О книге «Пространство вытеснения»

«И Германия смотрит в меня…»

О книге стихотворений «Пространство вытеснения» из серии «Поэты русского зарубежья» изд. «Супер», СПб 2017.
Обычно не тяготевший к философским рассуждениям прапорщик из моей армейской жизни, отправляя на выполнение внеочередного наряда, любил повторять: «Время идёт, ситуация меняется, но пространство уборки казармы неизменно». Правда, после этого он обычно советовал быть проще, а к пространству относиться тщательнее. Советы мудрые, наверное, потому и остались в памяти. И вспомнил я их, глядя на обложку книги стихотворений «Пространство вытеснения», изданную в серии «Поэты русского зарубежья».

Пространством вытесненный с родины моей или с того, что раньше ею было, топчу асфальт за тридевять морей. И, словно пуля в дых, — гиперборей толкает в грудь с неистовою силой.

Можно ли считать ключевыми для всей книги строки из этого стихотворения Виталия Шнайдера? Вероятно, в какой-то степени, да, хотя, каждый из четырех авторов (кроме творчества Шнайдера в книге представлены стихи Михаила Аранова, Сергея Викмана и Ольги Кудрявцевой) говорят о заявленной теме по-своему, талантливо и оригинально. Вытесненные пространством родины, но оставшиеся в пространстве родного языка, они настойчиво и тщательно вживались в новую реальность, не теряя достоинства и стараясь реализовать себя по максимуму даже там, где надежды стремятся к минимуму.

Я стою перед ней, и Германия смотрит в меня. И нестройными прядями долгих дождей оплетает. Или взглядом небес в чистом свете осеннего дня провожает то облачко, что неуверенно тает. Вот румянцами крыш черепичная встала броня. Вот линейностью Schnellweg* натянуты туго поводья. Я стою, словно перст. И Германия смотрит в меня. И за что полюбить — по глазам вижу я — не находит.

Это Ольга Кудрявцева обменивается долгим, оценивающими взглядами с окружающей действительностью, пытаясь заглянуть сквозь черепичную броню новой среды обитания. Но и та, в свою очередь, смотрит, оплетая «прядями долгих дождей». И взгляд этот явно лишен сентиментального тепла. Прагматичная прямота скоростных магистралей сродни прямоте задаваемых вопросов и нескрываемо вежливо-пренебрежительных ожиданий скорейшей адаптации и превращения в усредненную единицу среди тысяч подобных. Безлико-требовательный «орднунг» пространства вытеснения, прежде всего, стремится удалить, выдавить из души самодостаточность непохожести, неординарность, которая мыслит и существует, анализируя и сопоставляя. Это — лишнее. Главное — быть, как все, и поменьше рассуждать, потребляя усредненность жевательных реалий. Это трудно для тех, кому в пространстве важны не только прочность оснований, но и прозрачность (а, может, призрачность) небесной высоты. Не об этом ли пишет Михаил Аранов?

…Куда ведёт меня тропа своей железной колеёю? Турецкий рынок, синагога,
убогий православный храм. И к Богу долгая дорога по неисхоженным следам…
…Как в час затишья после боя помянем. Бог и с ней, и с ним.
А завтра — встретимся толпою, но с горькой чаркой погодим.

И ему вторит Сергей Викман, чей стих с энергичной непокорностью и раскрепощенностью пробивается сквозь будничную ограниченность пространственной суеты:

взбегают пальцы от запястий до сникших плеч преодолением несчастий
и прошлых встреч ты держишь паузу в движении замолкнув вдруг
несостоявшихся прощений порочный круг

«Талант есть чудо не случайное» — провозгласил когда-то Евгений Евтушенко, и, вслед за ним, можем добавить, что не случайно четыре таланта, объединившись, издали чудесную книгу. Тем самым, продолжили традиции своих предшественников-авторов русского зарубежья, остававшихся верными родному языку и литературе. Представив свойственное русской поэзии стилевое и тематическое разнообразие, проявив оригинальность образных систем, метафорических и стилистических приемов. Авторы в своем творчестве не похожи друг на друга, но их объединяет острое желание высказаться, поделиться своими мыслями о прошлом и настоящем (и о будущем тоже), передать свои чувства, в которых любовь и разочарование вместе с надеждами и воспоминаниями создают неповторимое поэтическое настроение. И всё это под девизом «невзирая ни на что». Вот, как трогательно и пронзительно пишет о любви (той, что была, но, возможно, еще будет) Виталий Шнайдер:

Мир без нее как будто потускнел — с него содрали лак и позолоту.
Прошла контроль и вышла к самолету, не помню точно, в среду иль в субботу,
А я курил и долго вслед смотрел. И потянулись россыпи ночей
Тоскливо-долгих, темных, одиноких.И понял я, что счастлив был лишь с ней
Средь суетности и мерцанья дней, теперь таких немыслимо далеких.

Они были успешны дома и, преодолевая сопротивление пространства, времени и сурового жизненного материала, сумели реализоваться на новом месте. Викман и Шнайдер редактируют популярный журнал и интернет-портал, у Аранова совсем недавно вышла большая книга прозы в Санкт-Петербурге, несколько новых публикаций появилось у Кудрявцевой… Но, как для каждого творческого человека, им важно и необходимо ещё и ещё раз донести до читателя свои сокровенные переживания, тем самым объединяя пространство вытеснения с необозримостью простора чувства и мечты. Теряя границу меж ними, и находя её. Сергей Викман об этом говорит нежно, чутко, но, в тоже время, неистово:

Что вы что вы все это безделица так граница от жизни до не. Это снег наметает метелица засыпая на вашем окне что вы что вы все это лишь шутка так под утро похмельная блажь это ветки качаются чутко принимая налипший багаж что вы что вы все это насмешка так скользящая тень фонаря это снова пытается пешка хоть чуть-чуть походить на ферзя

Пространство вытеснения для авторов столь же бесконечно, как пространство духовных поисков, в котором Добро противостоит Злу, и граница между ними не зависит от места проживания. Ибо она в наших сердцах, в наших душах и на страницах стихотворений этой удивительной книги, которая не сомневаюсь, станет событием литературной жизни не только русского зарубежья. И в подтверждение — строки Михаила Аранова, лирический герой которого ищет Человека. Во времени и пространстве. И надеется на встречу.

Этот приговор — наповал. Но я хлеб у детей не крал. И не крал я цветы с могил.
И у нищих не крал пальто. Может, Бог бы меня простил, если б было за что.
И в смятении, в желтом бреду сам не знаю, куда иду. И на чью-то беду.
И на чью-то беду. На кого-то такого же вдруг набреду.