Время меняет адрес…

Спросите у поэта, откуда он родом.

И он ответит: «А вы из Луганска? Я тоже, я тоже… И память по сердцу — морозом по коже»

Спросите у поэта про детство.

И он ответит: «Детство пахнет цветами — майорами, что росли на соседнем дворе. И вишневым вареньем, которое розовело в саду на костре»

Спросите у поэта про счастье.

И он ответит: «И счастье глохнет, как Бетховен, и жизнь, как дождь, — наискосок».

Спросите у поэта про горе.

И он ответит: «Когда прилетают снаряды, то ангелы — улетают».

Спросите у поэта про любовь.

И он ответит: «Лишь любовь спасает от позора только тем, что, как всегда, права»

Спросите у поэта про завтра.

И он ответит: «Сделать… Успеть, Дотерпеть, Не сорваться».

Спросите у поэта про сегодня.

И он ответит: «Эпоха непонимания, Империя недоверия… Где хищники пляшут с жертвами, то с левыми, а то — с правыми… Где нужно быть только первыми и правдами, и неправдами»

Спросите у поэта про Родину.

И он ответит: «Но что-то есть ещё, помимо бедности, в чём чувство рая близко чувству Родины».

Спросите у поэта о памяти.

И он ответит: «Ломают памятники в дым, и те, кто в небесах, понять не могут… Где страшно мертвым и живым».

Спросите у поэта про жизнь.

И он ответит: «И нету мальчика сказать: „Король-то голый“ И жизнь, как прежде, главный дефицит».

Спросите у поэта про итог.

И он ответит: «Что в конце благодатного лета все прозаики мы. Не поэты».

Спросите у поэта про войну.

И он ответит: «В Освенциме сегодня тишина. Не слышно стонов, выстрелов, проклятий, хотя почти забытая война не выпускает из своих объятий»

Спросите у поэта про фашизм.

И он ответит: «Потомки Геббельса — как сорная трава, напялившая незабудок маски. И кругом — от неправды голова в Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске».

Спросите у поэта про страх.

И он ответит: «Отец, ты где на небесах, В раю? А, может, в гетто? Я знаю, что такое страх, Здесь, на Земле, не где-то»…

Спросите у поэта про поколение.

И он ответит: «Мы — лишние люди у нищей Отчизны. И, видно, нескоро придет романист, который покажет нас всех, как явленье. Уходит эпоха, как фильм „Коммунист“, как эхо потерянного поколенья»…

Спросите у поэта про страну.

И он ответит: «Условно делимы на „право“ и „лево“. Как славно незримы „король, королева, сапожник, портной“…Это со мною и с целой страной»…

Спросите у поэта про время.

И он ответит: «Время меняет адрес, среда переходит в четверг….Время меняет адрес, но нет его, нет его, нет»…

Поэт — Владимир Спектор. И все же — меняет ли время адрес?

Ну, конечно, конечно. У поэта не спрашивают. Настоящая поэзия — это и есть ответ. Не важно — нравится он нам или не очень. Настоящая поэзия — это не про поэта. Это про нас. Даже если мы родились не в Луганске. Не «на улице Франко». И не знали «время — после войны». Мы все — и довоенные, и послевоенные, и после-послевоенные, и нынешние — как ни парадоксально звучит — мы все одного поколения.

«И снова с тобой, как столетье назад, Мы — лишние люди у нищей Отчизны.» И мы все прошли через это время «и время называлось «Детство». И у него был непременно «карамельный привкус». И мы хоть разочек, но видели, как «из звезд растут деревья». И не хотели видеть, как вон там «на углу возле рынка — с весёлым баяном калека.» И все мы знаем, как «Взлетал Гагарин, пел Муслим, «Заря» с Бразилией играла, и, словно ручка из пенала, вползал на Ленинскую «ЗИМ». И как часто не хотим знать, «Да и вопросы забываются с годами. И, кажется, чернеет белый свет — под бормотанье: «Было, но не с нами…» Мы все прошли через детство. И мы все прошли войну. Даже, если она нас не коснулась. Мы все знаем, что такое война. Даже, если родились не в Луганске. И мы все знаем, что значит потерять Родину, даже если ее не теряли. И мы хотим понять, что значит «Выжить, Найти, Не забыть, Не предать…» Мы все — потерянное поколение, даже, если нас никто не терял. Мы сумели потеряться сами. В этом бездушном, бездуховном, бездумном, безрассудном — и еще тысячу «без» — мире. «А я из ушедшей эпохи, где бродят забытые сны, где делятся крохи, как вдохи, на эхо огромной страны». Время, прощай! Время поменяло свой адрес. И никакие справочные бюро, никакие адресные книги, никакие правоохранительные органы и министры нам найти его не помогут. Если мы не поможем себе сами. Наше время уже далеко не бесконечность.

Оно сузилось до одного дня. Наше пространство — далеко не Вселенная. Оно сузилось до рамок одного дома. Как жаль… Вот он — личный, внутренний, только его, Владимира Спектора хронотоп — его, только его слияние времени и пространства. Как жаль — с горечью говорит нам поэт Владимир Спектор. Не кричит во весь голос с трибуны. Он не трибун. Ему это и не нужно. Он не настаивает. Не навязывает. А говорит вполголоса, спокойно, с горькой усмешкой. Метафорично, афористично, лаконично. Тихо говорит. И — мороз по коже. Сильно говорит. И комок — к горлу. Мы плачем не от высокопарных речей ораторов. Мы плачем под мелодичные звуки гитары. В кругу друзей. Но Владимир Спектор хитрит. Его поэзия не просто для друзей. Она и для друзей друзей… Для друзей друзей друзей. И так далее. Точнее — для всех нас. Живущих и здесь, и там. И сейчас, и тогда. И, безусловно, потом… Разве вечное — не вечно? Разве бесконечное — не бесконечно? И разве часы не идут всегда? Даже когда боль и война… Разве пространство имеет границы? И меняет ли время адрес? Вот она — тайна — по Спектору. Вот его философия — по Спектору. Ясно — как божий день. А как божья ночь? Особенно, если ты — из Луганска. Поэт Спектор не только чувствует. Он предчувствует. И эти предчувствия не всегда солнечны. Впрочем — они и не мрачны. Он всегда ностальгирует — по времени? По пространству? Своеобразный шифр, неповторимый культурный код, его личный шифр и его личный код. Это неделимая связь времен и пространств. Что незримым образом соединяет современные и несовременные виды искусств. Современные и несовременные идеи. Современные и несовременные чувства. Так меняет ли время адрес? Владимир Спектор — не пессимист и не оптимист. Не трагик, не комик. Не сангвиник и не меланхолик. Он — сторонний наблюдатель (или это очередная хитрость автора, и нам он хочет таковым казаться)? Но он дает понять — Время — вот главный персонаж, вот главное действующее лицо, вот — главный лирический (или необязательно лирический) герой поэзии. Иногда кажется — оно настолько материально! В этом поэтическом приеме — неповторимость и узнаваемость автора. Время — проявляется не только в смене времен года. И не только в смене времен страны. И не только в смене времен человека. Время уходит дальше, все дальше. Назад или вперед? Предчувствие или мудрость? Время строит, время разрушает. И время опять строит… В переломную эпоху первой ушла от нас поэзия. И захлопнула дверь. Куда? В какое пространство и в какое время? Названия этому не придумано и вряд ли придумается. Это и не нужно. Первой она и вернется. Или уже вернулась? Пусть нам ответит поэт Владимир Спектор. Хотя поэтам вопросы задавать необязательно. Потому что книга поэта — это ответ. Время меняет адрес. На время. Хотя оно уже прописано давным-давно. Стихами, живописью, кинематографом… Время имеет постоянную прописку. И адрес прописки — искусство. И адрес прописки — просто наша жизнь. А может — все проще? И пространство, и время меняем мы… «Ничего не изменилось». Ничего. Только боль от поражения в эпоху общей боли. В «Эпоху непонимания». Потому что «Каждый видит, то, что хочет». А видимое — одно. И перед нами маячит лишь «Призрак счастья», а не само счастье. Только у несчастья призраков нет. Потому как счастье — нематериально, а несчастье — очень даже. Видимо, слышимо, болезненно. Лишь счастье «Вне времени и пространства». Но несчастий больше, больше. И они — навсегда. «Удар за ударом». Хотя этого так не хочется. Особенно, перед Рождеством, в «Ожидании чуда». «Откуда рождается злость»? Перед Рождеством? Мы не узнаем. У нее нет адреса, и нет прописки во времени. Она безвременна. И все же. Может быть, ее нет только там, где «На окраинах воздух свежей»… Но я не уверена. Ответь нам, поэт!!!..