***
В преддверии моих безумных слов,
Готовых с уст пролиться белой пеной,
Я рыб, сегодня пойманных в улов,
Пущу в моря рукой своею тленной!
Язык отбросит груз, и взор вперив
Куда-нибудь подальше в окон краски,
Изгибы талий ветреных олив
Я с жаждой обовью в полночной пляске.
Где стол меня заждался горе лить
На связки, что сказали правду сдуру,
Обрезав нас связующую нить
И лезвием пронзив мою же шкуру?
***
Крепись! Да не раздумывай! Иди!
Последние врата перед тобою,
И нечто долго жившее в груди
Скончается, расставшись с головою
На плахе, что возвёл мой бойкий ум,
Отныне на безумие согласный…
Я песней нареку невнятный шум
И буду танцевать, как ветер, праздный!
А ты сии останки прочь смети
И вытри кровь с упавшей гильотины!
Здесь нечему цвести в моей груди,
Здесь воды, напрочь сбившие плотины,
Несутся, размывая берег всяк,
И лодки погребают под волнами,
Чтоб каждый чёрствый, словно хлеб размяк,
Чтоб лишь Харон шатался между нами!
***
Напротив неизбежности дождя,
Что жаждет вновь упиться властью данной,
Мы, трепет душ насытить силясь манной,
Сидим в тиши, безумие плодя,
Которое, как слишком страшный плод,
Нам шею обвивает с лаской лживой,
Раскинувшись в полях прогнившей нивой,
На голод обрекая свой народ!
И сбросив хомуты с затёкших шей,
Руками задушив своё же чадо,
Под гром небес и медный звон грошей
Мы путь свершим туда, куда нам надо!
***
Смеяться над убогим ходом лет,
Стекающих к ногам, в моря и лужи,
Услышав глас — ты будешь им согрет,
И статным станет прежде неуклюжий,
И робкий — взор поднимет в саван мглы,
Чтоб пасть во тьме, как пали сотни ране,
Затылками считав в ночи углы,
Да жизнь завидев вдруг в открытом кране!
Нет жадности к размытым облакам,
Но есть она к земле, в которой годы,
Подобно лес покинувших волкам,
Назад глядят, лишённые работы!
***
Отпить бы из небес один глоток
И синь пустить в нутро заменой хлеба,
Да пасть в ручья потерянный исток,
Что воду даст запить подарок неба!
Глотая до испуга эту часть
Тех мест, где только душам льют нектары,
Как хочется на память свет украсть
И взгляд пустить наверх донельзя старый.
Сединами упившись — снег стопив,
Оставить для себя чуть-чуть печали,
Я, словно император, ещё жив!
Я жду конца, оставшись на начале!
***
Со скукой обменявшись парой слов,
Приверженцем назвавшись улиц тёмных,
Я боем взять Олимп себе готов,
И в Зевса храм ввести слепцов бездомных,
Чтоб вина и амброзия богов
Достались людям проклятым и битым,
Под шёпот пережёванных веков
Тянувшим свой наперекор обидам!
Так голос мой проносится в тиши,
И профиль угасает вместе с воском,
Но я, шагнув за вспоротость межи,
Воздал почёт мечам и алчным розгам!
***
Я, словно Растиньяк, уткнувши взгляд
Во прах, откуда вышел род Адама,
Под своды ввысь взметнувшегося храма
Несу своей души смертельный яд.
Был в зеркале под дымкою сокрыт
Мой взор доселе чисто-беззаботный,
Но выжав страх наружу — в пот холодный,
Я крест понёс того, кто победит.
И искренне молясь за каждый миг,
Теряясь между дней в безделье праздном,
Поддавшись словно демонам — соблазнам,
Я, скинув сон, сорвусь в безумный крик!
***
По-волчьи озираться! Свет огней
Во мне плодит желание расплаты,
И к ужину спустившийся Финей
Слепцом глядит, как вспять идут парады,
Как гении сражений и побед
Меняют Путь на тихие дороги,
Как в окнах жизнь дарующий рассвет
Целует, оставляя лишь ожоги!
Не жадность, но желание меня
Ведёт, за руку взявши, как ребёнка,
И только ночь, закончив время дня,
Поёт во мгле улыбчиво и звонко!
***
Из вечности не слышно ни каких
Ни песен, ни молений, ни проклятий,
Лишь звон цепей, да искренность объятий
Промеж врагов и умерших средь них!
Здесь руки жмутся всуе, наугад,
Чтоб жар котлов не так палил беспутных
Сынов и дочерей — слепых и блудных,
Что так и не пришли к отцу назад.
Открыты двери, сорваны с петель,
Кареты отпускают ночью с бала,
И видя как звезда с небес упала,
В тиши на флейте песню сложит Лель!
***
Угрозы и обеты в сонм кричать
Людей, что гнутся низко перед троном,
И некогда воинственная рать
Не кличу в бой предАлась — жалким стонам!
Но сколько бы мне не было препон,
И сколько бы шипов не вспряло с розой,
Меня не выждет суетный Харон —
Я стрелы вырву с плотью, как занозы,
Что душу не пронзают никогда…
И камнем опускается на дно
В оружье перелитая руда,
А я твержу: A nous deux maintenant!
Читая Максима Сентякова, его стихи – готовьтесь к сложному восприятию. Строки поэта не могут слыть однодневками, могут одаривать пророчеством, наитием, в них шероховатость стен каменных и удивление сопричастности тайнам мира. Время у него стекает к ногам, в моря и лужи. Чёрствые люди размякают как хлебный мякиш. И «… в окнах жизнь дарующий рассвет
Целует, оставляя лишь ожоги». Строки с чувствованиями, совестью, попыткой, как мне показалось, найти те самые слова, которые ускользают. Найти силу бОльшую буквенную. Чтобы суметь прозвучать, не для кого-то. Для себя и в себе. И лишь тогда усилится эхо восприятия. Задача титаническая.