***
Сколько было всего — не забыла,
вспоминаю с улыбкой порой.
О вы все, кого я так любила —
рассчитайтесь на первый-второй!
Далеко это от идеала,
сознавала, и всё же — молчи, —
но лоскутное то одеяло
согревало в холодной ночи.
Со вселенной по нитке непрочной,
не морочась стыдом и виной, —
вот и голому вышла сорочка
и отсрочка от тьмы ледяной.
***
Душа, исчерпан твой лимит
надежд, любовий и обид.
Вздохни спокойно, отдохни.
Перебирай былые дни,
как камешки на берегу,
как гречку или курагу.
Перебирай, перебирай
свой рай, смотри не умирай.
В заветный ларчик ночью спрячь.
На сердца мячик и не плачь.
***
На остановке я сойду
на нет, что ты мне дал —
подарок твой, что и в аду
сияет, как кристалл.
Ни дождь меня не отрезвил,
ни взгляд твой ледяной,
и всё, что ты отнял, убил —
по-прежнему со мной.
Со мною мой самообман
под звуки аллилуй, —
то не зима, не смерть сама,
а вьюги поцелуй.
***
Я тебя не отдам пустоте заоконной,
пусть далёкий, не мой, неродной, незаконный,
только издали сердцу видней.
Ты ошибка моя, мой божественный промах.
Жизнь тонула в обломах и в пене черёмух,
и не знаю, что было сильней.
Твои беды вернутся и станут моими,
губы снова споткнутся о нежное имя,
о частицу холодную не.
Ты и я не равняется нам, к сожаленью,
но плывёт по волнам твой кораблик весенний
и во сне приплывает ко мне.
***
Ты встречал меня без улыбки.
Был по-прежнему лес заклят.
И качались в душе как в зыбке
мёртвый жёлудь и мёртвый взгляд.
Я спешила на встречу с прошлым.
Где ты, прежнее, покажись!
Шли с тобой мы по тем дорожкам,
где когда-то дышала жизнь.
Я старалась, чтоб было просто,
незатейливо и смешно.
Облетала с обид короста,
лёд оттаивал снова, но…
Как под пальцами были хрупки
твои детские позвонки…
Я простила им холод в трубке
и несбыточные звонки.
Лес безмолствовал Берендеев
в одиночестве вековом…
Безответнее и нежнее
не любила я никого.
***
Готовила сердце к субботе,
как тот незабвенный Лис.
Мы оба — хоть в разном годе —
в субботу с тобой родились.
Остаться навеки в ней бы,
в пределах земных границ.
Но ты мой журавлик в небе,
мой инопланетный Принц.
Однажды тоской уколет:
то было давным-давно…
Услышу звон колоколец,
на звёзды взглянув в окно.
И вспомню субботнего принца
и розу в его дому…
Он просто тогда мне приснился,
и вновь улетел во тьму.
***
Дар вселенной, души пожива,
равнодушный бесценный друг!
Как догнать твою душу живу,
ускользающую из рук?
Как позвать, чтобы ты услышал
стук сердечного каблучка?
Если капает дождь по крыше
иль луна не сводит зрачка,
если тополя громче речи
иль в окне мелькнёт воробей —
то душа моя ищет встречи.
Ты услышь её, не убей!
***
Мой дом — почти фантом, где хлипко и нелепо,
где звёзды за окном зовут на рандеву.
Мне дорого всё то, что поднимает в небо,
а ты живёшь в быту, в реале, наяву.
Ты делаешь ремонт, ты потолок навесил.
Но опыт твой ни в чём меня не убедил.
Ахматова ж в стихах воспела в стенах плесень,
и Фландрию паук Марине выводил.
А у меня на стол слетает штукатурка,
похожая на снег, на стихотворный сор.
Я чувствую свой мир твореньем демиурга…
Пусть в трещинах душа, зато какой узор!
***
Заносчивый город карнизы домов задирал,
но дальше носов своих крыш ничего не увидел.
А степь распласталась. И ей открывался астрал,
размякшей от слёз, но на мир и людей не в обиде.
Зароюсь в траве, затеряюсь на этой земле
и буду учиться словам, голубым и зелёным,
что спят в облаках, в сердцевинах цветов и в золе
сгоревших сердец невостребованных влюблённых.
Словам, что давно позабыты людской суетой
и городом гордым, отвергнувшим грешную землю.
Но вторят им птицы природною песней простой,
и степь пересохшими устьями жадно им внемлет.
***
Земля — наш дом, который Бог покинул.
Забыло небо цвет свой неземной.
Который год, который век уж минул,
а всё никак не встретиться с весной.
Душа — потёмки, как письмо в конверте,
которое не следует читать.
Любовь не стоит слов. Не стоит смерти.
Страшнее кары эта благодать.
Я говорю, как дерево листвою,
доверив горло ветру и листу.
О неба нищета над головою!
Вся жизнь тщета, как выкрик в пустоту!
Ужель судьба, душою кровоточа,
среди чумы творить свои пиры?
И нежность тем давать, кто взять не хочет,
и тем дарить, кто оттолкнёт дары?
***
Уходите вовремя — до поднятья трапов,
до в тупик упёршейся тропы.
Уходите вовремя — до глубоких шрамов
на прозрачной кожице судьбы.
Уходите вовремя и не длите пытки,
журавля зажав в своей горсти.
Уходите вовремя, оттолкнув попытки
что-то удержать или спасти.
Пусть нам здесь недодано то, что мы просили, —
отшвырните жалкие гроши.
Уходите вовремя. Это непосильно,
но необходимо для души.
До того, как чуждым вам станет самый близкий,
до того, как скажет это сам.
Уходите вовремя. Лучше — по-английски.
Долгое прощание — к слезам.
Не чините старого, обрывайте грубо,
порванного снова не связать.
Уходите вовремя, закусивши губы,
чтобы после локти не кусать.
Покидайте с зорями всё, что вам не светит,
всё, что не ответит вам ни в жизнь.
Уходите вовремя, ибо вы в ответе
за свою единственную жизнь.
***
А был ли в реальности мальчик?
О да, без сомнения, был.
Но что-то с годами всё жальче
впустую растраченный пыл.
Устала душа возвращаться
к обломкам разбитых корыт.
Она научилась прощаться,
не плача при этом навзрыд.
И чувство, что стало обузой
и грузом, с которым — на дно,
ночами беседует с Музой:
зачем оно было дано?
Кормила души своей кровью,
но волка тянуло в леса.
Застыло из строчек надгробье
над тем, что ушло в небеса.
Раскрытая хлопает дверца
и звук тот разит наповал.
Гнездо опустевшее сердца
зияет как чёрный провал.
***
В стихах живу я в полный рост,
а в жизни так не смею.
Душой тянусь до самых звёзд,
а телом не умею.
Обломки строф, как корабля —
свидетельства крушенья.
Не даст ни небо, ни земля
мне самоутешенья.
А шар земной — Содом, дурдом,
вращается в угаре.
Я балансирую с трудом,
как девочка на шаре.
***
Верила иль полуверила в Бога,
но иногда он стоял за плечом,
словно надежда или подмога,
и мне о чём-то шептал горячо.
И, убаюканное, уснуло —
что порывалось куда-то и жглось.
Всё, что мелькнуло и обмануло,
всё, что когда-то мною звалось.
Знаю, что много выйдет мне боком,
дудочкой сладкой в небо маня…
Так ли уж важно — верю ли в Бога,
главное — он бы верил в меня.
***
За пределами любви — мрак и холод.
За пределами любви — беспредел.
Там Наташи первый бал правит Воланд.
Там безрыбье добрых дел, душ и тел.
Там по ласковым словам вечен голод.
Одуванчик их давно облетел.
За пределами стиха — пусто-пусто.
За пределами стиха — жизнь глуха.
Там неведома летальность искусства
и шестое чувство там — чепуха.
Там не смог бы говорить Заратустра.
У души б не развернулись меха.
***
Привыкать к стезе земной
пробую, смирясь.
То, что грезилось весной —
обернулось в грязь.
На душе — следы подошв,
слякотная злость.
И оплакивает дождь
всё, что не сбылось.
Тот застенчивый мотив
всё во мне звучит,
что умолк, не догрустив,
в голубой ночи.
Что хотел он от меня,
от очей и уст,
как в былые времена
от Марины — куст?
Неужели это миф,
сон сомкнутых вежд, —
тот подлунный подлый мир
в лоскутах надежд?
В предрассветном молоке
жизнь прополощу,
и проглянет вдалеке
то, чего ищу.