Исчезновение. Роман

В центре романа “Исчезновение” – судьба Двойника президента РФ, обладающего  феноменальным сходством с оригиналом и потрясающим талантом абсолютно точно его копировать. Время действия – вторая половина 2023 и самое начало 2024 г.г.

Важная особенность текста в том, что через восприятие Двойником на протяжении ряда лет действий и поступков  Президента (он назван Верховным Властелином – ВВ) перед читателями предстает образ российского лидера в совокупности его взглядов, фобий, искривленных представлений о своей стране и мире. Реминисценции дают возможность проследить тайное, тщательно скрываемое, связанное с преступлениями и гибелью людей. В романе, по сути, два главных героя – Двойник (Яков Петрович) и ВВ.

По ходу развития острого детективного сюжета Двойник становится главой государства. А далее – неожиданная развязка… Но до этого он  проходит сложную внутреннюю эволюцию – от уважения ВВ и отчасти преклонения перед ним до полного отрицания того, что тот совершил за время властвования.   

       1.
… Скользнуть полузастенчивой-полупрезрительной улыбкой выразительного рта; рассердиться и напрячь лицевые мышцы, попытавшись изобразить желвачки на скулах (скверно получается, проще сказать, вовсе не получается – после ботоксных впрыскиваний натянутая, как на барабане, кожа превратила лицо его в подобие маски, косметологи и пластические хирурги долго колдовали, пока не получилось точь-в- точь как у Верховного Властелина); впрочем, с лицевыми мышцами поосторожнее быть надобно – микронапряжение их характерно для лжецов и является показателем неискренности; устремить на незримого собеседника попеременно спокойный, оценивающий, слегка удивленный, обескураженный, злой, яростный немигающий взгляд, словно взять на мушку и держать под прицелом; отпустить шуточку с нарочитым ехидством и вальяжностью; теперь попробовать открыто и широко улыбнуться – увы, ничего не выходит, так улыбаться ВВ не умеет, будто стесняется выказать гиперуверенность и несвойственную облику любимого вождя мягкость и беззащитность, и правда, откуда ей взяться – мягкости …
Тренировочную процедуру у зеркала в золоченом багете от пола до потолка он проделывал ежедневно. Семь лет назад, в 2016-м, когда нежданно-негаданно попал в тенета Службы охраны и после настойчивых уговоров с нажимом получил назначение на должность Двойника и звание капитана ФСБ, он раз в неделю без особого рвения занимался оттачиванием внешней схожести с объектом, отработкой мимики, жестов, походки и тембра голоса ВВ. Зачем надрываться, кто его мог различить за тонированными стеклами пролетающего на бешеной скорости по пустым магистралям закованного в броню черного лимузина… Таких лимузинов было в кортеже три, в одном сидел Сам, в другом – Двойник, третий и вовсе шел без пассажира, так, для запутывания возможных террористов. Но откуда им взяться, терро-ристам, кто может покуситься на самое святое, что есть у народа: есть ВВ – есть страна, нет ВВ – нет страны… К тому же на лимузинах прибор имеется под названием “антиснайпер” – сканирует пространство и едва блик ловит от снайперского прицела, выдает целеуказание, а лазером помехи создает для точной стрельбы и еще повреждения прицельным сеткам может наносить. Такая вот техническая хреновина.
В Ново-Огарево и сочинской Резиденциях, в Геленджике, где отгрохали дворец почище Версаля, и на Валдае Верховный Властелин в последние пару лет все реже покидал охраняемые территории, на вертолетах перемещался куда с меньшим желанием, нежели прежде, лишь по особой необходимости (Двойнику казалось, перестал доверять технике, рисковать не хочет – мало ли чего со стрекозами этими случиться может), города и веси посещал неохотно, с понурым народом напрямую уже не общался (чего с ним общаться – ничего веселого не услышишь), на концертах и спектаклях тоже был редким гостем – так что надобности в точном копировании для подмены, считай, и не имелось, и Двойника к серьезным заданиям почти не привлекали. Так, по мелочи, похож как две капли воды и достаточно, чтобы имитировать молчаливое присутствие вождя там, где не требовалось его выступления или общения с публикой. Впрочем, беседы с министами и губернаторами, а также несколькими заграничными гос-тями – политиками средней руки (в страну мало кто ехал) все же имели место. Куратор оставался весьма доволен: никто, как он считал, не запо-дозрил подмену – вылитый ВВ, голос до того похож, что мурашки по телу, неужто так можно копировать… Талант…
Двойник лишь отчасти разделял высокую оценку своих
способностей: конечно, слышать похвалу в свой адрес приятно, даже очень, но один раз близок был к фиаско, его раскусили, это чувствовал только он и сидевший напротив директор федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков – элегантный стареющий спецслужбист с щеточкой аккуратных седых усиков.
Готовясь к встрече, Двойник, помимо официальной справки пресс-службы, порылся в тщательно вычищенном и контролируемом интернете и, несмотря на его закрытость, кое-что нашел. Ну, например, главный человек по наркоте – чекист, генерал-полковник, знаком с ВВ с самого начала 90-х, связывают их дружеские отношения; более того, к наркоте нынешний директор имел прямое отношение: если верить компромату, всплывшему в Лондоне еще в 2015 году по делу о гибели Литвиненко, человека с усиками обвинили в причастности к этому громкому убийству и в связях с преступной группировкой, та в лихие 90-е занималась наркоторговлей и отмыванием денег одного из колумбийских наркокартелей. Понятно, информация клеветническая, но знать ее нелишне, как и то, что директора до сих пор не вычеркнули из чёрных списов США и Евросоюза.
Сделал для себя и еще один вывод: директор замечательно гнал пургу, рассказывая в интервью о колоссальном бедствии, которое, благодаря его эффективным усилиям, держится под контролем; Двойник не мог уразуметь: как так, катастрофическое положение умело отслеживается, а улучшений не видно, только все хуже. Интересно…
Они сидели друг против друга, Двойник задавал заранее намеченные волпросы, человек с усиками вел себя не совсем так, вернее, совсем не так, как другие на его месте в ново-огаревском рабочем кабинете ВВ: он не смотрел на вождя с преувеличенным вниманием, подобострастно-заискивающе, моментально соглашаясь со всем, что произносит ВВ, в такт, как кукла на ниточке, кивая головой, а напротив, оглашая страшные цифры, словно невзначай пускал в собеседника скрытые лучики иронии и ехидства, улавливаемые только Двойником, но недоступные телекамерам, снимавшими сидевших в профиль; в тех же случаях, когда око камеры устремлялось на него, человек с усиками, поймав момент, как по команде менял выражение глаз – теперь они излучали сосредоточенность и озабоченность, приличествующие ситуации.
– За последние четверть века уровень потребления зелья вырос в 20 раз, с наркотой связаны 65 процентов всех преступлений в стране, в год от наркоты умирают более 60 тысяч человек, Россия держит рекорд по потреблению героина, поступающего из Афганистана, наркоманы тратят на покупку отравы полтора бюджета минобороны и три с половиной бюджета минздрава.., – вещал директор ровным бесстастным голосом, будто сводку погоды зачитывал, а сам давал четкий, безобманчивый посыл Двойнику: я тебя наскозь вижу, никакой ты не ВВ, жаль, что у Самого не нашлось хотя бы полчаса для беседы со старым товарищем, с которым крупные дела обделывали в Питере, ты же, жалкая копия, пяты Повелителя не стоящая, не дождешься чинопочитания, а тем более боязни, кто тебя боится? – только чиновники из провинции и дубоватые министры, жизни настоящей рисковой не знающие, ты же – никто и звать тебя никак…
Все это Двойник читал в лучиках, выстреливавших из глаз главного борца с наркотой, словно генерал нажимал на невидимую гашетку.
Никого из приезжающих в Резиденции для встречи с ВВ, естественно, не предупреждали о подмене – они встречались с Самим со всеми вытекающими..; неужто генерала поставили в известность или я на чем-то прокололся? – недоумевал Двойник и настроение его портилось.
– Так сколько же всего наркоманов в стране? – вдруг спросил он сверх программы беседы.
Человек с усиками насупился, вопрос ему не понравился, но отве-чать пришлось.
– Восемь с половиной миллионов употребляющих наркотики и психотропные средства, – чуть ли не выдавил из себя, лучики вмиг пропали, взамен – тяжелый, неприязненный взгляд исподлобья. Телевизионщики свою работу уже закончили, взгляд не попал в экран новостей “Времени”, но Двойник хорошо его запомнил.

Иногда он вспоминал первые пару лет пребывания в новой для себя роли, неизбежные ошибки, накладки, ему было известно о предшественниках, не выдержавших экзамена на сходство и копирование манер и голоса ВВ, он, как ему сказали, оказался уникален и по другим параметрам: почти идеально совпадали форма черепа (ширина глазных впадин, форма подбородка, скуловых костей), объем мягких тканей и хрящей лица (крыльев носа, губ, щек), границы роста волос (скальпа и бровей), цвет глаз. Таких изменений нельзя добиться с помощью пластической операции, не могут произойти такие радикальные перемены во внешности и с возрастом.
Обсуждение этой темы периодически выливалось и на страницы прессы, прежде российской, а теперь только западной. Еще в злополучном 2012-м Агентство русской информации выпустило скандальную статью “Все ли четыре ВВ пойдут на инаугурацию?”. Внимательному наблюдателю очевидно, что у него несколько двойников, сообщало Агентство, в молодости губы ВВ были пухлые, как в народе говорят, “бантиком”, а сегодня у вождя они то плоские и маленькие, то снова “бантик”. Руки на старых кадрах вполне соот-ветствуют рукам человека его профессии – пальцы нормальной формы и толщины, привыкшие работать ручкой. У человека, похожего на него, которого мы видим сегодня, пальцы толстые, более грубая кожа на руках, как будто он занят тяжелым физическим трудом. Это также нельзя объяснить возрастными изменениями.
Годом раньше блогеры заговорили о том, что теперь у вождя глаза, как у калмыка, зарубежье вовсю обсуждало версию о неудачной пластике и ботоксе. Но дело не только во внешности: ВВ перестал узнавать старых знакомых (например, сослуживцев из КГБ), не понимает без перевода немецкий язык, часто говорит невпопад, путается в фактах собственной биографии.
Что здесь правда, а что выдумка, нынешний Двойник не знал, при-знаться, его это мало занимало: прежних двойников (если они, конечно, были) и след простыл, теперь только ему была доверена ответственная миссия.

Так вот, в первые два года много чего приключилось. Однажды, прибыв на объект (образцово-показательная больница в приволжском городе), открыл дверцу лимузина раньше времени, вышел наружу и с ужасом увидел, как на него движется Сам, а сгрудившийся у входа медперсонал аплодирует высокому гостю, получается – не одному, а двоим ВВ; охрана мигом загородила Двойника, оттеснила к лимузину, Сам, кажется, ничего не заметил, но, как сказал один из телохранителей, разговоры по больнице пошли.
Двойнику сделали внушение, призвали быть более внимательным, не спешить, но вскоре он прокололся снова: не успев перегримироваться, будучи голоден, в образе вождя влетел в столовую губернаторского офиса, где Сам проводил совещание с активом уральской области, подавальщицы еды выпали в осадок при виде ВВ, он все понял и спешно ретировался.
И был случай в бане, это уже на одной из госдач на Алтае, куда Сам приехал отдохнуть и порыбачить: Двойник в свободные часы решил попариться, снял грим – парик и усы, в парной нежились еще трое мужиков, в белесом тумане никто ничего не заметил, а на выходе в предбаннике на него вылупили глаза – ребята из охраны встали, как по команде, прикрыв руками срамные места. Вот была умора…
Cледующий эпизод мог иметь серьезные последствия, если бы кто из начальства узнал, но – прокатило… Прилетев в славящийся веселыми нравами дальневосточный город, ВВ остановился в резиденции смотрящего по линии Кремля за краем, вместе с ним разместились охранники, а Двойнику и обслуге сняли номера в лучшей гостинице. Две девицы в блузках с вызывающим декольте, в мини-мини…, черных сетчатых колготках и сапогах-ботфортах – прикид не оставлял сомнений в роде занятий, заговорили с Двойником у входа в отель; девицы представились – Алена и Кристина – и нагло вперившись в него, повели беседу на предмет любви и дружбы. С проститутками Двойник не связывался, но тут, словно бес в ребро: почему бы и нет, время позднее, он на службе не понадобится. В номер вести девиц побоялся, те предложили поехать к ним.
Такси остановилось у 9-этажного панельного дома, девицы привели Двойника в квартиру, которую, похоже, снимали, не очень опрятную, с потертой светлой кожаной мебелью и устоявшимся запахом парфюма; быстро накрыли на стол: колбаса, сыр, коньяк, предупредив, что закуска и выпивка – за счет клиента. Двойник пошел в ванную, снял усы и парик – неизменные атрибуты гримирования, сейчас он имел право расслабиться, парик мог сползти в самый ответственный момент а усы – отклеиться, и вернулся в комнату. Девицы остолбенели, потеряли дар речи.
“И впрямь, похож, как две капли воды… ты чего, клон его или Двойник? – проявила сообразительность Алена, придя в себя. – Властелин мужик классный, я в седьмом классе училась, четырнадцать лет, соплюшка, но уже месячные пришли и на мужиков зырилась, так вот, в газете фотка была полуголого ВВ, на коне гарцующего, и грешная мыслишка в шалую башку заползла – думаю, здорово с ним бы потрахаться, а не с пацанами местными в подворотнях; однако куда нам, провинциалкам, у него, небось, таких сотни перебывали… а ты как по этой части? – это уже Кристина, – обещаем незабываемый вечер удовольствий: не довелось с Самим, так хоть с двойником…”
Девицы и впрямь оказались искусницами и вытворяли с ним такое, что он только диву давался, откуда брались у него силы, но и силы оказались на исходе второго часа; наконец, предмет вожделений боевых подруг свернулся улиткой и не подавал признаков жизни, несмотря на все ухищрения; Двойник сполоснулся в душе, оделся и распрощался, заплатив щедро и получив на прощание комплимент: “А ты молодец, крепенький, не посрамил ВВ…” Девицы заставили его напоследок сфотографироваться с каждой из них и втроем, он не смог отказать в их вполне объяснимом желании, хотя на его месте мало кто согласился бы – зачем оставлять компромат. Такая вышла история… слава богу, без последствий.

Подмены следовали не столь часто, в последние же месяцы куратор требовал каждодневного совершенствования и шлифовки навыков, и это настораживало Двойника. Что-то происходило за кулисами кремлевского театра, но что – он не мог уразуметь, а спросить, понятное дело, язык не поворачивался: кто я такой, чтобы лезть туда, куда не положено по службе… Может, снова исчезновение?..
Иногда, правда, подсказывался иной ответ: ВВ стареет, хоть и всячески подчеркивает крепость и боевитость духа и тела, да и Арина, сильно огрузневшая, как-никак мать троих детей, вряд ли, как прежде, стимулирует, подалась возрасту, хотя всегда была склонна к полноте, не зря еще в свои знаменитые чемпионские годы имела прозвище “телевизор”; несколько раз Двойник видел ее, раздавшуюся в бедрах, гулявшей в сочинской Резиденции по кипарисовой аллее вдоль фонтанов. Наступает, видать, пора, когда ему, Двойнику, придется все чаще заменять ВВ, беседовать один на один с политиками, министрами, бизнесменами… Как в кукольном театре: когда марионетка снашивается и приходит в негодность – готовят ее копию, и спектакль продолжается; важно, кто стоит за ширмой и дергает за ниточки.
С этими мыслями Двойник отошел к противоположной стене гостиной и двинулся к зеркалу стремительной походкой танцора и мастера боевых искусств, подтянутой и развинченной одновременно, а еще неторопливой, утиной; лет пятнадцать назад кое-кто из существовавшей тогда оппозиции уничижительно писал – некрасивой, плебейской, переваливаясь корпусом с одной стороны в другую, как беременная на последнем месяце; но то было допреж, такого фамильярного тона по отношению к любимцу народа никто давно уже себе не позволяет, да и оппозиция приказала долго жить.
Совершенствовать и шлифовать… А еще – досконально изучать характер и привычки, хотя, казалось бы, все изучил и узнал об оригинале. Куда уж больше… И тем не менее, без конца перечитывал ранее сделанные выписки из книг и статей о ВВ. Такое чтение поощрял куратор и даже снабжал литературой, которую Двойник при всем желании достать не смог бы. И вот в одной книжке, появившейся на свет в злосчастном Нью-Йорке еще в 2012-м, прочитал и записал слово в слово…
“Мало кто мог по-настоящему раскусить, распознать, быть мо-жет, главный его секрет – склонность к лицедейству, страсть тайную и безущербную в силу возможностей, которые она открывала: если надо было, безупречно играл роль демократа, в другом случае – милостивого Повелителя, в третьем – жесткого Хозяина; но была и еще одна потаенная способность, можно сказать, талант, не зарытый в землю, которым пользовался в особых случаях – как зеркало, отражал того, с кем беседовал, создавая иллюзию, что перед ним – свой в доску парень, которого не нужно бояться, которому можно доверять; настоящее искусство, ему нельзя обучиться, как профессии, может, поэтому заокеанский президент, заглянув в глаза ВВ, увидел в них душу, а другие президенты, премьеры, короли на фотографиях находили свое поразительное сходство с ВВ; лишь журналистка из ближнего круга, позже изгнанная за своеволие и разглашение того, о чем следовало молчать в тряпочку, почувствовала это, описав, как ВВ умудрялся с пугающей точностью копировать мимику, прищур глаз, изгиб шеи, двойной подбородок и даже черты лица своего визави и буквально мимикрировать под него, причем делал столь искусно и ловко, что собеседник этого явно не замечал, а просто ловил кайф.
А потом за работу взялись ученые, и один из них составил психологический портрет ВВ: “мираж», “фантом” – самые точные определения, в нем все словно намечено пунктиром: кажется, что внятно, но через миг исчезает, только что был здесь – и уже нет, перемещается, как будто вовсе не делая движений, стремительная походка танцора и мастера боевых искусств, подтянутая и развинченная одновременно, легкий поклон, полуулыбка, движение руки навстречу – и в тот же миг, как прекрасно отлаженная пружина, чуть откинувшись назад, почти вытягивается по стойке “смирно”, становится серьезным, вслед за танцором появляется в образе фокусника, выхватывающего нужную карту, а еще через миг перед нами колпак с бубенчиками, которые звенят, отвлекая внимание, и колпак лихо сдвигается вперед, реален, как галлюцинация, и призрачен, как хорошо знакомая реальность, то ли мелькнувшая фея, то ли моль из шкафа бабушки, легко, как из матрешки, извлекает из себя чуть-чуть иные лица, мнения – иные, но похожие на предыдущие, словно про-свечивающие друг через друга. Это удивительное свойство переводной картинки – то отпечатываться ярче, то становиться пастельной, то исчезать, при умении не выделяться – очень сам по себе, этакий Колобок – и от тех ушел, и от этих укатился… а в каких-то ситуациях готов юркнуть серой мышкой, забыв про свой статус, но вдруг из мышиного образа выглядывает почти нарцисс: на автопилоте бол-тает, двигается, даже рассуждает – если и не любуясь собой, то глядя откуда-то извне, при этом присущее ему напряжение ненадолго снимается, быстрые решения – очевидные достоинства – выглядят приятным контрастом после лет мумифицированного существования российских политиков на трибуне, ключевая роль – Старшего Брата: и старшим пособить, поберечь, поблагодарить, уважить – и младших понять, поднять, подбодрить, да и плечо подставить, корректен, адекватен, сиюминутен, включен, редкое умение быть незаметным и незаменимым, в его репертуаре имеются и легко сменяются недоговоренность, предельная резкость на грани грубости, банальная внятность, пунктир рождающегося образа – и зачастую все по одному и тому же поводу, иногда в речи мелькнет неуловимая тень косноязы-чия и банальности – и тут же заменяется точными акцентами смысла, стиля, логики, чуть выдавливает слова, оставляя впечатление производимой работы и некоторой тяготы рождения смыслов, не поддается инерции формального общения – может неожиданно найти живое слово для случайного собеседника, обладает удивительным чувством юмора, мастерством точных и неожиданных сопоставлений, демонстрирует его с неохотой, скорее использует для себя и совсем близких, накапливает энергию долго и медленно, но очень экологично, как солнечная батарея, разряжается очень сильно, точно, быстро и неожиданно, умеет ловить и эффективно использовать “воздушные потоки” – гибко перестраиваться и крутиться то быстрее, то медленнее, до брезгливости чистоплотен, но не боится запачкаться, потому что “грязь” не пристает, как хирург стремится не отрезать лишнего, хотя старается иссечь то, что необходимо, краем сознания помнит о последствиях, возбуждается от вида жертвы, от сознания своей власти, однако стремится не показывать этого, здоров, но тень мигрени призрачно маячит рядом, не склонен фиксироваться на болезни, однако отзвук возможного телесного неблагополучия не отступает совсем, это касается и почек.
Иногда создается впечатление, что грусть и радость плещутся в нем совсем рядом – как два цветных слоя воды, отражаясь друг в друге, но не смешиваясь, трагическая нота витает над ним постоянно, так что хочется покачать головой: как бы чего не случилось, с такими случается, поэтому фактором подспудной народной популярности ВВ является и ощущение хрупкости, жертвенности, белесоватости, как в цирке на канате – а ну как свалится? Рядом с ним внятно присутствует ощущение: что-то может случиться, опасности ходят рядом…
Многим и впрямь именно таким представлялся ВВ в самом начале властвования, с годами облик его основательно подвял, подтяжки кожи превратили прежде живое, подвижное, постоянно менявшее оттенки лицо – с морщинами на лбу и мешками под глазами, с желвачками на скулах, когда сердился, со скользившей на выразительных губах полузастенчивой-полупрезрительной улыбкой – в подобие маски; отражать, копировать собеседников он уже был не в силах и знал это”.
Да, это была могучая, всеобъемлющая характеристика, возможно, не вполне объективная, даже выдуманная, приписавшая вождю непознаваемую глубину и гениальную актерскую игру, при всем желании Двойник не смог бы сотворить ничего подобного, к счастью, это не требовалось, ибо, как писал автор, возраст украл у ВВ былые возможности…

Рядом с зеркалом, заподлицо со стеной, была вмонтирована огромная плазменная панель, проецирующая изображения ВВ – специально отобранные и смонтированные фрагменты встреч, выступлений, общения с народом, кадры, демонстрирующие мимику, жесты, манеру произносить слова, мимолетные оттенки выражения рыбьих глаз (не зря на заре пребывания ВВ на троне гуляла в Сети уничижительная кличка – воблоглазый), словом, визуальные характеристики, своего рода учебно-тренировочное пособие для того, кто должен полностью перевоплотиться в вождя.
Он сверял отражаемое в зеркале с меняющимися на экране картинками, без конца повторял движения, позы, играл губами, бровями, лицевыми мышцами, имитировал голос Самого, пока, как ему казалось, не добивался максимального соответствия оригиналу. В такие минуты он казался себе посвященным в некое таинство, в магическое действо, ему было уготовано то, что недоступно остальным, а всего-то навсего – забавная игра случая, лукавая гримаса природы, причудливый расклад генов, удивительная случайность оказаться как две капли воды похожим на Верховного Властелина.
Интересуясь этой проблемой, он согласился с теми, кто считает: природа, точно конвейер, выдает постоянно копии одного и того же человека, делает она это и единовременно, порождая с десяток копий, а, бывает, тиражирует одинаковых людей спустя какие-то интервалы времени. Но никто и никогда не вел этим копиям строгий учет. На самом деле мир полон двойников. Просто мы живем в полном незнании, что где-то за тысячи километров живет наш генетический аналог. У него все как у “матрицы”: и волосы того же цвета, и глаза, и рост, и вес, и даже отметины вроде бородавок или родимых пятен. Но самое фантастическое, что у него еще и характер, и темперамент такие же, как у оригинала. А если оригинал и двойник попадают в аналогичные жизненные условия, то и судьбы складываются похоже. Бывали в истории моменты, когда начинали расползаться странные слухи – у какого-то видного политика, правителя, всемирно известного деятеля появилась точная копия. Очень много таких двойников использовали свою внешнюю схожесть с правителем, чтобы узурпировать власть. Других специально искали и нанимали, чтобы обезопасить знаменитого человека…
Мир похож на буддистское колесо Сансары – бесконечный круговорот перевоплощений; история связана жесткими нитями судьбы, и на самом деле ее события предопределены. Только с очень близкого расстояния события кажутся нам набором случайностей, на самом деле, если посмотреть на ту же их цепочку из будущего, они образуют твердо проведенную линию. Двойники в этой череде событий играют роль “страховочного пояса”: если история грозит вырваться из-под контроля, природа направляет ее в нужное русло, иногда для этого она и вводит двойника…
Размышления на эту тему возвышали Двойника в собственных глазах.
Вот только насчет схожести судеб… Ничего подобного – Верхов-ный Властелин может быть только один, и никакой его Двойник и помечтать не смеет о подобной карьере, за такие мысли крамольные голову враз снимут. И все-таки, мчась в лимузине по пустым, загодя перекрытым трассам, машинально фиксируя летящие в обратном направлении здания и пешеходов, иногда против собственной воли Двойник воображал, что это он – Верховный Властелин – спешит, по обыкновению опаздывая, на важные встречи и выступления, это его, все еще боготворимого народом, охраняют лучшие бодигарды, это ему поклоняется седьмая часть земной суши. Заполошные мысли, которых он потом стыдился, от которых открещивался, овладевали всем существом Двойника, проникали в подкорку сознания, рождали ощущение безмерной силы и могущества, длилось это считанные секунды, но этот квант времени возносил его над миром подобно ракете, рождал в душе безмолвное ликование и восторг…

2.
Будильник сторожил его сон, чтобы каждое утро в 7.25 разрядиться знакомой до боли мелодией “С чего начинается родина?” и после секундной паузы исполнить прежний, советский, гимн страны, долженствующий проникать в глубины сердца и души величественным, державным звучанием и такими близкими, родными словами: “Союз нерушимый республик свободных…”
Ничего в глубины сердца и души Двойника при первых аккордах гимна не проникало, он бы с удовольствием засунул бы противно вере-щавшую железяку куда подальше, однако этого нельзя было делать – все в его казенной двухкомнатной квартире дома охраны было под контролем. Гимн нынешний он не любил, особенно слова, они отдавали угаром кичливой гордости и неподобающей самоуверенности, но признаться в этом по понятной причине не мог никому. Разве что дочери, однако не делал этого, дабы не поощрять ее на развитие и углубление подобных опасных мыслей. И так она много чего говорит, как бы боком не вышло ей и ему… Из всех слышанных им гимнов более остальных нравились итальянский, американский и еще израильский. Об этом также следовало помалкивать в тряпочку.
Сделанный по спецзаказу в нескольких экземплярах прибор подарил Двойнику куратор. Он же поведал: вождь возил будильник с собой повсюду, гимн пробуждал его и в городах и сельских местностях, где изредка ночевал, и в резиденциях в Подмосковье, на Кавказе, в Крыму и других не менее прекрасных местах, и в роскошных отелях и дворцах во время зарубежных визитов, в последние годы, впрочем, весьма редких. Придя к власти, ВВ, как известно, тут же похерил гимн на мелодию Глинки, принятый в шалые, пьянившие свободой и безнаказанностью 90-е как символ отречения от прежнего мира, и вернул стране прежний, сталинский, с немного измененным текстом. Однако предпочитал быть разбуженным словами сталинского времени.
Двойник, дотошно изучая биографию Самого (изучение диктовалось необходимостью понять психологию вождя), сделал вывод: ельцинский гимн ВВ не воспринял всеми фибрами души еще и потому, что тот знаменовал новую эру российской истории, когда державу оскопили, выдернув из подбрюшья на юге и на западе столь важные и нужные земли; прежде это был дивный, благоухающий букет разнообразных цветов, теперь же некоторые растения в букете выглядели безуханными.

Сон вспорхнул, как птица с ветки, и растворился в пространстве.
Двойник лежал на спине с закрытыми глазами, воцарившаяся тишина побуждала повернуться на бок и сладко подремать, всего-то пять минуточек, после чего – подъем. Со сном у него не было проблем, напротив, ночью он, так ему казалось, продолжал жить насыщенно и эмоционально-изощренно, ночные фантасмагории (а иными они не могут быть) нередко отчетливо помнились, мог пересказать их во всех подробностях. Сейчас же отголосок сна рождал смутную тревогу. Мозг пребывал в отключке, сумеречное сознание не выдавало четкий и ясный ответ, по поводу чего явственно возникла тревога. Бывает, замлеет, если отлежать ее, кисть, словно нет пальцев, их не чувствуешь – поменяешь позу и со слабым покалыванием, сродни комариным укусам, кровь начнет поступать в сосуды, пальцы начнут оживать, пока не приобретут прежнюю гибкость и подвижность. Сейчас вяло-беспомощные нейроны гиппокампа тоже замлели и не реагировали на команду – вспомнить.
Минута-другая, и все восстановилось, поплыли, как в кино, кадры ночных видений: охотничья сторожка, сумрачные бревенчатые стены с кой-где торчащей паклей, низкий гладко обструганный стол уставлен едой и напитками, он и Настя кайфуют – никто не знает, где прячутся от назойливых людских глаз, они радуются свободе, хохочут, целуются, перемещаются в спаленку, кадры на пленке начинают скакать, мельтешить, логическая цепочка разрывается, все в беспорядке, в смятении – и вот уже эндорфины – гонцы наслаждения, гормоны мгновенного счастья – спешат пронзить все их естество… Стук в дверь, громкие голоса, команда немедленно открыть дверь, они притаились, крепко обнявшись, он чувствует, как суматошно мечется в груди Настино сердечко – дверь сорвана с петель, на пороге куратор, пара охранников и жена Двойника. И в этот момент включился паскудный будильник…
С медсестрой Настей (она звала себя Настеной) Двойник познако-мился года четыре назад в Ново-Огаревской Резиденции. Во время обязательного медосмотра она мерила ему давление, брала кровь из вены и сделала комплимент, сказав, что он удивительно похож на… нет, не на того, ради которого круто изменил судьбу, покинув кабинет банковского чиновника, а на Чарли Чаплина. Он многозначительно ухмыльнулся в ответ. Гримируясь каждое утро и меняя облик (если не было срочных выездов с Самим), он с одобрения куратора надевал парик из темных волос, присовокупляя усы, действительно, наподобие чаплинских, так что медсестра не ошиблась. Приходилось делать это по необходимости: не будет же фланировать по территории в своем натуральном обличии, то есть абсолютно похожим на ВВ, путая охра-ну… Правда, и в близком к чаплинскому образе он не менял походку, жесты, тембр голоса и все прочее, по ним можно было безобманчиво узнать оригинал. Настена уловила это достаточно быстро, несколько раз столкнувшись с Двойником в клубе, где охранникам показывали новые художественные фильмы. Потом призналась – некая окутывавшая его тайна притянула к нему еще больше, ибо женщины, как птицы, падки на все новое, незнакомое, необычное, даже если ты сотрудница ФСО и тебе по служебной инструкции запрещено совать нос в чужие дела. Настя и не совала, а просто однажды предложила Двойнику прогуляться вечерком по лесным аллеям, утыканным камерами слежения, и по-болтать.
Выше его ростом, что немудрено, плотная, окатистая, с притяги-вающей мужские взгляды фигурой – песочные часы – Настена рассказала, что разведена, мать живет с ней, помогает воспитывать дочку, ибо она, как и другие сотрудники охраны, денно и нощно находится в Резиденции и не чаще раза в неделю попадает домой; конечно, малоприятно, но такова служба, которая хорошо оплачивается. На вид Настене было лет сорок пять.
Двойник сообщил о своей семье: сын и дочь, трое внуков, дочь в разводе, о жене – кто, чем занимается – почему-то умолчал, а Настена и не спрашивала.
Еще пара недолгих встреч, которые нельзя назвать свиданиями, и его новая знакомая неожиданно выдвинула идею встретиться у него дома и вместе поужинать. Он слегка опешил, однако не отверг предложение, обещав подумать. На счет интимных связей ему при поступлении на службу никаких инструкций не давали, ограничившись общими фразами о бдительности и прочей хренотени. Посоветоваться по сему поводу с куратором выглядело наивной глупостью – что тот мог сказать… известно что. Настена Двойнику нравилась, он поразмыслил и решил действовать – ведь и Сам в этом отношении далеко не безгрешен: будучи женат, крутил роман с Ариной, та детей ему рожала, а еще раньше, в Германии, где служил, тоже не схимником жил, про то кое-что известно – копия же должна полностью соответствовать оригиналу, вот он, Двойник, и будет стараться соответствовать.
Взять ту же Ленхен и ее откровения. Кто бы подумать мог, что ми-лая прибалтийская немочка с пышной грудью, сиськи оттопыривались, как архитектурное сооружение на фасаде дома – не зря оперативная кличка была “Балкон”, служившая переводчицей в Западной группе советских войск и без мыла влезшая в душу тогдашней жене будущего ВВ, в ту пору майора госбезопасности, работала на две разведки – нашу и германскую; Леночка подружилась с женой Людой – водой не разольешь, а та с ней делилась по-бабьи сокровенным, жаловалась, что муж рукоприкладствует и направо и налево изменяет, словом, сор из избы выносила. Забеременела Леночка, в тайне держала, от кого, догадывались окружающие, что от непосредственного шефа ВВ, стала утверждать, что возникли проблемы со здоровьем и выпросила у своего начальства разрешения получать время от времени медицинскую кон-сультацию в западной части Германии, что и было ей разрешено, а затем и вовсе осталась там, у своих хозяев; ее наградили, новое удостоверение личности выдали.
Спустя одиннадцать лет после того как волею судьбы стал скромный невзрачный разведчик президентом, эксперт немецкий в области секретных служб, журналист к тому же, папочку случайно раскопал с отчетами Ленхен, папочку скрупулезные фрицы в архиве держали на всякий случай, извлек ее и пожалуйста, сенсация! – ВВ, оказывается, деспот, вампир, сосал женушкину кровь, не чурался и руку на нее поднять, а сам романы крутил на стороне… И много чего еще наговорила Люда Леночке: якобы женушку, по ее словам, он постоянно испытывал, вроде как все время за ней наблюдал, какое примет решение, верное или нет, выдержит ли испытание то или иное.
И вот что поразило Двойника более всего: однажды, когда еще не были мужем и женой, даже подослал к Люде молодого человека, тот на улице с ней познакомиться попытался, телефончик всучить проверки ради, будет ли верной супругой или хвостом вертеть начнет, а она и не подозревала, что это – проверка… И выдвинула в разговорах с Леночкой предположение, что не впервой муженьку проделывать такой фокус: до нее встречался с медичкой, то же имя носила, что и она, дело к свадьбе шло, уже кольца обручальные купили и платье невесте пошили – и вдруг все лопнуло, похоже, тот же трюк с проверкой провернул, а медичка раскусила каким-то образом, обиделась или не выдержала экзамен, короче, свадьба расстроилась…
Двойник не осуждал – кто он такой, чтобы осуждать, хотя история, если все правда, а похоже, так оно и есть, как бы сказать.., не красит Самого. В этой связи он отдавал себе отчет, что не благоговеет перед Самим, не пластается в фанатичном исступлении – это присутствовало лишь отчасти, в первые месяцы пребывания на новой службе, и незаметно, как вода из прохудившегося ведра, утекло. Для Двойника это работа, ее следует выполнять хорошо и не более того, как, скажем, для личного телохранителя, так называемого первого прикрепленного, охрана своего подопечного вовсе не означает пла-менной к нему любви. Иногда есть любовь, иногда – нет ее, по-всякому бывает.
Положа руку на сердце, бабником Двойник не слыл, отнюдь; рост ниже 170 см. и белесая, блеклая внешность отнюдь не способствовали популярности у девушек, на шею ему никто не вешался. И женщин до женитьбы было у него наперечет, куда меньше, чем у некоторых приятелей, а женился не рано, в тридцать. Тем не менее, в отличие от оригинала, не комплексовал, не завидовал жгуче рослякам – в сущности, давно свыкся с мыслью, убедил себя, что жизнь ему уготована обыкновенная, заурядная, без ярких взлетов и озарений, серая и скучная, как у мыши, каков он сам, таким уродился, и неча кого-то винить… Небольшим утешением служило то, что мужское достоинство его выглядело весьма впечатляюще, как, если верить сексологам, у немалого количества низкорослых людей, растущих в корень. Это подтвердила и Настена после первого посещения его квартиры.

Но изредка что-то взыгрывало, вселялся в него бес, вернее, бесенок, хитрый и наглый, будил спавшие мертвым сном честолюбивые помыслы, побуждал к авантюрам, Двойник сам на себя дивился: откуда во мне это, куда девается страх, чувство самосохранения… Правда, дальше желания покуралесить, набедокурить, ввязаться в сомнительное предприятие дело не шло, не находилось возможностей реализовать подогреваемое и провоцируемое бесенком, однако полагал – рано или поздно такое вполне может произойти.
Если бы не испытывал порой жгучего желания перевернуть усто-явшуюся жизнь вверх дном, ни за что не согласился бы на новую работу, уперся бы рогом – это и была, наконец, авантюра, которую жаждала душа.

Еще дважды ужинала у него медичка с соблюдением мер предосторожности: надевала косынку внахмурочку, до самых до бровей, воротник куртки поднимала, пряча голову, благо поздней холодной осенью дело происходило, а все равно вычислили, куда бегает. Куратор вызвал его и негромко так, по-свойски пропесочил: все мы, мужики, охочи до баб, однако служба у Двойника особая, к тому же жена имеется, как-то нехорошо блядство разводить в резиденции, на секретном объекте… А Настену в наказание услали куда-то далеко, вроде на одну из кавказских дач, где ВВ почти не бывал. Пару раз звонила Двойнику, а потом пропала. Жаль, конечно, что так вышло, Настену эту он частенько вспоминал, вот и нынче приснилась.

…Отзвучало про родину и с чего она начинается у каждого патриота, ударил по перепонкам ”Союз нерушимый республик свободных…”, Двойник выпростал ноги из одеяла, пружинисто поднялся, сделал несколько махов руками и приседаний, сполоснул лицо и облачился в спортивный костюм и кроссовки. Затем надел парик, приклеил усы и вышел из квартиры уже не Двойником.
Как всегда по утрам – тренажерный зал и бассейн. Признаться, в течение предыдущей жизни физкультурой, оздоровлением организма он особо не занимался, в юности ходил в секцию бокса, кое-чему научился, мог постоять за себя в уличной драке, но не более. Попав же в Службу охраны, вынужденно, без азарта и большого желания, каждое утро посвящал упражнениям с тяжестями и плаванию. Возраст к шестидесяти подбирался, поздновато мышцы качать, фигуру соблюдать – но надо. Будучи моложе ВВ на десять лет, Двойник обязан был (требование куратора) стать его точной копией и в физическом смысле, потому и появились тренажеры, водная дорожка. Через месяц-другой Двойник втянулся и чувствовал себя после таких занятий посвежевшим и помолодевшим. В этом виделась еще одна польза его новой, необычной службы.
Позавтракав неизменной овсянкой с ягодами и кофе с бутербродами, он отправился в канцелярию за распорядком сегодняшнего дня. Текст на одной страничке уже ждал его. Сегодня ВВ проводил две официальные встречи – с вице-премьером по социальным вопросам и президентом одной из постсоветских республик – в резиденции, а не в Кремле – следовательно, Двойник был относительно свободен, хотя все могло произойти. Бывали случаи, когда ВВ внезапно срывался с места, ставя охрану на дыбы и отправляясь по незапланированным заранее адресам, везде опаздывая из-за не вовремя перекрытых магистралей. Двойник ехал в одном из лимузинов, костеря московские “пробки”. Впрочем, могли назначаться и неофициальные встречи, с глазу на глаз, без прессы и телевидения, и вот тут Двойник мог понадобиться в любой момент.
В распорядке сегодняшнего дня значилось общение с куратором, назначенное на десять утра. Обычно оно происходило в квартире Двойника. Он вернулся из канцелярии за несколько минут до прихода гостя, исключительно пунктуального, говорившего про себя c немалой долей гордости: “я никогда никуда не спешу, поэтому никогда никуда не опаздываю”. Двойник снял парик, отклеил усы, снова превратившись в того, кем и должен быть согласно должностным инструкциям, и стал ждать. Ровно в десять в дверь позвонили. В гостиную вошел статный загорелый человек в джинсовом костюме, тонкой замшевой куртке и бейсболке. Он снял шапочку, повесил куртку, провел ладонью, охорашиваясь, по тронутой серебром шевелюре и улыбаясь, протянул руку:
– Добрый день, Яков Петрович!
– Здравия желаю, товарищ генерал!

3.
Куратор этот был вторым за время пребывания Двойника на службе. Первый оставил по себе не самую приятную память. С животиком навыкате, как у беременной, и вечно расстегнутой нижней пуговицей рубашки, не сходившейся на пузе, сильно потевший, суетливый, не смотревший в глаза, а зыркающий по сторонам, словно чего-то выискивающий, он совсем не был похож на подтянутых, мускулистых, являвших гибкость и силу бодигардов вождя, присутствовавших всюду и умевших растворяться, делаться незамет-ными. Видно, какой-то чиновник, невесть какими путями попавший в секретное ведомство, а не кадровый офицер ФСО, с неодобрением думал Двойник о кураторе. Ему казалось – пузатый в душе презирает его, относится как к прислуге, он, в свою очередь, считал чиновника гнидистым.
Контакт меж ними так и не установился: куратор обычные, незна-чащие вопросы задавал, интересовался, нет ли пожеланий каких, просьб, Двойник головой качал – нет, все в порядке, на том визит заканчивался.
Нынешний куратор прямую противоположность являл – ровесник Двойника, в генеральском звании, земляк ВВ, обязанности выполнял старшего адъютанта Службы безопасности, затем на повышение пошел, начальником этой самой службы стал, сменив еще одного питерца, прежде личного телохранителя мэра города на Неве, при загадочных обстоятельствах умершего в санатории под Калиниградом, то ли на женщине, то ли отравленного, в год восшествия вождя на престол. Был питерец затребован в Москву и стал тенью ВВ. В звании генерал-полковника направлен был потом на укрепление Внутренних войск, готовых по первому приказу разогнать, растоптать, изолировать любых смутьянов-оппозиционеров, коих почему-то не находилось. Блогеры в Сети о его коррупционных связях сообщали – не зря сознательно не заполнял налоговую декларацию и не обнародовал доходы – однако серьезных доказательства не приводили, а если бы и накопали компромат, кто ж поверит… Никто же не верит в миллиарды ВВ, от друзей-олигархов достающиеся, точнее, все верят, иначе и быть не может, однако делают вид, что не верят, что поклеп это, шельмование кристально честного человека. Отрицать все и вся, даже вещи оче-видные, стало привычным настолько, что никто и внимания на это не обращает. Врут спокойно и смело, никого не стесняясь, даже считается хорошим тоном – только глаза выдают, сходясь на переносице, словно у страдающих косиной…

Сменщик питерца имел необычное отчество – Атеистович. Дедушка и папа его, видать, настоящие советские люди были. Злопыхатели некоторые – не перевелись еще, несмотря на усилия по их искоренению – про себя посмеивались – верующий ВВ жизнь свою драгоценную сыну безбожника доверил… Прослужив до пенсии, ушел Олег Атеистович с должности, но не покинул ведомство, став советником нового начальника Службы охраны, разные поручения выполнявшим. Одно из поручений – общение с Двойником, похоже, доставлявшее приятность тому и другому.
Гость жестом указал Двойнику на стоявшее у окна кресло с обив-кой салатового колера, сам сел напротив на стул, они оказались на одном уровне, гость не возвышался над хозяином гостиной, хотя был выше на голову. В этом заключался секрет кресла, на котором восседал Двойник.
Кресло, как и будильник с гимном, в нескольких копиях изготовили, во всех резиденциях имелось и даже за границу во время визитов ВВ вывозилось. Садился на него низкорослый вождь и оказывался не ниже самого высокого собеседника, и при этом не болтались ноги.
Одно такое кресло с подачи куратора поместили в квартире Двойника – пусть привыкает…
Однажды, следуя странной прихоти, решил он выяснить рост великих и знаменитых, включая царей и политиков; открылась забавная картина: оказывается, большинство были люди невысокие, не сказать, маленькие, Тамерлан – 145 см., Ягода – 146., Ежов – 145, Бухарин – 155., Людовик Четырнадцатый – 156, Екатерина Вторая – 157, Ленин – 164, Геббельс, Саркози, Берлускони, Меркель – 165, Сталин – 166, такой же рост – у Павла Первого, Пушкина, Черчилля, Хрущева, а у Петра Третьего и Муссолини – 169 см., как и у ВВ и Двойника. Ну, хорошо, а Гитлер – 175 см., еще выше де Голль, Ельцин, Обама…, их отнести к исключениям можно было, однако почему-то отдавал народ предпочтение высоким, когда проводились опросы и просили изобразить портрет лидера; некоторые публицисты, размышляя над феноменом роста у политиков, однозначный вывод делали: маленькие мужчины вожделеют власть, чтобы комплекс неполноценности побороть… Может, и правда, думал Двойник, и докучливые мыслишки заползали в его голову и гнездились там, как змеи в овсе.
– Как самочувствие, Яков Петрович? – спросил генерал и как-то странно сощурился, будто банальный вопрос, дань обычной вежливости, таил в себе нечто такое, что и впрямь заставляло Двойника задуматься о состоянии его здоровья.
– Все в норме, Олег Атеистович, – ответил, чуть растянув губы в намеке на улыбку, выказывая душевное расположение.
– А я на такие вопросы отвечаю, как генерал Лебедь: не дождетесь. Достойный был человек, жаль, погиб.
Или убили, подстроив вертолетную катастрофу, подумал про себя Двойник, познакомившийся с такой версией на интернете еще лет два-дцать назад. Вслух, понятно, ничего не сказал.
– Хочу порадовать снимочками пикантными, – генерал протянул журнал на нерусском языке, на обложке красовался то ли ВВ, то ли Двойник в защитной позе, ставящий локоть обнаженной по пояс девице, кидающейся на него. – Припоминаете?
Яков Петрович моментально вспомнил, да и как такое можно за-быть: недавняя поездка в столицу восточноевропейской страны – одной из считанных, еще принимающих вождя – Сам не поехал, схватил грипп, отправили Двойника, визит однодневный, присутствие при подписании газового контракта, газ совсем упал в цене, в половину прежней, десятилетней давности, никаких речей, небольшой прием и домой. Без приключений, однако, не обошлось: едва вышел из лимузина у здания парламента, как две очумелые девки с голыми сиськами бросились к нему, охрана чуть замешкалась, одна хотела схватить за пиджак, Двойник среагировал (боксерская выучка), умело подставил локоть, тут и охрана налетела, девицу оттащили; между грудями у нее тушью выведено было (Яков Петрович успел разглядеть): VV, go to hell! (ВВ, катись в преисподнюю!), а на спине Deal with dead (сделка с дьяволом).
– Получили на днях в нашей спецпочте, решил подарить журнал как напоминание о совсем не скучных ваших буднях, – улыбнулся куратор. – Девицы из Femen, украинки, в Москве половина проституток – хохлушки, – добавил.
Может, и не половина, кто их считает… машинально отметил Яков Петрович и, поблагодарив, отложил журнал в сторону.
За границу он теперь выезжал, как и Сам, крайне редко, использо-вался лишь для проезда по улицам чужих городов как отвлекающий возможных террористов объект, по инструкции из машины в конечном пункте маршрута не выходил, дабы не скомпрометировать ВВ; машина вместе с Двойником немедля отправлялась в гараж посольства. Заменял вождя в заграничных вояжах в особых случаях – западная пресса не наша, если что заподозрит, ее молчать не заставишь.
На счет же нескучных будней… Года два назад Яков Петрович во-очию убедился – работа его не дает поводов расслабиться; однажды кортеж спецмашин направился из Валдая в Питер, Яков Петрович обратил внимание, что лимузинов не три, как обычно, а два, но не придал этому значения; не доезжая Крестцов – внезапный затор, на перекрытую трассу внезапно стал выдвигаться стоявший на обочине КамАЗ, две машины с охраной смогли объехать грузовик, а лимузин с Двойником вынужденно затормозил, ибо объезжать препятствие на скорости было рискованно. И тут же из дальних кустов ударил гранатомет, выпущенные одна за одной две гранаты, пролетев по дуге, разорвались метрах в пяти от лимузина. Охрана выскочила из машин и открыла огонь по кустам…
Продолжалось минуту, может, две, Яков Петрович, сидя на заднем сиденье, сполз на пол: “Неужели террористы? Откуда им здесь взяться…” По правде сказать, напугался он изрядно.
Все вскоре прояснилось: никакими террористами не пахло, начальство решило устроить проверку профессионального мастерства бодигардов в экстремальных условиях. Атакован был именно лимузин Двойника, так как Самого на месте боя не было – открылась разгадка двух, а не трех лимузинов.
“Почему меня не предупредили, что все понарошку?” – поинтересовался потом Яков Петрович у куратора. – “Чтобы эффект не пропал. Охрану тоже не предупредили, иначе какой смысл в проверке… Гранатомет стрелял холостыми…”

Обсудили насущные дела, куратор изъявил желание понаблюдать за тренировкой у плазменной панели, транслирующей изображения ВВ, Двойник постарался блеснуть, генерал выразил полное удовлетворение и намекнул, что готовится приказ о присвоении Двойнику очередного звания – подполковника. Зарплата резко увеличится, и вообще…
Куратор достал из кармана изящную серебряную фляжку, налил в стаканы коричневую жидкость и предложил выпить коньяку за без пяти минут подполковника. Они чокнулись и сделали по глотку.
– Знаете, что губит Россию? Грамотность без культуры, выпивка без закуски и власть без совести, – и засмеялся тоненько и заливчато, как ребенок.
Двойник неопределенно повел плечами, жест этот можно было оценивать и как согласие со сказанным, и как некое удивление. Похоже на куратора – вдруг, ни с того ни с сего, круто меняет характер беседы, в новое русло вводит. По известному выражению получается: в поле ветер, в одном месте гвоздь. А еще хорошо усвоил манеру куратора выходить за существующие в их ведомстве рамки приватного разговора, генерал, словно заправский жонглер булавами, ловил и подбрасывал, не роняя, весьма рискованные словесные пассажи , то ли испытывая Двойника, то ли демонстрируя свою полную независимость от принятых норм и правил. В его положении все можно, а мне надобно рот на замке держать и особо не реагировать, так лучше и безопаснее.
– А вообще, если трезво взглянуть на жизнь, то хочется напиться, правда?
– Я, знаете ли, не по этой части.
– Знаю, знаю, дорогой Яков Петрович, по какой вы части… Ценю ваши усилия и талант перевоплощения. Гляжу на вас – и будто с Самим разговариваю… На днях, кстати, афоризм вычитал: на переправе не меняют лошадей, но стоило бы поменять кучера.
К чему клонит? – недоумевал Двойник, не меняя благодушно-сосредоточенного выражения лица, хотя прозвучало как-то уж отчаянно, непозволительно смело даже для генерала. Может, испытывает, скрытую реакцию хочет обнаружить?
Разговор меж тем сам по себе плавно перетек в нечто привычное, будто никаких загадок и двусмысленностей перед этим посеяно не было. Куратор поинтересовался, нет ли просьб, пожеланий, намекнул, что занятость увеличится – Сам вроде бы планирует длительные отъезды на отдых, в том числе на Алтай, хочет побыть на природе, в глухомани, вдали, так сказать, от шума городского и от обязательных встреч и приемов, так что придется вам поработать… Заодно осведомился о семейных делах Якова Петровича и как бы между прочим бросил, точно мяч в кольцо, вопросец, безобманчиво давая понять: за Двойником и его близкими следит весьма пристально и заин-тересованно.
– Как новый ухажер Альбины, нравится вам?
Яков Петрович сжался пружиной. И это известно… С дочерью существовали проблемы, о которых никому знать не было положено, и заключались в крайнем ею неодобрении его теперешней службы монстру, как называла ВВ, а вот куратор узнал. Владислав, тот другой, всецело поддерживает отца, его завидная должность в нефтяной компании, по протекции куратора полученная (Яков Петрович год назад осторожно прозондировал почву, может ли Олег Атеистович помочь с трудоустройством сына-экономиста – генерал живо откликнулся) диктовала соответствующее отношение к творящемуся во-круг. В политику сын не лез, был осторожен в высказываниях, с коллегами ничего этакого не обсуждал, дабы не подвести себя – и отца. Да и без всякого лукавства и лицемерия считал Владик: ВВ дан стране свыше, ему нет замены, поэтому без малого четверть века пребывания во власти вполне оправданы и необходимы.
Альбина схватывалась с братом в спорах, порой ссорилась, прекращала разговаривать. С мужем развелась – кроме того, что погуливал, еще и по идеологическим соображениям. Одна воспитывала Ниночку, внучку Двойника, он помогал деньгами – врач-терапевт в поликлинике, Альбина при нынешней ситуации с медициной была обречена на нищенство. И это унизительное положение выводило ее из себя, добавляло желчи в рассуждения о пакостности и мерзости режима, при котором дипломированный специалист принужден влачить жалчайшее существование. К конкретной оппозиции, правда, Альбина отношения не имела, да и где они, враги режима: одни убиты, другие отравлены, третьи срок мотают, четвертые хвосты поджали и пе-тюкают из-за кордона, куда вовремя смотались. Но язык у дочки без костей, отцу напрямую выкладывала, почему ненавидит вождя; он требовал замолчать, остерегал, призывал к осторожности, грозил снять с довольствия, та и в ус не дула, а ссориться, рвать отношения он не хотел – дочь ведь, любимая… Притом красивая, породистая (в кого только?), глаза необычные, на миндальный орех похожие, большие, широко расставленные, серо-голубые, но больше все-таки голубые (“если кошка голубоглаза, ей не будет ни в чем отказа” – сама про себя с иронией ), роста среднего, волосы слегка в рыжизну, не худенькая, все на месте, что мужчины любят – Яков Петрович обожал мало внешне похожую на него дочь; вот только язык как помело…
Дочки, говорят, больше к отцам привязаны, а отцы в сыновьях продолжение свое видят, Владик походил на родителя серой неприметной внешностью, белесоватостью, тембром голоса, но по духу они были разные – открытая, эмоциональная, порывистая, беспокойная Альбина была ближе Якову Петровичу, нежели уравновешенный, разумный, суховатый, себе на уме Владик, иногда, когда сестра доставала, называвший ее безбашенной.
Альбина резала в истовом убеждении своей правоты: страна при ВВ как огромная корпорация управляется, где обогащению ее менеджеров все полностью подчинено, на народ ей наплевать с высокой колокольни. Либералы-дураки любят талдычить мантру (модное нынче словцо это, как мог судить Яков Петрович, недавно ею приобретенное, позаимствованное из умных статей, Альбина выпекала сочными губами цвета спелой вишни с особым удовольствием), что экономика неэффективна. Да какое имеет значение… Значение имеет, если власть хочет народ накормить, дать возможность пожить по-человечески, а не как у нас. Ей главное – себя, любимую, не обездолить, чиновником и прочих прихлебаев не забыть ублажить. Денег от нефти и газа на себя, на пять-шесть процентов населения, еле-еле хватает, а больше ни на что. Если б ты, отец, представлял, что они с медициной вытворили… Докторов не хватает, уйму специалистов посокращали, лекарств нет, за все пациенты из своего кармана платят, смертность кошмарными темпами растет, живем мы на десять-пятнадцать лет меньше, чем в той же Европе… А народ наш дурной, прости господи, сколько же рабского терпения и страха в нем, ничем не расшевелить, не раскачать, заставить себя хоть вот столечко уважать. По ящику гребаному компостируют ему мозги, а он нищает с каждым годом и все равно верит содрогательной хуете…
Примерно в таком духе изъяснялась, иногда с матерком. И где только напиталась мутью всей… Прочесть вроде негде – интернет прорежен так, что найти в нем слово против власти невозможно, сети просматриваются, проглядываются каждочасно, тухлая рыбешка изымается моментально; неужто сама пришла к таким выводам? Девка умная, мозг критичный, сызмальства не терпела строем ходить и гимны горланить, еще с института… Он тогда внимания особого не обращал, было еще до его службы. А нынче дружок новый голову дочке дурит, и без того задуренную. Малый вроде приличный, из профессорской семьи, хирург-онколог, заработки не в пример альбининым, но свое отношение к власти не скрывает, во всяком случае, при редких встречах с Яковом Петровичем высказывается без обиняков под одобрительные реплики дочери.
Положа руку на сердце, Двойник кое-в чем соглашался, молча, ко-нечно, не подавая вида, словно тайну хранил, про народ, к примеру, что хахаль Альбинин высказал: ВВ – коллективный портрет народа, не вождь народ на уши поставил, а сами россияне царя такого захотели, не все, разумеется, но большинство; от иллюзий вождь далек, понимает: ни на что хорошее народ не способен, испокон веков погряз в злобе, подлости, зависти, доносительстве, пьянстве и безделье, и не нужны ему никакие реформы. Про себя Яков Петрович тоже считал: ВВ убежден, что народ в массе своей ни в какой демократии не нуждается, таким его история сделала, он прошлым своим отягощен, будто вериги изнурительные носит, следовательно, поступать с ним можно как угодно, все съест и проглотит, разве что кость с барского стола надобно изредка кидать в виде заботы о благосостоянии, и кидал в первые годы правления, благо было что кидать, нефтюшка зашкаливала в цене, а нынче и кидать нечего, корпорации самой едва хватает, кто ж об обществе думать будет…
Все эти суматошные крученые мысли пронеслись в голове Двойника под пытливым взглядом куратора. Надобно ответить, но что и как…
– Вроде ничего мужик. Самостоятельный. Профессия хорошая. Без работы не останется.
– Да уж. Все под богом ходим. Живет человек безмятежно, строит планы – и раз!… на стол операционный с опухолью. А она неоперабельная, время упущено, поздно пить боржоми… – И после паузы: – Готовьтесь, Яков Петрович, сейчас работы будет больше, – в своем духе неожиданно переведя стрелку, двинув состав по другому пути, и посмотрел со значением. – На следующую неделю запланированы две встречи в резиденции – с министром экономики и двумя губернаторами. Будете вместо ВВ. Вы как дублер космонавта – не сможет тот полететь по каким-то причинам, дублера запустят. Инструкции и необходимые материалы вам передадут. Учтите – будет телевидение… А с дочерью проведите беседу – приятель ее по ведомству ФСБ проходит как неблагонадежный. Пока не поздно, обороните Альбину от тлетворного влияния, – и куратор изобразил нечто вроде улыбки-гримасы.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий для Дмитрий Гаранин Отмена

  1. Прочёл книгу Давида Гая “Исчезновение” на этом сайте с неуменьшающимся интересом. Действительно, острый сюжет держит в напряжении, притом что всё до предела естественно и здраво с политологической точки зрения. Экстраполяция на десяток лет вперёд рисует неутешительное положение России в условиях мировой изоляции и бедности, куда её загнал засидевшийся на троне ВВ, “Верховный Властелин”. Элементы этого будущего видны и сейчас. Образы ВВ и его Двойника в их движении к катастрофе выписаны психологически убедительно. Яков Петрович вызывает симпатию, и расставаться с ним в конце книги жалко, в отличие от ВВ. Горячо рекомендую всем к прочтению!