«Сашка». Из цикла рассказов «Забытые берега»

Лето. Июль. Я стою с сыном в аэропорту у большого обзорного окна.

Снова и снова я вспоминаю эту историю. Она началась очень давно. Пока у меня есть немного времени, я вам расскажу ее…

Все началось с того, что отец должен был переехать ко мне со всем своим скарбом. Мы уже подготовили для него отдельную комнату в моей просторной квартире. Особенно его ждал мой сын Сашка. Отец был музыкантом. Он объездил много стран, а после смерти матери сдал свою квартиру в Москве и приехал жить на Волгу. Ну так вот… когда мы собирали вещи, я наткнулся на коробку. В ней лежали письма моего деда с фронта, фотографии, записные книжки, бумажки с адресами. Среди всего прочего в отдельном пакетике лежала маленькая бархатная коробочка с надписей на немецком языке и пионерский галстук синего цвета.
В один из вечеров я вошел в комнату отца.
— Папа, я все хотел тебя спросить. Помнишь ту коробку с твоими старыми вещами, среди них был пионерский галстук синего цвета?
Отец встал, вытащил из шкафа коробку и открыл ее.
— Это галстук немецких пионеров.
— Откуда он у тебя? Тебе подарили его на гастролях в ГДР?
— Ты знаешь сын, только сейчас я стал понимать, как мало уделял внимания тебе и маме. Мне всегда хотелось рассказать вам  столько всего, но гастроли, работа занимали много времени.

— Папа, ты талантливый музыкант! И мама всегда тебя понимала, любила, ждала. Она говорила всем, что ты особенный человек и что она главная мелодия в твоей жизни.
Тут я заметил, что отец вспомнил маму и опечалился.
— Пап, скажи, а как ты стал музыкантом, что на тебя так повлияло? Ты ведь жил в селе на Волге, откуда там могла появиться любовь к саксофону?
— Ты это верно сказал, жили мы в селе далеко от города и райцентра. В Астрахань ездили не часто. Бывало мать погрузит нас, детей, в лодку и причалит её к пароходу. Пароход фырчит, колеса крутит и тащит за собой по реке целую вереницу таких лодок.

Однажды недалеко от села стали строить лагерь. Мы радовались, думали, что это будет для детей. Но потом его окружили колючей проволокой, поставили вышки. Вскоре туда прибыла первая партия немецких пленных. Еще шла война. Отец мой уже год как погиб. Мы всем селом от млада до стара собрались перед колючей преградой и молча смотрели на этих фашистов. Вокруг стоял гул немецкой речи. Неожиданно пленные обратили на нас внимание и замолкли. Словно по чьей-то команде они тоже подошли к заграждению. Мы стояли молча будто две стены, два мира и смотрели друг на друга. Я почувствовал как рука матери сильно сжимает мое плечо. Я не знаю, сколько бы это длилось, но тишину разорвала команда — «schnell wieder in ihre Kasernen!». Толпа пленных неспешно разошлась по баракам.
Через некоторое время все свыклись с тем, что рядом с нашими домами поселились немецкие пленные. Они работали на полях, на строительстве хозпостроек в колхозе. Часто было слышно, как вечером в лагере играла музыка.

Надо сказать, что колючая проволока огораживала лагерь только по земле. Вдоль реки заграждений не было. Мы часто видели, как немцы купаются, стирают в реке свои вещи, но подходить к ним боялись.

Однажды я сидел с удочкой на берегу. Неожиданно за спиной я услышал голос — Oh! Fisch! Fisch!
Я обернулся. На берегу стоял один из пленных немцев. Он был худой, высокого роста, светловолосый. На вид ему было лет двадцать пять. Увидев, что смотрю на него, он улыбнулся.

Мы часто обсуждали с друзьями, как убежим на фронт убивать фашистов, мстить за своих отцов и братьев, а тут вот он стоит фриц, улыбается, гад. Я вскочил, схватил булыжник и замахнулся. Немец быстро перехватил мою руку и произнес: — Гитлер капут, война плёхо!.
Как только немец ослабил хватку, я отбросил булыжник и отбежал в сторону. Пленный поднял брошенную мной удочку, осмотрел ее, а потом стал пытаться забрасывать ее в реку. Каждый раз у него получалось неудачно. Он, то наступит на крючок, то зацепит за траву.
— Не кидай так, за ветку зацепишь! — крикнул я с высокого берега.
Но было поздно. Леска с крючками и грузилом уже висела на ветвях ивы.
— Ты дурак? — крикнул я ему
— Ein Moment, — ответил фриц и помахал мне рукой.
Он взобрался на поваленное в воду дерево и стал осторожно пробираться по его корявому стволу. Сделав еще пару шагов, он вдруг замахал руками, и с криком плюхнулся в воду, как раз в то место, где начинался глубокий яр.

— Hilfe! Hilfe! — немец кричал немец захлебываясь водой.
Я стоял и смотрел как уходит под воду враг! Немец то пропадал под водой, то вновь выныривал, пытаясь схватить ртом воздух. Течение уносило его все дальше от берега. Вот он вынырнул опять и я неожиданно поймал его взгляд. Не знаю почему, но я с разбегу бросился в реку.

Немец лежал на спине, я выжимал свою рубашку.
— Спасибо! — произнес он на русском языке.
Я встряхнул свою рубашку и повесил ее на ветки дерева.
Немец вытащил из кармана документы и фотографию, разложил их на траве. Я прошел мимо, и как бы невзначай посмотрел на фото.
— Это есть моя фамилия — тихо произнес он
На фотографии за большим столом сидел немец, молодая девушка и двое детей.
Немец указал пальцем на фотографию.
— Эльза, Макс, Дитер.
Потом он ткнул пальцем себе в грудь — Александр, а ты имя как?
Я стоял и молчал. Потом все же произнес, будто выдавил из себя:
— Александр.
— Nein, ich bin Alexander, произнес немец
— Меня тоже зовут Александр, Сашка!
—Ты имя тоже Александр? — спросил удивленно немец и рассмеялся.
Потом посмотрев на меня, произнес:
— Я не стрелять, я не убивать, я Funker, телефон, Zentrale, hallo, hallo, понимать меня?
Я все понимал, что он говорил. Мне было очень больно и обидно, что я спас врага, который, возможно, стрелял в моего отца.
Сорвав с ветвей свою рубашку, я убежал прочь.
Прошло несколько дней. Я с друзьями сидел у забора, и увидел, как по дороге возвращались в лагерь с работы пленные. Вдруг один из них остановился и крикнул.
— Привет, Алекс! — и помахал мне рукой.
— Это ты Алекс? — спросил меня Вовка.
— Кто этот немец? — вновь спросил Вовка.
Я молчал.
— Да гад, как и все они. Я бы его и всю семью к стенке, — со злобой произнес Руслан.
Тут я вскочил и крикнул: — Не гад он, он связист, телефонист был в штабе и семья у него есть, жена и два сына.
—Ты то откуда знаешь? Спросил Рустам и тоже встал.
— Он сам говорил мне
— А ты что немецкий знаешь?
— Знаю.
— Врешь ты все.
— Ничего я не вру! Когда я его из реки вытащил, он сам мне рассказал.
— Ах ты, фашиста спас!
Рустам ударил меня кулаком в грудь. Я ему тут же ответил. Между нами сразу завязалась драка.
Утром в школе учитель обратил внимание что у меня и Рустама на лице ссадины.
— Вы, молодые люди, что-то не поделили? Или за девушку заступились?
— Николай Иванович, Сашка немца спас в реке и получил за это! — крикнул кто-то из класса.
Николай Иванович, подошел ко мне. Я хотел встать.
— Сиди, сиди. Ты все сделал правильно, ты совершил настоящий геройский поступок. Ребята, мы должны показать всему миру, что мы не такие как они. У нас есть честь, совесть. Советский человек должен оставаться таковым и в бою и в труде. Враг еще не разбит, но мы уже гоним его с родной земли, освобождая Советские города и села. Немцы понимают, что война проиграна и сдаются в плен. Ты Рустам помирись с Сашей, и чтобы я не слышал, что кто из вас дерется. Драться нехорошо.
Вскоре обида забылась и мы вновь дружно всей гурьбой носились по улице, купались, кололи рыбу в весенних полоях.
Приближался первомай.
В клубе готовили выступления. Наш класс должен был петь песню «Широка страна моя родная». В день выступления я пришел в клуб одним из первых. Оказалось, что в числе выступающих был оркестр военнопленных. Я видел, как в одной из комнат клуба репетировали пленные. Их было человек семь. Среди них я заметил того самого немца. Он играл на саксофоне. Увидев меня, он подмигнул мне.
— Еine Pause für zehn Minuten! — громко произнес дирижер. Музыканты сложили свои инструменты и стали выходить из комнаты на улицу.
Все вышли, немец остался.
— Алекс, иди сюда, — тихо позвал меня знакомый немец.
Я вошел в комнату.
— Саксофон, — произнес он, показывая мне инструмент висевший на ремне у него на груди.
Потом он взял его в руки и проиграл мне мелодию.
Тогда я впервые услышал этот божественный и неповторимый звук.
— На, пробуй! — сказал он и протянул мне инструмент.
Я дунул в него. Но звук не получился
— Нет. Так правильно, –немец несколько раз дунул в мундштук и извлек мелодию.
Я попробовал еще раз.
— Gut, wieder! — немец улыбнулся.
С каждым разом получалось все лучше и лучше. Я не заметил, как вокруг меня собрались остальные музыканты.
— Gut gemacht, gut sich herausstellt. Lernen, das Saxophon zu spielen. (Молодец, хорошо получается. Учись играть на саксофоне).
— Pause ist vorbei! — Вновь громко произнес дирижер и музыканты взяли свои инструменты, а я вышел.
Репетиции пленных в клубе проводились два раза в неделю. Я с нетерпением ждал этого дня. Каждый раз приходил до репетиции и немец учил меня играть на саксофоне. Мы с ним часто разговаривали. О войне мы не говорили. Немец мне рассказывал о своей семье в Германии, как любит свою жену и детей. Что вернется и расскажет о том, что подружился в России с мальчиком.
Летом я научил немца плавать, ловить рыбу. Он рассказал, что живет в небольшом городке. У них реки нет, поэтому плавать он не умеет.
Прошел год. Дружба с немцем продолжалась. Я уже хорошо играл на саксофоне. Еще через год я уехал в город, в училище.
Перед моим отъездом немец сказал, что возможно тоже уедет домой в Германию. На прощание он мне подарил коробочку из красного бархата. В ней лежал набор тростей для саксофона, каждая из них завернута в тонкую бумагу со всей немецкой педантичностью.
Домой приезжал редко. Потом армия, консерватория.
Как-то осенним днем я перебирал личные архивы и нашел адрес: Германия, Эссен, Вайсенштрассе… да это адрес того самого немца.
А что если я найду его? — подумал я. Вот было бы замечательно найти, поговорить с ним. Сказать спасибо за то, что открыл для меня мир музыки.
Я тогда нашел школу в Эссене и написал ученикам письмо. В ответе они написали, что постараются найти моего знакомого и прислали в знак дружбы вот этот синий галстук пионеров ГДР. Вскоре пришло письмо, что Александр Крюгер после раздела Германии оказался на территории ФРГ. Искать кого-то в Западной Германии в то время было невозможно. На этом мои поиски окончились.
— А что, папа, может поискать его сейчас? — спросил я отца
— Прошло уже много лет, возможно его и в живых нет, — с сожалением ответил он
— Да, но дети? — не унимался я
— Ох сынок, я и адресов даже не помню, да и времени прошло столько, — с тоской произнес отец.
Мы с отцом до самой ночи перечитывали письма немецких пионеров, записные книжки, искали адрес. Но увы…
Мои поиски, запросы продолжались почти полгода. В итоге я нашел двадцать пять человек с именем Дитер Крюгер и тринадцать с именем Макс Крюгер. Всем им я отправил письма. В которых рассказал историю о дружбе пленного немца и русского мальчика.
И вот в один из дней на электронную почту пришло письмо. Прочитав его я понял, что нашелся Дитер Крюгер, сын того самого пленного. Он написал, что его отец попал в плен, был отправлен в лагерь для военнопленных в Таболе под Астраханью. Через несколько лет вернулся в Германию. После раздела они оказались на территории ФРГ. Отец часто рассказывал про то, как мальчик из России, у которого отец погиб на фронте, спас ему жизнь, а потом стал другом. Александр Крюгер умер в девяносто первом. Сыновья живут в Германии. Старший Макс, работает врачом, а младший музыкант-саксофонист, как и его отец. Он очень рад, что мой папа жив и помнит того немецкого пленного. А еще узнав, что мой папа тоже музыкант и играет на саксофоне, был бы рад сыграть дуэтом с моим отцом.
Один раз мы даже общались по телефону. Я правда язык знаю плохо, но эмоции передавались на расстоянии без перевода.
Вот теперь я стою в аэропорту у большого обзорного окна. Нет, я никуда не улетаю и не никого не провожаю. Я встречаю самолет из Москвы, на котором должны прилететь дети того самого немца Макс и Дитер со своим сыном.
Вот и вся история. Возможно, вы ждали чего-то таинственного и загадочного? Но эта история о простой человеческой чести и совести. О загадке нашей широкой русской души.