«РЕЛИКТЫ ПАМЯТИ МОЕЙ»
Краткое Предисловие к Послесловию
Завершена публикация моих воспоминаний, за что ещё раз спасибо уважаемому редактору сайта Евгении Борисовне Жмурко.
В процессе публикации я получил некоторое количество откликов и комментариев.
Они разные и в известном смысле характеризуют не только материал, но и самих авторов.
Все отклики, конечно, положительные (ведь писали близкие люди). Всем большое спасибо.
Но один отклик-комментарий мне хотелось бы привести, ибо он написан человеком, который видит описываемые мной факты и коллизии не только снаружи, но и изнутри.
Это отзыв Романа Ефимовича Айзберга — чл.-корр.А.Н. Беларуси, доктора г-м. н., профессора, и Элеоноры Михайловны Зальцман — преподавателя — его супруги.
Это теперь Роман доктор, профессор и даже член-корреспондент. А в относительно недавнем прошлом — такой же, как я, геолог-съёмщик, «двухсоттысячник», прошедший «поле» и вышедший в науку. Он на себе испытал все невзгоды и радости этой непростой работы и жизни.
Спасибо Вам, Элла и Роман. Дай вам Б-г здоровья и сил. И до 120 лет каждому.
Вот этот отклик:
«Дорогой Давид,
прошло уже дней десять, как я закончил читать твои мемуары. Книга произвела на меня и Эллу большое впечатление по многим причинам. Прежде всего, я хочу отметить органичность, естественность общей тональности всей книги, иронию и самоиронию, прекрасный язык изложения. Сразу вспоминаю убогие потуги некоторых общих с тобой знакомых писать о прошлом напыщенным канцеляритом. Люблю и много читаю мемуарной литературы (в основном, писательской), но рубрикация твоей книги оригинальна и для меня нова. Здесь же хочу выразить сожаление, что ты слишком мало, на мой взгляд, уделил внимания Эрику и Юре. Они оба были светлыми людьми, эталонами интеллигентности и глубокого профессионализма. Наверное, такая краткость их образов связана с тем, что после окончания университета вы встречались эпизодически.
Уже говорил тебе, Давид, что центральная (по порядку изложения) часть «Реликтов», связанная с работой и наукой, сделана на очень хорошем художественном уровне. Я не мог не вспомнить популярный в 70-е годы роман Олега Куваева «Территория» — из жизни чукотских геологов. Но там было «белое безмолвие». А ты — о северной русско-карельской глубинке, о «глубинном народе» (если использовать терминологию одного из путинских идеологов Владислава Суркова) и его собачьей жизни под большевиками, о труднейшей работе геолога-съемщика на безлюдных и необжитых просторах нашей любимой советской державы. Могу оценить реалии и художественный уровень этой части твоих воспоминаний, потому что в 1957-64 гг. сам занимался двухсоттысячной съемкой на противоположной части советской территории — в Туркменистане, в Юго-Восточных Каракумах и юго-западных отрогах Гиссарского хребта. И 6 марта 1963 г. защитил в Москве кандидатскую диссертацию, которая на 100% была сделана в Юго-восточной Каракумской геологической экспедиции. Ты хорошо показал, что основой подобных геологических исследований были творческий научный интерес и молодой энтузиазм. Вот сейчас я вспомнил, как о таких же первых полевых работах незабвенного Льва Павловича Зоненшайна писала в книге о нем «Очерки, воспоминания» (Москва, «Наука», 1995 г.) его вдова Ирина Борисовна Филиппова. Возвращаюсь к «Реликтам». Если дополнить центральную часть твоей книги какой-нибудь лирической линией, можно создать интересную повесть (от первого лица). У тебя совершенно определенный писательский взгляд на реалии советской «глубинной жизни».
Теперь о параллелях (не географических). Ты очень внимателен к деталям, в которых, как сказано кем-то, «кроется дьявол», т. е. отражается вся суть какого-нибудь явления. Ты упомянул о военном времени, когда жмых тебе, ребенку, казался лакомством. Я тоже в войну был ребенком (старше тебя на 1 год и 9 месяцев) и этот самый жмых от подсолнечных семечек воспринимал как довоенную халву. Мне казалось, что есть (сосать, жевать, грызть) этот жмых (на Украине он называется «макуха») — вершина счастья. В благополучных колхозах этим счастьем под официальным названием «шрот» кормили скот.
С достаточной дозой иронии ты показал отдельные стороны функционирования советской науки в институтах и вузах: и процедура защиты диссертации, и обсуждение научных докладов, и просто человеческие отношения. Хорошо помню твой доклад на кафедре Н. В. Короновского в МГУ (именно там у меня была предварительная защита докторской в 1978 г.) и определенная снисходительная тональность в выступлениях некоторых доцентов. В отличие от полевых геологов, провинциалов из какой-то Белоруссии эти доценты считали себя небожителями.
В заключительной части «Реликтов» я бы выделил все, что связано с твоим литературным творчеством. Приведенные его оценки крупнейшего германского слависта Вольфганга Казака (я знаю это имя по книгам, связанным с биографиями И. Бродского и А. Солженицина) — это для тебя высокая честь и знак качества. Высокопрофессиональна и характеристика Гретой Ионкис твоих собственных стихов и «переложений» на основе подстрочников с ТаНаХа и европейской поэзии — это тоже дорогого стоит. Ты был совершенно прав, когда отстаивал понятие (определение) «переложение», а не перевод. По-моему не существует простого перевода поэтического произведения с одного языка на другой (если это не халтура!), особенно, если перевод — с древних языков. Или совершенно другой языковой группы.
Хочу заметить, Дод, что из всех моих многочисленных друзей и знакомых, эмигрировавших из СССР и пост СССР в возрасте 60+, ты — единственный, кто нашел себя в интеллектуальной творческой сфере, не связанной с прежней работой. Наверное, если бы ты родился и жил в иных палестинах (не считая стран оккупированной Гитлером Европы), был бы ты знаменитым гуманитарием. Но и так ты должен быть благодарным Судьбе за то, что 40 лет твоей жизни были отданы геологии и уже 23 — литературному творчеству. Эти две ипостаси ты достойно отразил в нескольких поэтических книгах и в мемориальной прозе.
Через всю последнюю книгу проходят твои воспоминания о Рае — это достойный венок ее памяти.
Будь здоров. Обнимаем тебя. Роман, Элла».
Минск. 3.08.2019 г.
