Жизнь вечная. Фантастическая повесть

Город Воронеж. Россия

Дался же мне этот Джон! И что за дело такое неотложное? Вчера прислал сообщение по электронной почте, пишет, что сейчас находится в России, очень хочет встретиться. Жена тут же встряла: «Не связывайся! От этих американцев всё что угодно можно ожидать!» Так я и не связываюсь. Какие тут связи? У нас с Джоном — обычное виртуальное знакомство, и переписка эта ни к чему не обязывает.
Вообще-то, Джон — профессор геронтологии, живёт в Штатах. Большой любитель русской поэзии, обожает Пушкина. Мы и познакомились на поэтическом форуме, около года назад. Наше общение вполне можно назвать трёпом великовозрастных детей или пенсионеров, отчасти выживших из ума. Одним словом, ребячество! Это притом, что Джону шестьдесят, а мне шестьдесят два.
Он сразу предложил обращаться друг к другу по кличкам. Мол, так и короче, и удобнее. Ох, уж эта типично американская тяга к комфорту даже в мелочах. Друзья в детстве прозвали его Линзой за непомерную страсть к микроскопу, с помощью которого он увлечённо исследовал всевозможных комаров, пауков и прочих мелких тварей. Однако увенчанный регалиями профессор и сейчас не видел ничего зазорного в том, чтобы охотно откликаться на это несколько несолидное для его возраста и положения прозвище.
И вот теперь профессор в Москве, приехал на научную конференцию. Говорит, что приготовил для меня какой-то сногсшибательный подарок. М-да, все-таки Джон — личность неординарная, я бы даже сказал, эксцентричная, судя по его высказываниям. От него всяких сюрпризов можно ожидать!
Что он там мог привезти? Жена подначивает: «Наверное, слиток золота хочет тебе подарить!» Дело в том, что отец у Джона мультимиллиардер — золотопромышленник на Аляске. Меня это несколько напрягает. Оно бы и пусть себе, но ведь на подарок нужен и отдарок соответствующий. Мне ли тягаться с Джоном? Кстати, его отцу недавно исполнилось девяносто четыре.

Дорогие друзья, если эта встреча состоится, опишу все в подробностях. Но, честно говоря, что-то меня останавливает. Будто какое-то предостережение или намёк свыше — не знаю, как назвать. Ну не хочется мне на эту встречу ехать! Не лежит душа…
А тут ещё, как на грех, сон приснился! Вижу я большое горное озеро в окружении высоких скалистых берегов. Над ним кружит вертолёт полиции США. В озере два аквалангиста, стремительно скользящие в глубину, все ниже и ниже. Вот они достигают дна, на котором стоит полуразрушенный стеклянный купол с остро торчащими краями.
Аквалангисты заплывают внутрь — круглый холл заполнен водой. Через открытую дверь следуют дальше, в тоннель, по обе стороны которого — пронумерованные двери. С усилием открывают дверь под № 12, вплывают в подводные апартаменты и обследуют комнаты. Что они ищут? В подсобном помещении, наполовину заполненном водой, они обнаруживают двоих — мужчину и женщину, лежащих на верхнем стеллаже. Оба, похоже, без сознания.
В одном из утопленников я с ужасом узнаю себя! Аквалангисты действуют на удивление быстро и слаженно: ловко развязывают прорезиненный мешок и достают два дыхательных аппарата. Надев их на головы пострадавших, ритмично и интенсивно, как это часто показывают в кино, начинают нажимать на грудные клетки. Завершив процедуру спасения, подхватывают безвольно обмякшие тела и устремляются к выходу…

Вот такой, дорогие мои, странный сон. Вы спросите, зачем я вам его рассказываю? И в самом деле, зачем? Мало ли что может пригрезиться. Дичь какая-то! Однако этот проклятущий сон напрочь вывел из равновесия. И теперь, как говаривал персонаж из известного фильма, «меня терзают смутные сомнения…»

Город Воронеж. Россия

Спасибо вам, дорогие друзья, за добрые советы! Пожалуй, вы правы, встретиться, всё-таки нужно. Хотя жена и тут со своей ложкой дёгтя: «Тебе только Россию позорить! Трезвый ты молчишь, а пьяный несёшь всякую околёсицу!» Ну и ладно, какой есть! Ох уж, эти женщины! Разве они в состоянии нас, мужиков, понять, когда, будучи под мухой, мы обсуждаем проблемы вселенского масштаба — неведомые им материи?
Некоторые из вас советуют прихватить с собой диктофон — так, на всякий случай. Вообще-то, исподтишка записывать своего собеседника как-то в лом, хотя в данном случае… Ведь нутром какой-то подвох чую! Ладно, хватит предаваться меланхолии, пора ехать на вокзал за билетом. Заодно и родных проведаю.

Город Москва. Россия

Спешу сообщить, дорогие друзья, что встреча таки состоялась! Только что отобразил в ноутбуке это событие в виде небольшого рассказа. Что из этого получилось — судите сами.
Итак, в девять утра я уже был на Павелецком вокзале. К родственникам решил не ехать — в оставшееся время захотелось побродить по Москве. К гостинице «Националь» прибыл за полчаса до назначенного времени.
Джона, идущего по Моховой, со стороны Манежной площади, заметил издалека. Он явно не торопился, с интересом разглядывал прохожих, как в своё время неких диковинных насекомых сквозь линзу микроскопа. Спортивного сложения джентльмен, в больших роговых очках. Вид у него был чертовски весёлый, хотя и несколько озадаченный. Увидев меня, профессор замахал руками и завопил во всю глотку:
— Владик, я узнал тебя!
Признаться, меня несколько покоробила его дикая непосредственность. Чего орать-то на публике?! Сразу видно — американец, такой у них менталитет.
Владик — это не имя, вернее, это имя, но не моё. А в данном случае — моё детское прозвище, некое производное от слова «ладить». Вот такой ярлык, видимо, за мой покладистый характер, когда-то давным-давно «наклеил» на меня мой школьный товарищ.
— Я тоже узнал тебя, Линза! Рад тебя видеть! Ты что такой ошарашенный?
— Решил прогуляться, посмотреть Москву. Знаешь, Владик, у вас очень красивые женщины, да только…
Джон замялся.
— Что только?
— Вот только одеты они все, почему-то, как проститутки…
— Да, ладно, Линза! Не придирайся… Они, всего лишь, жертвы вашей американской пропаганды.
— Ты думаешь? Хотя, да-да… эти ужасные экранные и журнальные образцы… Расчёт на животный инстинкт. Привлечь к себе внимание, таким вот пошлым образом. Впрочем, «красота ослепляет, а слепого легко обокрасть». Наша американская поговорка.
— Да, заманить своими прелестями, как быка на красную тряпку, а потом упрекать, пойманного в силки мужа, что он грубое, примитивное животное! Хочется спросить: «А не того ли ты хотела, дорогая? Подобное притягивается подобным!»
— Вот и я удивляюсь. Для большинства американок, демонстрировать мужчинам отдельные части своего тела считается дурным тоном. Я не моралист, просто мне всегда нравились скромные девушки. Они, как полевые ромашки среди чертополоха.
— Ты прав, Джон. Целомудрие обладает невероятным магнетизмом! Скажи, где ты так хорошо научился говорить по-русски? Если бы не твой акцент…
— Русский язык я начал изучать ещё в юности, когда увлёкся трудами ваших гениальных учёных, таких, как: Мечников, Бехтерев, Вавилов… Мне захотелось читать их труды в оригинале. Книга Мечникова «Этюды оптимизма» о проблемах старения была моей настольной книгой. Именно она вдохновила меня вплотную заняться вопросами бессмертия. Оскар Уайльд, как-то сказал: «Если что-то и стоит делать, то только то, что принято считать невозможным». Я, Владик, занимаюсь невозможным. Невозможным! Уже сорок лет, как занимаюсь. Но вы русские, как говаривал Пушкин: «ленивы и не любопытны». Ты, например, знаешь, что ваш Бахметьев в девятнадцатом веке открыл состояние анабиоза? Именно он, ввёл это понятие, в научный обиход. А Бехтерев? Профессор Копш, как-то сказал: «Знают прекрасно устройство мозга только двое: Бог и Бехтерев». Нигде и никогда не было столько гениев, как в России. Но я несколько отвлёкся… Так вот, потом, дабы усовершенствовать свой русский, я стал понемногу читать Пушкина. И по сей день читаю — не могу оторваться!

Так, друзья, началось моё реальное знакомство с Джоном на московской земле. Кстати, спасибо вам за совет прихватить на встречу диктофон. Без него я не смог бы столь полно передать нашу беседу. Ну, а дальше… мы махнули в ресторан.
Я не буду рассказывать вам о том, что мы ели и пили, чтобы не будить в вас голодного хищника. Скажу лишь, что Джон предпочёл русскую кухню, поскольку, американская, как он выразился, «ещё только в стадии зарождения». Особенно ему понравилась наша окрошка, правда, долго пришлось объяснять, что такое квас и из чего он делается. В общем, время мы провели весьма продуктивно (от слова «продукты») и во взаимном душевном приятии.

Далее привожу диктофонную расшифровку нашей беседы.
(Мы за столиком в ресторане; ненавязчивая музыка; освежающая прохлада; всевозможные закуски и напитки)

— Как, Джон, прошла конференция?
— Это была закрытая конференция, посвящённая новейшим достижениям в геронтологии. Меня привлекла, именно, её закрытая форма. С участников была взята подписка о неразглашении информации. Но, похоже, я впустую потратил время!
— Что так?
— Когда я слушал все эти, якобы, научные доклады, у меня скулы сводило от скуки! Ничего, абсолютно ничего нового! То, что они предлагают — это же вчерашний день, Владик! Ты знаешь, что задача геронтологии — продление жизни человека. Но, что они могут предложить этому человеку? Что они сделали для человека в плане бессмертия?
— Ты прав, Линза! Что человеку не делай, он непременно ползёт на кладбище. Ты выступал с докладом?
— Нет, не выступал. Владик, я тебе вот что скажу… (он был в лёгком подпитии, предполагающем откровенность). — У меня в лаборатории живёт цыплёнок. Обычный такой с виду: жёлтый, пушистый цыплёнок. Он живёт уже семь месяцев и совсем не собирается становиться курицей! Скажу больше, полтора года назад этот цыплёнок был…
Тут Джон как бы спохватился и закрыл рот ладонью.
— Вечно молодой цыплёнок? Тебе что, удалось остановить процесс старения? Но это же сенсация, Джон! Переворот в науке! И ты не сообщил коллегам о таком грандиозном открытии?
— Ну, полно, Владик, — поморщился профессор. — Не надо меня смущать… Если б я поделился с коллегами своими наработками — меня бы приняли за сумасшедшего. Увы, среди этих людей не было моего учителя — гениального Мечникова. К сожалению, он умер сто лет назад. Вот он бы меня понял! Да, я утаиваю, до поры, своё открытие, дабы не поднимать в обществе и в научных кругах нездоровый ажиотаж. Мне нужно спокойно завершить свои исследования. Без нервов и аплодисментов. А, главное, мне нужно просчитать все возможные последствия. Ты представляешь, сколько ринется ко мне народа, в надежде получить бессмертие? Какие толпы! Да они просто сметут меня, вместе с моей лабораторией!
— Да, Джон, думаю, ты прав… ещё как ринутся!
— Ты знаешь, Владик, сколько миллиардов тратят, к примеру, ваши олигархи на исследования в этой области? И это — помимо государственных геронтологических организаций, которых в мире великое множество. Есть даже совместная российско-американская лаборатория «Геронлаб». Если уж говорить об олигархах, то у одного только вашего Дерипаски сорок лабораторий в разных странах мира. В его «Метотенологии» трудятся более трёхсот видных учёных геронтологов. И таких, жаждущих бессмертия суперменов, вышвыривающих баснословные суммы на исследования, в мире немало! Уж, поверь мне.
— Линза, эти олигархи получили от жизни все: деньги, власть, положение. Им вот только бессмертия не хватает! Этим людям просто невозможно представить, что они уйдут, вдруг, голыми на тот свет, а их несметные богатства останутся за крышкой гроба! Как же таким людям сложно умирать! И страшно!
Я где-то читал, как умирала жена вашего миллиардера Моргана. Она, перед смертью, велела принести любимое платье, усыпанное драгоценностями. Умирая, она так вцепилась в него своей костлявой рукой, что платье не могли освободить. Пришлось обрезать ткань вокруг пальцев ножницами. Так её и похоронили с тряпкой в кулаке.
— Да, Владик! А один нувориш перед смертью так ополоумел, что приказал запечь свои бриллианты в лепёшку, и, давясь, с жадностью съел её. Но сейчас богатства людей так преумножились, что проглотить их просто невозможно. Знаешь, где-то таких богачей можно и пожалеть. Эти люди развращены комфортом и властью. Они жируют и мечтают только об одном: зафиксировать своё свинство в вечности! И ради этого они готовы на все! Ты, что думаешь, я сорок лет работал, ломал голову, чтобы обеспечить им вечное свинство? С какого такого рожна?

Мы помолчали. Каждый о своём. Снова выпили за российско-американскую дружбу. После бессонной ночи, проведённой в поезде, я быстро захмелел.
— Линза, не мог бы ты более подробно рассказать о своих работах, о лаборатории?
— Владик, ты скоро сможешь ознакомиться с этим сам. Я хочу предложить тебе посетить Штаты, точнее — Аляску. Там находится моя лаборатория. Ты все увидишь своими глазами. В общем, я приглашаю тебя в гости. Что скажешь?
— Джон, это как-то неожиданно для меня. К тебе в гости, вот так, с бухты-барахты! Спасибо, конечно, но давай отложим это мероприятие до следующего лета. Ты вышлешь мне приглашение, а я, за это время, постараюсь получить визу.
— Владик, не ломайся, я же вижу, что ты хочешь в Америку! В посольстве у меня свои люди, и визу тебе оформят буквально за час. Завтра ты получишь визу, а послезавтра мы уже будем над Атлантическим океаном. Решайся!
— Это и есть твой сногсшибательный сюрприз? Такого подарка, признаюсь, не ожидал!
— О, нет-нет! Главный сюрприз тебя ждёт в Америке. Ты, даже, не представляешь, что тебя там ждёт! Ни за что не догадаешься! Вот какие у тебя, на этот счёт, есть версии?
— Да вот, жена говорит, что ты хочешь мне подарить слиток золота. Это у неё юмор такой… своеобразный.
Джон расхохотался:
— Слиток золота… ха-ха-ха… Слиток золота? — повторял он, утирая слезы. Очки его упали на пол. Он буквально валился со стула от смеха. — Слиток золота… ха-ха-ха…
На нас стали оглядываться официанты.
— Да, что значит этот слиток золота, перед тем, что я приготовил для тебя?! Это же не более чем булыжник! Да-да, не более чем обыкновенный булыжник! Стал бы я тебя беспокоить по таким пустякам!
В таком заинтригованном и сметённом состоянии духа, поддерживая осоловевшего Джона, я покинул этот гостеприимный ресторан. Джон дал мне номер своего телефона и сказал, чтобы я подъехал к посольству США к десяти часам утра.
На улице он сунул ошалевшему таксисту несколько стодолларовых купюр и, заплетающим языком, велел отвезти меня «туда, где ковбои лошадей не пасут». Скорее всего, сия поговорка являла собой пример какого-то особого техасского юмора.

Город Москва

Вчерашнее событие, дорогие друзья, а именно, предложение Джона посетить Америку, внесло большую сумятицу в мою вялотекущую жизнь. Эта новость всполошила и озадачила не только меня, но и всех моих многочисленных родственников. Да и было с чего всколыхнуться! Моё скоропалительное решение отправиться на Аляску, было признано всеми необдуманным и даже безрассудным. Звучали фразы, типа: «Что за мальчишество! Когда же ты поумнеешь, наконец!», и это — из упрёков мягких.
В общем, в посольство я поехал (а не поехать было бы неприлично) с твёрдым решением отказаться от приглашения профессора, — надо было только придумать какую-нибудь не очень обидную причину. Утешало то, что сие предложение было сделано, что называется, «по пьяни», в некоем экзальтированном порыве, столь свойственном американцам (да и нам, русским). Думаю, Джон уже поостыл и мне не придётся выкручиваться и врать.
Пережёвывая на ходу эти соображения, я добрался до метро «Баррикадная», и направился по Новинскому бульвару, к дому № 21. Внушительный, помпезный дом посольства США, рядом с домом Шаляпина, встретил меня холодным блеском зеркальных стен.
Джон вышел сразу после звонка с каким-то сухощавым, чопорным господином. Господин что-то по-английски буркнул охране, и мы беспрепятственно прошли в помещение. Признаюсь, меня охватила некая оторопь. Я решил покончить с этим делом как можно скорее.
— Знаешь, Джон, тут такое обстоятельство непредвиденное…
Но, он с улыбкой, перебил меня:
— Что, Владик, родственники не пускают? Ты только не юли! Я же вижу, что ты хочешь меня надуть. Но ты совсем не умеешь врать!
Этот острый как бритва ум препарировал меня, как подопытную лягушку.
— Да, Линза. Они называют это авантюрой.
— Твоих родственников я беру на себя. Я их хорошо понимаю! Они беспокоятся — и это нормально, просто они меня совсем не знают. Ты меня с ними познакомишь сегодня. Думаю, мы решим этот вопрос.
События обретали неожиданный поворот. Да-а… этот улыбчивый сын миллиардера со слюдяными глазами, обладал хваткой бульдога! Он, по жизни, привык добиваться своего и не терпел отказа ни в какой форме. Джон был из тех людей, которые не обходят, а ломают хребет возникающим препятствиям. А может, профессор был оскорблён, в глубине души, моим недоверием, кто знает…
— Предлагаю следующий порядок, — твёрдо заявил он. — Сейчас мы оформим визу, а потом поедем к твоим родственникам. Если мне не удастся их переубедить — визу мы аннулируем. Согласен?
Мне ничего не оставалось, как кивнуть в ответ. Его убийственная логика обескураживала. Против лома — нет приёма!
Сначала, в консульском отделе, было сделано то, что предполагало моё участие: заполнение анкеты, снятие отпечатков пальцев, методом электронного сканирования, фотографирование. А пока шло дальнейшее оформление, мы посетили интересную экспозицию современного американского искусства — тут же, при посольстве. О, эти фантастические вазы, работы знаменитого скульптора по стеклу Дейла Чихьюли! Его композиция «Лес Макья» поражает воображение. А ещё неповторимый Томасин Грим, Герман Стейтом…
— Линза, для кого вы выставляете эти прекрасные произведения? Для сотрудников посольства, что ли? Можно подумать, что у вас свободный вход с улицы.
Но Джон в ответ только улыбался. С логикой у американцев — не так всё просто.
Я не буду рассказывать о встрече с родственниками и как профессору удалось их убедить в восхитительности и полной безопасности предстоящего путешествия, но с этой задачей Джон справился.
А сейчас, друзья, предлагаю вам, наиболее интересные выписки с диктофона (который вы мне и навязали).

(Мы в «Кафе-Кофе» в здании посольства. На окнах пёстрые мозаичные картинки всевозможных продуктов. Мы с Джоном пьём бренди. Сотрудник приносит визу и мой загранпаспорт).

— Линза, как ты быстро все организовал! Всего два часа, и виза готова!
— Ну, это не Грин-кард, а всего лишь гостевая виза на месяц. Не иммиграционная.
— А Грин-кард, это что?
— Грин-кард означает статус постоянного жителя. Ты же не собираешься становиться гражданином США?
— Этого мне только не хватало!
— Вы нас, американцев не очень-то жалуете; не любите вы нас, русские! А почему не французов, например? Поверь, корень всего вашего зла находится во Франции. И я тебе это докажу!
Эти, весьма почитаемые вами, «просветители»: Вольтер, Монтескье, Дидро, Руссо и иже с ними, вконец развратили доверчивую русскую душу. Эти богоборцы и ревнители земной справедливости, привели Россию к революции, к массовому террору, к её полному краху. Приходится удивляться, как вы ещё существуете!
— Да, Линза! Эти сатанинские, материалистические идеи довольно наводняли духовное пространство России. В основном, через художественную богоборческую литературу, театр, философию. В Германии эта мутная волна подняла на гребень таких монстров, как Маркс и Энгельс, которые не скрывали своей лютой ненависти к православной России. Сначала эти идеи отравили сознание русской интеллигенции, а через неё и народ. И именно этот народ, эти охмурённые сатанинской пропагандой, простые крестьяне и рабочие громили церковные храмы. Правда, были и другие. Но тех других расстреливали или сажали в лагеря. Их даже не просто убивали — истребляли с садистской, изощрённой жестокостью! Ведь революция требует насильственных мер. А, коль, верующие в Бога люди против насилия, и проповедуют любовь, значит они — враги революции и подлежат уничтожению.
— А, знаешь, Владик, как умирал Вольтер? Умирая, он отчаянно призывал на помощь того, кого всю свою жизнь преследовал. Он кричал: «О, Христе! Я покинут Богом и людьми! Я пойду в ад! О, ужас, за мной идут страшные демоны, чтобы забрать меня в ад!»
У меня нет сил, дорогие друзья, далее распечатывать эту беседу, хотя, много там ещё было интересного. Но оставим подробности и перейдём к сути дела. А суть в том, что завтра утром я вылетаю в Америку. Спать мне осталось мало, самолёт вылетает в 5. 50. Джон заедет за мной. Сказал, чтобы я не брал с собой решительно ничего. Но ноутбук, все-таки, прихвачу, чтобы держать вас в курсе дел.

Атлантический океан

Уже, пять часов, как мы в полете над Атлантикой. Внизу — сплошь облака, ничего не видать. Высота одиннадцать тысяч метров, за бортом минус сорок семь градусов. Джон разложил своё кресло, на манер кушетки, и дрыхнет безмятежно. Ну, а я пока, постараюсь рассказать вам о произошедших за это время событиях.
Впечатлений накопилось достаточно. Джон подробно разъяснил мне маршрут следования до города Джуно — столицы Аляски. Сначала мы летим до Лондона, в в аэропорту Хитроу пересаживаемся на Боинг 747 и, перелетев океан, приземляемся в канадском Ванкувере. И уже, на третьем самолёте, добираемся до Джуно. Маршрут сложный, но довольно интересный.
Итак, во Внуково мы поднялись на борт аэробуса А-320, и через четыре часа были уже в Лондоне. Время за оживлённой беседой пролетело незаметно. Джон с увлечением рассказывал о своей работе. Говорил, что его задача — как можно быстрее довести исследования до завершающей стадии. Ведь чем быстрей работа будет закончена, тем больше людей будет спасено. Особенно меня поразило высказывание: «Моя деятельность, мои усилие в этом направлении должны вестись с напряжённостью спасательных работ! Экстренных спасательных работ!
Вот представь себе спасателя, — доказывал профессор. — К нему, из-под обломков рухнувшего здания, вопиют, взывают о помощи люди. А спасатель отвечает: „Подождите, дорогие! Сейчас у меня обед“. Могу ли я себя вести подобным образом? В год от старости умирает тридцать миллионов человек. Это примерно население Канады. Если я закончу исследования на год раньше, я подарю этим тридцати миллионам жизнь. Даже, если я закончу работу всего на день раньше — я спасу дополнительно сто тысяч человек! Столько людей умирает в день от старости. Человеческая жизнь так коротка! Человек — это мертвец в краткосрочном отпуске. Вот почему я не вправе затягивать свои исследования или работать спустя рукава. Кругом миллионы умирают от старости, умирают все! А люди не должны больше умирать!»

Около десяти часов по московскому времени, мы приземлились в аэропорту Хитроу. Лондон встретил нас моросящим дождём и многоголосой сутолокой. До рейса Лондон — Ванкувер оставалось семь часов, и надо было их как-то убить, как выразился Джон «с максимальной прибылью для душевного здоровья» (для русского уха звучит диковато). Думаю, что такое временное окно было вызвано не транспортными издержками: скорее всего, Джону взбрело в голову показать мне город. Он взял «Чёрный кеб» и мы помчались обозревать неведомую мне планету.
В Лондоне, всего больше меня поразило — обилие парков, скверов и зелёных лужаек. Послушали бой Биг-Бена, полюбовались на королевских гвардейцев. Ещё покормили воронов в Тауре (странная традиция!) и обозрели город с высоты «Лондонского глаза». В Букингемский дворец решили не заходить, предпочли ему паб в Сохо. Там приняли по традиционному «пятничному стаканчику», и не по одному!

(Беседа с Джоном в пабе. Мы за столиком. Вокруг много весёлых лиц. Женские отсутствуют)

— Линза, почему этот виски отдаёт торфом? Или мне так кажется? Очень странный привкус…
— Владик, ты просто не пробовал настоящий солодовый виски! Посмотри, какой у него золотистый оттенок. Да, у него, действительно, характерный привкус торфа. Это правда!
— Линза, вот мы пьём тут с тобой, охмуряемся разными напитками, как и эти люди вокруг. И что мы в этом занятии находим? Суррогатные удовольствия! Что может быть общего между живой, бьющей через край радостью и химической эйфорией? Получать удовольствие от процесса постепенного отравления, по меньшей мере, странно! Тебе не кажется?
— Владик, эти подмены везде и всюду! К сожалению, мы утратили естественную способность радоваться жизни.
— Джон, Святые отцы говорят, что для этого необходимо иметь ощущение Божьего присутствия в сердце. А, коль в душе пустота — дьявол подсовывает нам свои суррогаты, включая и пресловутый спирт. Свято место пусто не бывает.
— О да, мы вступили в ужасную эпоху! Скоро пороки окончательно поменяются местами с добродетелями. Больные люди будут с хохотом тыкать пальцем в здоровых людей и считать их, а не себя, уродами.
— Джон, да это уже происходит! Всучить, например, людям дерьмовый товар и, на этом «срубить себе бабло», уже не считается зазорным. Этим даже гордятся, хвастаются друг перед другом! Продаётся всё и вся: друзьями — дружба; врачами — здоровье; судьями — закон; чиновниками — право на произвол, да сам образ Божий в душе распродаётся по дешёвке. Продаётся совесть!
— Да, Владик, что и говорить! Раньше люди стеснялись, например, своего преступного прошлого, всячески скрывали его, а теперь, это, что-то вроде доблести, некая форма самоутверждения. Сейчас презирают не воров, а тех, кто в силу убеждений не способен взять то, что плохо лежит. А эти гражданские браки! Какие же они гражданские, если нет регистрации в мэрии?
— Линза, у нас на Руси такие отношения всегда называли сожительством. В животные отношения вступали лишь деклассированные элементы: бродяги, бомжи, в общем, опустившиеся люди. Вступить девушке в блудные отношения, вне всяких обязательств, было просто немыслимо. Это означало покрыть себя несмываемым позором, открыто заявить всему миру о собственной распущенности. А теперь это в порядке вещей, ситуация развернулась на сто восемьдесят градусов, минус стал плюсом, а плюс минусом. Теперь белыми воронами и «ископаемыми» называют целомудренных девушек и выставляют их на посмешище.
— Владик, а ты заметил, как теперь на улицах влюблённые целуются? Они (о, ужас!) просто пожирают друг друга! Оторопь берет!
— Это что! У нас в Воронеже я как-то увидел рекламную надпись на автобусе: «Жадность — это круто!». Ну, кто как не бес мог такое нашептать? Скоро напишут: «Воровство — это престижно!» Или: «Убивать — это суровая необходимость!»
— Все это ужасно, Владик, но дальше будет только хуже! Все мы обречены на деградацию, всем видимым ходом истории. Да и сама планета деградирует!
— Джон, сдаётся мне, что ты своим открытием хочешь продлить эту агонию? Бессмертные монстры-уроды! Звучит не хило!
— Нет, у меня другие планы. Упырей надо контролировать. Но об этом ты узнаешь, как только…
Друзья, на этом я приостанавливаю своё повествование: Джон проснулся и отправился в туалет. О дальнейших событиях сообщу по прибытии на место, сразу, как только обустроюсь. Через час мы уже прилетим! Как быстро промчалось время, пока общался с вами!

США. Аляска. День первый

Рад приветствовать вас, друзья! Вот я и в Америке. И наконец-то, удалось отоспаться. Путешествие подарило много пронзительных впечатлений, но и от них, оказывается, можно устать. Сейчас нахожусь в апартаментах, которые отвёл мне Джон в своём научном центре. Проснулся, принял душ, попил кофейку и приступил к обследованию своего жилища.
Значит так, помимо спальни, есть ещё гостевая комната, с диваном и огромным телевизором. Небольшой тренажёрный зал с беговой дорожкой, душевая, туалет. Заглянул, даже в подсобное помещение — что-то вроде чулана. На стеллаже — куча запасных лампочек, ящик с электроинструментом, старый айпад в футляре, прожжённом сигарой, куски поролона (извините за подробности).
Должен вам сказать, что лаборатория, включая апартаменты, в которых я сейчас нахожусь, располагается в старой, заброшенной штольне. Раньше здесь проходила золотоносная жила, разработкой которой занимался отец Джона, вернее, его концерн. Добыча золотоносной руды осуществлялась методом продольного бурения. В последствие, Джон обустроил в этой шахте научно-исследовательский центр, очень уютный, чистый и светлый. Удивительно, но совсем не ощущаешь, что находишься в глубине скального массива. Но о лаборатории потом. Сначала расскажу, как мы сюда добирались.
Мы расстались с вами, дорогие друзья, когда Боинг подлетал к территории Канады. Мог ли я представить, что мне посчастливится, попутно, посетить эту удивительную страну! Конечно, суждение о стране по одному только городу может показаться поверхностным. Но Ванкувер!.. Сказать, что это город-сказка — значит, ничего не сказать. Он принял нас в свои объятия, как жених принимает невесту, и сразу покорил своей неистовой красотой.
Ванкувер романтичен и прекрасен! Всё, как в фильмах о мореплавателях: шум прибоя, чайки, белоснежные океанские лайнеры в акватории. И всё в обрамлении причудливых гор, покрытых снежными, пушистыми шапками. Тут и пальмы с сибирскими кедрами вперемежку (где ещё такое встретишь?) и необыкновенно чистый морской воздух. Ванкувер поражает уникальным сочетанием первозданной природы и дивной архитектуры. Тот редкий случай, когда природа и человеческий гений дополняют друг друга и порождают симфонию. В общем, — рай на земле!
Извините, друзья, за столь высокий штиль, но в этом городе, если можно так выразиться, — вкусно жить! Множество больших, красивых частных домов, много и небоскрёбов, весьма причудливых по форме.
Разглядывая эту экзотику, я достал сигареты и закурил. Ко мне тут же подскочил полицейский. Оказывается — курить на улице нельзя. Я даже выругался, в сердцах, от неожиданности, не зная, куда выбросить дымящую сигарету. Но Джон только улыбался:
— Владик, у нас говорят: «Будь вежлив с каждым. Никогда не известно, кто попадёт в число двенадцати присяжных». Да ты кури, кури, штраф я уже оплатил, денег у нас хватит. Ты мой гость, и ни в чем не должен себе отказывать! (ну да, конечно… этот миллиардер не потерпит, чтобы его друзей стесняли).
Ещё Джон сообщил, что бедных в городе нет, даже среди обслуги. В каждой семье не менее двух автомобилей. Но это, конечно, не показатель.
В Ванкувере мы пробыли около трёх часов, а затем на небольшом спортивном самолёте вылетели в Джуно и через полчаса были на месте.
Портовый город Джуно находится в проливе Гастино, на юге Аляски. К городу не подходит ни одна дорога, добраться можно только по воздуху или по морю. Это небольшой, уютный городок, с населением около тридцати тысяч человек. Он был основан в 1881 году, после открытия месторождения золота. Назван в честь золотоискателя Джозефа Джуно, личности, похоже, весьма романтичной и незаурядной (разбойник, понятно!).
Джон мне предложил на выбор: посетить музей истории Аляски, либо русскую православную церковь Святителя Николая. Я отправился своим ходом в церковь, а Джон отлучился по своим делам.
Русской, церковь называется по традиции, с тех пор, когда Аляска была ещё русской. А, сейчас, русских среди прихожан нет, служба идёт на английском языке. Тем не менее, когда подошёл к храму, повеяло чем-то родным, даже сердце защемило. Скромная, деревянная церквушка, конца девятнадцатого века, штакетный палисадничек, и, столь милая, русскому сердцу сирень. Внутри церкви — одноярусный деревянный иконостас; росписи на стенах отсутствуют. В храме людей, как впрочем, и служителей не было, лишь перед ликом Николая Угодника одиноко стоял понурый мужчина в жёлтой куртке.
Мы вышли с ним на улицу и разговорились. Говорил в основном прихожанин; мой английский — через пень колоду. Зовут его Майкл Нельсон. Я понял, что церковь он посещает около двух лет. Сюда его привела большая семейная трагедия: два года назад без вести пропала его дочь Саманта, трёх лет от роду. Узнав, что я из России, Майкл, почему-то очень обрадовался, показал фотографии дочери и жены. Ещё он рассказал, что недалеко отсюда, на острове Каяк, проживает старообрядческая русская община. В общем, расстались мы с ним очень тепло.
А вскоре и Джон подъехал.
Он предложил пройтись по городу пешком. Побродили по городу, в основном по району Сент-Френклин-Стрит, заполненному барами, магазинами и ресторанами. Как проводили там время — рассказывать не буду (выпивали, конечно). Потом взяли машину и поехали в предгорье ледника Менденхолл (если бы не мой диктофон, я бы давно запутался в названиях).
Мы проехали километров двадцать и упёрлись в горные отроги. Местность совершенно дикая, вокруг только сосны и скалы, да нереально ультрамариновое небо над головой. Из видимых признаков цивилизации, лишь одинокое мрачноватое здание в долине. Джон отпустил машину и предложил совершить прогулку в горы.
— Что это за здание, Джон?
— В нём живут мои сотрудники и обслуживающий персонал. Но сейчас почти все в отпусках. В лаборатории только два человека: доктор Алекс и Гарри — наш повар.
Джон предложил подняться наверх по склону. Честно сказать, я несколько подустал, и перспектива карабкаться на горы, меня не вдохновляла. Вот неугомонная натура! Мог бы и на завтра отложить!
— Владик, да тут недалеко! Всего лишь сто метров, вверх по хребту.
«Ну, да ладно! — подумал я. — Сто метров как-нибудь одолею. Наверное, хочет какой-нибудь красивый вид показать».
Около получаса мы поднимались вверх по каменистой тропке и, наконец, упёрлись в гранитную скалу. А позади — пропасть.
— Что ты видишь перед собой, Владик?
— Линза, ничего, кроме голой скалы, я не вижу. Ты зачем меня сюда приволок?
— А вот я сейчас покажу тебе чудо! Ведь я знаю, как ты обожаешь чудеса.
Тут он театрально вытянул руку вперёд, в сторону скалы, и торжественно произнёс: «Сезам, откройся!»
Меня разобрал смех, даже усталость прошла.
— Линза, какой же ты чудак! И ты шутки этой ради, меня сюда притащил?
Но тут произошло нечто невероятное: из скалы выдвинулась вперёд гранитная глыба и отъехала в сторону. В зияющем проёме я увидел ярко освещённый коридор, уходящий вглубь скалы. Джон держался за живот и корчился от смеха.
— Ну, как я тебя, Владик, разыграл? Как тебе это понравилось?
В руке у него был маленький дистанционный пульт.
— Любовь пожаловать, в мою лабораторию! Так у вас в России говорят?
— У нас говорят: «добро пожаловать!».
Я осторожно нащупал ногами ступеньки, ведущие куда-то вниз — в таинственную неизвестность. Тоннель оказался не длинным, метров тридцать в глубину. Стены и потолок были отделаны белым пластиком, по обеим сторонам — пронумерованные двери. Над каждой из дверей большие вентиляционные решётки.
Появился сотрудник, доктор Алекс, — седовласый мужчина меланхолической наружности, с папкой в руке. После короткого представления, Джон проводил меня в соседнюю комнату, и, извинившись, отправился принимать у доктора отчёт.
Я сидел в холле, откинувшись в кресле, и заворожено глядел в потолок. Потолок был в виде стеклянного купола, что-то вроде аквариума наверху. Там, за стеклом, в лучах прожекторов, резвились стаи рыб. Некоторые экземпляры достигали весьма внушительных размеров; они стремительно подплывали к стеклу, и, казалось, вот-вот его протаранят.
Открылась дверь, и вошёл темнокожий повар. Он катил перед собой тележку с закусками и напитками. Представился как Гарри, — посмотрел наверх, поцокал языком и ушёл. Вскоре появился улыбчивый Джон, и присоединился к трапезе.

(Далее привожу распечатку с диктофона)

— Владик, ты извини, у нас тут сухой закон, поэтому напитки безалкогольные. Я тебя попрошу — не угощай моих сотрудников. Водку, что привёз, поставь в свой холодильник, на тебя закон не распространяется. Но вот курить придётся бросить. Я тебе в этом помогу. У меня есть очень эффективный препарат, он совершенно безвредный, вызывает стойкое отвращение к никотину. И полностью снимает абстинентный синдром. Согласен полечиться?
— Ну, что ж… надеюсь, ты меня не отравишь… Не могу оторваться от этого фантастического зрелища! Как тебе удалось поместить такой огромный аквариум наверху?
— Это не аквариум. Над нами ледниковое озеро Манденхолл. Тоннель проходит сквозь скалу, и выходит в озеро, под самое его дно. Это крыло шахты, как раз на дне. Над нами толща воды — сорок метров. Тут я установил бронированное стекло.
— Это нечто! Иметь во владении такое чудо… Ради одного этого стоило сюда приехать!
— Конечно, удовольствие не из дешёвых, но я не жалею о затратах. Мне тут хорошо думается! Как правило, именно здесь я нахожу решение своих головоломок.
— Джон, ты обещал мне рассказать о своих исследованиях, показать своего «вечного» цыплёнка.
— Послушай-ка, Владик, для начала, вот это рубаи:

«Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой
И с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти,
Завязанной мёртвым узлом».

Прекрасные стихи. Не правда ли? Хотя, конечно, не Пушкин. Так вот, в отличие от Хайяма, мне удалось развязать этот узел смерти. У меня получилось! Ваш гениальный Мечников, в труде «Этюды оптимизма» утверждал, что старость — явление, которое может быть изучено методами точной науки. И я всегда разделял с ним эту уверенность.
— И тебе это удалось? Развязать «мёртвый узел»?
— Я начинал, как и все с нематод. У этих прозрачных червей процесс старения занимает всего два месяца. Потом меня осенило заняться прогерией. Это такое редкое заболевание, когда происходит ускоренное старение. Больные прогерией, будучи молодыми, за несколько лет превращаются в дряхлых стариков и старух.
Я нашёл основной ген, отвечающий за старение, и два вспомогательных. Потом занялся телемерами. Есть такие биологические часы, которые контролируют деление клеток — телемеры. Нужно было найти способ управлять этими часами. Мне удалось многократно ускорить их ход. Представляешь, подопытные крысы старели и буквально за три дня подыхали от старости. Освоив эту технологию, и разобравшись в механизме биологических часов, я нашёл способ перезапустить их в обратную сторону. Все мои подопытные стремительно молодели.
Вот, та же курица, про которую ты вспомнил. Любопытно было наблюдать, как она, встряхиваясь, бегала по вольеру, и с неё во все стороны летели перья. На третий день весь пол был устлан перьями, точно осенними листьями. А через неделю, по вольеру уже бегал, попискивая, пушистый цыплёнок!
— Линза, все, что ты говоришь — не укладывается у меня в голове! Это же потрясающее открытие! Ты гений, Джон!
— Ты, наверное, думаешь, что я живу в ощущении своей исключительности? Результаты, конечно, интересные, но меня они не устраивали. Дело в том, что все мои подопытные умирали. Одни от старости, а другие от неконтролируемого омоложения. Мне нужно было найти способ объединить эти два противоположных процесса. Так вот, с животной клеткой, включая эксперименты с нематодами, у меня не получалось, как я ни бился! Мне уже стало казаться, что проблема неразрешима. Но вдруг меня осенило — вот здесь, в этом самом холле. Я решил провести серию экспериментов с растительной клеткой.
— И, что же, Джон? Тебе удалось?
— Владик, видишь эту розу?
Перед нами на столе, в керамическом горшке алела одинокая роза.
— Перед тобой, Владик, вечная роза! Эта роза бессмертна! Мне удалось замкнуть в кольцо процесс онтогенеза, процесс её роста. Сначала я научил розу молодеть до стадии закрытого бутона. Затем процесс автоматически запускался в обратную сторону: зелёный, маленький бутон увеличивался в размерах и раскрывался. Весь цикл занимал шесть дней. А затем, я сократил этот временной кругооборот до одних суток.
— Линза, нельзя ли это место поподробнее? Что конкретно происходит с розой за сутки?
— Да очень просто! Все гениальное очень и очень просто! Эта роза стареет ровно на двенадцать часов, а затем биологические часы начинают работать в обратную сторону, и роза молодеет, на эти же двенадцать часов. Цикл будет продолжаться до бесконечности. Это тот самый искомый момент бессмертия, на поиск которого, я потратил сорок лет своей жизни. Я успел! И это главное…
— А применительно к человеку? Возможно ли, как-то использовать этот механизм для продления жизни людей?
— Да, конечно! Работа, практически, закончена, остались мелкие нюансы. И ты знаешь, попутно возник один поразительный побочный эффект. Поразительный! Вот, смотри…
Джон протянул руку к розе и стал быстро обрывать её лепестки. Одно мгновение, и прекрасная роза приобрела жалкий общипанный вид. Торчали лишь два помятых лепестка, остальные — кровавыми лоскутками — были небрежно брошены в горшок.
— Линза, что ты сделал? Ты же убил её!
— А вот и нет! Я решил показать тебе тот самый побочный эффект. Дело в том, что в процессе омоложения, когда биочасы идут назад, происходит регенерация всех тканей. Завтра ты увидишь эту розу обновлённой. Она восстановит все свои лепестки и снова будет прекрасной! Этот эффект был для меня полной неожиданностью. Ты представляешь, Владик, как он будет работать, применительно к человеку?
— Линза, ты хочешь сказать, что если кому-то оторвать руки и ноги, то они вновь отрастут?
— Ты зря смеёшься, Владик! Представь, человек попал в аварию, у него страшные травмы, не совместимые с жизнью: порвана печень, повреждён мозг, перебит позвоночник. Или у кого-то неизлечимая болезнь. Да все, что угодно! Такие пациенты — по всем медицинским показателям — должны умереть. Но, если организм находится в цикличном режиме омоложения, все постепенно приходит в норму. Тут никаких чудес нет, просто клетки выстраиваются заново, по заложенному в них генетическому шаблону. И даже, если человек в детстве потерял ногу, то через полгода обретёт её вновь, как ящерица свой хвост. Не веришь?
— А почему — только через полгода?
— В отличие от розы, человеческому организму для полного восстановления требуется значительно больше времени. Человек один год будет стареть, а другой год омолаживаться. Появилась уникальная возможность каждому из нас возвратиться в любой возраст! В любой, по желанию! Например, кто-то выбрал себе возраст — двадцать пять лет. Он будет стареть только до двадцати шести, а потом вновь молодеть до двадцати пяти. И так до бесконечности!
–???
— Владик, я тебя не разыгрываю. Завтра, в это время, посмотришь на эту розу, и убедишься в этом сам. А чтобы ты не подумал, что розу подменили, возьмёшь этот горшок к себе. Твой блок № 12, рядом с холлом.

Аляска. Лаборатория Джона. День второй

Итак, дорогие друзья, описываю второй день своего пребывания в гостях у Джона. Должен вам сказать, что впечатлений этот день принёс не меньше, чем день первый. Но все по порядку.
После завтрака, доставленного предупредительным Гарри, мне позвонил Джон. Он сообщил, что ждёт меня в блоке № 2, на лечебную процедуру. События первого дня были столь ошеломляющими, что у меня совсем выпало из памяти вчерашнее предложение Джона. Ну да, конечно же! Ведь он говорил о каком-то чудодейственном препарате, избавляющем от никотиновой зависимости. Подойдя к блоку № 2, я нажал кнопку звонка. Джон провёл меня в помещение, усадил в кресло и протянул карточку с магнитной полоской.
— Это чтобы ты не трезвонил каждое утро в дверь. Ключ электронный. Вставишь в щель, и дверь откроется.
— Линза, от кого вы тут закрываетесь? Кто в эту скалу может проникнуть?
— Владик, не забывай, я тут веду секретные разработки. Никто не должен знать, чем мы тут занимаемся. У меня потому и охранников-то нет — лишних глаз и ушей. «Бережливого — Бог бережёт!». Так у вас, кажется, говорят?
— Вообще-то, — «бережённого».
Я огляделся. Помещение было заставлено, буквально нашпиговано всевозможной аппаратурой. С одним из таких приборов, непонятного назначения, возился доктор Алекс, тыча пальцем в клавиатуру. Сначала он обследовал меня на томографе, и взял кровь на анализ. Потом ввёл антиникотиновый препарат в вену. Джон сказал, что пока я у него в гостях, он всерьёз займётся моим здоровьем, поэтому томограф будет каждый день, и каждые три дня мне нужно сдавать кровь на анализ. Мой протест, что я вполне здоров, был пресечён на корню.
— Линза, я что, сюда лечиться приехал? Я здоров!
— Владик, у нас, в таких случаях, говорят: «Экономь воду — разбавляй её!»
— А у нас в таких случаях говорят: «Фильтруй базар!»
— Да послушай! Глупо, пробыть месяц в уникальном геронтологическом центре и не воспользоваться его возможностями. К тому же у меня есть к тебе одно предложение.
— ???
— У меня выбыл из строя лаборант. Воспаление аппендикса. Не мог бы ты его подменить на месяц? Работа несложная, не более часа в день. Но без выходных.
— Джон, я с удовольствием тебе помогу, вот только, справлюсь ли с обязанностями?
— Да ничего сложного! Мне нужно завершить свои исследования с оставшимся биологическим материалом. Это: мыши, кролики и другие животные. Но с ними контактировать ты не будешь. К тебе в блок доставят специальный порошок и электронные весы. Твоя задача, каждое утро, развешивать препарат в миллиграммах и рассыпать по пакетикам. Вот и все! Тысяча долларов в день тебя устроит?
— Линза, не надо мне ничего платить. Я готов работать на общественных началах. Бесплатно.
Джон недовольно поморщился.
— Владик, не ставь меня в неловкое положение. Так дело не пойдёт! Вот здесь в конверте пятьдесят тысяч долларов, вместе с премиальными. Я всегда плачу вперёд! Только очень тебя прошу, не пробуй препарат на язык! Хорошо?
— А что может случиться?
— Да ничего особенного. Рога вырастут!
Джон рассмеялся, но как-то не очень весело.

С таким, вот «юморным» послевкусием в душе и с пухлым конвертом в руках я отправился в свои апартаменты. Неплохая прибавка к моей российской пенсии! Не правда ли?
А следом явился доктор. Он поставил передо мной небольшие электронные весы и пластиковую банку с каким-то веществом. Я надел резиновые перчатки и принялся специальной ложечкой расфасовывать белый кристаллический порошок по пакетикам. На каждом пакете было указано количество вещества в миллиграммах. Вся манипуляция заняла не более получаса. Ещё через полчаса, насвистывая арию «Риголетто», вошёл Джон.
— Как успехи? Что, уже закончил?
— Все как в аптеке, Линза!
Джон взял из лотка один из пакетиков, с надписью 135 мг, бросил на весы и удовлетворённо хмыкнул:
— Действительно, как в аптеке. Тебе можно доверять, Владик!
— А то! И что мне дальше-то делать?
Джон снова поморщился:
— Да ничего! Отдыхай, смотри телевизор, заглядывай почаще в холодильник, в общем, чувствуй себя, как дома. При этом он, почему-то, неприязненно, покосился на мой ноутбук.
— Курить ещё хочется?
— Да курю пока. Но удовольствия от процесса уже не получаю.
— Ничего, завтра ты сам выбросишь свои вонючие, раковые палочки. Я к тебе загляну вечерком. Извини, много работы.

Итак, я снова остался один. Надо себя чем-то занять! Пошёл в тренажёрный зал, побегал по дорожке, позанимался с гантелями. Да, видимо, до меня тут дела никому нет. А на что я, собственно, рассчитывал? Что меня будут каждый день развлекать, водить по экскурсиям? Приняв душ, и слегка перекусив, я вышел в коридор и огляделся.
Мой блок № 12 находился в конце тоннеля, напротив холла. Несколько раз прошёлся по коридору, из конца в конец, дошёл до входной двери. Она оказалась закрытой. Впрочем, и все другие двери тоже, кроме моих апартаментов и холла.
Меня разбирало любопытство: что там, за этими дверями? Скорее всего, подопытные животные — генетический материал, по выражению Джона. Но что мне до всего этого? Что я всюду свой нос сую, куда не просят?! Это, даже, как-то неприлично с моей стороны!
В тоннеле, едва ощутимо, гулял освежающий ветерок, сопровождаемый лёгким гулом кондиционеров. Сверху от световых панелей лился слегка подсинённый, приятный глазу свет. Но какая-то странная, необъяснимая тревога переполняла мою душу!
Я впервые почувствовал себя крайне неуютно в этом замкнутом пространстве. «Как в подземной тюрьме!» — мелькнуло у меня в голове. Не хочу здесь больше находиться! Да я тут помру от тоски! Ну, зачем, зачем я дал втянуть себя в эту авантюру?!
Потом вспомнил о конверте с деньгами. Да, деньги надо все же отработать. Месяц поскучаю, зато смогу оплатить жене поездку в Иерусалим, по святым местам, да и всем родным и друзьям подарки сделаю.
К себе я не пошёл, решил заглянуть в холл, отвлечься от мрачных мыслей. Но полюбоваться на рыбьи пляски не удалось. Вместо рыб, я увидел наверху аквалангиста. В левой руке у него был шланг, из которого, под большим напором била струя сжатого воздуха, а в правой — щётка. Таким манером он чистил стеклянный купол снаружи.
Водолаз, заметив меня, приблизился; сквозь маску я разглядел знакомое лицо. Им оказался мой недавний приятель Майкл Нельсон, с которым я познакомился в местной церквушке. Тот самый Майкл, у которого два года назад пропала дочка Саманта. Мы помахали друг другу руками, в знак приветствия. Вот так встреча! Вскоре аквалангист уплыл, и его сменили осетровые рыбы. Две крупные особи дефилировали параллельным курсом, демонстрируя свою красу. Чешуя их искрилась в лучах прожекторов. Завораживающее, должен заметить, зрелище!
Полюбовавшись на рыбьи игрища, я вспомнил про «вечную розу» и решил её навестить. Интересно, чем закончился этот варварский эксперимент, предпринятый профессором? Горшок с покалеченной розой Джон отнёс вчера в подсобку, что находилась в моем блоке. Если он меня не разыграл, то изменения, хотя бы частичные, должны уже произойти. Линза назвал этот процесс регенерацией. Посмотрим, что за регенерация такая?
Зайдя в свой блок, я сразу направился к чулану. На стеллаже, среди разбросанных кусков поролона, стоял знакомый горшок. На дне его лежали смятые, пожухлые лепестки, сорванные вчера с этой злосчастной розы. Но, когда я нагнулся пониже — у меня мурашки побежали по спине. Я смотрел, недоумевая, не вполне доверяя глазам, как из завязи цветоложа пробиваются свежие, алые лепестки, наивно нежные на вид. Так, я своими глазами увидел чудо! Чудо воскрешения! «Да, этот Джон, явно не шарлатан!» — пронеслось в голове. — «Похоже, мне довелось встретиться с гением!»
Да, дорогие друзья, судьба предоставила мне исключительную возможность увидеть то, что мы называем чудом! Она подарила мне встречу с удивительным человеком…
Вечером пришёл Джон.

(Далее привожу диктофонную распечатку нашей беседы)

— Линза, за время твоего отсутствия я пережил два потрясения. Самое сильное — это, конечно же, чудо воскрешения твоей розы. А ещё — неожиданно встретил Майкла Нельсона, про которого тебе рассказывал. Он в акваланге чистил стеклянный купол в холле.
— Да, Майкл работает у меня. Каждый вторник он очищает стекло от ила. Сегодня, правда, не вторник, сегодня он чистил стекло для тебя, по моей просьбе. Я рад, что ты воочию убедился в действенности моего метода, а главное, в его реальности. А ты ещё сомневался!
— Извини, Линза; теперь мои сомнения рассеяны полностью. Я сегодня прогулялся по тоннелю, — там много разных помещений, за закрытыми дверями. У меня к тебе один нескромный вопрос: что там находится?
— Подопытные животные там находятся. Держу их под замком, чтобы не путались под ногами! Кстати, у меня к тебе, тоже есть вопрос. Он давно меня занимает, с тех самых пор, как я стал экспериментировать с живностью: почему Бог, будучи любовью, сотворил змей, скорпионов, клопов, комаров и прочую нечисть? Вот вы, православные, как это объясняете?
— Не знаю, что тебе на это ответить…. Святой Макарий Александрийский говорил: «Все земные вещи есть самое слабое отображение Небесной реальности. Как бы её тени». Видимо, святой имел в виду земную красоту, которая есть — ничто по сравнению с красотой Царства Небесного. Но, если эту мысль продолжить, то, может статься, что Господь показывает нам эту «нечисть», как самое слабое отражение ада? Как бы в назидание нам? Я знаю только одно: до грехопадения человека все Божьи твари были совершенны.
— Владик, я понял! Их теперешнее состояние — есть некая форма разочарованности. Форма протеста. Своего рода месть человеку за нарушенное им Единство! За первородный грех.
— Может, и так… Всё сущее — это формы Божьей любви. В том числе и животные. Даже, вот это яблоко, что лежит перед нами на столе. А высшая форма Божьей любви — человек!
— Тогда ответь мне на другой вопрос. Никак не могу его разрешить… Почему Бог допускает смерть невинных младенцев? Опять-таки, если признать, что Он есть Любовь?
— Линза, что ты ко мне прицепился со своими богословскими вопросами?
— Да вот решил попробовать на зуб твёрдость твоих убеждений. К тому же мне действительно интересно знать, как православие объясняет столь явное несоответствие сего действия образу Божьему?
— Мне тоже долго не давал покоя вопрос о невинных детских страданиях. Ответ на него я нашёл у известного российского богослова Осипова. Православие учит, что люди — не отдельные горошины, а клеточки единого организма. Мы все — одно тело. Уколи одну клеточку — весь организм ощущает боль, все тело содрогается. Ты хочешь нанести себе рану? Тогда оскорби другого человека! И ты запихнёшь себе иголку под ноготь, образно говоря. Укради у другого человека — ты себя обворуешь! Основной Божий закон — есть Закон Любви. Нарушать его крайне опасно!
— Владик, это мне понятно. Хотя все делаю наоборот! Как всё же профессор объясняет смерть невинных детей и страдания безутешных родителей?
— Семья это тоже единый организм — и ребёнок, и мама, и папа. Ребёнок — самый чистый, самый невинный сосуд, по сути, — самый сильный перед Богом. И ребёнок берет на себя основную ношу страданий, которые неизбежно должны последовать за грехи его близких, его окружения. Господь принимает только чистую жертву. Таков Закон Любви. Только такие чистые, сильные, достойные существа, как дети, способны взять на себя страдания, которые проистекают из грехов, преступлений и бессовестности тех, с кем они связаны самыми тесными узами.
— Владик, тут я полностью согласен с вашим профессором. Так всегда было в истории. Кто первым отдавал свою жизнь? Герои! Они страдали за людей. Самые чистые, самые лучшие — они оказывались чистейшими жертвами за свой народ, за свою семью, за своего собрата. Всегда это была жертва любви! Христос сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». А мы часто слышим глупые речи: такой прекрасный человек и — погиб! А рядом мерзавец, живёт — и ему ничего!
— Да, Джон, любовь жаждет действия, жаждет своего проявления. Любви свойственно самопожертвование. Влюблённые часто готовы жизнь отдать за своих любимых. Доказать свою любовь каким-либо подвигом… Так же и дети жертвуют собой, за своих близких. Ребёнок этого не осознает. Он просто страдает. Но вот он оказывается в ТОМ мире… И тогда ему открывается подлинная суть вещей. ТАМ эти дети будут вечно благодарить Бога, за то, что Он дал им возможность совершить этот акт самопожертвования во спасение других.
Нет невинных страданий, с православной точки зрения. И не бессмысленны они, а спасительны. На всё надо смотреть «с точки зрения вечности!». Страдания эти имеют колоссальный смысл, который выражается одним словом — Любовь!
Что же касается родительских страданий…. Часто это является тем вразумляющим божественным средством, когда родители, вообще не думающие ни о каком Боге, становятся верующими людьми и, в корне меняют свою жизнь. Вот, скажем, твой работник Майкл Нельсон, у которого два года назад пропала дочь. Ведь он был закоренелым атеистом…
Джон изменился в лице:
— Вот ты говоришь, что на том свете нас ждёт рай или ад. А вдруг все это не так? А что, если там всего лишь… чёрная дыра? И все! И больше ничего! Эта потусторонняя реальность очень сомнительна… моё же бессмертие — реально! «Лучше синица в руках, чем журавль в небе» — не так ли у вас говорят?
— Это вопрос веры. В таком случае детские страдания и смерть — жуткая бессмыслица! Как, впрочем, и все остальное в жизни. Тогда нам остаётся лишь безысходное отчаяние! Что же касается земного бессмертия… приведу тебе высказывание Исаака Сирина: «Кого назову разумным? Только того, кто помнит, что есть предел его жизни!»

Аляска. Лаборатория Джона. День третий

Проснулся под утро, от нестерпимой зубной боли. Никогда, в своей жизни, я не испытывал такой острой боли: казалось, что болели все зубы сразу, да так, что сводило челюсти.
Я стал судорожно искать аптечку, чтобы найти, какое-нибудь обезболивающее средство, но обшарив всё, включая чулан, никакой аптечки не нашёл. Боль была такая, что хотелось лезть на стену. Звонить Джону, будить его в столь ранний час, казалось крайне неприличным, но в данный момент было не до приличий! Джон на звонки не отвечал, и, вконец отчаявшись, я помчался, зачем-то в холл. И (о, радость!) увидел там Джона. Он сидел, откинувшись в кресле, и отрешённо смотрел в потолок.
— Как хорошо, что ты здесь, Джон! У меня ужасно разболелись зубы! Дай мне какое-нибудь обезболивающее. Поскорее!
Казалось, сообщение о моих разболевшихся зубах, его ничуть не удивило. Как будто он ждал этого.
— Ох уж эти зубы, зубы… следуй за мной!
Мы вышли в коридор.
— Знаешь, Владик, что первым делом, делали ваши знаменитые артисты, когда приезжали к нам на гастроли? Всемирно известные скрипачи, пианисты, артисты балета…
— ???
— Первым делом, получив гонорар, они вырывали все свои зубы и вставляли металлокерамику. В советское время, у вас, о таких зубах только слышали, да ещё видели на обложках журналов. Помнишь выражение: знаменитая американская улыбка? Как раз с такой ослепительной улыбкой ваши артисты возвращались на родину.
— Линза, надеюсь, ты не станешь лишать меня всех моих зубов?
— Как раз собираюсь! Ты тоже обретёшь красивую улыбку. К тому же — бесплатно! Будешь, как с булавочки!
Наверное, он хотел сказать: «как с иголочки», но мне было не до поправок.
— Джон, делай со мной, что хочешь, я тебе верю, только избавь меня от этой жуткой боли!
В операционной профессор уложил меня на узкий стол и вызвал доктора Алекса. Потом была маска со снотворным, и я провалился в небытие. Сами понимаете, друзья, что вырвать у человека зубы под наркозом — дело нехитрое.

Очнулся я в своей спальне. В голове слегка шумело, но боль ушла. Пришла мысль: привезли, как свою подопытную собаку, и бросили тут одного! Потом пришла другая: эти люди оказали тебе экстренную помощь, избавили от мук, можно сказать — спасли, а ты ещё, кочевряжишься! Какая чёрная неблагодарность!
Я осторожно попробовал языком, сначала верхнюю десну, а потом нижнюю. Зубов не было, что, впрочем, и следовало ожидать. Но, что это? Я явственно ощущал кончиком языка, выступающие из дёсен острые края… У меня резались зубы!
У МЕНЯ РЕЗАЛИСЬ НОВЫЕ ЗУБЫ!

Мне потребовалось немало усилий, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. Было от чего прийти в шок! Главное сейчас — трезво оценить создавшуюся ситуацию.
Я отодвинул в сторону, оставленный мне молочный коктейль с соломинкой и достал из холодильника запотевшую бутылку русской водки. Я не ощутил её вкуса, хотя залпом выпил целую кружку.
Итак, трезво разберём ситуацию. Что произошло?
Ясно, что надо мной, обманом, можно сказать — насильственно, был проведён медицинский эксперимент. Под видом антиникотинового средства, профессор ввёл мне свой омолаживающий препарат.
Я подошёл к овальному зеркалу в ванной, перед которым брился, и всмотрелся в своё отражение. Сразу бросилась в глаза пробившаяся чёрная щетина на щеках, без обычной прореживающей проседи. Сетка морщин вокруг глаз исчезла. На лбу и у кончиков губ остались едва заметные прочерченные линии: морщины, как бы расправились. Да и зрение заметно обострилось, будто кто-то, незаметно, подправил фокус на объективе.
В голове что-то зазвенело, точно струна лопнула, видно, от волнения подскочило давление. «…Может, я это, только моложе. Не всегда мы себя узнаем!» — пронеслось в сознании. Откуда эти слова? Ах, да! Это же слова из известной песни Александры Пахмутовой.
Я снова посмотрел на своё отражение: да, явно моложе… и, похоже, этот процесс только начинается. В этом можно было не сомневаться. Вот тебе и регенерация!
Я побрился и, машинально, расфасовал препарат по пакетикам. Вскоре вошёл Гарри, со своей неизменной тележкой. В ассортименте — картофельное пюре, какой-то жареный фарш, соки, в общем — еда беззубых.
Отодвинув в сторону тележку, я достал из холодильника баночку икры, и пригласил работника присоединиться к трапезе. Гарри сначала отнекивался, но пред «рашен» водкой не устоял, и, закусив бутербродом с икрой, ушёл восвояси, прихватив лоток с препаратом.
Мне не терпелось поскорей объясниться с Джоном, но этот кудесник, явно не торопился. Я решил посетить холл в надежде увидеть его там, и вышел в коридор. Внимание моё привлёк переносной мусорный ящик, который стоял у выхода. Видимо, его забыл Гарри, будучи «под градусом», когда выходил наружу.
Повинуясь какому-то неясному предчувствию, я открыл крышку ящика и заглянул вовнутрь. Там, поверх всякого мусора, банановых шкурок, лежали знакомые мне пакетики. Достав один из них, я увидел надпись: «160 мг», и дату, написанную моей рукой.
Я поспешно вернулся в свой блок, открыл банку с препаратом, и положил один кристаллик на язык. Это была обычная поваренная соль!
«Интересно, как ты все это объяснишь, Линза? Зачем нужно было загружать меня бессмысленной работой? Да ещё и оплачивать её?!»
Размышляя над этой ситуацией, я пришёл к выводу, что целью Джона было связать меня некими обязательствами и, тем самым, нейтрализовать мой возможный протест — желание вырваться отсюда. Нужно ли мне говорить об этом Джону, раскрывать свои карты? Или в моих интересах лучше скрыть, запрятать в рукаве этот джокер?
Я вытащил из подсобки цветочный горшок и поставил на стол в гостиной. Роза полностью восстановила лепестки и умиляла своей красой, напрочь, забыв о совершённом над ней насилии. «Как хороши, как свежи были розы…», — вспомнилось Тургеневское. За этим занятием и застал меня Джон. Блистая фирменной улыбкой, он, как ни в чём, ни бывало, непринуждённо развалился в кресле.
— Как самоприятие, Владик? Что такой хмурый?
— Похоже, я уже не Владик! Скорее, я твоя роза номер два!
— Ты не роза… ты теперь бессмертный человек. Бессмертный! С чем я тебя от души поздравляю! Это и есть мой подарок тебе — обещанный сюрприз.
— У нас за такие сюрпризы за яйца подвешивают! Ты вообще-то спросил у меня, хочу ли я твоего бессмертия? Хочу ли я быть Кощеем Бессмертным?!
— Владик, ну кто же не хочет вечной жизни? Быть бессмертным — мечта каждого человека! Давай-ка, лучше отметим это событие. У тебя же было четыре бутылки водки. Давай, доставай свои припасы. На сегодня все запреты отменяются!
Я разлил по чашкам водку и открыл икру. Тост за вечную земную жизнь я отклонил.
— Линза, вот ты превозносишь своих предшественников — выдающихся учёных, а знаешь ли ты, что учёные эти ставили опыты, прежде всего, на самих себе, а не на своих друзьях? Я, что тебе: крыса бесправная? Подопытное бессловесное животное? Между прочим, отец у тебя, весьма преклонного возраста. Ты говорил, что ему девяносто четыре года. Но ты не захотел подвергать риску ни себя, не своего престарелого отца!
— Владик, к сожалению, отец мой не дождался положительных результатов исследований. Я единственный наследник его миллиардного состояния. И там не один миллиард! Но, чтобы вступить в права наследства, необходимо, по закону, выждать определённое время. Мне сейчас омолаживаться нельзя, до получения наследства. Представь — приходит некий молодой человек и начинает качать права. Как тут докажешь, что я это я?
— Линза, а как Я докажу жене и детям, что я это я? Об этом ты подумал? Подумал о том, что в результате твоего опыта я лишаюсь всех своих родственников, друзей, да и вообще — выпадаю из общества??? Я даже пенсию не смогу получать! И потом… видеть, как у тебя на глазах стареют и умирают твои дети, внуки… Такого и врагу не пожелаешь!
— А вот тут ты ошибаешься, Владик! Открою тебе одну тайну… Через два-три года все человечество обретёт бессмертие. Все до одного! И к тому же, не думай, что ты у меня первый.
— И какой же я по счёту?
— Ты второй! И я вас скоро познакомлю… Налей-ка ещё немного.
Мы снова выпили. При этом я демонстративно взял из банки щепотку соли и бросил в рот.
— Мы, русские, за неимением солёных огурцов, любим, закусывать солью!
— Что ж, Владик, попробуем закусить солью. Тут ты меня поймал… Как догадался про соль?
— Это неважно. Ты лучше скажи, когда у меня зубы отрастут?
— Знаешь, я специально ждал тебя утром в холле. Знал, что твои новые, растущие зубы встретят препятствие, в виде зубных протезов и начнутся муки. Поэтому, подготовил все заранее. Ты обзаведёшься новыми зубами через трое суток.
— Как… трое суток — и новые зубы?
— Владик, ничего тут сверхъестественного нет. Все закономерно! Вот грибы, например. Они же вырастают всего за одну ночь. Вечером — дождь, а утром уже грибы на подбор. Главное было все эти генетические механизмы выявить и, так сказать, — приручить, заставить служить людям. Извини, что обманным путём ввёл тебе омолаживающий препарат. Я ведь прагматик! Представляешь, месяц пришлось бы тебя уговаривать, доказывать очевидные истины. В конце концов, ты бы все равно согласился, но время… оно было бы упущено. Понимаешь? У нас всего лишь месяц, на все про все. А эта соль… просто, мне нужно было как-то нейтрализовать твой возможный бунт. Пойми, эти мои, внешне неприглядные действия, в твоих же интересах!
— Ты самоуверенная свинья, Линза! Откуда тебе знать о моих интересах? К твоему сведению, я не цепляюсь за земную жизнь, и не хочу бесконечно тут прозябать. Настоящая жизнь не на земле, а на Небесах! Я требую немедленно прекратить этот варварский эксперимент! И забери эти деньги…
— Владик, я вот что тебе скажу… Человек — странное создание. Ну, не верит он в свою будущую смерть, хоть убей! Теоретически, конечно, её признаёт — видит, что люди вокруг умирают: соседи, родственники, его друзья. Но, применительно к себе — никак не может принять эту очевидную реальность. Да и как её принять?
Вот человек живёт, строит планы, осуществляет свои мечты, и что в итоге? В итоге все оказывается МЫЛЬНЫМ ПУЗЫРЕМ! Со смертью все уплывает из его рук. Все, что он так ценил, любил в своей жизни: семья, комфорт, власть, деньги, работа, любимая рыбалка… Он-то думал, что все это ему принадлежит вечно, дано навсегда! А что получается? Дали подержать некий «бриллиант», а потом говорят: «Все, пора отдавать!» Можно ли человеку примириться с таким сознанием? Да смерть просто перечёркивает смысл всей его жизни! Поэтому человек не верит, вернее, не хочет верить в конечность своего бытия. Вот я и хочу помочь такому человеку. Тебе, в частности…
— Линза, вечная жизнь — это не та самая жизнь, что мы сейчас влачим на земле, лишь помноженная на бесконечность. Это иная жизнь! Как сказал Блаженный Августин: «Для земного человек омертвел, для Града Небесного он созревает!» Смысл земной жизни — в подготовке к жизни Небесной. Это своего рода школа для человека, где он, проходя уроки Божьи, обретает необходимые качества души… те самые свойства, без которых невозможно вписаться в новую среду — в Царство Небесное. Святые отцы называют этот процесс «обожением». Ты же предлагаешь людям вечно оставаться «за школьной партой», оставаться вечными второгодниками. И, вообще, твои рассуждения — бальзам на душу атеисту, который ни в какую загробную жизнь не верит. Или не желающему каяться греховоднику, который всеми правдами и неправдами надеется избежать вечных мук, обвести Бога вокруг пальца! Но все это — не более чем иллюзия, человечество все равно обречено. Оно сгорит вместе с планетой! И это факт неоспоримый!
— Владик, пока это случится, можно пожить в своё удовольствие. И, заодно, хорошо подготовиться нам, как ты говоришь — шкодникам (школьникам?) к экзамену перед Богом.
— Линза, только Бог решает, когда остановить человека на его земном пути. И когда принять у него экзамен на человечность. Здесь человек иссяк и исчерпался! Перед ним открывается иная — «взрослая» жизнь. И тот, кто уходит, уже не захочет вернуться назад. Захочет ли бабочка, вкушающая нектар, снова стать гусеницей? А здесь, на земле, мы все гусеницы! Вот только одни кушают листочки понежней, а другие — погрубей. Но разве можно это сравнить с Небесным нектаром? И с возможностью летать, а не ползать?
Дальнейший разговор не был травоядным. Но на этом я, пожалуй, остановлюсь, очень устал.

Аляска. Лаборатория Джона. День четвёртый

Сегодняшний день начался с неприятности. Такая случилась оказия! Думал, что навсегда лишился связи с вами, дорогие друзья, что оборвалась единственная ниточка, связующая меня с родиной. А дело в том, что сегодня утром, Гарри опрокинул кофейник с кипятком на мой ноутбук. Он, с присущими ему обезьяньими ужимками, извинялся за свою неловкость, пообещал отдать аппарат в починку. Но, по всему было видно, проделал он всё это специально, скорее всего, по указке Джона. Очень уж его поведение было наигранным. Что это? Попытка моей полной изоляции?
Вечером вспомнил про старый айпад, что валялся в чулане, стал его осматривать. Оказалось, все дело в зарядном устройстве, — перетёрся провод около вилки. Ох уж эти американцы! Надломился проводок — и всю аппаратуру надо выбрасывать. Зачистил концы, сделал скрутку — и все заработало! Хорошо, что в этом бункере нет проблем с интернет связью. Наверно, какая-то антенна стоит наверху…
Так вот, просматривая файлы в этом айпаде, я наткнулся на описание экспериментов, проводимых профессором. Эти описания сопровождались многочисленными фотографиями животных: крыс, мышей, кроликов и прочих тварей, на которых Джон ставил свои опыты.
Среди множества снимков я вдруг увидел человеческое лицо. Это был некий Даниель Кинг, судя по описанию, бездомный, совершенно опустившийся человек. В аннотации был указан его возраст: семьдесят пять лет и диагноз: цирроз печени. Жёлтое, покрытое оспинами одутловатое лицо, отсутствующий взгляд… Потом следовала серия фотографий, после введения пациенту омолаживающего средства –«ноугранулина минус» (видимо, прообраз того препарата, который ввели мне). Лицо с каждым снимком молодело, свежело, плешивая голова постепенно покрывалась растительностью, глаза становились всё более осмысленными.
Но чем дальше я просматривал снимки, тем больше приходил в ужас. Вот Даниель — молодой, красивый парень, а вот он — юноша, далее — подросток, ещё далее — ребёнок! Меня поразило, что на каждом этапе омоложения, если верить описаниям, Кинг оставался со всеми присущими ему врождёнными и приобретёнными внутренними чертами характера. Возраст менялся, но страсти оставались неизменными! Например, он постоянно требовал себе виски и сигарет, даже превратившись в ребёнка, и отличался весьма злобным и капризным нравом. О, нет! Это не было смешно — от этого леденело сердце!
И вот! Вот он, последний снимок мистера Кинга — ребёнок, с открывшейся пуповиной! Мёртвый ребёнок!

Дорогие друзья, я пишу это, вовсе не для того, чтобы вас шокировать или разыграть, как подумают некоторые. Просто вы должны знать, что за фрукт этот профессор геронтологии! И какие страшные эксперименты проводятся в мире над людьми.
Да, лишний раз убеждаешься, как бывает, обманчива наружная приятность и изысканные манеры — эта внешняя оболочка, форма, регулирующая отношения между людьми, называемая моралью. Как часто мы пленяемся красивой обёрткой, не замечая той мерзости, что скрывается под ней! То, что Господь называл лицемерием, обличая фарисеев, которые лишь внешне, по форме, исполняли закон Божий… «Горе вам, лицемеры!»
Чтобы быть человеком, одной морали — недостаточно! О, нет! Есть люди, внешне неприятные, «колючие», но чистые внутри… Человек — это не тот, кто ощущает себя духовно здоровым, а кто ощущает себя духовно больным. Нищим духом! Кто видит в себе страсти, проистекающие из них грехи, и ненавидит их. Кто борется с этими бесами в себе! Ведь можно быть внешне высоконравственным человеком, а внутри — сущим сатаной! Вы встречали таких?
Пушкин в письме к Вяземскому, укоряя его в излишней менторности, писал: «Поэзия выше нравственности!» Думаю, эти слова, с полным правом можно отнести и к человеческой личности.
Дорогие друзья, спасибо, что посоветовали прихватить с собой диктофон! Возможно, эта запись окажется одним из доказательств преступлений профессора. Вот только доживу ли до тех времён — один Бог знает…

Аляска. Лаборатория Джона. День пятый

Сегодня проснулся с ощущением бьющей через край энергии во всем теле. Такое, порядком подзабытое, ощущение, будто послание из юности. Обычно ведь как: по утрам вялость, апатия, нежелание вставать с постели. А тут такая бодрость, просто силы некуда девать!
Подошёл к зеркалу: зубы сияют молочной белизной. Новые зубы! Морщины практически исчезли, кожа на лице стала бархатистой и упругой. Да, пора эту регенерацию останавливать, как бы незаметно в младенца не превратиться, как тот бомж. Процесс явно набирает силу! Волосы от корней стали темными, а дальше — обычные, с проседью. Надо бы постричься. А вот и тележка с завтраком! На верхней полке — коробка с тортом, перевязанная грубой бечёвкой.
— Гарри, а торт-то зачем? Я сладкого с утра не ем.
Но тут за спиной повара появился Джон:
— Владик, в Америке говорят: «Свадебный торт — самая опасная еда!» Подними эту коробку.
— Линза, а в России говорят: «На чужой каравай — рот не разевай!»
— Прошу же тебя, подними!
Я взялся за бечёвку, но попытка приподнять торт оказалась тщетной. Потянул посильней — коробка сморщилась, но торт остался на месте. Он будто прирос к полке.
— Линза, что за фокусы?
— А вот, смотри…
Джон быстро развязал бечёвку и снял крышку. В коробке лежал большой металлический брус жёлтого цвета. Его, как некая аура, окружало мягкое солнечное сияние. Я оторопел…
— Это подарок твоей жене, Владик. Она же хотела иметь слиток золота? Разве не так? Когда вы нам продавали Аляску, про месторождение золота никто не знал. Вы же не знали, что продаёте курицу, несущую золотые яйца? Так что, будем считать, что я всего лишь возвращаю часть российского имущества. Не более того!
— Но, это была шутка! Обычная шутка. Я не могу принять от тебя такой подарок!
— Владик, ты вправе был отказаться от денег, и я тебе не перечил. Но это подарок твоей жене, а не тебе, поэтому никакие возражения не принимаются! Завтра этот груз будет отправлен через дипломатическую почту в Россию. Это единственный способ, которым можно его доставить.
Такого необычного, сбивающего с толку хода я от этого монстра не ожидал, дорогие друзья. Хорошо же он разыграл свою партию! Что это? Попытка вернуть моё расположение? Но, после того, что он сделал с тем несчастным бездомным — моя душа противилась.
— Линза, твои экстравагантные выходки меня больше не впечатляют! Я прошу у тебя лишь об одном — остановить во мне процесс омоложения! Иначе я устрою бунт!
— Владик, успокойся, don’t worry, всё will be all right — обещаю тебе. Скоро я поеду в город за ингредиентами, которые изготавливают по моему заказу. И составлю искомый препарат. Я тебе его введу, и дальнейший процесс омолаживания остановится. И снова начнётся естественный процесс старения.
— Хорошо бы это сделать побыстрей, пока меня ещё можно узнать. Скажи, на сколько, я в итоге помолодею?
— Ты станешь моложе, как минимум, на тридцать лет. Увы, ты не захотел большего, отказался даром получить бессмертие. Прими от меня, хотя бы, этот скромный подарок.

Такой вот у нас, друзья, состоялся разговор. Если честно, я уже не верил ни одному слову профессора. Думаю, что и этот реверанс с золотом, был не более чем умело разыгранный спектакль. Ещё более я утвердился в своих мыслях, когда возвращался из лаборатории, после утренних процедур. Подходя к блоку, я вдруг уловил едва различимые, глухие рыдания. Они просачивались через вентиляционную решётку из соседнего помещения.
Я остановился и прислушался. За дверью рыдала женщина! Сквозь всхлипывания я, явственно услышал слова, от которых у меня перехватило дыхание: «Сколько мне здесь ещё мучиться?! Не могу я больше, не могу-у!». Эти стенания повергли меня в шок.
Я заскочил в свой блок и стал метаться по комнатам, не зная, что предпринять. Рядом со мной, по соседству, находится в заточении женщина. Судя по всему — русская. Надо же что-то делать!
Так! Моя спальня разделяется смежной стеной с соседним блоком. Я схватил лежащий на столике ночной фонарик и с силой три раза ударил в стену. Посыпались стекла от отражателя. Вскоре я услышал ответные удары. Их было ровно три. Ну что ж, будем считать, что первоначальная связь установлена. Бросил в угол разбитый фонарик и достал из подсобки массивную ручку от отвёртки. С её помощью стучать будет сподручней.
Как это в тюрьмах общались через стены при помощи стуков? Надо срочно воссоздать эту систему! Ясно, что один стук это «А», два стука — «Б». Но тогда «Я» — тридцать три стука. Замучаешься считать! Что-то здесь не так, метод надо упростить.
Я взял лист бумаги и написал алфавит, разбив его на три столбца, по одиннадцать букв в каждом. Значит, так! Сначала отстукиваем номер столбца, а затем, через паузу, порядковый номер буквы в этом столбце. Да, так передача сообщений значительно ускоряется. Например, буква «В» находится в первом столбце — один удар, и далее, три удара — номер буквы в столбце. Но для общения нужно, чтобы эту систему знал адресат.
На другом листе я продублировал и подробно описал способ общения. На обратной стороне сообщил о себе, кто я и откуда. Сообщил, что нахожусь здесь по приглашению профессора, что являюсь жертвой его варварского эксперимента. В конце написал: «Сообщите, кто вы, откуда, и почему вас держат в заточении?» Сложил лист пополам, вышел в тоннель и огляделся. Затем быстро засунул сообщение в щель под дверь, ударил по ней ногой и вернулся в свой блок. Примерно через полчаса я услышал призывный стук в стену и вслед за ним получил первое сообщение.
Передаю вам эти отрывочные сведения. Моей соседкой оказалась Елена Михайловна Бережная. Она родом из Молдовы, проживала в Кишинёве в доме престарелых. Ей восемьдесят четыре года. Два месяца назад была доставлена в лабораторию на оздоровительные процедуры, по международной программе гуманитарной помощи престарелым людям. Здесь насильно подверглась медицинскому эксперименту по омолаживанию. Вот так! Ещё одна жертва бесноватого профессора…

Все, дорогие друзья, на этом заканчиваю. Подробности беседы не представляют особого интереса. Пора в постель, очень устал. Ну и денёк выдался сегодня!

Аляска. Лаборатория Джона. День шестой

С утра снова общался с Еленой Михайловной, через стену. В основном, утешал. Сообщил, что профессор обещал меня познакомить с первым бессмертным человеком (то, что этим человеком является Елена Михайловна, сомнений уже не было). Передал, что сегодня напомню Джону о его обещании, и мы, наконец-то, встретимся. Да-а, пробыть два года в заточении — испытание не из лёгких. Особенно, когда не знаешь, что у тебя в перспективе…
Так начался новый день. «Что день грядущий нам готовит?..» То, что за стеной находится товарищ по несчастью, придавало мне дополнительные силы. Когда утешаешь другого, и самому становится легче. Великий закон! Все ж не одинок я в этой подземной тюрьме! Не одинок…
После утренних процедур пришёл профессор. Разговор явно не клеился, крутился вокруг каких-то малозначительных тем. Джон вспоминал своё детство, колледж, рассказывал о своём увлечении американским футболом. Говорил о методах преподавания в Америке и в России.

(Распечатка с диктофона)

— Владик, я слышал, у вас в школе цифры умножают в столбик. Покажи, как это делается? Он написал два трёхзначных числа и протянул листок.
— Линза, зачем это тебе? Ну, ладно, давай покажу.
Джон отыскал в телефоне калькулятор и проверил результат.
— Все правильно, Владик! Извини, просто я проверял твою память. Лишний раз убедился, что процесс регенерации протекает нормально.
— Хитрая ты бестия, Линза! Начал издалека, с детства, а всё для того, чтобы проверить, как у твоего «кролика» мозги работают. Кстати! Ты обещал меня познакомить с первым подопытным твоим. Не забыл?
— Сегодня я тебе её представлю! Это женщина, Владик. Русская женщина. Мне доставили её из хосписа, уже умирающей (снова врёт, гад!) в рамках международного проекта социальной помощи населению.
Я решил разыграть удивление:
— Русская? Вот так сюрприз! И сколько же ей лет?
— Вообще-то многовато… за восемьдесят. Но сейчас ей уже двадцать. Двадцать лет! Не правда ли странно звучит: «Уже двадцать»? Она никогда не будет старше двадцати одного года. Её биологические часы замкнулись в этой цикличности. Твой цикл колебался бы между двадцати пятью и двадцати шестью годами, если бы ты не заартачился. А вот Елена Михайловна приняла омоложение с благодарностью! Правда, мне пришлось подвергнуть её временной изоляции…
— Зачем же её нужно было изолировать, Линза? Ведь это бесчеловечно!
— А ты представь себе маразматическую старуху, которая всюду разгуливает и во всё сует свой нос! Я это сделал для её же блага.
— Джон, у меня к тебе такой вопрос… как скоро ты собираешься информировать мировую общественность о своём открытии?
— Владик, я не собираюсь объявлять миру о своём открытии. Ты думаешь, меня интересует Нобелевская премия? Сколько этих лауреатов было и сколько будет ещё! Сия слава ничтожна, она просто смешна, как и размер этой пресловутой премии. Это подачка нищему!
— И как же ты думаешь им распорядиться? Открытием своим?
— Как распорядиться? Я буду с тобой откровенен, Владик. Своё открытие я намерен представить обществу, не как научное достижение, а как… чудо! Да-да! Именно, как чудо!
— Линза, что это у тебя? Мания величия? Примеряешь на себя роль Господа Бога? Не великоват ли костюмчик?
— Называй, как хочешь! Сейчас ты всё поймёшь… Эту пропагандистскую кампанию я начну с себя. Подключу прессу, телевидение, интернет и заявлю на весь мир, во всеуслышание, что ровно через неделю превращусь в юношу и обрету бессмертие. Поначалу все затрубят, что профессор сошёл с ума. Но вот потом… главное начнётся потом…
— Линза, должен тебя поправить, ты начнёшь не с себя, ты будешь третьим, после Елены Михайловны и меня.
— Это не важно! Слушай дальше, не перебивай. Я помещу себя в закрытой телестудии, под прицелы видеокамер, с круглосуточной прямой трансляцией на все страны. И каждый желающий сможет увидеть происходящие со мной разительные перемены. Постепенно ажиотаж в мире будет нарастать и в конце эксперимента достигнет своего апогея. Все вокруг начнут верещать: свершилось чудо! Чудо! И я не стану их в этом разубеждать!
— И что же дальше?
— А дальше я займусь неизлечимыми людьми: паралитиками, навечно прикованными к постели; буйно помешанными; людьми, попавшими в аварию и не имеющими шанса на спасение. Эти люди тоже будут под прицелом телекамер и под неусыпным наблюдением общественности. И вот, когда хромые начнут ходить, слепые видеть, а к буйно помешанным вернётся разум, тогда все человечество станет передо мной на колени! Я обрету статус земного бога!
— Линза, ты обретёшь статус антихриста! Это его идея: устроить на земле антитезу Царству Небесному — земной рай.
— Да, Владик, я хочу, чтобы на земле был рай. Чтобы люди больше не болели и не думали о смерти. Но ты не дослушал, что будет дальше…
— Линза, что будет дальше, представить нетрудно. К тебе косяками попрут сильные мира сего. Будут предлагать большие деньги. Ведь обрести вновь молодость — это так заманчиво…
— Тут ты ошибаешься! Через два года я генетически трансформирую всё население земного шара. И сделаю это бесплатно. «Рай достаётся нам с большой скидкой, сколько бы он нам не стоил» — так у нас говорят. Учитывая состояние моего покойного отца, денег на производство препарата у меня хватит. Потом мне все вернётся, сторицей. Многократно! Как вернётся — тебе знать необязательно.
— Да уж! «Сразу в Рай, сразу в Рай — только ножки задирай!» — так у нас, в подобных случаях, шутят. Ладно, оставим эту тему. Ты говорил о Елене Михайловне. Как скоро я смогу увидеть эту старушку?
— Да вот сейчас и увидишь. Свои обещания надо выполнять. Я слов на воздух не бросаю! Или «на ветер»?
Джон поднял трубку местной связи, и буквально через минуту на пороге появился повар Гарри. Он привёз на тележке фрукты и бутылку шампанского.
— Как ты думаешь, Владик, кого нам здесь не хватает?
— Я думаю, местного шерифа!
— Ну, ты шутник! Здесь нам не хватает женщины, прекрасной Елены Михайловны! Сейчас я тебя ей представлю. Гарри, пригласи сюда леди.
И вот, в комнату вошла она. Юная, стройная девушка, с удивительно чистыми, васильковыми глазами. В гостиной, будто весной пахнуло! Одета она была в лёгкое, бирюзовое платье, подпоясанное широким ковбойским поясом. И ни малейших следов макияжа. Елена Прекрасная, да и только!
Увидев меня, она вдруг бросилась мне на шею. Эта выходка, весьма эксцентричная, меня страшно смутила. Какой-то неконтролируемый порыв души! Джон, похоже, тоже был немало озадачен.
— Да вы никак знакомы? Ну и дела! Какой же вы странный народ, русские! Дома один другого чураетесь, просто, знать не желаете, а на чужбине готовы задушить друг друга в объятиях! Прошу к столу. Это событие надо отметить!
Мы выпили немного вина и профессор откланялся.
— Не буду мешать встрече соотечественников. Общайтесь в своё удовольствие!
Сама любезность этот Джон, если не знать его поглубже.
Я не мог наговориться со своей собеседницей. Елена Михайловна оказалась на редкость душевным и очень тонким человеком. Хотя тот же Пушкин говорил, что тонкость не является показателем ума. «Среди сумасшедших очень много тонких людей…». Но в её «тонкости» проглядывал удивительно свежий ум.

Аляска. Лаборатория Джона. День седьмой

Сегодня едва не проспал процедуры. Разбудил голосок Елены Михайловны из соседней комнаты. Вчера, как гостеприимный хозяин, я уступил ей свою спальню, а сам перебрался на диван в гостиную, где и спал, укрывшись пледом.
— Владимир, вставайте, а то кофе остывает!
Я быстро умылся, попил кофе с гренками и отправился в процедурную. Когда же этот кошмар закончится! Джон, как обычно, поинтересовался моим самочувствием, спросил и о Елене Михайловне.
— Я думаю, вы некоторое время поживёте вместе, вам будет комфортнее вдвоём. Это немного скрасит твоё одиночество. Ты не против?
В это время из соседней комнаты, напротив которой я расположился, раздались какие-то странные хриплые стоны. Доктор Алекс, набирая из вены кровь, вздрогнул. Джон быстро взял приготовленный шприц с лекарством и подошёл к палате. Набрал комбинацию на кодовом замке (я заметил эти цифры: «3-1-4»), потом, ещё две какие-то цифры, и скрылся за дверью. Вскоре стоны прекратились. Выйдя из палаты, он натянуто улыбнулся.
— Шимпанзе волнуется! Это мой старый, не совсем удачный эксперимент. Два года назад, вколол ей «ноугранулин-плюс», препарат ускоренного старения. Это был первый, разработанный мной промежуточный препарат. Но у него есть большой недостаток: его действие не поддаётся контролю. Бедное животное! Эта несчастная обезьяна умирает от старости, а я ничего не могу с этим поделать…
— Джон, надеюсь, этот «ноугранулин-плюс», ты больше не применяешь?
— Нет, конечно! На его основе я создал «ноугранулин-плюс-супер». Этот препарат оказался на порядок эффективней предыдущего. Состояние полного одряхления достигалось уже не за два года, а всего лишь за неделю. Но и он оказался бестормозным.
— Как это понять? Что значит — «бестормозным»?
— Очень просто! Это значит, препарат — без тормозов… Его действие невозможно остановить. Это препарат-убийца! Тот, что со знаком плюс, приводит к бесконтрольному старению, а тот, что со знаком минус — к бесконтрольному омоложению. Летальный исход и в том и в другом случае неизбежен!
Слушая Джона, я вспомнил о несчастном бездомном, принявшим смерть из его рук. Да-а! Не зря говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Знал бы профессор, что мне открыта тайна его сатанинского эксперимента!
Что толкает таких умных, казалось бы, не лишённых общепринятой морали людей, на подобные преступления? Что ими движет? Неодолимая страсть к познанию истины? Стремление заглянуть, во что бы то ни стало, за грань неизведанного? Мне вспомнился изобретатель атомной бомбы Оппенгеймер. Коллеги предупреждали его, что в результате ядерного взрыва может начаться неконтролируемая цепная реакция и планета погибнет. Такие опасения в то время разделяли многие учёные. Оппенгеймер так же не был уверен в «благоприятном исходе», но сознательно пошёл на этот рискованный эксперимент.
О, это чудовищное, ненасытное любопытство учёных! Святые отцы говорят, что любопытство — производное гордыни!
Видимо, сие переживание отпечатлелось на моем лице, что не скрылось от глаз проницательного профессора. Но он расценил моё состояние как страх за собственную жизнь.
— Ну, что ты, Владик! Не волнуйся! Тебе ввели совсем другой препарат. Он безопасен на сто процентов! Я же тебе объяснял действие нового препарата…
— Джон, хочу тебе ещё раз напомнить о твоём обещании — восстановить мне естественный процесс старения. Кстати, Елена Михайловна также намерена пройти эту процедуру. Это её твёрдое решение!
Доктор Алекс в ответ на мои слова вдруг опустил голову и быстро-быстро заморгал ресницами. А Джон остался внешне невозмутимым. Казалось, он был, скорее, доволен моим заявлением, чем огорчён.
— Владик, с Еленой Михайловной я поговорю об этом отдельно. Если она твёрдо решилась на такой шаг, я не стану перечить. Вольному — воля! Никакого насилия. Никакого! Ты убедишься в этом сам.
Я шёл по коридору, терзаемый противоречивыми чувствами. Да, видимо, остатки совести все же присутствуют в этом человеке. Существуют же какие-то границы человеческой подлости. Последние слова Джона были очень убедительны. Так сыграть невозможно! Но этот шимпанзе… Мне не приходилось слышать, как стонет шимпанзе, но уж больно этот стон походил на человеческий. Что-то тут нечисто!
Открыв дверь в свой блок, я уловил аппетитный запах борща. Навстречу вышла Елена Михайловна, подпоясанная моей рубашкой, на манер фартука.
— Я тут выпросила у Гарри кой-каких овощей, немного мяса и сварила борщ. Давно, наверное, борщ не ели?
— Спасибо, Елена Михайловна! Вот так сюрприз!
(Ну, бабуля, угодила! Хотя… Какая она бабуля? По всем, как говорится, вторичным признакам, скорее — юная красавица). Совместить в голове такие взаимоисключающие вещи — задачка не из лёгких! Наверное, моё восхищение читалось в глазах. Елена Михайловна стыдливо потупила свои прекрасные очи.
— Владимир, не забывайте: мой реальный возраст — восемьдесят четыре года. Человека красит душа, а не фигура и изумрудные глаза!
— Простите, Елена Михайловна, это как-то — помимо сознания…
Мы с аппетитом поели борщ, а тут и Гарри появился, привёз жаркое и апельсиновый сок. В общем, обед удался на славу! Но то, что после трапезы рассказала мне Елена Михайловна, явно не способствовало хорошему пищеварению. Да что там пищеварение — меня её новость просто взбесила!
— Знаете, Владимир, я в заточении уже два месяца. Так вот, примерно месяц назад я услышала от профессора очень странные слова. Я была на процедуре. Доктор Алекс брал у меня кровь на анализ и, обращаясь к нему, профессор проронил по-английски: «Надо бы доставить ей мужскую особь. Необходимо выяснить, способны ли эти апгрейды к размножению». Я свободно владею английским языком, даже одно время преподавала в средней школе. Это было ещё в советское время, в Кишинёве. Но я это скрыла от профессора. Я с самого начала ему не доверяла.
— Так вот зачем этот гад нас соединил! Какой ублюдок!
Да, дорогие друзья, теперь вы понимаете, в какую гнусную историю можно вляпаться, легкомысленно доверившись «доброму приятелю»! Для моего американского «друга» Джона, я просто — мужская особь! Не более чем лабораторная крыса! Генетический материал для его мерзопакостных экспериментов! Ни убавить, ни прибавить… Доставлен сюда, чтобы удовлетворить учёную любознательность профессора в интимной сфере! Последнее представилось мне верхом омерзительности.
— Елена Михайловна, а кто такие апгрейды?
— Это мы с вами, Владимир. Апгрейды, в данном случае, — это разновидность людей, выведенных искусственным путём. Некие сверхлюди.
Я поблагодарил Елену Михайловну за обед и зашёл в подсобку. Мне нужно было уединиться, чтобы без помех обдумать ситуацию. Я сел на стеллаж и погрузился в свои невесёлые думы. Что же замыслил этот чёрный профессор? Думаю, у него более масштабные планы относительно нашего пребывания здесь. Ответ на этот вопрос искать было бесполезно. Для начала надо выяснить, кого он так тщательно прячет за дверью с кодовым замком? Действительно ли там шимпанзе, или нечто иное? Это надо выяснить в первую очередь!
Итак, начнём с кода. Первые цифры я разглядел, благодаря своему обострившемуся зрению. Эти цифры: «3», «1», «4», идущие одна за другой. Последние две цифры из пяти, мне неизвестны. Чтобы их определить, нужно перебрать сто вариантов. В общем-то, немного, но это возможно сделать только на месте. Сегодня ночью! Надо идти туда сегодня ночью… А, что я, собственно, теряю? Во всяком случае, не свободу — её я уже потерял. Думаю, этот монстр, не выпустит нас отсюда живыми. Для этого мы слишком много знаем. Ну, что ж, война так война!
Выйдя из подсобного помещения, я сразу же ввёл Елену Михайловну в курс дела, рассказав, что собираюсь, в этой связи, предпринять. К моему немалому удивлению, она поддержала этот план. Она даже вызвалась идти со мной в эту страшную палату. Какая решительная женщина! Ну, уж нет! Не бабушкино это дело!
Итак, друзья, вопрос решён — ночью иду на разведку. Дай Бог, чтобы все прошло успешно!

Аляска. Лаборатория Джона. Ночь восьмая

Дорогие друзья, я обращаюсь к излишне впечатлительным людям. В первую очередь, к тем из вас, кто подвержен нервным срывам или каким-либо фобиям. Не читайте это сообщение! Поберегите свою нервную систему! Речь пойдёт о моем ночном визите в тайную палату профессора. Честно говоря, меня до сих пор пробирает дрожь, стоит только вспомнить эту историю!
Свою вылазку я предпринял в двенадцать часов ночи. Для начала зашёл в холл, — убедился, что он пуст. Значит Джон в своих апартаментах. Следуя по тоннелю, я увидел, что над дверью первого блока, — в покоях профессора, через вентиляционную решётку пробивается свет. Так! Профессор не спит. В любой момент он может направиться в холл, в своё излюбленное место. Там он обычно предаётся размышлениям. Придётся рисковать — Джон мог и до утра не угомониться.
Подойдя к лаборатории, я достал карточку с магнитной полосой, открыл дверь и нащупал выключатель. Я понимал, что свет, в данный момент, мне не союзник. Если Джон выйдет в коридор, он сразу обнаружит, что в лаборатории кто-то есть. Поэтому действовать надо максимально быстро.
Я приблизился к двери с кодовым замком и стал быстро перебирать варианты. Только бы Линза не вышел из своего логова! Этот предательский свет меня сразу же выдаст! Казалось, время остановилось. Эх, надо было фонарик прихватить с собой! Замок сработал на коде: «3-1-4-7-2». Приоткрыв дверь в тайную палату, я вернулся к входной двери и выключил свет. Похоже, успел вовремя: я вдруг уловил звук приближающихся из конца тоннеля чётких шагов. Вцепившись в вентиляционную решётку, я подтянулся и посмотрел вниз. По коридору в направлении холла стремительно шёл профессор. Он был явно чем-то обеспокоен.
Я осторожно двинулся к приоткрытой двери. Из палаты через образовавшуюся дверную щель сочился приглушенный, красноватый свет. Открыв дверь, я ощутил тошнотворно-сладковатый запах тления. В центре комнаты стояла большая кровать и тумбочка с ночным светильником. Слышалось учащённое, хриплое дыхание постороннего человека. Вообще-то посторонним здесь был я, но кто там на кровати? Очередная, несчастная жертва профессора?
На цыпочках, затаив дыхание, я осторожно приблизился к кровати и заглянул поверх решетчатого заграждения. Там в сонном забытьи, прижав куклу в груди, лежала старуха. Она была настолько древней, настолько иссохшей, что напоминала мумию. Старуха тяжело и хрипло дышала. Измождённое её лицо, испещрённое глубокими морщинами, в свете красноватого ночника вселяло ужас. Это состояние полного внутреннего оцепенения передать словами невозможно. Я чувствовал, как по спине струйками сбегает холодный пот. Не помню, сколько прошло времени. Оно как бы застыло. Внезапно, старуха широко открыла глаза, будто интуитивно ощутила постороннее присутствие.
— Ты кто? — хрипло спросила она по-английски. — Ты мой папа?
И протянула ко мне руки.
Её пальцы, скрюченные старческим ревматизмом, вцепились в мою рубашку мёртвой хваткой. Я в ужасе отпрянул, пытаясь освободиться от её цепких захватов, и тут же устыдился своему малодушию. Это же просто больная, маразматическая старуха, впавшая в детство. Какая тут может быть мистика? Никакой мистики и в помине нет!
В ответ на мою отстранённую реакцию, старуха жалобно сморщилась, как бы ощутив полную заброшенность. Черные её глазницы наполнились слезами. Во мне острым осколком шевельнулась жалость, сменившаяся тревогой. Сейчас она зарыдает и всех поднимет на ноги! И, пиши — пропало! Надо во что бы то ни стало предотвратить истерику. Я подошёл к ней поближе.
— Да, я твой папа. Успокойся, пожалуйста, — ответил я, с трудом подбирая английские слова (мне бы самому успокоиться!)
— А где моя мама? Я хочу к маме!
— Мама придёт завтра. Завтра! А сейчас ночь, сейчас надо спать…
Меня кольнул стыд. Как я могу говорить этому, по сути, ребёнку такую чудовищную ложь?! Увы, в таких случаях мы быстро находим себе оправдание. Нашёл его и я: маразматики быстро все забывают.
— Хорошо, папа. Спой мне песенку!
Я не знал ни одной английской песенки. Уснула она под песенку русскую, крепко прижав свою «Барби» к груди. Я перестал раскачивать кровать и огляделся. Моё внимание привлёк большой фотоальбом. Он лежал на полке среди игрушек. Я поднёс альбом к ночнику и открыл. Какое знакомое детское лицо. Где же я видел… эту девочку? Так это же… У меня похолодело сердце; альбом выпал из рук.
Да, дорогие друзья, на фотографии была она! Это была Саманта Нельсон, девочка, пропавшая два года назад. Я вспомнил её отца Майкла Нельсона, с которым познакомился в местной церквушке. Знал бы он, что сделал профессор с его дочерью! Она тут умирает от старости, а её отец чистит стекла этого сатанинского капища!
Подняв альбом, я стал его перелистывать, рассматривая фотографии, с нарастающим, леденящим душу ужасом. Перед глазами крупно мелькали лица, вернее, это было одно лицо — все более и более стареющее. Тщательно задокументированная в снимках, ужасающая картина! Бежать отсюда! Скорее бежать!
Я вытащил из альбома фотографию Саманты и засунул за пазуху. Не помню, как в потёмках закрывал двери, как шёл по коридору, как попал в свой блок. Не помню. Думаю, если б на пути, мне встретился Джон, я бы придушил его собственными руками! Да, это бы сделал я — «добродушный от природы» человек! Да много ли мы о себе знаем, по сути? Часто прозреваем, лишь оказавшись в критической ситуации. Когда жизнь припрёт!
У дверей меня встретила Елена Михайловна. Она не спала.
Я, молча, прошёл к холодильнику и достал непочатую бутылку водки. Зубы мои клацали о стеклянное горлышко; я видел только испуганные, широко раскрытые глаза Елены Михайловны, да портрет Ричарда Кеннеди на стене. Она, молча, протянула мне бутерброд с сыром. Так же молча, я достал из-за пазухи фотографию и положил на стол. О, это бесценное, многоговорящее молчание! Как много оно значит, и как о многом, порой, говорит…
— Успокойся, прошу тебя! Успокойся! Все потом, потом расскажешь… А сейчас, ложись спать.
— Елена, страшно… как же страшно жить! Вот эта девочка… Ей было всего лишь три года. Три года всего! А теперь ей все сто! Сто лет, представляешь? Я, сумасшедший, да? Или мир вокруг сумасшедший? Объясни мне…
— Ну, какой ты сумасшедший. Не смеши меня. Тогда и я тоже!
— Знаешь, Елена, я слышал, так бывает на войне.
— А, что бывает на войне?
— А вот, живут люди, в каком-нибудь военном гарнизоне. Есть там рядовые, есть и начальники. И субординация, конечно же, присутствует: «Товарищ майор, разрешите обратиться?» И вдруг нападает противник: вокруг убитые, раненые. И этот самый майор, будучи раненым, оказывается с тем солдатом, в каком-нибудь выгоревшем здании, под обстрелом. И кричит ему: «Петя, пригнись!», а солдат в ответ: «Ничего, Степа, прорвёмся! Я тебя вынесу!». Так вот рождается святое слово «ТЫ». Ведь «ТЫ» — это душа, «ТЫ» — это Сам Бог, а вы… вы — это бесы вокруг. Враги!
— Да, интересно… А я и не заметила, как мы перешли на «ты». В таких обстоятельствах, глупо об этом говорить. И смешно!
— О да! И глупо и смешно, и всё в одной корзине.
— Владимир… вот эта фотография девочки… ты принёс её оттуда? Из той самой палаты?
И я рассказал ей, дорогие друзья, все, о чем поведал вам.

Аляска. Лаборатория Джона. День восьмой

С утра побрился, глядя на своё гнусное отображение. Как там Пушкин говорил: «Не люблю моложавых лиц. Есть в них что-то незрелое!». Ах, Пушкин, Пушкин! Ты, как всегда прав! Да, незрелые фрукты не вызывают аппетита. Исключение — дети, но они, скорее — цветы.
Помню, как с двумя малыми детьми, впервые, пришёл в Елоховский собор, и у входа увидел вывеску: «Здесь венчался А. С. Пушкин с Наталией Гончаровой». И мы поставили свечки об убиенном поэте. Сейчас дети стали уже взрослыми. Как воспримут они меня в моем новом обличии?
С утра позвонил Доктор Алекс и сообщил, что процедуры на сегодня отменяются. Профессор уехал в город и вернётся только к вечеру. Хорошая новость. Извёл уже меня этот «молодительный» процесс! Наконец-то Джон привезёт необходимые ингредиенты, сварганит своё зелье, и я снова стану жить, как прежде (как прежде ли?)
После обеда, неожиданно, зашёл доктор. Он выглядел осунувшимся и очень бледным.
— Мистер, я должен вам нечто сказать…
Я нажал в кармане халата кнопку диктофона и позвал Елену Михайловну.
— Лена, помоги, пожалуйста, с переводом. Доктор Алекс нам хочет что-то сообщить.
— Мой визит к вам, носит конфиденциальный характер. Произошло, крайне неприятное событие, мистер. И я не могу больше молчать! Не могу! Сегодня утром скончалась одна наша пациентка. Это так ужасно! Так ужасно!
Я, молча, достал фотографию Саманты Нельсон и протянул доктору.
— Она?
Доктор отшатнулся:
— Откуда… откуда вы знаете? Откуда у вас эта фотография?
— От верблюда, док!
— Мистер… Владик, я был уверен, что нам удастся повернуть процесс вспять. Профессор работал над этим, говорил, что близок к разрешению проблемы. Меня не оставляла надежда на благоприятный исход, потому, я и продолжал работать. А теперь, когда надежда исчезла, я больше не могу здесь находиться!
— Куда вы дели тело покойной?
— Профессор распорядился утопить труп в озере. Мы привязали гирю к ногам и бросили в воду. Мистер, вы должны срочно бежать! Бежать отсюда! И вы, мисс, тоже. Завтра будет уже поздно! Рядом с Джуно есть островок Кают. Там находится русская старообрядческая община. Вас там приютят на время. Я должен спасти, хотя бы вас!
— Но завтра мне профессор обещал нормализовать естественный процесс старения. Вечером он должен привезти необходимые ингредиенты.
— Этот препарат коррекции давно создан, он у профессора в сейфе. Профессор вам солгал! Завтра, под видом препарата, он введёт вам микрочипы. Собственно, для этого он и привёз вас сюда.
— Доктор, а вы можете сейчас ввести нам этот препарат коррекции? Пока Джон отсутствует…
— У меня нет доступа к сейфу. Послушайте! Я не сказал вам главного. Профессор поехал за опытной партией микрочипов. Он собирается опробовать эти чипы на вас, воздействуя через них на ваше сознание! Вы будете лишены собственной воли и, соответственно, свободы выбора — станете полностью подконтрольны профессору.
— Зачем это ему? И о каких чипах вы говорите?
— На вас он будет отлаживать свою систему, обкатывать модель управления людьми. Это секретная разработка, очень дорогая. Она обошлась профессору более чем в миллиард долларов. Эти сверхчипы способны не только отслеживать поведение людей, но и управлять ими. Скажу больше, они способны даже считывать мысли, связанные с негативными желаниями и блокировать их. Абсолютный контроль над человеком!
— То, что вы говорите, доктор, больше похоже на фантастику. Как это, вообще, возможно — считывать мысли?
— Мистер, кто же вам откроет такие вещи! Кто даст хотя бы малейший намёк на результаты подобных исследований? Интернет? Телевидение? Пресса? Ведь, вы оттуда черпаете информацию? Эти вещи настолько засекречены, что смешно говорить, даже, о самой ничтожной утечке! Есть вещи, которые никто не должен знать…. Такие знания — привилегия знати. В данном случае — верхушке избранных!
— Доктор, насколько я поняла, вы в курсе того, что задумал профессор. Он делился с вами своими планами? — спросила Елена Михайловна.
— Да, мисс Бережная! Я скажу одно: просто подарить людям бессмертие — не входит в его планы. Он считает, что мало дать человечеству бессмертие, человечество надо контролировать. В том числе и его численность. Оставшиеся, будут купаться в материальных благах и в роскоши. Они получат почти все, о чем мечтали: здоровье, достаток, всевозможные развлечения…. Это будет сообщество неких сверхлюдей, аскарид, купающихся в изобилии. Земной рай! О Небесном никто и помышлять не будет. Но при этом все люди будут пребывать в страшном унынии и страхе пред своим повелителем.
Для профессора главное — получить абсолютную власть над людьми, обрести мировое господство. Деньги его уже не интересуют. А бессмертие — это не более чем наживка. И люди будут жадно её хватать, отпихивая друг друга, не подозревая, что вместе с препаратом им вводится микрочип. В штате Аризона профессор строит завод по массовому производству чипов. Хватит на всех!
— А, что будет с теми, кто откажется принять земное бессмертие, кто не прельстится на эту приманку? — спросил я. С теми же христианами, мусульманами, которые, в силу религиозных убеждений, не захотят предать свою веру? Для кого Царствие Небесное — не пустой звук. Эти люди, ни за какие «земные коврижки» не променяют его на ущербный рай земной!
— Думаю, таких людей найдётся немного, мистер. И все они, вскоре, туда и уйдут — в свой Рай Небесный! Ведь без чипа человек ничего не сможет приобрести, даже элементарных продуктов питания. Такие люди, просто, вымрут! Дело в том, что когда чипизация охватит большинство населения, люди, по воле правителя, начнут «добровольно» расставаться со своими сбережениями и капиталами. В итоге, мировая финансовая система рухнет. Исчезнет само понятие — «деньги».
Рухнет все, что составляет основу государства, все её институты: армия, судебная и охранительная система, военная промышленность. … В них, просто, больше не будет нужды! Да и все общественные системы рухнут. Будет единое государство. В результате, освободятся колоссальные средства. Их-то правитель и направит на цели всеобщего «процветания».
— И это всё реально?
— Более чем! Потом, через спутники будет запущена программа самоуничтожения, для отдельных категорий людей. Количество населения будет постоянно контролироваться и поддерживаться на одном уровне, чтобы избежать перенаселения и гарантировать оставшимся в живых высокий уровень жизни.
— Какую страшную, фантасмагорическую картину вы нарисовали, доктор! Но, мы-то тут для чего, хотела бы я понять? Я и Владимир?
— Да, доктор, объясните! Как Джон собирается нас использовать? Какова во всем этом наша роль?
— На вас он будет обкатывать эту технологию. Когда человечество будет чипизировано, никто из людей уже не сможет вести себя неподобающим образом, но лишь по правилам, предписанным диктатором. Каждый неверный шаг будет пресекаться на корню, на уровне мысли. Это будет высокоморальное общество. Внешне! Все будут честно работать, уважительно относиться друг к другу. Но все это будет «из-под палки»! Невозможно будет ни украсть, ни дать взятку, ни… да, просто, голос на кого-то повысить! И ничего тут не поделаешь… Человек будет напрочь лишён собственной воли! Попробуй только допустить какой-либо брак на производстве или, скажем, ослушаться приказа. У такого человека мгновенно будут блокированы дыхательные центры. Для начала — минуты на две-три. А у кого-то будут парализованы двигательные или зрительные центры. Возможности воздействия тут не ограничены. Захочет ли человек, после этого, воровать, лгать или симулировать болезнь, к примеру? И, вообще, вести себя против воли правителя? Но, для того, чтобы эту систему внедрить в массы, её нужно апробировать. Для этого вы и нужны профессору.
— Доктор, мне кажется, вы не сказали главного, — ответил ему я. — В таком принудительном, высокоморальном обществе не может быть места счастью. Человек будет раздираем своими страстями! Ведь все его пороки, все негативные устремления останутся при нем, только выхода им не будет. Как и возможности бороться со своими страстями. Люди будут жить под дамокловым мечем страха. Страх и уныние навечно овладеют людьми. О каком внутреннем мире, душевном покое тут может идти речь, когда не будет свободы выбора между добром и злом.
Навязанное добро, добро по принуждению — не есть добро. Эти люди, доктор, будут лишены главного, что характеризует человека — свободы. Это уже не люди будут, а марионетки, которыми управляют, дёргая за ниточки.
— Я, в этой связи, вспомнила одну историю, — подключилась Елена Михайловна. — У одного гипнотизёра был сын, который вёл себя неподобающим образом. Он был неуправляем: не слушался отца, хамил, пропускал занятия в школе. И этот гипнотизёр решил воздействовать на него своими методами. После сеанса гипнотического внушения, сын стал послушным, вежливым, снова стал хорошо учиться. Но гипнотизёр скоро пришёл в ужас от такой внушённой, навязанной им любви, и снял с сына своё внушение. «Да, пусть он лучше меня ненавидит, но будет самим собой!»
— Да, очень показательный пример, мисс Бережная. Теперь вы знаете все! Это страшный человек! И он ни за что не отступится от вас, надо будет — и силу применит. Есть у него такие люди — скрутят вас и насильно введут чипы! Так что собирайтесь… Дверь наружную я вам открою.
Я посмотрел на Елену Михайловну. В голове у меня стал созревать план. Теперь у нас появился союзник, как минимум, доброжелатель. И этим надо воспользоваться!
— Знаете, доктор… пусть, пока все останется, как есть. Будем считать, что вы к нам не приходили и ничего не говорили. А главное, пусть так профессор считает.
— Что вы задумали? Не глупо ли вот так, с ходу, отвергать моё предложение?
— Утро вечера мудренее, док! Глупость — это такая… разновидность ума. Завтра вы все узнаете.
Так, дорогие друзья, закончилась эта головокружительная беседа. Много чего в жизни приходилось слышать, но такое вряд ли забудется!

После ухода доктора, я рассказал Елене Михайловне о своём плане. Подумав, она одобрила его. Да, пожалуй, это единственный выход из сложившейся ситуации. Если вы спросите, почему я отказался от предложения убежать из этой тюрьмы, то я отвечу, что, во-первых, — не хочу оставаться вечным апгрейдом. А, во-вторых, с нами или без нас, но работы все равно будут продолжены. Профессор найдёт других подопытных крыс. И этому надо положить предел!

Аляска. Лаборатория Джона. День девятый

Спал очень плохо, всю ночь ворочался на диване под жёстким пледом. А тут ещё, под утро, такой жуткий сон приснился! Будто, захожу я в холл, посмотреть на рыбок, но вместо них, вижу вверху утопленную старуху. Она прильнула к куполу, с той стороны, и смотрит, смотрит на меня через стекло обезумевшими глазами. Я оцепенел!
А она, вдруг признав меня, ощерилась своим беззубым ртом и начала яростно стучать кулаками в купол. По стеклу, во все стороны, начинают струйками бежать трещины. Сначала мелкие, а потом все более крупные, в виде молний. Стекло вот-вот окончательно треснет — надо бежать, но ноги точно приросли к полу. И вот все это, со страшным грохотом, обрушивается на меня, сбивает на пол, окатывает ледяной водой, перемешанной с осколками стекла. А в довершение — сверху набрасывается бесноватая старуха! Она впивается мне в горло своими костлявыми фалангами и истошно верещит: «Ты лжёшь! Ты не папа! Не папа ты, мне!».

Ну как, друзья, по вкусу вам такая ночная фантазия? Вот и мне — нет. Чушь все это! Впереди — страхи реальные. Главное, что предстоит пережить, ещё впереди. И это главное гораздо страшнее!

В лабораторию я пришёл вместе с Еленой Михайловной. Джон сидел в кресле, и нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по крышке стола.
— Радуйся, Владик! Приготовил я тебе обещанный препарат. А, вы, Елена Михайловна, что пришли? Тоже решили снять с себя бремя бессмертия? Не жалко будет красоту такую терять? Ведь знаете по себе, как бежит время…. Не успеете оглянуться, как снова станете дряхлой и никому не нужной! Сбил вас неразумный соотечественник, с вечного пути! Потом будете жалеть. Ну да, будь, по-вашему! Вольному — воля! Так у вас, кажется, говорят?
В углу, с резиновым жгутом в руке, понуро стоял доктор Алекс. Профессор достал из лотка небольшой шприц, и с улыбкой предложил мне присесть. В его улыбке я уловил нечто омерзительно-хищное.
Я стоя, расстегнул манжет на рукаве и, закатывая рукав, поднял руку. Затем быстро схватил, стоящий на сейфе кофейник и ударил профессора по голове. Удар пришёлся в самое темечко — Джон рухнул, как подстреленный. Похоже, он даже не успел ничего понять.
— Мистер… Владик, что вы делаете? — пролепетал доктор.
— Ничего! Он скоро очухается. Помогите лучше его поднять!
Мы положили профессора на кушетку. Я нащупал в его куртке массивный ключ и открыл сейф.
— Доктор, вы говорили, что в сейфе есть корректирующий препарат. Достаньте его.
Порывшись в сейфе, доктор, молча, достал две ампулы. Он набрал шприц и стал мне вводить лекарство в вену.
— Да не тряситесь вы так, доктор! Вы мне вену порвёте!
Такой же укол он сделал Елене Михайловне. Я вздохнул с явным облегчением — впереди забрезжила надежда. Скоро мы будем на свободе. На свободе!
— А теперь, доктор, достаньте ампулу с «ноугранулином-плюс-супер».
— Это зачем? Такой препарат мы больше не используем! Он не поддаётся коррекции!
— Делайте то, что вам говорят! Так надо, доктор Алекс!
Алекс, в недоумении, достал из сейфа большую ампулу.
— Сейчас вы введёте этот препарат профессору.
— Нет! Я больше не хочу никого убивать! Тут двойная доза, поймите! Это же конец! За три дня он превратится в полную развалину…
— А вы хотите, чтобы он помучился подольше? Как та девочка? За это время, монстр, обязательно что-нибудь придумает, для своего спасения. Этот гад чрезвычайно талантлив… Вводите препарат!
Доктор, поколебавшись, набрал полный шприц и сделал укол профессору. Потом, поднёс к лицу ватку с нашатырём и похлопал его по щекам. Джон судорожно вздохнул и сел на край кушетки. Он недоуменно посмотрел на Алекса:
— Что это со мной? Приступ? Я, внезапно, провалился… в темноту…
Я показал профессору на лежащий у его ног кофейник.
— Это я проводил тебя в темноту, Линза! И кого ты там встретил? Может, бездомного Даниеля Кинга, которого ты отправил на тот свет? Или Саманту Нельсон, что вчера умерла от старости, и сейчас покоится на дне озера? Кстати, она мне приснилась сегодня. А тебя кошмары не мучают?
Джон попытался встать, но схватился за голову и застонал. Потом повернулся к доктору:
— Алекс, это ты все рассказал? А я тебе так доверял! Зачем ты это сделал, Алекс? Ты же подписал себе смертный приговор!
Потом посмотрел на Елену Михайловну:
— Этот бездомный был обречён… он бы все равно умер. А так, умер не зря — послужил науке! Девочка же эта…
Тут, он увидел, лежащую на кушетке пустую ампулу, посмотрел её маркировку и неуверенно продолжил: Так, что «не судите о книге по её обложке!» — так у нас говорят в Америке. В слюдяных глазах его, вдруг, мелькнула жуткая догадка. Он резко поднял рукав рубашки, посмотрел на изгиб руки и, мгновенно стал бледный, как стена.
— А в России говорят: «Не рой другому яму — попадёшь в неё сам!». Слышал такую поговорку, Линза?
— Да вы же меня убили! Убили! Что вы сделали со мной?! И это на пороге таких великих свершений!
— Вот и ты, Линза, получил свою инъекцию! И по заслугам получил! Не надо было тебе с русскими связываться. Мы, народ непредсказуемый. Варвары, одним словом! Так, быстро давай мне пульт от выходной двери! Быстро!
Профессор, даже не шевельнулся, — его взгляд был прикован к пустой ампуле. Наверное, так, смертельно раненый человек мог бы смотреть, на пустую гильзу, пуля от которой уже находилась в его сердце. Он был в полной прострации. Встрепенувшись, он медленно открыл ящик стола и протянул пульт.
Мы вышли с Еленой Михайловной в коридор.
— Лена, подождёшь меня на улице, у входа. А я, тем временем, уничтожу всю документацию из компьютера, а также ампулы из сейфа. И прихвачу с собой доктора.
Я протянул пульт к выходной двери и нажал кнопку. Дверь не открывалась.
— Что-то не открывается, сейчас посмотрю… Да в нем батареек нет! Этот гад подсунул мне какой-то другой пульт! Ну, сейчас я с ним разберусь! Жди меня здесь.
В досаде, я с размаху бросил пульт в металлическую дверь и вернулся назад. Вставил карточку в щель, но дверь не открывалась. Эта сволочь, заперлась изнутри! Я забарабанил в дверь.
— Линза, открой! Открой!
Никакой реакции. Ну, конечно, он не откроет! Что он, дурак, что ли… открывать… Хитрая бестия, хитрая! Как же я так прокололся? С этим пультом! Подпрыгнув, я схватился за вентиляционную решётку, подтянулся и заглянул в помещение. За столом, спиной ко мне, положив руки на голову, сидел профессор. Но, что это? Какие-то ноги…. Я подтянулся повыше, и увидел, лежащего на полу доктора Алекса. Он лежал на спине, в луже крови, глядя в потолок остекленевшими глазами.
А в груди его торчала рукоятка большого скальпеля.

Аляска. Лаборатория Джона. День десятый

Проснулся от прикосновения к щеке, чего-то холодного и твёрдого. Да это ж, я вчера гаечный ключ положил под подушку! На всякий случай…
Елена Михайловна предложила кофе; ещё нашла полпачки печенья. И это вся наша еда, не считая двух завалявшихся апельсинов. Об убитом докторе мы старались не вспоминать — будто и не было вчерашнего события. Но надо было, что-то делать, искать какой-то выход. В первую очередь, надо как-то обезопасить себя от этого маньяка. Посмотрел на входную дверь. Пришло в голову, что Джон запросто может закрыть нас снаружи, замуровать нас в этой камере. Тут никого не дозовёшься! Кричи, не кричи! Отключит, к примеру, воду — и полные кранты! Через неделю мы, просто, умрём от жажды. То, что профессор окочурится раньше — утешало мало.
Я вытащил все пустые ёмкости, какие только были: бутылки, банки, чашки и наполнил их водой (надо было ещё вчера это сделать!). Потом достал из ящика с инструментом большой тюбик с клеем и выдавил его в щель замка, с обратной стороны двери. Теперь Джон не сможет использовать магнитную карточку, чтобы изолировать нас.
Елену Михайловну мои манипуляции несколько озадачили.
— Владимир, что означают, все эти приготовления?
— Принимаю необходимые меры для выживания. Хочу исключить все возможные, негативные варианты развития событий.
— Владимир, главное мы уже сделали. Этот монстр не сможет никому больше угрожать! Ни отдельным людям, ни всему человечеству. А обо мне ты не беспокойся…. Не цепляюсь я за жизнь! Я своё уже отжила…. Родственников у меня нет, друзей — тоже. Все поумирали… Мне и идти-то некуда. Назад, что ли, в дом престарелых? Кто же меня теперь туда возьмёт такую?!
— Тебе, Лена, теперь не в дом престарелых а, самый раз, в дом моделей…
— Шутишь! Я так для себя решила — если останемся в живых, уйду в монастырь. Больше ничего не хочу от этой жизни!
— Ничего, Лена, прорвёмся! Сейчас схожу на разведку, посмотрю, как там наш «благодетель» поживает.
Выйдя в коридор, я увидел вдали лежащего на полу человека. Это был доктор Алекс. Наверное, Джон, выволок его ночью, чтобы не смердел.
Я поразился своему отрешённому внутреннему состоянию. Предполагается, что в такой ситуации, любого нормального человека должен охватывать страх. Но страха не было, была лишь жалость, щемящая жалость в сердце. А ещё — мучительное ощущение непоправимости свершившегося. Ведь что ни говори, а в смерти доктора была большая доля и моей вины…
Как я и думал, дверь в лабораторию оказалась заперта изнутри. Карточка не действовала. Я схватился за вентиляционную решётку, подтянулся и увидел дряхлого старика, сидящего в кресле. Я не сразу признал в этой древней развалине Джона, а признав — ужаснулся. Как же он постарел!
Профессор сидел за столом, перед стойкой с многочисленными пробирками. Во рту он держал конец резинового жгута, другой конец перетягивал его левое предплечье. В руке у него находился шприц. Он что-то сосредоточенно вводил себе в вену. Спасает, сволочь, свою шкуру!
Закончив процедуру, профессор достал из куртки сотовый телефон и прокричал по-английски: «Завтра с утра жду вас! Приезжайте втроём!» Потом, через паузу: «Да, в среду… Сегодня не надо! Сегодня я буду спать, как убитый. Буду восстанавливаться. Отыщите повара Гарри, его надо устранить…»
У меня затекли руки, и я спустился на пол. Неужели Джон нашёл противоядие? Похоже, нашёл… Он, видите ли, будет восстанавливаться! Нашёл, все-таки, гад… средство. Для девочки, вот, не нашёл, а для себя, любимого, — постарался!
Постоял ещё немного, прислушиваясь — все тихо. Надо идти к себе. В голове все прокручивался телефонный разговор. Значит, завтра, с утра, сюда заявятся трое насильников. А сегодня они должны найти и устранить, сбежавшего повара. Скорей всего, чтобы Гарри не сообщил о случившемся в полицию, в том числе, об убийстве доктора. А потом по наши души явятся киллеры! Нас скрутят, и профессор введёт свои чипы. И тогда все. Конец! У нас осталось, чуть меньше суток. Это случится завтра, в среду…
Вдруг меня молнией пронзила мысль. Он сказал: «Завтра в среду». Сегодня же вторник! Ведь по вторникам Смит чистит стекло в холле. У меня забрезжила надежда. Да — Смит последняя наша надежда…
Я, как угорелый, влетел в блок.
— Лена, где фотография Саманты?
— Да на холодильнике, под коробкой. А что случилось?
— Потом, потом расскажу! Нужно срочно составить текст на английском языке. Переверни снимок и пиши на обратной стороне, крупно:

САМАНТУ УБИЛ ПРОФЕССОР.
ОН ПРОВОДИЛ НАД НЕЙ ОПЫТЫ.
ВЗОРВИ НОЧЬЮ КУПОЛ.
МЫ В БЛОКЕ № 12.

— Лена, теперь, быстро в холл! Нам нужно успеть застать Смита Нельсона.
Внезапно отворилась дверь, и в гостиную ввалился Джон. У меня будто что-то оборвалось внутри: «Ну, всё — приплыли!».
Вид профессора был ужасен. Обезображенное глубокими морщинами восковое лицо, страшный, беззубый провал рта с кровоточивыми дёснами, на голове — большая проплешина. И только глаза — насмешливые, слюдяные глаза, поблёскивающие сквозь линзы очков, выдавали в этом дряхлом старике прежнего Джона. В руке профессор держал револьвер.
— Прекрасно выглядишь, Линза! Тебя и не узнать! А как чувствует себя уважаемый доктор Алекс со скальпелем в сердце? Теперь ты решил и от нас избавиться?
— Владик, я не могу позволить себе такое удовольствие. Я привык все дела доводить до конца. Эксперимент ещё не закончен! Этот револьвер не для вас — он для моей защиты. Чтобы не придушили ненароком.
— Твоя предусмотрительность, Линза, меня умиляет!
— Да, мои дорогие, подопытные крысы, я все предусмотрел. И участь твою, Владик, тоже. Ещё, когда в интернете общались. Ты умрёшь экзотической смертью! Как только закончится эксперимент. Ведь ты хотел умереть от старости? Не так ли? Но, это будет быстрее, чем ты предполагал. А вот ты, Елена, станешь моей рабыней. Вечной, безропотной рабыней! Будут мелькать годы, десятилетия, столетия, а Елена Михайловна будет, все так же варить мне кофе, и всегда понимать меня с полуслова… Как, впрочем, и все остальное человечество! А вы думали, я сдохну? Недооценили вы меня! Недооценили! Неужели я бы допустил, чтобы вы пережили меня? И прекрати следить за мной, Владик! Ещё раз сунешься к вентиляционной решётке — получишь пулю! Ты зачем испортил замок?
— Линза, ты пришёл нас запереть? Запирайся лучше сам. Тебя скоро запрут в другом месте! Думаю, ваши власти, по достоинству оценят твои деяния. На сколько, это тянет, по вашим американским законам? Думаю, на электрический стул тянет, никак не меньше!
— Владик, следи за моими губами. Таких людей, как я — не убивают! Ты очень наивен… Или истории не знаешь? Вспомни, хотя бы, фон Брауна, знаменитого учёного фашистской Германии. Сколько тысяч англичан было убито его ракетами «Фау»? Разве не был он военным преступником? Разве не принимал он участие в массовых убийствах, пусть и опосредованно? Да его руки по локоть в крови! И ты думаешь, его преследовали? Или осудили? Он плодотворно работал и прекрасно жил у нас в США. В почёте и уважении! Мы с его помощью и на Луну слетали. А у меня потерь-то — всего три человека! Ну, — четыре, включая тебя! Да и кто этот Браун, по сравнению со мной? С учёным, открывшим бессмертие?! До завтра, мои забавные крыски! Завтра у вас начнётся новая жизнь!
Джон подмигнул своим мутным глазом и вышел в коридор. Немного выждав, мы направились в холл. Я мельком отметил, удаляющуюся, сутулую фигуру профессора, — он едва плелся, помахивая револьвером. Нас он, похоже, не заметил.
Зайдя в холл, мы увидели уплывающего аквалангиста. Меня охватило отчаяние — уплывала наша последняя надежда! Я схватил горшок с «вечным цветком» и изо всех сил метнул его в купол. Ударившись о бронированное стекло, горшок разбился вдребезги с оглушительным треском. Пол усыпался землёй и осколками керамики. Аквалангист резко развернулся и поплыл нам навстречу.
Вскочив на стол, я вытянул вверх руку и плотно прижал фотографию Саманты к стеклу купола. Потом повернул её текстом. Аквалангист поменял положение, видимо, текст оказался вверх ногами. Я снова показал фото, но Нельсон жестом попросил текст. «Да читай же ты, читай, Смит!». Нельсон резко отстранился от купола. Он все понял! Я слез со стола, засунул за пазуху фотографию и облегчённо вздохнул. Успели-таки!
Елена Михайловна стояла, прижав руку к сердцу.
Дверь в холл открылась, и в проёме появился Джон.
— Что вы тут творите? Что за грохот? А…а, горшок разбили! Истерике предаётесь? Поняли, наконец, что вам крышка!
Он заметил вверху аквалангиста и яростно махнул кольтом.
— Пошёл вон! Вон отсюда! И вы тоже — живо в свой блок! Ну, ничего, завтра мне уже не придётся вас уговаривать…
Смит бросил баллон и щётку и вскоре скрылся, растаял в глубине. Думаю, револьвер убедил его более в правдивости нашего сообщения, чем сама фотография. Во всяком случае, это был сильный дополнительный аргумент.

Подготовка к дальнейшим испытаниям

Войдя в блок, я сразу направился в подсобку. Достал монтажный нож и стал нарезать поролон на длинные, узкие полоски. Нарезав их достаточное количество, я проверил фонарик, и все это отнёс в подсобку.
— Владимир, что ты затеял?
— Нам нужно подготовить себе временное убежище. Если Смит разрушит купол — сюда хлынет вода из озера. Она затопит все блоки, практически мгновенно! Подсобка — единственное помещение, где нет вентиляционных решёток, поэтому вода сюда не зайдёт. Здесь мы будем отсиживаться, и ждать помощи. Возьми одеяло, плед и положи на верхний стеллаж. И не забудь одеться потеплей.
— Да, Владимир, я все поняла. Ты, думаешь, нас спасут?
— Знаешь, Лена, тебе это может показаться странным, но последнее время у меня, постоянно крутится в голове одна история. Не реальная история, а сон, который мне приснился, накануне поездки в Америку, когда я был ещё дома. Во сне я видел эту самую лабораторию, затопленную водой и двух аквалангистов, спасающих нас. Поразительно то, что совпадают все детали, даже табличка на двери: № 12. В это невозможно поверить, но я тебе сейчас покажу своё первое сообщение, отправленное друзьям по интернету. В нем я подробно описал этот сон.
Читая сообщение, Елена Михайловна все более менялась в лице. От её скепсиса не осталось и следа. Она встала и взволнованно заходила по комнате.
— Владимир, я думаю — это вещий сон! Других объяснений я просто не нахожу. Да и как иначе это можно объяснить? Я знаю, что Святые отцы не советуют доверяться снам, но тут случай особый. Я думаю — это пророческий сон! В этом у меня нет никаких сомнений…

На этом, дорогие друзья, я прерываю сообщение. Не знаю, будет ли следующее. В такой ситуации ручаться ни за что нельзя. Надеюсь связаться с вами ближе к ночи, когда переберусь в подсобку. Сейчас восемнадцать часов по местному времени. Пожелайте нам удачи!

Аляска. Лаборатория Джона. День десятый (продолжение)

Прошло ровно шесть часов, со времени нашего общения, друзья. В 23.30 мы с Еленой Михайловной перебрались в подсобное помещение, со всеми необходимыми припасами, включая тёплые вещи. Дверь временно оставили приоткрытой, чтобы не расходовать раньше времени кислород. Помещение по объёму небольшое, насколько воздуха хватит, неизвестно.
Вот, появилось время, чтобы составить вам небольшое сообщение, быть может, последнее в моей жизни. Сейчас на моих часах полночь, а в Москве почти полдень следующего дня. Россия живёт с опережением! Елена Михайловна сидит рядом, на стеллаже. Следит за текстом, который я набираю. И, похоже, она с чем-то не согласна.
— Лена, не желаешь ли напечатать несколько слов моим друзьям?
— ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДРУЗЬЯ! Хотя я с вами и незнакома, но позвольте именно так к вам обратиться. Для меня друзья Владимира — мои друзья. Да, Россия живёт с опережением. В духовном смысле. И ещё в военном. А не согласна я с тем, что это сообщение может оказаться последним. Уверена, все закончится благополучно! Я восемьдесят четыре года прожила на свете, и интуиция меня ещё не подводила.
— Лена, у нас возникла любопытная форма общения. Мы одновременно общаемся и с друзьями и между собой. Вот ты говоришь, что Россия в духовном смысле опережает Америку. Как-то в интернете я прочитал статью Пушкина «Джон Теннер», опубликованную в «Современнике». Запомнилось, с каким негодованием поэт пишет об Америке, что там предлагается в качестве идеала, смысла жизни: «Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — все там выброшено, подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству! „Сomfort“ — вот единственная цель и главное их стремление!». Не кажется ли вам, что, если бы Пушкин заглянул в наше время, он сказал бы то же самое и о России? Да, мы неотвратимо погружаемся в трясину наживы, но Россия ещё держится, она пока на плаву. От окончательной погибели её удерживает только одно — религия. Вот почему враги России так ненавидят церковь и всячески пытаются её дискредитировать.
— Владимир, я сейчас вот о чем подумала… Не знаю, поддержат ли меня твои друзья. Но думаю, большинство из нас, встретило бы чёрного профессора «на ура». Даже верующие люди! Все мы так падки на чудеса, а ведь не все чудеса от Бога. Известен факт, как три дня «потела», по отчётам историков, статуя Аполлона. Это было в прошлом, ещё до рождения Христа. Но подобных случаев «мироточения» немало и сейчас.
Хорошо бы нам помнить, что сказал Спаситель о последних временах: «…Восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно и избранных».
ПОХОЖЕ, ЭТИ ВРЕМЕНА УЖЕ НАСТУПИЛИ!
— Да-а, возможно, земное бессмертие и явится, для большинства людей, неопровержимым доказательством прихода в мир некой сверхличности. Тем самым прельстительным «великим чудом», с помощью которого, антихрист рассчитывает окончательно погубить наши души. Поостережёмся же!
— Знаете, живя в Кишинёве, я много лет посещала церковь, общалась со многими прихожанами и знаю общий настрой людей. Вообще Молдова — православная страна. Но вот что меня удручает: нет у нас жажды духовного совершенства. Нет! Вы думаете, люди приходят в храм спасать свои души? Очиститься от страстей? Обрести смирение — проходной билет в Царствие Небесное? Нет, не того мы жаждем получить от Бога! Не о том мы Его просим! Кому из нас «по-настоящему» нужен Спаситель?
Спаситель нужен только тому, кто видит себя ПОГИБАЮЩИМ! А нам не Спаситель нужен, а «наградитель» и маг! Большинство из нас просят лишь земных даров: здоровья себе и близким, достатка, хорошей работы, женихов, невест и т. д. Мы никак не можем принять, вместить в себя очевидную истину, что Бог есть Любовь, и Ему лучше знать, что полезней для нашего спасения: здоровье или болезнь, богатство или бедность, брак или одиночество, свобода или тюрьма, жизнь или смерть…. Забыли главное: «Да будет на все воля Твоя, едино благая и совершенная!».
Я встречала людей, благодарных Богу за то, что они попали в тюрьму. Только там они смогли обрести истинное счастье — веру в Господа! А счастья земного: тленного и преходящего антихрист предоставит с избытком. И здоровья, и еды, и развлечений. На эти-то блага народ и купится!
— Да, Елена, такие уж мы землеройные! Жизнь простирается у нас лишь по горизонтали. Мало, кто живёт по вертикали, кто душой устремлён в небеса! А где нет самопонуждения, борьбы со своими страстями — там нет духовной жизни! Господь зовёт нас на Свой пир Небесный, а мы упираемся: нам земное подавай! Стелемся по земле. Найдётся ли оправдание тому, кто променял своё первородство на «чечевичную похлёбку»? Тому, кто предпочёл земной рай Царству Небесному?
Это РОКОВОЕ предпочтение!

Аляска. Лаборатория Джона. Ночь одиннадцатая

Дорогие друзья, продолжаю прерванное сообщение.
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ!
Во втором часу ночи, над головой раздался оглушительный взрыв, а следом послышался рёв хлынувшей воды. Я тут же закрыл дверь, и большой отвёрткой стал забивать полоски нарезанного поролона в щели между дверью и проёмом.
В гостиную через вентиляционную решётку вовсю хлестала вода. Она стремительно заполняла помещение. Видимо, мощный поток, внезапно хлынувший из горного озера в лабораторию, вынес в холле дверь, и вода мгновенно затопила тоннель.
Успел я как раз вовремя — через замочную скважину ударила струя. Это означало, что гостиная на треть уже затоплена и скоро вода дойдёт до потолка. Я вбил в замочную скважину оставшийся кусок поролона — течь прекратилась. Погас свет, а с ним и наши последние надежды на спасение.
Мы оказались в подводной могиле, отрезанные от всего мира! В крохотной каморке, в полной темноте, угнетаемые рокотом воды, давящей на ушные перепонки. Но скоро исчез и этот внешний раздражитель: видимо, вода под завязку заполнила все помещения лаборатории. Все, кроме нашего чулана.
Я достал из кармана куртки фонарь, с разбитым отражателем, и направил на дверь. Через поролон, по периметру двери, сочилась вода, стекая каплями на пол. Внизу уже образовалась порядочная лужа. Передав фонарик Елене Михайловне, я достал рулетку из слесарного ящика и измерил глубину подтопления. Вода была уже по щиколотку — на двенадцать сантиметров. Столько воды натекло за час. Так! Значит, через десять часов вода поднимется на метр двадцать, а потолка достигнет примерно за сутки.
Вывод напрашивался простой: если нам суждено погибнуть, то это произойдёт не от утопления, а от асфиксии. Скорее всего, за это время мы полностью израсходуем запас кислорода, что содержится в чулане. А может и раньше!
Делиться этой информацией с Еленой Михайловной я не стал — хватит ей и своих переживаний! Только попросил поменьше разговаривать, в целях экономии кислорода и перебраться на верхний стеллаж. По воспоминаниям подводников, переживших ужасы подводного плена, я знал, что выдыхаемая углекислота тяжелее воздуха, поэтому скапливается внизу. Отсюда вывод: чем выше человек находится в замкнутом помещении, тем больше шансов у него остаться в живых.
Делаю вам эти сообщения, друзья, уже находясь на верхнем стеллаже. Я сделал всё, что было в моих силах; теперь осталось только ждать и надеяться на чудо! Буду держать вас в курсе событий до последнего вздоха, пока не отключусь окончательно. Очень шумит в голове, ощущаю одышку, и пульс… такой пульс учащённый! Хотя бы один глоток кислорода… хотя бы один!
У философов есть такое понятие — «пограничная ситуация». Только оказавшись на грани между жизнью и смертью, человек начинает РЕАЛЬНО оценивать ситуацию! Тогда возникает понимание не на уровне рассудочного сознания, а на уровне души. Сейчас, на пороге смерти, я, со всей прозрачной очевидностью, понял одну важную вещь. И хочу ею поделиться.
А понял я, дорогие друзья, что нами давно и успешно манипулируют бесы! Эти слуги сатаны властно обосновались в наших душах, превратив их в свои беззаконные вотчины.
Бесы — это страсти, влияющие на наши мысли, чувства, поступки. Людей, сопротивляющихся страстям — единицы!
Мы уверены, что это мы сами: думаем, говорим, действуем, но всё это они давно делают за нас! Наивные люди! Как же мы слепы! Мы живём в выморочном, нереальном мире. Верно подметил один из Святых отцов: «все мы пребываем в летаргическом сне, и проснёмся в аду, когда будет уже поздно!».
Бесы оккупировали наши души, превратив их в кровавые арены для своих гладиаторских боев. Такие игрища весьма угодны сатане. Главная его задача: стравить нас меж собой — ненавистных претендентов на утраченный Рай, разжечь ненависть друг к другу и свести всех нас в ад. Всеми возможными способами представить нас недостойными Небесного Царствия в очах Божьих. Так проявляется страшная сатанинская зависть и злоба к роду человеческому.
Сатанинские страсти гораздо страшнее чипов электронных, придуманных людьми. Марионетка, лишённая свободы выбора, не может отвечать за свои поступки. Если только не приняла рабство добровольно. Отвечать за грехи будут те из нас, кто имел возможность творить добро, а выбрал зло.
Наше спасение — в противлении бесовским чипам — страстям. Не будем позволять им манипулировать нашей душой! Это постыдное пособничество есть прямая дорога в ад! Угождая бесам, бездумно принимая их волю, мы наносим раны сами себе — калечим свои души. Мы сами себе палачи! Будем же снисходительными друг к другу, ибо у каждого своя война, свои бои и потери.
Господь с надеждой смотрит на нас. Он предоставил нам все необходимые средства для ведения священной войны, вооружил стратегией и тактикой — Вестью Благой! (Евангелие). Теперь, дело за нами!
Я знаю, что многие из вас, назовут эти идеи бредовыми. Убедить их в наличие реальных бесов в душе — не представляется возможным. Для подавляющего большинства людей, всё это — не более чем устойчивые психические реакции — стереотипы поведения, помноженные на темперамент. И только отдельные счастливчики, оказавшись в «пограничной ситуации» (пережившие, например, клиническую смерть) способны сердцем принять эту истину и в корне изменить свою жизнь. Остальные примут её уже ТАМ! С изумлением и слёзным раскаянием!
Но поздно проливать слезы, когда над тобой… холмик насыпали!
Все. На этом заканчиваю. Нечем дышать! Легкие буквально разрываются на части. Такое ощущение, будто вдыхаю пары серной кислоты. В этом чуланчике, практически не осталось кислорода! Кто-то из святых сказал: «Бог приходит на помощь, когда человеческие ресурсы исчерпаны». Кажется, этот момент наступил.
Лена едва дышит, но ещё держится — удивительно мужественная женщина! Какой-то шум её все время беспокоит: шепчет, что рядом водопад шумит. Бредит. Откуда тут водопад? Это воздействие углекислоты на мозг. Не более того…
Я вслушиваюсь и улавливаю отдалённый шум воды. Да, действительно, похоже на водопад. А-а! Я все понял! Видимо, вода замкнула электропроводку щита управления входной двери, и она автоматически открылась. И теперь, вода, заполнив помещение, хлещет из дверного проёма, низвергаясь в пропасть. А может, её успел открыть Джон, спасая свою шкуру? Не хотелось бы, в это верить… Потоп наверняка застал его врасплох. Хотя какая мне разница, в пропасть его унесло или он захлебнулся, лёжа в постели?!
Не хочу свои мысли (быть может, последние!) обращать к этому человеку. И уж, тем более, обличать его. Не надо присваивать себе право Божьего Суда!

Хочу напоследок обратиться к вам, друзья!
Что сказать вам, мои дорогие? Я очень надеюсь, что прожитая вами жизнь не будет напрасной! Ведь что есть земная жизнь? Это только преддверие, пыльный чуланчик, через который всем нам предстоит пройти. Впереди — ПРЕКРАСНЫЙ ДВОРЕЦ!
А здесь — это только чуланчик, тёмный и грязный! Пусть для кого-то и хорошо обустроенный. Нам бы только не замараться в нем, не закопаться в его барахле! Будем же всегда верными своему Спасителю — как на земле, так и на Небе!

Оставляю вам на память свои стихи. Не грустите…

ЖИЗНЬ ВЕЧНАЯ

У гусеницы-дочки
Раздолие в лесу:
Ест сладкие листочки,
И вволю пьёт росу.
Вольготно ей живётся!
Как сладостно дремать
На листике под солнцем…
Такая благодать!
И гусенице этой
Как будто невдомёк,
Что вот промчится лето
И завершится срок
Земного испытанья…
И в кокон — гробик свой
Сойдёт под причитанье
Семейства — в мир иной.
ВСЕМ этой жизни мало!
В ней места нет душе…
А гусеница-мама
Окуклилась уже!
Простилась с рощей страстной,
Под птичьи голоса,
И бабочкой прекрасной
Вспорхнула в Небеса!
И там — невестой мая,
Глядит из-под фаты
На Рай, изумевая…
На Горние цветы!
И с Трисвятою песней
Над радугой парит,
И с высоты Небесной
Дочурке говорит:
«Те, только души, дочка,
Достойны красоты —
Кто здесь вкушал листочки
От древа доброты!
А кто цветочки алые
Подтачивал в ночи —
Те соблазнятся пламенем
Божественной свечи!»

 

США, Аляска. День одиннадцатый (утро)

Горное озеро Манденхолл, в окружении высоких, скалистых берегов. Над ним кружит вертолёт полиции США. В озере два аквалангиста, стремительно скользящие в глубину, все ниже и ниже. Один из них — Смит Нельсон. Вот они достигают дна, на котором стоит полуразрушенный стеклянный купол с остро торчащими краями.
Аквалангисты заплывают внутрь — круглый холл заполнен водой. Через открытую дверь следуют дальше, в тоннель, по обе стороны которого — пронумерованные двери. С усилием открывают дверь под № 12, вплывают в подводные апартаменты и обследуют комнаты. В подсобном помещении, наполовину заполненном водой, они обнаруживают двоих — мужчину и женщину, лежащих на верхнем стеллаже. Оба, похоже, без сознания.
Аквалангисты действуют на удивление быстро и слаженно: ловко развязывают прорезиненный мешок и достают два дыхательных аппарата. Надев их на головы пострадавших, ритмично и интенсивно начинают нажимать на грудные клетки. Завершив процедуру спасения, подхватывают безвольно обмякшие тела и устремляются к выходу…
И это уже не сон!