Неслыханная дерзость

Каждый раз, засыпая, я с содроганием и тоской вспоминаю ярчайший день в своей жизни, день, когда я и мой дурашливый подвиг юнца прогремел на всю страну. Как сейчас помню, то была весна, и я, Егор Евтифьев, сидя за партой с Женькой Десницким, откровенно скучали на уроке алгебры. В открытые окна, тревожа белоснежные шторы, задувал прохладный ветерок, решив сжалиться над нами в этот солнечный день. Оставалась пара недель, и все контрольные были сданы и можно было бы смело перевести дыхание, так как одиннадцать классов были бы позади, и мы вступили бы в новую, студенческую жизнь. Кто-то скажет, что студенческая жизнь и не жизнь вовсе, а беспрестанная мука, но я считаю, что любые жизненные перемены идут человеку только во благо, и никак не на оборот.
Да, тогда была середина урока, который вела молоденькая веснушчатая Вероника Андреевна, чертив мелом какие-то мудрёные таблицы по тригонометрии, а я же, втихомолку болтая с Женькой, услышал от него:
— А давай устроим шумиху?
— Ну, встормошить наших действительно бы не помешало. Но как?
— Готов поспорить, что тебе не хватит духу поцеловать училку.
— Бьёшься об заклад? — спросил я, усмехнувшись.
— Бьюсь.
— На что?
— На символические сто рублей и на твоё спорное мужество.
— Ах, даже так… Сотовый при тебе?
— Ты в самом деле решишься? Я же пошутил!
— А я плохо понимаю такие шутки с подковырками. Приготовься снимать.
И я, решительно встав из-за парты, пересёк три стола, увидел удивлённые взгляды девчонок и, подмигнув им, подошёл к Веронике Андреевне. Как сейчас помню, она благоухала тонко ощутимым парфюмом, и, как я понял только с годами, от неё веяло таинственно-притягательными фиалок и прекрасными травяными нотами, которые сразу затуманили меня, не дав до конца осознать, что я собираюсь сделать.
Да, помню, я отчего-то дрожал, должно быть от своей ребяческой неуверенности, но стоило мне только взять учительницу за мягкую руку, развернуть её и посмотреть в глаза, как я потонул в них и поддался некоему порыву, коснувшись своими устами её гладких уст.
О боги, что это был за поцелуй! У меня даже сейчас, спустя так много лет всё нутро переворачивается от её дивных шероховатостей губ, оттого, как моя щека чуть касается её чувственной щеки, как я своим носом ощущал её чуть острый нос и то, как я чувствовал на своих устах её фруктовую помаду. Я не знаю, как долго мы целовались, но ни я, ни она тогда не шелохнулись по причине того, что я был ошарашен своим счастьем и глубоким удовольствием, а она, должно быть, была застигнута врасплох и тоже была под большим впечатлением от юнца, посмевшего на такую дерзость.
Но что это был за поцелуй — легенда! Я могу бесконечно нахваливать ту юную учительницу, которая, как мне сейчас кажется, никогда не была целована, и которая, как мне думается, вместе со мной испытала в то чувственное мгновение и невероятный прилив живительной силы с сильнейшим вожделением. Помню, я не хотел отпускать её за руку, не хотел отходить ни на шаг и с болью понимал, что этому невероятнейшему мгновению (увы!) когда-нибудь придёт конец.
Как вы думаете, как тогда отреагировали девчонки? Они прокричали, что я дурак! А парни загоготали и поддержали меня хлопками, но мне было не до всего этого, нет! В то желанное действие я в сердце боготворил эту девушку за то, что она не оттолкнула меня, что резко не отвернулась, и за то, что словно бы сама прочувствовала всё это вместе со мной, поддавшись чувственной ласке губ.
И когда я чуть отстранился от неё, то не смог скрыть своё раскрасневшееся от пылких и внезапных чувств лицо, но что дальше! Она тоже зарделась от безгреховной страсти и, пряча от меня взгляд, обернулась на детей и увидела, как всё это время Женька Десницкий снимал нас на камеру своего новенького сотового.
Нас освистали, над нами смеялись, девчонки от зависти визжали, а нам было всё равно, мы были далеки от этой мелочной суеты, потому что я и она пережили самое чудное мгновение в своей жизни. Это было самое прекрасное действо, что было у меня за всю насыщенную приключениями жизнь. Но, как известно, у всего имеется начало, развитие и конец. А развилось всё в невероятный казус, отчего на моём лице несколько месяцев подряд был неподдельный стыд, а Веронике Андреевне пришлось хорошенько объясняться перед особенно ревнивым мужем.
А случилось следующее. Мой друг, Женька Десницкий, посмел, не спросив меня, выложить видео поцелуя и реакцию наших учеников в социальную сеть, где оно начало неотвратимо и упорно набирать просмотры. Всё началось с десятков, затем сотен, и дошло… Да, это немыслимо. Дошло до миллиона и продолжало собирать непрошенных свидетелей, тех, кто дивился, кто ужасался, кто с омерзением отмахивался и тех, кого это зрелище проняло до глубины души, задев за живое.
Видео отчего-то стали удалять с разных ресурсов, наверное, из-за стыдобы происходящего, но оно успевало перекочевать из устройство на устройтво, с сайта на сайт и в итоге в России, за кротчайший месяц, были лишь единицы, кто не знал о случившемся в московской школе.
Мой необдуманный поступок многих не оставил равнодушными. Моя властная мать устроила мне взбучку вместе со строгим отцом, воздав по заслугам, мол, семью опозорил и выставил на свет! Меня вызвали к столичному министру образования, где я, краснея, стал глупо оправдываться за себя и за учительницу, пытаясь гнуть своё и твердить, что всё это было лишь невинной шуткой. Но в глубине души я сознавал одно и точно: я пылал всепоглощающей любовью к Веронике Андреевне, и я с улыбкой смиренно клонил голову вниз, выслушивая причитания и обвинения, но в тоже время невероятно радовался, что моя тяга не уткнулась в холодную стену безразличия, что и она тоже прониклась священными чувствами ко мне.
В здании министерства образования меня протащили через многих старых и ворчливых тёток и, когда они все собрались вместе с министром, деловито сидящем за столом и с лёгким презрением пилящим меня, я решил пойти ва-банк.
— Знаете что? А между прочим мы с Вероникой Андреевной, с которой мы сладко и чувственно поцеловались, влюблены.
В первое мгновение никто не обратил на мои слова никакого внимания, потому как до этого я прибегал ко многих словам, чтобы только всё это побыстрее закончилось. И когда смысл сказанного мной и глубина, опасная глубина дошла до сознания министра он, отпив принесённый секретаршей чай, на выдохе вспрыснул напитком и обдал им важные бумаги.
— Как?! — воскликнул он, давясь и кашляя, — Но так же нельзя, народ же и так чокнулся!
В это время секретарша помогала ему, или же лишь делала вид, что помогает, вытирать важные и влажные бумагами, которые напрямую касаются моей, и не только моей участи. Лица остальных присутствующих в подтверждение изумлению министра были теперь не каменно-ненавистные и обвинительные, а ошарашенные до глубины души. Для них это было невиданно, и они, отрицательно качая головами и зловеще шепчась, обалдевали от происходящего.
— Что же ты молчишь, Егор? Ты же пошутил, верно? — мужчина криво улыбнулся, думая, что сейчас я сдам назад.
Но вместо этого я лишь медленно крутанул головой право, затем влево и твёрдо ответил:
— Нет. Это не шутка.
— Но общественность! — завопил он, хватаясь за голову. — Социальные сети с ума сошли! Только о вас двоих и тараторят! Если это прознает народ, то неминуемо произойдёт…
— Общественный резонанс. — ответил кто-то из женщин.
Глаза министра в ужасе взлетели на лоб. Он с силой сжал обе губы и подумал о президенте, о том, что он скажет, и о том страшном, что он может сказать, и то, что и его тоже приплетут в эту историю и осудят. Но самое ужасающее, что дошло до его возбужденного рассудка, так это то, что его могут сместить с тёпленького местечка, с такого верховного поста из-за какого-то легкомысленного мальчишки.
Министр образования, поддавшись нахлынувшим как снег на голову эмоциям, оценив всё происходящее и поняв его значимость, потерял сознание.
Должно быть вы подумаете, что на этом всё? Что это и есть высшее развитие такого положения? Но нет. Казалось бы, спустя полтора месяца событие должно было бы улечься и скрыться в тени более интересных, но и опять нет. Как вы помните, у этого злополучного видео налетело огромное количество просмотров, и, как потом выяснилось, среди свидетелей было подавляющее число молодёжи. Я говорю молодёжи, а не сверстников, потому как я уже в другом возрасте, и ещё потому, что кроме стыда и всё же несомненного тёплого чувства от воспоминаний меня ничего не связывает с тем юнцом Егором Евтифьевым, этим нагловатым мальчишкой, о котором я то и дело думаю с улыбкой, понимая, что когда-то был им.
Знакомо ли вам такое понятие, как флешмоб? Вкратце, если позволите, объясню. Флешмоб, это направленное движение и идея, подхваченная толпой, среди которых были ученики школы, как мальчишки, так и девчонки. Через социальные сети находчивые люди нашли друг друга и объединили усилия, чтобы устроить флешмоб, спланированное действие в одно и то же время. Ох, неужели я осмелюсь спустя столько лет опять окунуться в прошлое и раскрыться перед вами? Да, осмелюсь, потому как во мне не до конца изжился прежний Егор Евтифьев.
Произошло и грянуло как гром следующее: с утра пораньше на уроках многих школ наиболее бойкие юнцы вызвались и переступили через себя, с жаром начав целовать учителей. Это было всеобщее безумие и всеобъемлющая паника. Они непросто целовали учителей, нет, они совершали это действие обдуманно и были словно объединены общим призывом добиться чего-то высшего своим действием. Ученики целовали наиболее приятных учителей с чувством, будто бы подражая мне, который в то время окончательно свихнулся от происходящего.
Да, вначале в Москве, затем по всей России ученики начали целовать своих учителей. В молодёжном слое населения произошёл тот самый общественный резонанс, которого отчаянно боялись люди из министерства образования. Но они были бессильны перед волей народа. Новости разрывались, записи в социальных сетях без конца набирали лайки (одобрение) и с остервенением репостились (пересылались) до критической точки, когда уже каждый, абсолютно каждый не прознал о своеобразном молодёжном движении.
И всё в конце концов воплотилось в то, что в один день в году был праздник, когда наибольшие смельчаки по договорённости в знак почёта и уважения стали целовать учителей в щёку за признательность, за дарованные знания, за поддержку и советы, за душу, вложенную в них и за несомненную любовь к другой, более юной жизни. После тех отгремевших событий поцелуи учителей не расценивались как нечто неподобающее и негативное, а скорее, как знак несомненного и заслуженного внимания.
А что до нас, до меня с Вероникой Андреевной? Ну, на этом моменте я с удовлетворительным вздохом сообщу, что с тех пор много воды утекло и уже как три десятилетия я живу с ней душа в душу, гармония в гармонию. Она доверилась мне и отдала своё сердце, и это взаимно. Иногда мы позволяем себе поделиться теми странными временами и шёпотком друг до друга донести новые подробности тех мгновений. Да, уже потом она мне призналась, что тот поцелуй и её тоже не оставил равнодушной; ну ещё бы!
Всё имеет как начало, затем точку развития и конец. Я был глупцом, это бесспорно, но я с годами понял, что в молодости юные особы непременно должны позволять себе приятную свободу легкомысленности, потому как порой она в хаотичном порядке способна в корне изменить жизнь и соединить желанные и тянущиеся друг к другу судьбы, скрепив их союз раз и навсегда.