетчатого пальто и обречённо смотрит в правдивые глаза.
Стиг с нежностью перебирает её локоны:
— В прошлое.
Осока перед мастерской пробивается из-под снега. Она, по-детски, дрожащим голосом, просит Йени, прижимаясь к её сапогу:
— Когда вернёшься, пожалуйста, нарисуй лето. Здесь всё гибнет от холода. Так давно не было лета…
Йени жалостливо смотрит на Осоку; поднимает взгляд на Стига: его образ озарён ярким светом, на лице — ласковая улыбка. Портрет прошлого размывается в отдаляющихся пейзажах. Краски перемешивает спокойный сиреневый Туман. А под ногами усталый Лёд превращается в талую Воду. Йени оборачивается и переступает порог мастерской. Стены замыкают вход.
Кругом темнота. Теперь она мешает. Душно. Йени распахивает окна. Пение птиц растворяет чёрную печать тишины в колоритных обертонах. Цветущее лето проникает в дремоту жизни, пробуждая её.

***
— День сегодня обещает быть тёплым, — звонким эхо раздается бодрый голосок Ветра.
Ярко-коралловое Солнце лучисто улыбается в ответ, купаясь в Небесной лазури.
— Прощай, суровая зима! — расцветает счастливая Осока.
— Новая жизнь! — басовито гудит Бражник, расправляя крылья.