На самом интересном месте

— Тебе было хорошо?
— Да, конечно.
Кирилл закурил сигарету, не поднимаясь с кровати. Инга, взмокшая от пота и едва переводившая дыхание, обернулась к любовнику с усталым взглядом.
— Нам надо расстаться.
Инга, прекрасная собой во всех отношениях девушка, не поверила своим ушам. С ней никто никогда не расставался, особенно так, что называется, «на ровном месте». Она жила с чудаковатым Кириллом уже полгода, и, как ей казалось, жила, убаюканная долгожданным счастьем.
Кирилл не мог похвастаться молодостью. Он принадлежал к тем людям, что стареют как душой, так и телом раньше положенного, а потому нельзя сказать, сколько в точности ему лет. Кирилл — замкнутый, нелюдимый человек, всегда предпочитавший домоседство шумным компаниям, порой становился ужасно импульсивным и принимался запальчиво объяснять какие-то теории, которые он, очевидно, выдумал сам.
«Видишь, — мог вскрикнуть Кирилл в самый разгар фильма, — видишь это?»
В такие минуты Инга ёжилась от своей глупости и непонимания очевидных для возлюбленного вещей. Она помнила материнскую мудрость — «молчи — за умную сойдёшь» — но Кирилл не давал ей такого шанса.
— Что? — Боязливо спрашивала девушка, зная, что этот вопрос вызовет раздражение.
Тогда Кирилл ставил фильм на паузу и говорил:
— Неужели ты не понимаешь? Вот! Вот — самое интересное место. — И выключал фильм.
— Но мы же не досмотрели, — недоумевала подруга.
— Дальше будет только хуже. Всё нужно заканчивать на самом интересном месте, понимаешь?
Инга, конечно же, не понимала сумасбродного мужчину, но тот неуклонно придерживался своих правил: пара вставала в кульминационных сценах в спектаклях и выходила прочь, уходила из музеев, наткнувшись на какую-нибудь занимательную, или «самую интересную» картину, выбегала из цирка, стоило фокуснику показать свой лучший номер.
Инга чувствовала недосказанность и неудовлетворенность, какую испытывают женщины, способные к вагинальному оргазму и не получающие его. Кирилл же ликовал и воодушевлялся всякий раз, считав, что он всё делал правильно, и «лучше запомнить на интересном месте, чем разочароваться в конце».
Несмотря на мировоззренческие противоречия, пара образовалась крепкая и даже образцовая. Захожие друзья и родственники хвалил молодых, пророча им большое будущее. Инга несомненно больше проводила время в разных компаниях и порой одна, в то время, как Кирилл занимался умозрением, лёжа на кровати с сигаретой во рту.
Так случилось и теперь.
После великолепнейшего секса, от которого у Ингы скрючивало пальцы ног, Кирилл заявил: «надо расстаться».
Инга догадывалась почему — всё из-за дурацкой теории про «интересное место» — но она и подумать не могла, что однажды принципы её возлюбленного обернутся против неё.
Поначалу она лежала молча и обездвижено, как лежит человек, завидевший невдалеке опасного хищника. Затем оцепенение прошло, и девушка принялась объясняться Кириллу в любви, говорить, что так нельзя, и «счастье — оно же птица, упустишь и не поймаешь».
— Будет только хуже, пойми. — Кирилл оставался непреклонен. — Ты сама знаешь.
— Что ты всё со своей теорией, как дурак.… С письменным термосом, или как там!
— Торбой, — мягко поправил Кирилл.
— Ой, простите! — Инга металась голой по комнате, словно кошка, нагадившая на хозяйский сапог. — Я же не такая умная! Не такая начитанная!
— Инга, — устало парировал Кирилл.
Инга не знала, что делать. Она ещё не успела принять душ после секса, но уже принялась демонстративно бросать свои вещи в большую спортивную сумку, с которой приехала полгода назад. Но стоило хоть одной вещи оказаться не на своем месте, как к горлу подкатывал ком, который становился всё больше, пока не скатился слезами по её щекам.
— Давай попробуем ещё. — Умоляла она, держа Кирилла за руку и глядя прямо в глаза. — Может, это не самый интересный момент? Может, в нашей жизни будет столько всего хорошего? Я люблю тебя, ты любишь меня. Ты же любишь меня?
— Люблю, — холодно отвечал Кирилл, — но момент и впрямь самый интересный. Дальше всё пойдет под горку.
— Да под какую горку! — крикнула Инга, затем срезалась и перешла на жалобный тон. — Под какую горку? Дай нам ещё один шанс! Прошу тебя!
Кирилл внутренне негодовал. Одно дело уйти в разгар фильма, или спектакля, когда ты — один среди сотни людей, и твой уход, в сущности, никого ранить не может, но совсем другое, когда напротив сидит человек, к которому ты неравнодушен, и умоляет тебя чуть ли не на коленях.
Кирилл вдруг подумал, а что, если бы режиссеры всякий раз умоляли его досмотреть свои картины? Смог бы он отказать?
Наступив на горло своей песне, Кирилл сдался.
«Так пали всё идеологии», — подумал он с болью в душе, — «каждый раз приходили люди, размягчали сердца правителей и превращали в ничто целые империи».
Инга осталась. Сначала она радовалась благосклонности Кирилла, но вскоре благодарность прошла и сменилась пустотой, которую так же быстро заполнила какая-то обида и холодность.
То же чувствовал и Кирилл. Он понимал, что лучший момент уже позади, и теперь будут только ссоры и склоки, коих он навидался, будучи ребёнком.
Инга и Кирилл всё меньше разговаривали. Инга чувствовала и вину, и обиду, и жалость, и ненависть. Этот калейдоскоп чувств проявлял себя странно: Инга могла попросить передать сахар за завтраком и, когда получала желаемое, ей казалось, что Кирилл сделал это нехотя, «на отвали», тогда она разверзалась фразой «что, самый интересный момент прошёл?», затем, понимая, что хватила лишку, нежно брала Кирилла за руку и извинялась.
Самый интересный момент действительно прошёл, и это понимали оба. Вопрос только в том, как жить дальше: ловить рыбку в мутной воде, или «запомнить нас такими», как говорил Кирилл.
Инга и Кирилл с каждым днём всё больше тяготили друг друга. Однажды Инга сама хотела собрать вещи и уйти, но уязвленное самолюбие не дало этого сделать — ведь тогда она бы проиграла спор. А Инга, человек поверхностный и не такой мудреный, как её избранник, так редко участвовала в спорах, что последний, который она вспомнила, был на то, что она сделает «солнышко» на качели — было это в далеком детстве.
Если первый спор она выиграла, то и второй выиграет — так убеждала себя Инга, тянувшая ношу серости быта с человеком, которого, она больше не любила. Любовь проходит тогда, когда тебя отвергают во имя каких-то принципов, и даже если тебя принимают обратно, ты остаешься ни с чем. Этого Инга прежде не знала.
Кирилл усердно думал, как распутать этот клубок. Ему казалось, что решение на поверхности, но как бы он не перекручивал ситуацию, хорошего конца найти не мог. Он знал, что Инга не согласится уйти, а он, однажды поступившись принципами, не имеет права вновь о них заявлять.
Решение нашлось.
Инга, устав от постоянного присутствия Кирилла, отправилась до позднего вечера к подруге. Кирилл время зря не терял: он съездил к отцу, старому егерю, проживавшему теперь в городе на скудной пенсии, и позаимствовал у него винтовку «Сайга». Вернувшись домой, Кирилл заказал девушку по вызову.
Проститутка, увидев в квартире оружие, не стала задавать лишних вопросов.
— Вам просто надо раздеться и лечь рядом, — сказал Кирилл. — Плачу по двойному тарифу.
Инга не заставила себя долго ждать. Развернувшаяся перед ней картина превратила её в каменный столб, словно от чар Медузы Горгоны. Разумеется, Инга заметила винтовку, и, самое страшное, обнаружила в себе желание схватить её и пустить в ход. Кирилл всё понял. Он сиял, как только что крещеный младенец, и с улыбкой сказал:
— Запомни нас такими. На самом интересном месте.